Осень ацтека

17

Спустя не так уж много времени мы оказались среди гор, памятных мне по путешествию с матерью и дядей. Сезон дождей только начинался, но в тот день, когда мы добрались до восточной оконечности владений Ацтлана, бог Тлалок и его помощники тлалокуэ решили позабавиться, устроив основательную грозу. Они метали с небес яркие разветвлённые молнии и с грохотом сотрясали огромные кувшины с водой, из которых поливали землю дождём. Сквозь эту сплошную водяную завесу я приметил на склоне холма, недалеко впереди от нас, свет походного костра. Осторожности ради пришлось остановить наш маленький караван среди деревьев и подождать очередной вспышки молнии, чтобы присмотреться получше. Когда молния полыхнула, мне удалось увидеть, что у костра, прикрытого навесом из зелёных ветвей, расположились пятеро мужчин в стёганых доспехах воинов-ацтеков. Создавалось впечатление, будто это пост, выставленный в ожидании нашего появления. Но если так, подумалось мне, тут есть над чем поломать голову. Как вообще мог хоть кто-то в Ацтлане узнать о нашем приближении?

— Подожди здесь, На Цыпочках, вместе с лошадьми, — сказал я. — Мне нужно убедиться, что это мои соплеменники. Будь готова повернуться и бежать, если я дам тебе знак, что они настроены враждебно.

И я в одиночку, под проливным дождём, направился вверх по склону холма. Подойдя к группе поближе, я в знак того, что безоружен, поднял обе руки и поприветствовал солдат:

— Микспанцинко!

— Ксимопантолти! — Достаточно дружелюбный отклик прозвучал вдобавок со знакомым акцентом старого Ацтлана, который мне после столь долгого перерыва было очень приятно услышать снова.

Ещё несколько шагов, и я подошёл достаточно близко, чтобы разглядеть — при свете очередной вспышки молнии — человека, который ответил. Лицо было знакомым, типично ацтланским, но лицезрение его не доставило мне особой радости, ибо я прекрасно помнил, что представлял собой этот человек. Наверное, отсутствие воодушевления отразилось в моём голосе, когда я приветствовал его:

— Аййо, брат Йайак.

— Йайакцин, — высокомерно поправил меня он. — Аййо, Тенамакстли. Мы ожидали тебя.

— Похоже на то, — сказал я, оглядываясь по сторонам на четырёх воинов, вооружённых макуауитль с обсидиановыми лезвиями. По моему разумению, то были его нынешние любовники куилонтли, но эту тему я затрагивать не стал, а вместо этого спросил двоюродного брата: — А откуда ты узнал о моём приходе?

— У меня есть свои источники, — заявил Йайак, и раскат грома, сопровождавший его слова, придал им зловещий смысл. — Правда, мне и в голову не пришло, что это надумал вернуться домой мой любимый братец, но, как я теперь вижу, описание было достаточно точным.

Я улыбнулся, хотя мне было вовсе не до улыбок.

— Неужели наш прадед снова продемонстрировал свой талант предвидения?

— Старый Канаутли давно умер.

Тлалок сопроводил это сообщение оглушительным шумом, опорожнив ещё один из своих кувшинов. Когда Йайака снова можно было услышать, он требовательно спросил:

— Ну а где остальные? Твой раб и армейские испанские лошади?

Я стал тревожиться всё больше. Если Йайаку не подсказывает какой-то неведомый провидец, то кто же держит его в курсе дела? Вдобавок ко всему я заметил, что он сказал «испанские», тогда как раньше в Ацтлане белых людей называли кастильтеками. Ещё пуще тревога моя усилилась при воспоминании о том, как близко от нашего города основал свою столицу губернатор Гусман.

— Мне жаль слышать о смерти прадеда, — сказал я совершенно искренне. — И прости, если это обидит тебя, Йайак, но я подчиняюсь одному только нашему юй-текутли Миксцину. Вот ему мне есть о чём доложить, а перед тобой, равно как и перед любым другим, отчитываться не намерен.

— Придётся тебе докладывать здесь, и немедленно! — рявкнул он. — Я, Йайакцин, и есть юй-текутли Ацтлана!

— Ты? Но это невозможно! — вырвалось у меня.

— Мой отец и твоя мать так и не вернулись сюда, Тенамакстли.

При этих словах я непроизвольно вздрогнул, Йайак же, отводя взгляд, продолжил:

— Жаль, но приходится сообщать тебе печальные вести. До нас дошли слухи, что Миксцин и Куикани были найдены убитыми. Не иначе как по дороге на них напали разбойники.

Весть действительно была печальной, но если дядя и мать и правда погибли, то, как я прекрасно понял по манере своего братца держаться и говорить, вовсе не от рук чужаков. Новые вспышки молний, раскаты грома и хлещущие струи дождя дали мне время собраться с духом, после чего я поинтересовался:

— Ну а что твоя сестра и её муж — как там бишь его звали? Ах да, Каури. Ведь дядюшка Миксцин назначил их править вместо себя.

— Аййа, этот слабак Каури, — усмехнулся Йайак. — Какой из него воин, какой правитель? Он и охотником-то оказался никудышным. Погнался раз в горах за медведем, ранил его и по дурости стал преследовать. Медведь, конечно, развернулся и разорвал Каури на части. Вдова Амейатль удовлетворилась тем, что вернулась к своим женским занятиям и предоставила мне возложить на свои плечи бремя правления.

Я понял, что и это неправда, потому что знал свою двоюродную сестру Амейатль ещё лучше, чем Йайака. Она ни за что не отказалась бы добровольно от власти, даже в пользу настоящего мужчины, не говоря уж об этом достойном презрения подобии мужчины и правителя, над которым всегда пренебрежительно насмехалась.

— Ну, хватит тянуть время, Тенамакстли! — рявкнул Йайак. — Ты будешь повиноваться мне?

— Повиноваться тебе? Так же, как ты сам слушаешься белого губернатора Гусмана?

— Уже нет, — ляпнул он, не подумав. — Нового губернатора зовут иначе, что-то вроде Короно-до...

Тут Йайак прикусил язык, но слишком поздно. Я узнал всё, что мне требовалось. Ясно: те четверо испанских солдат, что прибыли в Компостелью арестовать Гусмана, и упомянули о том, что встретили по дороге меня и На Цыпочках. Возможно, к тому времени они засомневались в законности моей церковной «миссии» и не скрыли своих подозрений. Был ли сам Йайак в то время в Компостельи или же узнал обо всём позже, не имело значения. Он явно состоял в союзе с белыми людьми. Что ещё за этим крылось — и не надели ли уже все жители Ацтлана (как ацтеки, так и мешикатль) испанское ярмо — мне ещё предстояло выяснить. Теперь же моим единственным противником был Йайак. Когда в следующий раз посреди бури выдался момент затишья, я, одновременно потянувшись к висевшему на поясе стальному ножу, предупреждающе произнёс:

— Поберегись, мужчина, лишённый мужества! Я больше не тот неопытный младший братишка, которого ты помнишь. С тех пор как мы расстались, я убил...

— Лишённый мужества? — взревел он. — Я тоже немало убивал! Хочешь, чтобы следующим стал ты?

С искажённым яростью лицом Йайак воздел свой тяжёлый макуауитль и шагнул ко мне. Четверо его спутников сделали то же самое, заставив меня пожалеть, что я не захватил с собой оружия, более грозного, чем нож. Но внезапно все эти угрожающе чёрные обсидиановые лезвия обратились в сверкающее серебро, ибо разветвлённые стрелы Тлалока стали с необыкновенной частотой вспыхивать и ударять в непосредственной близости от нас шестерых. То, что произошло в следующий миг, стало для меня сюрпризом, хотя и приятным. Откровенно говоря, в глубине души я надеялся на это.

Йайак сделал ещё один шаг, но на сей раз назад, попятившись, разинул рот в крике, потонувшем в очередном громовом раскате, а потом выронил меч и тяжело рухнул навзничь, расплескав грязь. Мне не потребовалось отбиваться от четырёх его приспешников, ибо они застыли в струях воды с поднятыми мечами, словно удар молнии превратил их в статуи. Рты солдат, как и у Йайака, были широко открыты, но причиной тому были изумление, растерянность и ужас. В отличие от меня никто из них не видел влажное красное отверстие в хлопковом нагруднике командира и, благодаря грому, не слышал звука выстрела, оборвавшего его жизнь. Четверым куилонтли оставалось лишь поверить, что мне, с помощью какой-то магии, удалось побудить Тлалока сразить Йайака ударом своей громовой стрелы. Не давая им времени опомниться, я рявкнул:

— Опустить оружие!

И они, мгновенно и покорно, опустили мечи. По моему разумению, такие существа вообще похожи на женщин, причём самых робких: их легко запугать, если они слышат приказ, отданный голосом настоящего мужчины.

— Гнусный самозванец мёртв, — заявил я им, презрительно ткнув ногой тело, причём сделал это лишь для того, чтобы перевернуть Йайака лицом вниз и скрыть расплывшееся у него на груди кровавое пятно. — Жаль, что пришлось призвать богов на помощь так неожиданно. У меня имелись вопросы к этому негодяю, но он не оставил мне выбора.

Четверо воинов мрачно смотрели на труп командира и не заметили, как я повернулся в сторону деревьев и жестом позвал На Цыпочках.

— Теперь, воины, — продолжил я, — вы будете получать приказы от меня. Я Тенамаксцин, племянник покойного владыки Миксцина, по праву наследования с этого момента становлюсь юй-текутли Ацтлана.

Правда, мне не удалось с ходу придумать никакого толкового приказа, и потому, сказав: «Ждите меня здесь!», я под дождём похлюпал обратно, навстречу На Цыпочках, которая направлялась ко мне, ведя всех наших лошадей. Намерение моё состояло в том, чтобы, прежде чем моя соратница подойдёт к нам, велеть ей спрятать столь своевременно и точно пущенную в ход аркебузу, но оказалось, что На Цыпочках сделала это сама, без напоминания. Мне только и оставалось, что сказать:

— Молодец, Пакапетль.

— Значит, на сей раз я была не слишком порывистой? — На Цыпочках смотрела на меня с некоторым беспокойством, однако при этом улыбнулась. — Я боялась, что ты будешь бранить меня. Но, Тенамакстли, мне опять показалось, что на тебя хотят напасть.

— На сей раз ты оказалась права. Поступила совершенно правильно и отлично справилась с этим делом. На таком расстоянии, при такой плохой видимости — да твоему мастерству можно позавидовать!

— Да, — согласилась На Цыпочках, как мне показалось, с не совсем женским удовлетворением. — Я убила мужчину.

— Ну, он был не совсем мужчиной.

— Я бы обязательно убила и всех остальных, Тенамакстли, если бы ты не дал мне отмашку.

— Это мелкие сошки. Ты, моя дорогая, лучше прибереги свою ненависть к мужчинам до того времени, когда у тебя появится возможность убивать настоящих врагов.

В то время как небесные тлалокуэ продолжали с грохотом поливать нас из своих кувшинов, я приказал четверым воинам забросить тело Йайака на одну из моих вьючных лошадей. По-прежнему лицом вниз, так что раны на груди так никто и не заметил. Потом я велел солдатам сопровождать меня, по двое с каждой стороны лошади, и мы двинулись в путь. На Цыпочках держалась позади, замыкая колонну.

Во время очередной паузы между раскатами грома я свесился с седла и велел человеку, шедшему у моего левого стремени:

— Отдай мне свой макуауитль.

Он покорно отдал оружие, после чего я сказал:

— Ты слышал, как Йайак говорил о нескольких выгодных для него смертях, которые счастливо помогли моему двоюродному брату сделаться юй-текутли Ацтлана. Насколько правдивы были его слова?

Воин закашлялся, явно стараясь потянуть время, после чего промямлил:

— Твой прадед, наш Хранитель Памяти, умер от старости, что вполне естественно, ибо все люди смертны.

— Охотно это допускаю, — отозвался я, — но вот только его кончина не имеет прямого отношения к чудесному обретению Йайаком сана Чтимого Глашатая. Относительно того, что все люди смертны, у меня тоже нет возражений, но предупреждаю тебя, что некоторым случается умереть гораздо раньше, чем другим. Как насчёт прочих смертей? Миксцина, Куиканицин и Каурицина?

— Всё было именно так, как и сказал тебе Йайак, — заверил воин, но глаза его забегали точно так же, как раньше у его вожака. — На твоих дядю и мать напали разбойники...

Закончить фразу он не успел, ибо я одним взмахом обсидианового меча снёс голову ему с плеч, и она вместе с обезглавленным телом плюхнулась в наполненную дождевой водой канаву, рядом с тропой. В следующую паузу между раскатами грома я обратился к воину, шедшему по другую сторону от моего седла. Бедняга таращился на меня со страхом, словно лягушка, на которую вот-вот наступят.

— Как я и говорил, некоторым случается умереть раньше других. И мне очень не хочется понапрасну беспокоить Тлалока, занятого сейчас этой грозой, поскольку я легко могу убивать и сам.

Буря, как будто Тлалок услышал мои слова, начала стихать.

— Итак, что скажешь мне ты?

Воин замялся, но делать было нечего, и он начал говорить:

— Йайак солгал, и Куани, — он указал на обезглавленное тело в канаве, — тоже. Йайакцин расставил посты по всем окраинам Ацтлана, приказав терпеливо дожидаться возвращения Миксцина, его сестры и... и тебя из путешествия в Теночтитлан. Когда эти двое вернулись... в общем... ну... их поджидала засада.

— И кто напал на них из засады? — осведомился я.

— Сам Йайак, конечно. И его ближайший приспешник воин Куани, которого ты только что убил. Ты полностью отомщён, Тенамаксцин!

— Сомневаюсь, — возразил я. — Дело в том, что никому из воинов Сего Мира, даже если бы они трусливо напали из засады, не удалось бы всего вдвоём одолеть моего дядю Миксцина.

Последовал очередной взмах макуауитля. Голова лгуна отлетела в сторону, а обезглавленное тело рухнуло в мокрые кусты. Теперь в живых осталось всего два воина, и я обратился к тому, который шёл слева от меня.

— Я всё ещё жду, когда мне скажут правду. Но, как ты, наверное, заметил, у меня нет привычки ждать долго.

— Я скажу правду, мой господин, целую в этом землю, — залепетал в ужасе очередной прихвостень моего двоюродного братца. — Мы все виноваты. Йайак и мы четверо устроили эту засаду. То есть это мы, все вместе, напали на твоих дядю и мать.

— А как обстояло дело с Каури, которого дядюшка оставил соправителем?

— Ни он, и никто другой в Ацтлане не знал о судьбе Миксцина и Куиканицин. Мы уговорили Каурицина пойти с нами в горы поохотиться на медведя. На самом деле он, проявив мужество и умение, убил медведя копьём. Но мы, в свою очередь, убили Каури, а потом зубами и когтями мёртвого зверя растерзали его тело. Когда мы принесли труп соправителя и тушу убитого медведя домой, его вдова, твоя двоюродная сестра Амейатль, вряд ли могла опровергнуть наш рассказ о том, что в гибели её супруга повинен дикий зверь.

— А что потом? Вы, изменники, подло убили и её?

— Нет-нет, мой господин. Она жива, целую землю в этом. Но живёт в уединении и уже больше не правит Ацтланом.

— Почему? Ведь Амейатль должна была ожидать возвращения своего отца, занимая его место. Зачем было ей отрекаться?

— Кто знает, мой господин? Может быть, из глубокой скорби? Ведь так печально быть вдовой!

— Вздор, — отрезал я. — Да разверзнись перед Амейатцин глубины забвения Миктлана, она бы и тогда не отказалась от исполнения своего долга. Как вам удалось заставить её сделать это? Пыткой? Насилием? Чем?

— На это мог бы ответить тебе только сам Иайак. Именно он, один на один, и убедил её. А ты лишил его возможности говорить. Правда, одно я всё же могу тебе сказать с уверенностью, — заявил вдруг воин весьма надменно и отчётливо фыркнув. — Мой господин Йайакцин никогда бы не стал пятнать себя и насиловать какую-то там женщину или иным образом забавляться с её телом.

Это замечание разъярило меня больше, чем все враки его сообщников. Последовал третий удар обсидианового меча, рассёкший солдата пополам.

Единственный оставшийся в живых воин предусмотрительно отошёл за пределы досягаемости моего оружия, но при этом опасливо смотрел на более уже не дождливое, но по-прежнему зловещее хмурое небо.

— Хорошо, что тебе хватило ума не удариться в бегство, — сказал я ему. — Стрелы Тлалока разят на куда большем расстоянии, чем моя рука. Я пощажу тебя, во всяком случае до поры до времени. Но с определённой целью...

— С целью? — прохрипел он. — С какой целью, мой господин?

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всём, что произошло в Ацтлане за все годы моего отсутствия.

— Аййо, всё до мельчайших подробностей, мой господин! — с готовностью откликнулся он. — Целую в этом землю. С чего мне начать?

— Я уже знаю, что Йайак завёл дружбу и вступил в тайный сговор с белыми людьми. Так что первым делом скажи, есть ли в нашем городе или в пределах наших владений какие-нибудь испанцы?

— Ни одного, владыка, ни в городе, ни на наших землях. Сами мы, Йайак и его личная стража, что правда то правда, частенько наведывались в Компостелью, однако никто из белых людей оттуда к нам на север не приходил. Испанский губернатор поклялся Йайаку, что тот сможет беспрепятственно править Ацтланом при условии, что будет пресекать любые попытки совершать набеги на его владения.

— Иными словами, — сказал я, — Йайак согласился сражаться против своих сородичей, исконных жителей Сего Мира, на стороне белых людей. И что, дело действительно доходило до кровопролития?

— Да, — ответил воин, стараясь принять при этом огорчённый вид. — Два или три раза Йайак собирал воинов, в личной преданности которых не сомневался, и они... в общем... отбивали охоту у той или иной горстки недовольных, которые двигались на юг, чтобы побеспокоить испанцев.

— Когда ты говоришь о преданных воинах, у меня создаётся впечатление, будто далеко не все воины и жители Ацтлана были в восторге от того, что Йайак стал их юй-текутли.

— Это так. Большинство ацтеков — да и мешикатль — предпочли бы, чтобы ими правили Амейатцин и её супруг. Они пришли в уныние, когда госпожу Амейатль лишили власти, а больше всего, конечно, обрадовались бы возвращению Миксцина. Его по-прежнему ждут, даже спустя все эти годы.

— А скажи, люди знают о предательском соглашении Йайака с испанским губернатором?

— Об этом известно лишь немногим. Даже старейшины из Изрекающего Совета пребывают в неведении. Посвящены во всё были лишь мы, личные телохранители Йайака, да те верные воины, о которых я говорил. И ещё его ближайший, самый доверенный советник, особа в наших краях новая. Но люди, хотя и неохотно, смирились с тем, что Йайак стал юй-текутли, во многом благодаря его заявлению, что он и только он может предотвратить вторжение белых людей. И он ведь действительно это сделал. Ни один житель Ацтлана до сих пор не видел испанца. Или лошадь, — добавил воин, бросив взгляд на мою.

— Однако никто при этом не подозревал, — парировал я, — что на самом деле Йайак не позволял тревожить испанцев, давая тем время без помех накопить силы и подготовиться к вторжению, которое уже нельзя будет отразить. И которое они непременно совершат. Но постой — ты говорил о некоем человеке, что даёт советы Йайаку. Кто же это такой?

— Мой господин, я сказал «особа», имея в виду, что это женщина.

— Женщина? Но твой покойный товарищ только что дал ясно понять, что Йайак не хотел иметь с ними никаких дел. Женщины были ему абсолютно не нужны.

— Ну а этой, сдаётся мне, как раз совершенно не нужны мужчины, хотя мужчина, склонный искать близости с женщинами, наверное, посчитал бы её привлекательной. Важно, однако, другое: она весьма умна, дальновидна и проницательна, по каковой причине Йайак и прислушивался к каждому её совету. Именно по настоянию этой женщины он и направил послов к испанскому губернатору. А когда мы получили весть о твоём приближении, я думаю, она сама вышла бы тебе наперехват, не будь занята строгим надзором за твоей двоюродной сестрой Амейатль.

— Дай-ка, попробую догадаться, — хмуро промолвил я. — Имя этой умной женщины Г’нда Ке.

— Так оно и есть, — ответил с удивлением воин. — Неужели мудрость и прозорливость этой госпожи снискали ей известность и за пределами Ацтлана?

— Да уж, известна она хорошо, — прорычал я, не желая говорить больше.

Буря прекратилась, тучи, в большинстве своём, рассеялись, расчистив Тонатиу путь на запад, и теперь, при ясной видимости, мне не составляло труда узнать местность, по которой мы ехали. Скоро должны были показаться первые разбросанные поселения и возделанные земли на окраинах Ацтлана. Жестом подозвав к себе Пакапетль, я сказал:

— Моя дорогая, ещё до наступления темноты ты окажешься в свободном городе ацтеков, доводящемся младшим братом самому великому Теночтитлану. Надеюсь, что он тебе понравится.

Она промолчала и лишь нервно огляделась.

— Дорогая На Цыпочках, чем ты так удручена? — спросил я.

— Ты мог бы позволить мне убить хотя бы одного из этих троих, — ответила она с чрезвычайным раздражением.

Тяжело вздохнув, ибо казалось, что Пакапетль становится столь же неженственной женщиной, как и та ужасная Г’нда Ке, я снова повернулся к воину, шедшему возле моего правого стремени, и осведомился:

— Как твоё имя?

— Меня зовут Ночецтли, владыка.

— Хорошо, Ночецтли. Приказываю тебе при вступлении в город идти впереди нас. Думаю, жители выйдут из домов посмотреть на новоприбывших. Твоей задачей будет громогласно возглашать, что Йайак наказан по заслугам: он был сражён насмерть богами, не пожелавшими более терпеть его гнусные измены. И что я, Тенамаксцин, законный преемник, прибыл, чтобы обосноваться во дворце как новый юй-текутли Ацтлана.

— Я сделаю это, Тенамаксцин. Мой голос может звучать почти так же громко, как гром Тлалока.

— И вот что ещё, Ночецтли. По прибытии во дворец Ацтлана мне нужно будет снять этот чужеземный наряд и облачиться в подобающие регалии. Пока я буду заниматься этим, ты соберёшь всю армию Ацтлана на центральной площади города.

— Мой господин, по званию я всего лишь текуиуа. У меня недостаточно полномочий, чтобы отдавать приказы...

— Заруби себе на носу: с сегодняшнего дня я наделяю тебя полномочиями. В любом случае твои товарищи наверняка придут все, хотя бы из простого любопытства. Я хочу, чтобы на площади собрались все воины до единого, и ацтеки, и мешикатль, причём не только состоящие на службе, но и все, каков бы сейчас ни был род их занятий, мужчины, обученные военному делу и подлежащие призыву в военное время. Займись этим, Ночецтли.

— Э... прости, Тенамаксцин, но некоторые из тех воинов, что были верны Йайаку, узнав о смерти своего господина, вполне могут удариться в бега.

— Со временем мы устроим на них охоту. Только вот что, Ночецтли, не вздумай скрыться сам, иначе первой дичью станешь именно ты, а рассказы о твоей казни будут передаваться из поколения в поколение. Я учился у испанцев, а они мастера по части пыток, способных повергнуть в ужас даже карающих богов. Целую в этом землю.

— Я повинуюсь и буду повиноваться тебе, Тенамаксцин, — отозвался он, громко сглотнув.

— Очень хорошо. Поступай так, и не исключено, что тебе удастся умереть от старости. Когда армия будет собрана, ты пройдёшься среди людей и возьмёшь на заметку каждого, от самого высокого ранга до самого низкого, кто поддерживал Йайака, когда тот пресмыкался перед испанцами. Потом то же самое нужно будет сделать и в отношении всех остальных жителей Ацтлана. Ты укажешь мне на всех до единого: и мужчин, и женщин, уважаемого старейшину, жреца или самого поганого раба, который когда-либо хоть даже в самой малой степени приспешничал Йайаку или пользовался его покровительством.

— Прости меня снова, владыка, но главной его приспешницей является именно эта женщина — Г’нда Ке. И она сейчас находится в том самом дворце, который ты намерен занять и в котором она держит в заточении госпожу Амейатль.

— Ну, с этой тварью я разберусь сам, — последовал мой ответ. — Твоя задача — найти мне остальных. Ага, вот уже вдали виднеются первые хижины пригородов Ацтлана. Выходи вперёд и делай, что тебе велено.

Должен сказать, что Ночецтли несколько удивил меня. По моему разумению, всякий куилонтли, уже в силу своей природы, должен быть изнеженным и женоподобным, однако этот малый ревел, как животное, которое испанцы называют toro[21]. Он громогласно возглашал всё, что было ему велено, повторяя мои слова снова и снова, отчего у зевак отвисали челюсти и глаза лезли на лоб.

На всём пути следования по Ацтлану многие люди пристраивались позади нашего маленького каравана, так что, когда ближе к ночи мы добрались до мощёных улиц самого города, Ночецтли, я и Пакапетль оказались во главе довольно внушительной процессии. Ну а когда мы пересекали освещённую факелами центральную площадь, направляясь к обнесённому стенами дворцу, за нами тянулась настоящая толпа.

По обе стороны широко открытых ворот дворца стояли на страже двое воинов в стёганой броне и украшенных клыками меховых шлемах сообщества благородных воителей-Ягуаров. Каждый воин был вооружён мечом макуауитль, поясным ножом и длинным копьём. Согласно обычаю, часовым предписывалось скрестить копья и, преградив вход, потребовать ответа, кто и по какому делу просит доступа в резиденцию правителя. Однако эти двое лишь изумлённо вытаращились на странно одетых чужаков, наших диковинных животных и заполонившую площадь толпу. Часовые растерялись, не зная, как поступить в подобных непредвиденных обстоятельствах.

Я наклонился к Ночецтли и спросил:

— Эти двое, они были людьми Йайака?

— Да, мой господин.

— Убей их.

Оба воителя не сопротивлялись, но стояли отважно, не дрогнув, когда Ночецтли полоснул обсидиановым мечом, сперва налево, потом направо, срубив обоих, как какие-нибудь сорные кусты. Толпа позади нас дружно охнула и подалась назад.

— А сейчас, Ночецтли, — сказала, — выбери из толпы несколько человек покрепче, чтобы убрать эту падаль. — Я жестом указал на павших стражей и тело Йайака, всё ещё перекинутое через спину одной из моих лошадей. — И вели толпе разойтись, пока я не разгневался. Потом выполни мой приказ: собери на этой площади войско, чтобы я, как только облачусь в подобающие главнокомандующему регалии, золото, драгоценные камни и перья, мог провести смотр.

Когда трупы унесли, я знаком велел Пакапетль следовать за мной, и мы, не спешившись, ведя вьючных лошадей на привязи, с гордостью и торжеством победителей въехали во внутренний двор роскошного дворца Чтимого Правителя Ацтлана. Отныне он принадлежал юй-текутли по имени Теотль-Тенамаксцин. То есть мне.