Осень ацтека

28

— Этот человек, Коронадо... он прошёл мимо меня... шесть дней тому назад... — выдохнул запыхавшийся, покрытый потом гонец, устало опустившись передо мной на колени.

— Тогда почему ты явился с докладом только сейчас? — сердито спросил я.

— Ты хотел... чтобы... их сосчитали... мой господин. Я выполнил твой приказ. Четыре дня я считал... а потом два дня бежал...

— Клянусь Уицилопочтли, — пробормотал я и сочувственно прикоснулся к влажному, подрагивающему плечу бегуна. — Помолчи: отдышишься, тогда и доложишь. Ночецтли, пошли за водой и какой-нибудь едой для этого воина. Он усердно, без отдыха, выполнял свой долг шесть дней и ночей подряд.

Питьё воин принял с благодарностью, но, будучи опытным бегуном, для начала выпил совсем немного и жадно набросился на волокнистое оленье мясо. Когда же дыхание его, а вместе с ним и способность говорить связно полностью восстановились, он повёл свой рассказ:

— Сперва появился этот их вождь Коронадо, а рядом с ним человек в чёрном одеянии священника, оба верхом на белых лошадях. За ними следовало множество верховых солдат. Где позволяла дорога, они ехали по четверо в ряд, но чаще приходилось ехать по двое, потому что Коронадо выбрал тропу не самую хоженую, а потому и не слишком широкую. На каждом всаднике, за исключением того священника в чёрном, были металлический шлем и доспехи из металла и кожи. Каждый имел при себе гром-палку и стальной меч и вёл за собой одну, а то и двух запасных лошадей. Следом за всадниками появились другие солдаты — пешие. Тоже в доспехах, с гром-палками и длинными, с широкими наконечниками копьями. Вот, мой господин, счёт этому войску.

Отделив от своей связки, он вручил мне три или четыре виноградных листа с нанесёнными на них острым прутиком белыми отметинами. Я с удовольствием убедился в том, что бегун умел правильно считать — точки обозначали единицы, маленькие флажки — двадцатки, а деревца — сотни. Я передал листки Ночецтли, велев ему:

— Подсчитай для меня общую численность.

Бегун продолжал рассказывать: колонна была столь длинной и многочисленной, что, маршируя шагом, полностью прошла мимо того места, где он затаился, только за четыре дня. Хотя по ночам испанцы не двигались, а делали привал, устраивая незатейливый лагерь, сам он спать не решался, опасаясь, что Коронадо может послать людей прочесать ближние заросли. По ходу своего рассказа славный разведчик после очередного описания передавал мне очередной виноградный лист: количество лошадей для езды верхом; количество вьючных животных; количество безоружных людей (белых, чёрных, индейцев), гонящих животных или несущих грузы; и, наконец, — количество рогатых животных, именуемых скотом, следовавших в хвосте колонны.

Я в свою очередь передавал каждый листок Ночецтли, а когда они закончились, сказал:

— Ты отменный бегун и прекрасно справился с заданием. Как тебя зовут и каков твой ранг?

— Меня зовут Поцонали, владыка, и я всего лишь новобранец йаокуицкуи.

— Уже нет. Отныне ты ийак. Ступай же, ийак Поцонали, поешь, выпей вволю и отоспись. Потом возьми себе женщину — любую пуремпеча или любую рабыню, какая тебе понравится, и скажи ей, что это по моему приказу. Ты заслужил самый лучший отдых, какой только можно себе здесь позволить.

Ночецтли тем временем просматривал виноградные листья, бормоча что-то себе под нос. Потом он сказал:

— Если подсчитано точно, Тенамаксцин, а за надёжность сведений, добытых Поцонали, я могу поручиться, получается такое, что и поверить трудно. Вот что вышло у меня при окончательном подсчёте. Кроме самого Коронадо и чёрного монаха в поход выступили две с половиной сотни конных солдат, причём верховых лошадей у них, считая вместе с запасными, шесть сотен и ещё двадцать. Пеших солдат — семьдесят четыре сотни плюс четыре раза по двадцать, а невооружённых людей — рабов, носильщиков, погонщиков скота, поваров и прочих — аж полных десять сотен. И они гонят с собой четыре сотни и ещё два раза по двадцать предназначенных на мясо животных.

Он помолчал и признался:

— В этом я завидую испанцам, ведь у них столько свежего мяса.

— Мы можем предположить, — высказал я своё мнение, — что Коронадо взял с собой только самых опытных офицеров и наиболее подготовленных солдат, а также лучших лошадей и наиболее крепких и самых преданных рабов. А ещё новейшие и наилучшим образом сделанные аркебузы, мечи и копья из самой твёрдой и острой стали. Несомненно, многие вьюки и седельные сумы испанцев битком набиты порохом и свинцом. А это значит, что по милости губернатора в гарнизонах Новой Галисии, а может быть, и всей западной части Новой Испании остался в основном всякий сброд, вооружённый и оснащённый чем попало и находящийся к тому же под началом далеко не лучших командиров, которых Коронадо счёл непригодными для участия в своём походе.

— Стало быть, фрукт созрел, — заключил я, наполовину для себя самого.

— Когда нет мяса, и плод может утолить голод, — откликнулся Ночецтли всё тем же мечтательным тоном.

Я рассмеялся.

— Согласен. Голод и нетерпение изводят меня не меньше, чем тебя. Мы не будем больше медлить. Если хвост этой длинной процессии уже в двух днях к северу от нас, а мы отправимся на юг, маловероятно, что Коронадо узнает о нашем передвижении. Сообщи на стоянки всех отрядов и племён — выступаем завтра на рассвете. А сейчас можешь выслать вперёд охотников и фуражиров, чтобы завтра к вечеру можно было рассчитывать на приличный ужин. Да, и ещё — пусть все благородные воители и другие командиры явятся ко мне для получения указаний.

Когда эти люди, включая и единственную женщину-командира Бабочку, собрались, я объявил им:

— Нашей первой целью станет находящийся к юго-востоку отсюда городок Тонала. У меня есть сведения, что он быстро растёт, привлекая многих испанских поселенцев, и что там собираются построить собор.

— Извини, Тенамаксцин, — сказал один из командиров, — а что такое собор?

— Огромный храм, посвящённый богу белых людей. Такие великие храмы воздвигают только в тех местах, где, по замыслу испанских властей, должны возникнуть большие города. Вот почему я полагаю, что в будущем городок Тонала должен заменить Компостелью в качестве столицы Новой Галисии. Мы же сделаем всё от нас зависящее, чтобы эти планы не осуществились. Сотрём Тоналу с лица земли.

Все мои командиры дружно кивнули и переглянулись, ухмыляясь в радостном предвкушении.

— Когда мы приблизимся к городу, — продолжил я, — наша армия остановится, а разведчики тем временем украдкой обойдут его кругом и выяснят, в каком состоянии находятся укрепления и готова ли Тонала к обороне. После их доклада я приму решение о размещении наших отрядов перед штурмом. Однако разведку следует вести не только вблизи вражеского поселения, но и по всему пути следования.

Пусть девять самых зорких и быстроногих ацтеков постоянно следуют впереди колонны. Если они заметят какое-либо селение, жилище, пусть даже хижину отшельника, об этом следует немедленно доложить мне. Мало того, любой попавшийся им на глаза человек, независимо от цвета кожи, пусть даже маленький ребёнок, собирающий грибы, также должен быть немедленно доставлен ко мне. А сейчас ступайте и позаботьтесь о том, чтобы довести мои приказы до каждого бойца.

Я выступил в поход во главе растянувшейся позади меня марширующей колонны, было трудно сказать, сколько времени займёт её прохождение мимо того или иного пункта. Численность нашей армии почти в восемь раз превосходила численность войска, выступившего под предводительством Коронадо, но у нас не было ни его многочисленных лошадей, ни мулов, ни рогатого скота. Лошадей, да и то без седел, имелось всего две — это были те самые, которых мы с Ночецтли заполучили после давешней засады у Компостельи. На них мы оба и поехали, когда армия выступила из горного лагеря и по петлявшей тропе двинулась на юг, в долину. И должен признаться, что всякий раз, когда мне случалось оглянуться на эту бесконечную, извилистую, ощетинившуюся оружием колонну, я испытывал такую гордость, словно сам был конкистадором.

Ко всеобщему облегчению и радости, высланные вперёд охотники и фуражиры уже на первом ночном привале обеспечили армии приличный ужин, а затем, на марше, снабжали нас всё более вкусной и питательной провизией. К тому же, к не меньшему облегчению для задов, моего и Ночецтли, через некоторое время нам удалось раздобыть и сёдла. Однажды один из высланных вперёд разведчиков примчался с донесением: он обнаружил впереди, прямо на пути нашего следования, испанский сторожевой пункт. По описанию это было что-то вроде поста, встретившегося нам с На Цыпочках: хижина с двумя солдатами и загон с четырьмя лошадьми, две из которых осёдланы.

По моему приказу колонна остановилась, и Ночецтли подозвал к нам шестерых воинов, вооружённых макуауитль. Я сказал им следующее:

— Я не хочу тратить порох и свинец на устранение столь незначительного препятствия. Если вы шестеро не сумеете тайком подобраться к этому посту и мгновенно расправиться с белыми людьми, вы не достойны носить мечи. Ступайте и убейте испанцев. Но постарайтесь сделать это так, чтобы не запачкать кровью их одежду.

Воины совершили жест целования земли и скрылись в подлеске. В очень скором времени они вернулись, со счастливо сияющими лицами, а двое из них высоко держали за волосы головы двух испанских солдат. Из-под бород, из обрубленных шей капала кровь.

— Всё сделано аккуратно, владыка, — доложил один из разведчиков. — Кровь осталась только на земле.

Итак, мы проследовали к караульному посту, где и разжились кроме четырёх лошадей ещё двумя аркебузами, порохом и шариками для них, двумя стальными ножами и двумя стальными мечами. Я велел снять с убитых солдат доспехи и прочую одежду, и впрямь оставшуюся незапачканной, если, конечно, не считать глубоко въевшейся пыли, грязи и пота, чего и следовало ожидать от этих грязнуль испанцев. Поздравив воинов, убивших вражеских солдат, и разведчиков, обнаруживших их, я велел этим разведчикам продолжать и дальше двигаться впереди колонны и вызвал к себе двух наших белых, Уно и Доса.

— У меня есть для вас подарки, — сказал я им. — Не только одежда получше тех лохмотьев, которые сейчас на вас, но также стальные шлемы и крепкие сапоги.

— Кровью клянусь, кэпт’н Джон, мы очень тебе признательны! — воскликнул в ответ Уно. — Топать на своих двоих моряку не больно сподручно, не говоря уж о том, чтобы топать босым.

Понять из сказанного мне удалось не всё, но, если я не ошибся, чужеземцы жаловались на необходимость передвигаться пешком.

— Если вы умеете ездить верхом, вам больше не придётся ходить пешком.

— Ну, если уж мы ухитрились перескочить на своей посудине рифы Черепахи, — заявил Уно, — то наверняка сможем ездить на чём придётся, и уж, готов поручиться, с лошадёнками как-нибудь управимся.

— Можно мне спросить, кэпт’н? — подал голос Дос. — При твоём войске оборванцев вроде нас полным-полно. Почему это ты решил принарядить нас, а не кого-нибудь из своих сородичей?

— Дело в том, что, когда мы подойдём к Тонале, вы двое будете моими мышами.

— Мышами, кэпт’н? Мы?

— Я всё объясню, когда придёт время. А сейчас, пока остальные будут продолжать движение, вы облачитесь в эти мундиры, пристегнёте мечи, сядете на лошадей, которых я вам оставляю, и нагоните нас как можно скорее.

— Будет исполнено, сэр.

Итак, мы с Ночецтли снова обзавелись удобными сёдлами, а двух оставшихся лошадей я приспособил как вьючных животных, что позволило освободить от поклажи нескольких воинов.

Следующее достойное упоминания событие произошло несколько дней спустя, причём на сей раз мои разведчики-ацтеки проявили себя не лучшим образом. Перевалив через невысокий гребень, мы с Ночецтли неожиданно увидели внизу, прямо на нашем пути, несколько стоявших возле большого пруда глинобитных хижин. А наши разведчики, все четверо, как ни в чём не бывало попивали воду, принесённую им селянами, и компанейски покуривали с ними покуитин.

Подняв руку, я остановил следовавшую за мной колонну и обратился к Ночецтли:

— Всех благородных воителей и командиров немедленно ко мне!

Увидев выражение моего лица, он без вопросов повернул лошадь и поехал назад. Я же, напротив, направился к маленькому поселению, где, склонившись с седла, спросил одного из разведчиков:

— Кто эти люди?

Мой тон и выражение моего лица заставили его слегка заикаться.

— Всего лишь... лишь простые рыбаки, Тенамаксцин.

И он жестом подозвал самого старшего из них.

Пожилой селянин бочком двинулся вперёд, побаиваясь моей лошади, и обратился ко мне почтительно, как будто я был верховой испанец. Он заговорил на языке поселений куанауата, языке, который схож с науатль в достаточной степени, чтобы его можно было понять.

— Мой господин, как я говорил твоему воину, мы живём за счёт того, что ловим рыбу в этом пруду. Нас здесь всего несколько семей, и наши предки занимались этим испокон веку.

— Почему вы живёте именно здесь?

— В нашем пруду водится мелкая, но восхитительная на вкус рыба, какую не найдёшь в других водах. До последнего времени мы обменивали улов на нужные товары в других, — он махнул рукой на восток, — поселениях куанауата. Но теперь на юге, в Тонале, обосновались белые люди, и у нас появилась возможность выменивать рыбу на такие вещи, о которых никогда раньше и...

Он осёкся и устремил взгляд мимо меня — Ночецтли и его командиры с оружием в руках и угрожающим видом заключили хижины в кольцо. Жители деревни сбились в кучку, мужчины прижимали к себе женщин и детей.

— Воитель Ночецтли, — бросил я через плечо, — отдай приказ убить разведчиков.

— Что? Тенамаксцин, эти четверо одни из лучших наших...

Мой взгляд заставил его захлопнуть рот и кивнуть ближайшим младшим командирам. Прежде чем ошеломлённые разведчики успели хотя попытаться сказать что-то в своё оправдание или хотя бы вскрикнуть от ужаса, они уже были обезглавлены. Старик и его односельчане в ужасе уставились на дергавшиеся на земле тела и отсечённые головы, моргавшие, словно не веря в то, что с ними произошло.

— Больше ты не будешь торговать с белыми людьми, — заявил я старику. — Мы идём на Тоналу, чтобы избавиться от них навеки. Всякий из вас, кто захочет пойти с нами — и помочь нам убивать белых людей, — может это сделать. Добро пожаловать в моё войско. Всякий, кто не захочет, будет предан смерти прямо здесь, не сходя с места.

— Мой господин, — промолвил старик умоляющим голосом, — у нас не было никаких раздоров с белыми людьми. Мы торговали с ними, и они всегда платили по справедливости. С их приходом наше благополучие возросло как никогда...

— Мне слишком часто приходилось выслушивать этот довод, — прервал я старца. — Лучше послушай меня, потому что больше я повторять не стану. Белых людей на нашей земле скоро не останется, ни честных торговцев, ни кого бы то ни было. Ты видел, как я поступил с собственными людьми, позволившими себе легкомысленно отнестись к моим словам. Поэтому пусть те, кто готов пойти с нами, заявят об этом сейчас.

Старик повернулся к своему народу и беспомощно развёл руками. Несколько мужчин и юношей и две или три крепкие женщины, одна из них с ребёнком-мальчиком, выступили вперёд и совершили жест целования земли. Старик печально покачал головой и сказал:

— Я так стар, что не могу не только сражаться, но и маршировать. Но будь я даже молод, то и тогда не согласился бы покинуть землю отцов своих. Делай что хочешь.

Не могу сказать, что мне так уж этого хотелось, но я снёс ему голову испанским стальным мечом, после чего все мужчины, юноши, а также большая часть женщин и молодых девушек выступили вперёд и совершили жест тлалкуалицтли. Только четыре женщины с младенцами на руках и малыми детьми, цеплявшимися за их юбки, остались стоять на месте.

— Тенамаксцин, — вмешалась похожая на койота Бабочка, и в голосе её звучало беспокойство, которого я от неё никак не ожидал, — это ни в чём не повинные женщины и крохотные дети.

— Ты убивала и других точно таких же, — напомнил ей я.

— Но то были испанцы!

— Эти женщины могут говорить. Эти дети могут указать на нас врагу. Мне не нужны живые свидетели.

У Бабочки была только аркебуза, поэтому я протянул ей свой запасной меч — подвешенный к седлу макуауитль с обсидиановым лезвием.

— Давай. Вообрази, что это испанцы.

И Бабочка выполнила приказ, хотя и неловко, потому что ей явно не хотелось этого делать. В результате смерть её жертв оказалась более мучительной, чем кончина погибших ранее. Каждую из женщин Бабочка убивала не одним, а множеством рубящих ударов, и к тому времени, когда с ними было покончено, кровь пролилась столь обильно, что стекла в пруд и окрасила воду у берега в красный цвет. Селян, которые сдались мне сами, — все они заходились в рыданиях, — присоединили к толпе наших рабов, приказав не спускать с них глаз, на случай, если они вдруг захотят сбежать.

Лишь когда мы уже удалились на значительное расстояние, Ночецтли набрался смелости, чтобы заговорить. Он нервно прокашлялся и сказал:

— Тенамаксцин, эти разведчики были нашими соотечественниками. И не просто соотечественниками, но жителями нашего родного города.

— Я убил бы их, даже будь они моими родными братьями. Да, по моей вине мы лишились четырёх хороших воинов, но зато я обещаю тебе, что с этого дня никто не позволит себе отнестись к моим приказам, как те четверо.

— Да уж, — согласился Ночецтли. — Но те куанауата, которых ты приказал убить, — они не выступали против и вообще не сделали тебе ничего дурного.

— В душе они были такими же приспешниками испанцев и так же зависимыми от них, как и Йайак. Поэтому и выбор я им предоставил такой же, как и воинам Йайака. Эти люди сами выбрали свою судьбу. Послушай, Ночецтли, у тебя нет преимущества христианского обучения, какое я получил в молодые годы. Священники любили рассказывать нам истории из анналов своей религии. Особенно им нравилось пересказывать деяния и изречения своего божка по имени Иисус Христос. Я помню одно из его изречений: «Кто не со мной, тот против меня».

— И ты, Тенамаксцин, решил не оставлять свидетелей, которые видели наше войско. Это я понимаю. Но и ты должен понимать, что в конце концов испанцы всё равно неизбежно узнают и о нашей армии, и о наших целях.

— Аййо, конечно, узнают. И пусть узнают, это входит в мои намерения. Пусть они дрожат, а мы будем смеяться. Но я хочу, чтобы белые люди узнали лишь о том, что армия существует, — это будет держать их в неуверенности, в смятении, в ужасе. И я вовсе не желаю, чтобы им стали известны наша численность и наше вооружение, чтобы они знали, где мы находимся в данный момент и по какому маршруту движемся. Нет уж, пусть испанцы пугаются всякого неожиданного шума, шарахаются от теней, пусть видят врага в каждом незнакомце и покрываются холодным потом, услышав шорох за спиной. Пусть им покажется, будто мы злые духи, будто мы бесчисленны, будто нас невозможно обнаружить, тогда как нам ничего не стоит нанести удар когда угодно и где угодно. И свидетелей, способных сообщить им что-то другое, не должно быть.

Несколько дней спустя один из наших разведчиков рысцой прибежал со стороны южного горизонта и сообщил мне, что город Тонала уже в пределах досягаемости, на расстоянии примерно четырёх долгих прогонов. Его товарищи, сказал он, в данный момент совершают осторожный обход городских окраин, чтобы определить их протяжённость. Единственное, что он сам мог доложить мне на основе собственных наблюдений, это то, что Тонала, по-видимому, состоит в основном из недавно возведённых зданий и никаких особых укреплений вокруг города не видно.

Я остановил колонну и отдал приказ всем своим воинам рассредоточиться на отдельные лагеря, как это было в Шикомотцотле, и приготовиться к длительной стоянке. Я также подозвал Уно и Доса и сказал им:

— Хочу сделать ещё один подарок вам, сеньоры. Мы с Ночецтли собираемся одолжить вам на время осёдланных лошадей.

— Благослови тебя Бог, кэпт’н Джон, — отозвался Дос с прочувствованным вздохом. — И да избавит нас добрый Господь от Геенны Огненной и прочих ужасов!

— Майлз, конечно, прихвастнул насчёт того, будто мы можем ездить на чём угодно, — признался Уно. — Лошадь нам, ясное дело, не в диковинку, но зады-то у нас не железные. Задницы наши болят так, будто нас всю дорогу сюда гнали пинками.

Я не стал особо вдаваться в смысл их гусиной тарабарщины, а вместо этого сказал белым следующее:

— Мышами у нас называют разведчиков, засылаемых на вражескую территорию. Там, впереди, город Тонала. Наш человек отведёт вас к городу. Другие разведчики окружат город, но им туда ходу нет, а вы — белые и сможете посмотреть, что там, внутри. До темноты не высовывайтесь, а когда въедете в Тоналу, напустите на себя надменный вид, как настоящие испанцы. Постарайтесь выведать об этом месте как можно больше: и много ли там населения, и сколько среди них белых, а главное — разузнайте насчёт численности солдат и об их вооружении.

— Джон Британец, а ну как нас окликнут? — спросил Уно. — Мы же не сможем ответить ничего вразумительного, о пароле я уж и не говорю. Следует ли нам в таком случае дать испанцам отведать вкус нашей стали? — И с этими словами он дотронулся до меча в ножнах на своём поясе.

— Нет. Если кто-нибудь к вам обратится, просто подмигните похотливо и приложите палец к губам. Поскольку вы будете двигаться тихо и в темноте, наверняка решат, что вы тайком крадётесь, чтобы посетить дом маатиме.

— Какой дом?

— Солдатский бордель. Дом дешёвых шлюх.

— Аййа, айа, сэр! — воодушевлено воскликнул Дос. — Мы заедем туда и сможем пощекотать маленьких «крольчих»! Да?

— Нет. Вы не должны затевать никаких драк, и смотрите у меня — никакого блуда. Просто проберитесь в город, поездите по нему, посмотрите, что к чему, и возвращайтесь обратно сюда. Вот когда мы пойдём на штурм, у вас появится возможность помахать мечами. А после захвата города у вас будет и множество женщин, чтобы позабавиться.

Сведения, которые доставили разведчики — включая Уно и Доса, сообщивших, что их присутствие не вызвало в городе никаких подозрений, позволили мне составить представление о Тонале. По размерам и населению город был сопоставим с Компостельей, но, в отличие от последней, вырос не вокруг уже существовавшего туземного поселения, а, очевидно, был основан самими испанцами на новом месте. Помимо обычных предместий, состоявших из хижин для бедноты и рабов, там имелось немало солидных глинобитных и деревянных домов и, как и в Компостельи, два крепких каменных сооружения: маленькая церковь, которую предполагалось перестроить в собор; и небольшой дворец, служивший одновременно резиденцией правителя, канцелярией и казармами для местного гарнизона.

— Вооружённых людей там достаточно только для того, чтобы поддерживать порядок, — сказал У но. — Городская стража, надзиратели, судебные приставы и тому подобные. Аркебузы и алебарды у них есть, это да, но они не настоящие бойцы. Мы с Майлзом встретили там только троих всадников. Артиллерии никакой нет. По моему разумению, эти люди считают, будто находятся в глубине Новой Испании и им ничто не угрожает.

— Народу там наберётся тысячи четыре, — подхватил Дос. — Половина из них хреновы испанцы, всё больше разжиревшие бездельники.

— Другую половину составляют их рабы и прислуга, — добавил Уно. — Самые разные — и чёрные, и индейцы, и полукровки.

— Спасибо, сеньоры, — поблагодарил их я. — Теперь я заберу обратно двух осёдланных лошадей. Надеюсь, что, когда мы нападём на город, у вас хватит прыти разжиться собственными сёдлами.

Потом, посидев и хорошенько подумав, я послал за Ночецтли, которому сказал следующее:

— Для захвата Тоналы нам потребуется лишь малая часть наших сил. Прежде всего, думаю, мы направим на штурм йаки, которые устрашат белых самой своей дикостью. Кроме них будут задействованы все наши стрелки из аркебуз, женщины пуремпеча, вооружённые гранатами, и отборный отряд воинов ацтеков. Все же остальные, а это большая часть наших сил, останутся здесь, в лагере, невидимые для противника.

— А те, кто пойдёт на штурм, они все обрушатся на город одновременно?

— Нет-нет. Сначала ты пошлёшь к городу пуремпеча с покуитин и гранатами. Пусть они приблизятся к нему, но не атакуют, надёжно укроются на окраине, с дальней от нас стороны города. Потом я отдам приказ, и с этой стороны Тоналы в наступление, производя как можно больше дикого шума, пойдут йаки. Испанцы, которые решат, что это всего лишь грабительский набег вооружённых дубинами полуголых дикарей, который можно легко отбить, устремятся навстречу, чтобы дать им отпор. Как только солдаты со всего города ринутся сюда, наши йаки должны будут в притворном испуге обратиться в бегство.

Тем временем все наши воины, вооружённые гром-палками, с этой же стороны города рассредоточатся и затаятся. Как только йаки пробегут мимо них, а преследующие их испанцы приблизятся, наши воины поднимутся, прицелятся и выстрелят. Часть испанцев погибнет, уцелевшие растеряются, а наши йаки, не давая им опомниться, развернутся и обрушатся на них, разя всех без разбора. В то же самое время находящиеся с другой стороны города женщины пуремпеча, услышав выстрелы, ворвутся внутрь и, усугубляя сумятицу, начнут швырять гранаты в испанские жилища. Ну а мы с тобой во главе отборного отряда ацтеков последуем за йаки и завершим разгром. Как тебе план, воитель Ночецтли?

— План искусный, владыка. Весьма хитроумный. И приятный для исполнения.

— А теперь скажи, сможешь ли ты с помощью своих командиров довести эти наставления абсолютно до всех бойцов. Чтобы все, даже йаки, поняли, что от них требуется.

— Полагаю, да, Тенамаксцин. Но чтобы растолковать весь твой план при помощи жестов и рисунков на земле, потребуется некоторое время.

— Спешить некуда. Город беспечен и уверен в своей безопасности. Времени, чтобы передать все наказы и наставления всем отрядам и племенам, хватит — на штурм мы пойдём не раньше чем послезавтра. Да, Ночецтли, вот тебе ещё два дополнительных указания. Резня при захвате, разумеется, неизбежна, однако пусть наши воины по возможности убивают только белых мужчин. Белых женщин и всех рабов, мужчин и женщин, независимо от цвета кожи, желательно оставлять в живых.

Ночецтли слегка удивился.

— Владыка, неужели на сей раз ты хочешь оставить живых свидетелей?

— Белые женщины останутся в живых только на то время, пока наши воины вволю ими не натешатся. Это обычная награда для победителей. Скорее всего, эти женщины не выдержат подобного испытания, но если какая-нибудь из пленных выживет, ей следует из милосердия подарить быструю смерть. Что касается рабов, то им будет предложено присоединиться к нам. Кто захочет — добро пожаловать, остальные, если им угодно, могут унаследовать руины Тоналы.

— Но, Тенамаксцин, как только мы уйдём, они разбегутся по всей Новой Испании. Среди них наверняка есть и такие, кто предан своим испанским хозяевам, и они поднимут тревогу.

— И пусть. Пусть себе кричат: никто из них всё равно не сможет сообщить врагу ни о нашей численности, ни о вооружении. Тех рыбаков куанауата мне пришлось убить, потому что они — по недосмотру наших собственных разведчиков — хоть и мельком, но увидели нашу армию полностью. Здесь, в Тонале, никто не увидит больше, чем захотим мы сами.

— Это верно, владыка. Будут ещё какие-нибудь распоряжения?

— Да, вот что ещё. Скажи женщинам пуремпеча, чтобы они не расходовали гранаты на каменные здания, церковь и дворец. Гранатами их всё равно не разрушить, и, кроме того, у меня есть причина, чтобы захватить эти здания самому. Это всё. Ступай и начинай подготовку.

Штурм Тоналы начался, как и было задумано, за исключением одного небольшого сбоя, который, по правде сказать, мне следовало бы предусмотреть. С небольшого холма, откуда перед нами отрывался весь город, четверо всадников — я, Ночецтли, Уно и Дос — наблюдали за тем, как с первыми лучами солнца в заселённое рабами предместье, пронзительно выкрикивая нечеловеческие боевые кличи и свирепо размахивая своими палицами и боевыми трезубцами, ворвались воины йаки. В соответствии с моим приказом, они произвели больше шума, чем разрушений, убив только (как я узнал потом) нескольких рабов, бросившихся спросонья наперерез атакующим в отважной, но безрассудной попытке защитить свои семьи.

Как я и предполагал, на шум из казарм и с различных постов поспешили бегом, а некоторые галопом на лошадях испанские солдаты. Иные из них на бегу напяливали доспехи, но все были вооружены. При их появлении йаки, как было оговорено, пустились наутёк. Однако они частенько останавливались, дико вопили и с вызовом потрясали оружием. К сожалению, кое-кому из них эти выходки обошлись дорого, ибо белые люди, пусть даже захваченные врасплох, были хоть, наверное, и не лучшими в провинции, но всё же солдатами. Они быстро сформировали строй, тщательно прицелились из своих аркебуз и, выстрелив достаточно метко, сразили нескольких йаки раньше, чем остальные прекратили представление, повернулись и поспешили убежать на безопасное расстояние, оставив между собой и врагом чистое пространство для воинов с аркебузами. На моих глазах все эти стрелки — девяносто четыре человека — поднялись из своих укрытий, прицелились и по приказу командовавшего ими благородного воителя все разом выстрелили.

Это произвело эффект. Залп скосил немало пеших солдат и выбил из седел нескольких всадников. Даже с немалого расстояния можно было разглядеть растерянность на лицах испанцев, уцелевших после этого внезапного свинцового шквала. Однако дальше, как уже упоминалось, дело пошло не так гладко. Мои воины-стрелки пустили в ход своё оружие не хуже испанцев, но они выстрелили все одновременно. И теперь им всем, тоже одновременно, требовалось это оружие перезарядить. И ведь знал же я, что эта процедура требует времени даже у самых опытных воинов, знал, но не учёл.

Испанцы стреляли из своих аркебуз не все разом, а вразнобой, по мере возможности и появления цели, поэтому у многих из них было заряженное оружие. Пока мои воины с аркебузами стояли невооружённые — заталкивая порох, пыжи и свинцовые шарики в стволы своих гром-палок, заводя пружины колёс и оттягивая «кошачьи лапки» — белые оправились от растерянности и возобновили хоть и беспорядочную, но прицельную и смертоносную стрельбу. Многие из моих аркебузиров были сражены, а почти все остальные припали к земле, а то и растянулись на ней, в каковом положении перезарядка оружия ещё более затруднилась и замедлилась.

Я выругался вслух на нескольких языках и крикнул Ночецтли:

— Пусть йаки нападут снова!

Он сделал размашистый жест, и ждавшие этого йаки устремились сквозь поредевшую линию наших стрелков. На сей раз, после того как в предыдущей атаке пали их товарищи, йаки пылали свирепой жаждой мести и обрушились на врага, не тратя сил на воинственные крики. Испанский свинец выкосил многих, но ещё большее количество врезалось в ряды белых, разя налево и направо тяжёлыми палицами.

Я уже совсем было собрался отдать приказ, с тем чтобы мы, четверо верховых, повели находившихся позади нас ацтеков в решающую атаку, когда Уно потянулся со своей лошади, схватил меня за плечо и сказал:

— Прошу прощения, Джон Британец, но позволь мне дать тебе совет.

— Клянусь Уицитли, — рявкнул я, — какой ещё совет? Сейчас не время...

Он перебил меня:

— Лучше я сделаю это сейчас, кэпт’н, пока мы с тобой оба ещё живы и я могу говорить, а ты слышать.

— Ну давай! Говори!

— Сам-то я вряд ли отличу один конец аркебузы от другого, но мне доводилось плавать с морскими пехотинцами его величества и пару раз видеть их в бою. И вот что я хочу сказать: они не стреляют все разом, как твои люди. Они строятся в три ряда, параллельно. Первый ряд стреляет и отступает, в то время как второй ряд целится. Потом второй ряд стреляет и тоже отступает, тогда как прицеливается третий. Ну а к тому времени, когда выстрелит третий ряд, первый успевает перезарядить оружие и готов стрелять снова.

Эта речь тоже не обошлась без непонятных гусиных слов, но я живо оценил смысл сказанного и ответил:

— Я покорно прошу у тебя прощения, сеньор Уно. Прости, что повысил на тебя голос. Это весьма здравый совет, и я им воспользуюсь. Целую землю, приму его к сведению с сегодняшнего же дня. А сейчас, сеньоры, Ночецтли...

Я взмахнул мечом, давая своим ацтекам сигнал к атаке.

— Вперёд! Только вперёд!