Меня разбудили странные звуки. Сначала из-под полога сна мне показалось, что это какой-нибудь местный зверь, но окончательно проснувшись, я поняла, что жутковатые всхлипы и завывания доносятся с Настиной кровати…
Я включила ночник и в три прыжка очутилась возле кровати, на которой лежал вздрагивающий и подвывающий комок. Я протянула к ней руку.
— Нас…
Настя внезапно и сильно лягнулась, угодив мне по культе и в живот, так что я полетела на пол.
Только благодаря трем годам в школьной секции спортивной акробатики и специальным тренировкам «на падение», которым меня научил один из врачей «протезки», я обошлась без серьезных травм, хотя наверняка заполучила несколько синяков, включая весьма приличный от ее пятки на культе.
Вскочив, я допрыгала до выключателя и, включив верхний свет, вернулась к ее кровати.
— Наська, это я, твоя мамочка!
В Настиных глазах плескался такой жуткий, нерассуждающий ужас, что у меня все захолонуло внутри, и я поблагодарила бога, что нахожусь между ней и шкафом, в котором оружие… Я рявкнула:
— Ти-и-ихо! — и, снижая громкость, сказала: — Все в порядке! Ты со мной. Мы на Новой Земле. Нечего драться.
В Настиных глазах стало появляться понимание, она вскочила, прижавшись ко мне, повалила к себе на кровать и, уткнувшись мне лицом в грудь, разрыдалась. Слава богу, это был нормальный плач, а не звериный вой!
Я гладила ее по голове, бездумно бормотала что-то ей на ухо, и думала, что больше не хочу убивать ее отчима, а хочу сделать его бессмертным и превратить в наглядное пособие для ежедневного семинара «Пытки и казни народов мира. От древнейших времен до наших дней».
Мои справедливые и кровожадные мечты прервал решительный стук в дверь. Настя пискнула и стремительно завернулась в мокрую от пота простыню, а я накинула на себя халат и, взяв «канадки», пошла к двери.
За дверью стоял мужчина в камуфляжных штанах, со следами от подушки на щеке.
— Мисс, у вас все в порядке? Я слышал крики и шум.
— Да, у нас все в порядке. Извините, что побеспокоили.
— Мисс, вы уверены? — с нажимом повторил он. Я поняла, что нужно отмазаться от него так, чтобы он не поднял шума, ибо последнее, что сейчас нужно Насте — это идиотские расспросы посторонних людей.
— Извините, мою приемную дочь догнали призраки, — тут я вовремя вспомнила местный мем, — из-за ленточки. Уже все в порядке. Мы справились.
— Понятно, но вам стоит показать вашу дочь психоаналитику и записать ее в группу поддержки. Спокойной ночи.
— Всего хорошего, спасибо за беспокойство.
Я закрыла за американцем дверь и прислонилась спиной к стене.
Черт бы его побрал, хотя… В общем-то, он прав. Насте срочно нужна психологическая помощь. Только в данный момент ее психоаналитик и группа поддержки в единственном числе — это я, собственной персоной. Прошу любить и жаловать!
Я принялась лихорадочно ворошить «мозговые файлы», пытаясь выудить из памяти хоть что-нибудь полезное в данном случае. Постепенно из рассказанного Валеркой, обрывков прочитанных статей и услышанного в разных передачах сложилось некое подобие плана. Мысленно помолившись, я села рядом, крепко взяла ее руками за плечи и повернула лицо к себе.
— Настя, когда ты признала себя моей дочкой, я говорила тебе, что это не только «ля-ля и муси-пуси», но иногда тебе придется делать и очень неприятные вещи, — говоря это, я давила ее голосом и взглядом, одновременно сжимая ей руками плечи до тех пор, пока она не пискнула от боли.
— Садись за стол!
Настя пересела на стул, а я выдвинула ящик ее прикроватной тумбочки и увидела, что не ошиблась. Там лежала пачка ксерокопий каких-то накладных из-за ленточки, слава Богу, сделанных на одной стороне листа.
— Пиши!
— Что, Саша? — пискнула Настя.
Я снова взяла ее за плечо:
— Пиши. Все. Что. Этот. Урод. Делал. С тобой. Пиши подробно без пропусков и умолчаний, называй вещи своими именами, и не жалей себя. Времени тебе — два часа, — я положила перед ней, купленные при оформлении «Ай-Ди» часы.
Я пересела на свою кровать, достала из своей тумбочки гостиничную Библию[43] и стала делать вид, что я читаю ее.
Через несколько минут Настя жалобно сказала:
— Саша, я точно не помню, что в какой день он делал со мной…
Я сделала руками фигуру, напоминающую профиль снеговика:
— Пиши общим файлом, без ненужных повторов, но точно и подробно.
Настя засопела и стала писать.
Она писала, а я перелистывала страницы книги, даже не пытаясь вдуматься в текст. Единственное, что я извлекла из этого общения с Библией, так это то, что не соврал какой-то из прочитанных детективов — на форзацах гостиничных Библий мужики оставляют телефоны… ну скажем так — дам нетяжелого поведения. Десятка полтора таких телефонов было и в этой книге, причем некоторые сопровождались дополнительными характеристиками от одобрительной «Лили — минет исключительный» до уничижительной «Трейси — деревяшка».
К моему удивлению, Настя уложилась в срок и за несколько минут до истечения двух часов со слезами в глазах протянула мне несколько измаранных листов.
Читая их я почувствовала, что у меня встают дыбом волосы и возникает стойкое желание, чтобы семинар для этого урода был круглосуточным и до скончания веков!
— Так, Настюша, одевайся — мы немножко прогуляемся к морю, только обувай берцы — мелочь забор и пушки не удержат.
— А заче… — встретившись со мной взглядом, Настя замолкла и стала одеваться.
Я нацепила «пег-лег», надела штаны и берцу, сунула Наське ее писанину, и мы вышли в холл. Я купила одноразовую зажигалку у заспанной дежурной, дремавшей на стуле за стойкой, и мы вышли из гостиницы.
Найдя на берегу моря подходящее место, я сказала Насте:
— Теперь комкай их по одному и складывай в кучку.
Настя послушно сложила кучку из бумажных комков.
— А теперь — поджигай! — я сунула ей в руку зажигалку.
Настя присела и подожгла бумагу, а когда она выпрямилась, я крепко обняла ее сзади и сказала:
— Повторяй за мной: «У меня родится любимая дочка, я выращу ее хорошим человеком, у меня будет любимый человек, и я буду дарить ему ласки своего тела, а ты гори огнем! Сдохни!»
Настя повторяла за мной то, что я говорила, а когда бумага догорела, и остался только искрящийся пепел, она шагнула вперед, вырываясь из моих объятий, и стала ожесточенно топтать его ногами. После того, как последние искры погасли, она повернулась ко мне и, прижавшись к груди, заплакала. Слава Богу, на этот раз было ясно, что это слезы облегчения.
Мы стояли так несколько минут. Наська наконец успокоилась и вытерла глаза, когда мы услышали чьи-то приближающиеся шаги. Оглянувшись, я увидела двух патрульных с древними, как бы еще не времен Вьетнама, М16.
— Здравствуйте, девушки, у вас все в порядке?
— Да, спасибо, — ответила я.
— У вас все в порядке, — обратился к Насте старший, судя по большему количеству нашивок.
— Настасья русская и она не говорит по-английски, — сообщила им я.
Парни изумленно переглянулись, было ясно видно, что симпатичненькая мулаточка никак не ассоциируется у них с понятием «русская».
— А почему вы не на «России»?
— Парни, тут все вопросы к мистеру Джонатану, — патрульные мгновенно утратили к нам интерес, из чего проистекал вывод, что «мистер Джонатан» — шишка немалая.
Патрульные развернулись, собираясь уходить, но старший вновь повернулся к нам.
— Девушки, гуляйте, сколько вам захочется, только не вздумайте лезть в воду — съедят, и крикнуть не успеете!
— Спасибо за предупреждение, — об этом я как-то не подумала!
Патрульные ушли, а мы еще около получаса гуляли по берегу, наслаждаясь негромким шумом моря, но, в конце концов, Морфей взял свое, и мы отправились добирать в гостиницу.