Осколки: коготь Зверя (СИ)

Калейдоскоп

Когда в первый раз балуешься с калейдоскопом, то по неосторожности начинает кружиться голова, потому что узоры из стеклышек меняются с хаотичной быстротой. Наверное, это сравнение как нельзя лучше может описать мои первые две недели в школе Ронетт. И, если честно, я не знаю, что рассказать вам, невидимые читатели.

Если описать все в тоне краев, где по утрам подают депрессо — значит стереть подчистую все хорошие моменты. А они, черт возьми, у меня были. И они есть. И будут еще. Надо лишь хорошенько поискать.

Но и если писать только лишь о хорошем, то дело тоже не пойдет. Глупо делать вид, что мой кошмар позади. Потому… Есть у меня одна идея, небольшой творческий эксперимент.

Я расскажу вам пару-тройку веселых (или нет) историй, поделенных на блоки. Выйдет неплохо, наверное.

Блок первый: Учебонька

Со мной никогда не было хлопот по поводу школьных заморочек. Я всегда училась легко и с удовольствием, а в старшей школе вообще стала отличницей. Мне нравилось представлять себя молодой и амбициозной женщиной, стоявшей на пороге чего-то великого. Если Эль Вудс смогла всем доказать, что можно учиться на юрфаке и обожать розовые платюшки, то чем я хуже?

Но с учебой на ведунью все пошло по трубе. Мне не давалось девяносто процентов предметов, остальные десять шли не шатко не валко. Трудно сказать, в чем было дело: то ли в том, что я пропустила начало семестра и должна была нагонять все на ходу, то ли потому что половину вещей, о которых говорили преподаватели звучали для меня, как шифровки.

Девочки знали все еще с школ, где им определяли заряд и учили основам магии. Мне же все объясняли на пальцах. Причем в прямом смысле.

— Ну смотри же, все просто! — перегнулась через парту моя сокурсница и добрая приятельница Неттл, отбрасывая назад кудрявую копну цвета молодой малины. — Проводишь касательную через эти три точки, соединяешь через отрезок с фигурами и все! Схема хранилища готова!

Я закрыла тетрадкой лицо и завыла, потому что не поняла ни единого слова. Создание схем «Хранилищ магии» были самыми сложными на предмете «Введение в методологию магии». И, если в разгар учебного дня по пустым анфиладам школы прокатывался истошный вопль, можно было даже не сомневаться: юная сестра Прикер опять ничего не понимала.

— Неттл, я ценю твое стремление помочь Маргарите, но бывают битвы, которые надо выигрывать в одиночку, — поднялась со своего места старшая сестра Талита, очень строгая и взыскательная преподавательница, чем-то похожая на профессора Макгонагалл своими манерами.

Старшая сестра Талита посмотрела на мои задания в тетрадке, похожие больше на каракули медиума после рабочей запары и вздохнула:

— Постарайтесь сдать до конца занятия хоть что-то, юная сестра Прикер, — обратилась она ко мне, — и будьте аккуратнее. От точности и старательности в будущем может зависеть ваша жизнь.

— И она не шутит, — прошептала Неттл, — одна девочка много лет чуть-чуть испортила чертеж, а у нее брови сгорели!

— Сестра Талита умеет шутить? — прыснула со смеху я. — Пришлешь мне фотку? Без нее не поверю!

И так было не только с методологией. На «Истории Магического измерения» я путала даты и могла совершить пять ошибок в произношении имени государственного мужа из семи букв. Хищное растение, похожее на плод любви венериной мухоловки и крокодила, чуть не оттяпало мне руку во время пары по «Ботанике Магического измерения», хотя остальные мурлыкали с ним, чуть ли не как с котенком. А к котлу для варки зелий я даже не знала как подступиться.

Вообще главным плюсом для меня было то, что наручники снимали только во время уроков. Как только заканчивалось последнее занятие, их надо было сразу же надеть обратно. Так что я ценила учебу за возможность пожить без вечного зуда и жжения в запястьях. Уж точно не за возможность проявить себя.

Оценок мне не ставили. Было очевидно, что если начать оценивать мои успехи наравне с другими, то я окажусь не просто в хвосте, а где-то в отстое.

Домашки наваливали целые горы, да настолько сложной, что ее надо было разгребать чуть ли не до Темной поры. А никаких решебников не прилагалось, Дору же о помощи я не просила, потому что она со своей домашкой и работой справлялась кое-как.

Но преподаватели меня щадили. Каждый мой удачный ответ не возносили до небес, но одобрительный кивок или улыбка мне перепадали частенько. Они видели, что я честно старалась.

Но все же в учебной программе существовал предмет, в котором мне не было равных — «Прорицания». В нем не требовалась магия, только лишь интуиция и женская эмпатичность. Потому моя потрепанная колода карт Таро и артистическое обаяние пришлись как нельзя кстати.

— Так, — сверилась я со справочником, — Сигнификатор говорит, что ты недоверчивая и отстраненная, скупа на эмоции…

— Ну, надо же! — фыркнула Дора, лежа на кровати, задрав ноги на стену. — Это ведь так сложно понять… Третье око работает напропалую, да, Рита?

— Говори, что хочешь, но Таро — это тема, — пропела я, записывая первую позицию расклада в таблицу. — Так… Теперь Луна. Надо быть осторожнее, ты можешь легко оступиться и совершить ошибку.

— Знаешь, в чем вся суть Прорицаний? — перевернулась подруга на бок, подпирая щеку рукой. — В том, что это бредни. За всю историю ведовства было только две-три сестры с настоящим даром. Остальные — мошенницы.

— Мошенничество — это когда деньги вымогают, а я все делаю бесплатно, — перевернула я третью карту. — Ох ты ж ежик… Девятка мечей. Дори, да ты собрала весь джекпот.

— Не называй меня так.

— Прости. Это пипец какая депрессивная карта. Ты думаешь, что весь мир против тебя. Ты просто варишься в котле отчаяния.

Дора ничего не ответила. Она задумчиво рассматривала три уже раскрытые карты на столе. Мне не было понятно, что таилось в ее взгляде. Конечно, не каждый будет скакать от радости, когда бумажки с картинками скажут ему, что он депрессивный, скупой на эмоции и к тому же вот-вот оступится. Но было что-то еще, мрачное, потаенное и скрытое от моих глаз.

— Что там в итоге, Пирожок? — глухо спросила она.

Я перевернула последнюю карту и пробормотала:

— Слушай…

— Колись давай! — прикрикнула на меня та. — Ненавижу мямлей!

— Пятерка кубков. Утрата, — отрезала я. — Масштаб и поле неясны, но это принесет тебе огромную боль.

Долорес расхохоталась, откидывая копну волос назад. Она слезла с кровати и вытерла слезы смеха рукой:

— Да уж, спросила я у юной гадалки, что там меня ждет в ближайшие три месяца. Ладно, мне на работу пора.

С этими словами подруга исчезла за ширмой, переодеваясь в рабочий комбинезон. Я принялась собирать карты в единую колоду, с небольшим подозрением спрашивая:

— Сегодня же выходной. И ты вчера была на работе…

— Деньги, крошка, деньги! — ответила она. — Обещала помочь кое-кому.

Я не смогла выведать у Доры, где она работала. Мне, если честно, не было даже понятно, как ей удалось вообще получить место, ведь…

Об этой истории чуть позже в следующих блоках.

— Маргарита? — окликнула меня Долорес, расправляя складки на уродливом буром комбинезоне.

— А? — я оторвалась от отчета для «Прорицаний».

— Что обычно выпадало при гаданиях тебе? — она сложила руки на груди.

— Ничего, — развела я руками, — В Форестайде на Таро кроме меня никто не гадал, а для самой себя… Нужно отстраняться и смотреть холодным взглядом. Я так не умею.

Дора вдруг подошла ко мне и мягко улыбнулась, как не улыбалась еще никогда. Но и это было скорее гримасой с чертовой примесью горечи:

— Думаешь обо мне плохо? — неожиданно тихо спросила она. — Ты ненавидишь меня?

— Только когда твои часы бьются током, — хихикнула я, — но это издержки производства, да и бывают очень редко, а так… Нет. К чему ты вообще спрашиваешь?

Дора взъерошила мне волосы и хмыкнула:

— Вот видишь, врут твои карты.

Блок второй: Мой путь

Если честно, все было сложно.

В биографиях всех великих сестер черным по белому писали примерно одно и то же: «Еще с детства ведунья Пинтахленья Похлебская обнаружила в себе магический дар и выбрала себе путь варения вкуснейшей грибной похлебочки в промышленных масштабах, чтобы накормить родную деревню…».

Да, пример тупой. Но я есть хочу.

Все мои однокурсницы чуть ли не с пеленок знали, чем будут заниматься и какой путь выберут. А вот со мной предстояло помаяться.

Танцы я даже побоялась предложить. Стоило мне только обмолвиться Доре, что люблю хореографию и сумею это применить, она громко расхохоталась:

— Путь ведуньи должен помочь тебе выжить, Пирожок. Танцами ты сможешь заработать только в шлюшатнике.

В принципе, дома говорили то же самое. Не так уж обидно. К тому же я надеялась, что смогу пройти прослушивание в танцевальную команду школы Эйлин…

Давайте эту историю поставим чуть позже, пока у меня обед не переварился. Есть риск, что я блевану.

Меня не могли пристроить ни на одно мало-мальски существенное направление школы Ронетт. На пути Астрономии я засыпала от усталости, путь Душеведства отвергла из принципа. Дора сразу же доложила госпоже Клариссе, что если ей придется учить меня пути Механики, то не избежать смертоубийства, а про мои успехи на пути Зелий и пути Растениеводства, думаю, вы уже все поняли из первого блока. В итоге мне удалось удержаться на пути Прорицания, потому что я видела сквозь морок, но это не было мне по душе.

— Третье око — одновременно дар и проклятие, милые сестрички! — с драматичным подвыванием сообщила старшая сестра Далия со своей кафедры. — Вас ждет несладкая доля, дорогие мои!

— Да куда уж слаще, — пробормотала я, кутаясь в кардиган, надетый поверх свитера.

Занятия обычно проходили по вечерам в самой дальней и самой холодной части школы. Источниками света были магические шары, излучавшие слабый лиловый свет. В классе постоянно пахло тошнотворно-сладкими благовониями. Неудивительно, что у меня каждый раз до жути раскалывалась голова.

— Сестра Далия! — позвала ее одна из самых восторженных учениц, жадно ловившая каждую бредню. — Кажется, мне только что было видение…

Преподавательница охнула и побежала к девочке, словно курица-наседка к цыплятам. Я же сосредоточилась на чтении — скорее на тупом рассматривании — расплавленного воска на блюдце.

Отчаянно хотелось спать. Дым благовоний, тихие перешептывания на заднем фоне, полумрак — вся обстановка буквально умоляла меня положить ручки под щечку и заснуть. Даже холод, пробивавшийся сквозь слои одежды, никак не бодрил.

Золотой свет, пронзающий словно тысяча лезвий.

Лепестки роз у ног

Отчаянно-горько-злобная ухмылка на обескровленных губах

— Юная сестра! — ощутила я мягкий толчок в бок. — Что с тобой?

Далия нависла надо мной. Ее маленькие черные глазки, как пара жучков бегали по мне, выискивая и выпытывая признаки пробудившегося Третьего Ока.

— Голова закружилась, — пробормотала я, не желая признаваться, что заснула на уроке.

Она недоверчиво склонила голову набок. И без того похожая на насекомое своим невысоким ростом и массивной фигурой, Далия напомнила мне агента ФБР. Но вдруг почти у половины учениц пятна воска сложились в «картину неминуемой кончины», и та была вынуждена успокаивать их, приговаривая, что «Мир за завесой тайны субъективен».

Однако так легко я не отделалась. После урока Далия поманила меня в свой кабинет-каморку за классом и усадила за пыльный стол, уставленный уже почерневшими от чая чашками, контейнерами с пучками трав, полуоплавленными свечами и другими материалами для уроков

— Как тебе осколки? — спросила она, наливая мне отвар, которым отпаивала всех замерзших.

— Простите? — осторожно поинтересовалась я, все еще надеясь уйти от ответа.

— Осколки, — повторила преподавательница, пододвигая чашку ко мне, — образы и символы из будущего, что посланы тебе из-за Завесы.

Ей невозможно было соврать, как, впрочем, никому из ведуний. Даже если они не могли копаться в мыслях, то считать эмоции, малейшее смятение или злой умысел — на раз, два, три.

По крайней мере, мне так казалось.

— Фигня какая-то, если честно. Словно кадры в фильме заели.

Далия расхохоталась, откинув голову назад. Ее русые волосы с сединой выбились из-под черного бархатного обруча и обрамили лицо забавными локонами.

— Первый раз на моей памяти слышу такое сравнение, — ответила она, — видишь ли, Маргарита, осколки не просто кадры. Это послание, которое ты должна считать. Магия поможет тебе в этом.

Я поежилась. Как раз-таки магия у меня не шла. В один день на уроках госпожи Клариссы я могла заставить канделябр порхать вокруг стола или превратить белый цветок в розовый, а в другой — не могла и открыть силой мысли учебник на нужной странице.

— Старшая сестра Далия, а можно ли отказаться от магии? — вежливо поинтересовалась я.

Ее густые брови стремительно взлетели вверх. Она прижала руку к груди и выдохнула:

— Отказаться? Как ты себе это представляешь?

— Ну, чик, и все! — изобразила я пальцами лезвия ножниц.

Старшая сестра Далия посмотрела на меня так, словно у нее спросили, каким способом удобнее разделывать людей. Придя в себя, она вкрадчиво произнесла:

— Магию ни в коем случае нельзя отвергать от себя. Скажи, можно ли заставить свою кровь охладеть? Или поменять местами сердце и желудок?

Эти иносказания вывели меня из себя. Я нуждалась в ответах, но никто не спешил мне их давать.

— Я была нормальной! А потом вдруг с бухты-барахты меня объявили ведуньей и отвезли сюда! Так что это точно не моя природа!

Преподавательница сощурилась и произнесла уже не таким благодушным тоном, каким разговаривала со мной мгновение назад:

— Ты считаешь нас ненормальными? А кто, позволь спросить, нормален? Твоя прелестная Куратор, отродье семьи кровопийц?

— Не смейте так говорить об Элине! — заорала я. — Она уж куда добрее вас!

Далия в ответ лишь усмехнулась. Она забрала у меня чашку и указала на дверь со словами:

— С глаз моих долой. И подумай хорошенько над своими словами!

На следующий же день путь Прорицания был для меня закрыт. Пришлось бороться со сном на пути Астрономии, куда меня все же взяли скрепя сердцем.

Преподавательницы школы Ронетт были хорошими, я не соврала ни в едином своем слове. Но существовал парадокс:

Никто из них не мог помочь мне перестать бояться самой себя

Блок третий: Друзья

Еще давным-давно школьный психолог рассказал нам, что для первокурсника, оказавшегося в чужом городе без семьи, друзей и любимого пледика с медвежатами, нет ничего хуже социальной изоляции, потому надо не стоять в сторонке, а идти на контакт, даже если не хочется. Каждый созвон с мамой заканчивался советом не замыкаться в себе и не быть одинокой.

Мамуля могла быть за меня спокойна: от одиночества я точно не страдала, потому что за все описываемые полмесяца еще ни разу не оставалась с собой наедине.

Капитан Горн исправно привозил мне вещи из дома. Каждые три дня мы встречались в специальной комнате для свиданий. Он приходил невероятно уставший, ругавшийся сквозь зубы на всех и вся, сетуя на то, что может поговорить всего ничего, но в конечном счете задерживался на целый час. А один случай вообще махом сблизил нас.

— Сандра умоляла везти этот груз со всей осторожностью, — пропыхтел Адам, вручая мне перемотанный в кучу тряпья сверток, — Колись, мелюзга, что там? На чемодан не похоже.

Я лишь заговорщицки улыбнулась и принялась аккуратно разворачивать драгоценную поклажу. Медленно, но верно, сверток приобретал все более и более знакомые очертания.

— Быть не может! — выдохнул капитан. — Это…

Я держала в руках гитару в чехле и улыбалась так широко, что щеки болели.

— Моя Черри, — проворковала я, доставая свою дорогую подругу из «домика». Фирма «Daisy Rock». Модель «Debutante Rock Candy». Атомно-розовенькая!

Родители подарили мне Черри на шестнадцатый день рождения, очевидно замучавшись слушать мое нытье про мое навязчивое желание заиметь «прекрасную розовенькую гитарку, чтоб была как конфетка». И для меня эта малышка была сопоставима с дарами волхвов.

Даже сейчас она со мной.

— Сыграешь? — поинтересовался он.

Я осторожно повесила гитару через плечо и провела по струнам. Звучала малышка хорошо, не успела расстроиться за неделю разлуки. Мы сыграли для капитана Горна все что помнили: обрывки песен Тейлор Свифт, музыку из рекламы и даже немножко церковных гимнов. В груди забурлило нечто теплое, словно встретилась со старым добрым другом.

Адам зааплодировал, стоило мне кончить. Я сделала неловкий книксен и нарочито жеманно произнесла:

— Ах, благодарю вас, дорогие ценители моего таланта подвывать в такт фальшивой игре! Чаевые можете положить вон в ту большую фетровую шляпу!

Капитан Горн скучал по дому так же, как и я, просто научился лучше это скрывать. Всего за несколько встреч он успел выведать у меня все: какие фильмы уже успели выйти в кино, как сыграли его любимые футбольные команды, и как там поживала его фаворитка в мире актрис — Марго Робби.

— Она далеко пойдет, я тебе отвечаю! — доказывал он мне, размахивая руками. — То, что «Отряд Самоубийц» провалился, вообще не ее вина! режиссер дебил тупой!

— Слушай, мне от ее славы не жарко, не холодно, — честно призналась я, — мне вообще нравится Сирша Ронан…

— Ну да, девчуля не промах, — крякнул тот, — но я в нее не верю. Вот смогла бы она сыграть Джо Марч? Марго смогла бы…

Еще он с какого-то перепугу решил, что я эксперт в сердечных делах, и постоянно спрашивал совета, как лучше ответить на очередное гневное сообщение от его девушки Фелиции.

— Не заводи отношения на расстоянии, малая, — жаловался он, потирая лоб, — мне меньше года осталось, а ее понесло! Ну не могу я звонить каждый вечер! И фотки мне все нравятся!

— У вас сложный период, — сочувственно кивала я головой.

— Не говори. Так что думаешь?

Я помогала как могла, но худшего наперсника в делах любовных было просто не сыскать. Весь мой опыт отношений заключался в двух просмотренных наполовину сезонах «Сплетницы» и одном полном сезоне «Дневников вампира». Ну и полная дискография Тейлор Свифт. Но Адам все равно расспрашивал меня. Ему правда было интересно.

— Ри, никому не бывает просто на новом месте, — потрепал он меня по голове, когда я осторожно поделилась с ним своей усталостью и чувством потерянности от этого места. — Думаешь, я на первом курсе пришел такой красивый и все сказали: «Горн, назначим тебя на выпускном курсе капитаном»? Я дрался за право себя уважать. Это не ведовство, конечно, но поверь… Иногда в Тинтагеле жизнь не сахар. Мне не на кого было положиться. А тебе есть. Зуб даю.

Он был очень-очень хороший.

Но что самое поразительное — грубоватый, не всегда тактичный, иногда ругавший даже погоду Адам относился ко мне с большим пониманием и уважением, нежели две самые важные для меня… Подруги.

Ни с одной из них не было просто. Они буквально тягали меня между собой, как собаки дерутся за кусок мяса.

Вот возьмем к примеру Элину. Она была поразительным сочетанием мягкости, мудрости и вместе с тем непроходимой упертости и высокомерия.

Я поняла только сейчас, что мы встретились в самый странный период ее жизни. Элла искала себя. А находила только лишь неприятности и похмелье. Она отчаянно тянулась за всем хорошим и прекрасным, но от природы слабая духом и падкая на соблазны, не могла противостоять всем ловушкам, что подстерегали ее на пути.

— Ты что, пьяная?! — воскликнула я, учуяв слабый запах спиртного. — Элла, только Светлая пора минула!

Мы встречались тайком в клубе для элитных элит. Подруга всегда ждала меня при параде: волосы, уложенные в «корону», идеальный макияж, едва заметные, но явно дорогущие украшения…

А еще улыбка, близкая к истерической, и этот проклятый запах.

— Не злись, Крошка, — проворковала она, — вчера была вечеринка у одной моей любимой певички. Нужно было стоять с бокалом, иначе никто бы не заговорил

— Пить из него тоже было обязательно?

— Мамочка, — все таким же нежным голосом пропела Элла, — твоя малютка совсем уже взрослая и может пить и есть сколько угодно, пока ты спишь с кем угодно. А, стой. Ты же мне не мать.

Мы это никогда не обсуждали, но я узнала из сплетен и обрывков светской хроники, что родители Элины давно не жили вместе, оформили развод официально только год назад. Ее мать изменила отцу с молодым нуворишем, еще когда дочке было пять лет. Отец не стал отставать и изменил ей с ее любимой фрейлиной. Одним словом — взаимный обмен изменами. И да, от Эллы никто ничего даже не пытался скрыть.

Она честно пыталась учить меня истории магии и Измерения, но сами понимаете, с похмелья тяжело порой даже жить. Потому я получала знания откуда только могла.

— Лефария — одна большая шлюшатня, — изрекла Дора, читая газету и общаясь больше сама с собой, — только Нилион держит планку. Хотя будем честны: кому вообще нужен этот мужлана и его отпрыск?

Лицо принца Алана мелькало чуть ли не из каждой газеты. Журналюги гадали, так ли на самом деле безупречен этот кусок льда в человечьем обличии. Долорес лишь закатывала глаза и делала самокрутки из его стереографий. А я молчала и пыталась даже не думать о нем.

Дора не пила, зато дымила, как паровоз. Подсела на земные крепкие вонючие сигареты еще на первом курсе и смолила ими три раза в день.

— От них легче на душе, — нехотя признавалась она, — бывает паршиво так, тошно, а выкуришь сигаретку и сразу жить охота. Понимаешь?

Я правда пыталась. Изо всех сил.

У нее с семьей все было раза в два трагичнее, чем у Элины. После падения Арилии у ее бабушки забрали аптеку, семейный бизнес, на который она положила всю жизнь.

— Связь с сектой Зверя, — объясняла Долорес бесцветным голосом, — и нет, я не знаю, насколько это было правдой. Нашу семью это просто разбило об асфальт.

Я ненавидела эту интонацию. Когда Дора хотела скрыть истинные чувства, она превращалась в ледяную статую, которая ранила своим холодом до крови. Наповал.

У меня начались месячные в начале второй недели. Я боялась пить лекарства, потому что не знала, как они на меня подействуют, и весь день после занятий пролежала, свернувшись калачиком и тихо скуля от боли. Долорес пришла на удивление веселая, увидела меня и тут же закатила глаза.

— Что на этот раз? — не без раздражения спросила она.

— Живот болит, — прошептала я, прижимая к себе подушку, — Дори, мне так плохо…

— Выпей таблетку, у меня лежат в шкафчике, — подруга зашла за ширму и начала переодеваться в комбинезон.

— Я боюсь…

— Чего? — Долорес высунулась из-за ширмы, злобно глядя на меня. — Вторая голова не вырастет!

— Дора… — я попыталась сесть, но спазм скрутил так, что я застонала, стиснув зубы. — Побудь со мной, пожалуйста…

Она вышла уже одетая, крася губы помадой и проверяя смарт-панель. Окинув меня взбешенным взглядом, она процедила:

— Деньги за день тоже мне заплатишь? Очнись, мне надо работать!

— Но…

— Рита, сколько тебе лет?! — прикрикнула она. — Явно больше тринадцати, раз кровоточишь! Я не твоя нянька, у меня есть свои дела! Выпей уже таблетку и перестань ломать комедию!

Боль прошла только после темной поры. Я то проваливалась в сон, то скулила от боли. Дора вернулась почти под утро и сразу же ушла на занятия. Не извинилась.

Я зря это написала. Решила тут поныть, как у нее животик болел, велика беда. Теперь вы будете думать, что Долорес плохая. Но она не была такой, поверьте! Это все я!

Может быть, она устала и просто не смогла сказать нужные слова? Может быть, я должна была стать самостоятельней? Может быть, не надо было к ней лезть со своей глупой дружбой? Может быть, если бы я не была плаксой и не хваталась за нее, как утопающий за веревку, то…

То она бы на меня не злилась?

Если бы я…

ЕСЛИ БЫ Я БЫЛА ХОРОШЕЙ, ТЫ БЫ НЕ БЫЛА ТАК ЖЕСТОКА?

Блок четвертый: Чудесный мир

Ох… Ну, тут была полная жопа.

Для начала, у меня никак не получалось вписаться в местное время. В этом мире нет наших привычных месяцев. Только лишь поры деревьев. Например, нет такой даты «25 мая», а есть «Первый день осенней поры Ясеня». И никто не путается! И всем удобно! Года вот похожи на наши. Сейчас вот идет девятнадцатый год третьего тысячелетия, что Благодетель нас покинул.

Ну, как нас. Их.

Про часы в сутках я вообще молчу. У них нет полудня или полуночи, а есть Светлые и Темные поры. Отсчитывать от них то еще удовольствие, скажу я вам. Например, из-за путаницы во временах у меня официально самый всратый оберег в школе Ронетт.

Ах да, вы не знаете эту историю. Ну, слушайте.

У всех ведуний есть дорогая их сердцу вещица, которая усиливает их магию, а вдовесок защищает их от дурного глаза. Называется, как вы уже поняли, оберег. Каждая ведунья получает его от своего Куратора и директора школы в день становления на Путь.

Поскольку неясно было, в какой именно день мне на этот путь встать, то этим днем почетно назначили пятницу моей второй недели. Накануне Элина и госпожа Кларисса строго-настрого запретили мне стричь волосы, избегать острых углов (сама не поняла, в чем соль) и выбрать самую ценную для меня вещь небольшого размера, удобную для постоянного ношения. И весь вечер мы с Дорой перебирали мои немногочисленные украшения.

— Оно должно быть очень старое? — задумчиво крутила я в руках кулон в виде сердечка, купленный в магазине сувениров Сейлема.

— Да. А еще лучше — фамильное, — вытащила подруга свой медальон из-под футболки.

— У меня таких нет, — заключила я, закрывая коробку из-под печенья, где хранила всю бижутерию.

— Не переживай так, — подмигнула мне она, щекоча спину, — оберег будет укреплен магической защитой. Ты же не из древней династии, верно?

— Ага. Анализ показал, что есть побочная линия из Англии, но не более, — я решила не вдаваться в подробности своей весьма запутанной родословной.

— Ну вот. Фамильная реликвия просто дополнительно защищена магией рода, но это не страшно, — Долорес растрепала мне волосы на макушке, — будешь первой.

Ее настроение значительно улучшилось в те последние пару дней, хоть и работы существенно прибавилось. Один раз она вообще просила меня прикрыть ее до утра и говорить всем, что вышла подышать воздухом в коридорах.

Я думала, что она так тяжело работает, скрывая свою сущность и маскируя мороком свои наручники под браслеты, лишь бы ее не распознали. Один раз даже решила, что Дора там поранилась, когда увидела у нее на шее кровоподтек фиолетового цвета.

Приберегите снисхождение к милой дурочке Рири, не знающей, что такое засос. Вам оно еще пригодится.

Всю ночь я плохо спала, постоянно падала и проваливалась в тяжелые и зыбучие, как болото, кошмары. Долорес с трудом растолкала меня.

— Засоня! — торопила она меня. — Тебя принцесска с Клэр сожрут!

— Очками подавятся! — пыхтела я, натягивая красный шерстяной кусачий свитер через голову и наскоро заплетая косу.

— Может быть, Элина все же варит в своих покоях маленьких глупых девочек! — поддразнивала меня Дора, сидя на полу и пристально наблюдая за мной. — Не забудь часы!

— Откуда мне знать? — я затянула ремешок на запястье потуже. — Я никогда не была в ее комнате, мы встречаемся в частном клубе.

Я повернулась к зеркалу, чтобы в последний раз перед выходом оглядеть себя. Наверное, потому увидела лишь мельком, как Дору буквально перекосило от моей последней фразы.

— Вот как? — ее голос звучал обеспокоенно. — Вы же такие подруги. И ты ни разу не видела, как живет Ее Роскошество?

— Да мне все равно, — пожала я плечами.

Когда я уже одной ногой вышла из комнаты, Долорес лениво, как будто невзначай протянула:

— А моя Куратор всегда приглашает к себе в гости. Доверяет мне. А у вас как с Элиной?

Я ничего не ответила и побежала в офис госпожи Клариссы.

Директриса и Элла уже ждали меня. Я прервала их разговор на фразе подруги:

— Нет никаких причин для волнения. Думаю, это лишь дело времени.

Резкий хлопок двери заставил их обеих развернуться ко мне. Элла на секунду искренно улыбнулась мне, но тут же напустила на себя маску равнодушия. Кларисса же жестом пригласила меня за стол со словами:

— Ну-с, юная сестра, что ты выбрала для своего оберега?

И тут меня точно пронзило острейшей иглой насквозь. Из моей бедовой головы напрочь вылетело, что я должна была принести свою вещь. Возвращаться назад было уже поздно, терять лицо перед ними двумя не хотелось, потому я нашла самый глупый, но в то же время самый изящный выход, что только был возможен.

— Во! — сняла я резинку со своей косы, распустив волосы — Подойдет?

Мне до сих пор интересно, что же в тот момент подумали обо мне госпожа Кларисса и Элина? Видно было, что они с трудом сохраняли невозмутимые выражения лиц, но уголок глаза у директрисы предательски дрожал, выражая весь спектр ее грядущего нервного срыва.

— Ты уверена? — осторожно поинтересовалась Элина. — Оберег должен быть достаточно крепким, чтобы защитить тебя в любой опасности.

И тогда я выдала свою самую сногсшибательную фразу, которая точно определила меня как личность и как ведунью:

— Я в танцах больше десяти лет, знаю толк в резинках.

Госпожа Кларисса молча повернула кольцо на пальце. Моя резинка сменила цвет с голубого на темно-синий. Затем она закрыла лицо руками и истерически расхохоталась. Меня обуял стыд за собственное разгильдяйство, и я бросилась к ней с извинениями.

— Потом придешь! — шикнула на меня Элина.

Справедливо, претензий ноль.

А теперь перейдем к самой неприятной истории, которая случилась со мной практически в начале третьей недели. И сразу хочу предупредить: очевидных злодеев в ней нет. Героев тоже. Все прошляпились по-уникальному.

Помните, я твердо решила не бросать танцы и записаться в кружок/секцию/ хоть куда-нибудь, чтоб было веселее? В школе Ронетт таких компашек не было, а вот у «Эйлинцев» была целая команда. И, судя по слухам, что я упорно и по крупицам собирала все полмесяца, она отчаянно нуждалась в свежей крови.

— Танцы повторяются по кругу, — Неттл сверилась с рецептом Усыпляющей настойки и протянула мне пучок сухой и горько пахнущей травы, — Ничего интересного. Если честно, их капитан вообще уже ни о чем.

— Ну, соглашаться не буду, — я разломала пучок и бросала соломинки в варево темно-серого цвета одну за одной, — оценка любого искусства — фигня субъективная. Но… Посмотреть стоит. Тем более, я видела объявление о наборе новых солисток у своего Куратора.

Напарница по Зельеварению рассмеялась и покачала головой:

— Смешная шутка, Ри!

— Но я…

Не успело с моих губ сорваться «… Не шутила», как к нам подошла старшая сестра Бригитта и весело спросила:

— Конец урока, а с вашей стороны ни одного взрыва? Маргарита, неужели Неттл хорошо на тебя влияет? Давай-ка проверим!

Договорить нам не удалось, потому что пришлось подробно расписывать преподавательнице весь процесс приготовления настойки (сбилась всего в паре мест), а потом мы разбежались по разным урокам. Неттл так и не узнала, что я имела в виду каждое свое слово.

Что руководило мной? Безрассудство и отвага? Искренняя вера в то, что не может быть все так плохо, и стоит только чародеям увидеть мое мастерство, как сразу же они забудут о «печати зла»?

Злость на Элину, державшую меня подальше от своего мира и от своей идеальной школы, о которой она рассказывала только высоким стилем и с придыханием?

Даже трудно сказать, что именно было той самой каплей, которая заставила меня сложить хореографический купальник, юбку и пуанты в сумку и отважно устремиться в абсолютно незнакомое мне место к абсолютно незнакомым людям.

Школа Эйлин и правда стояла посреди поля, покрытого ковром из хрупких и нежных белых асфоделей. Само здание походило на воздушный замок из сказок: кремового цвета и легкое-легкое, словно случайно опустившееся на землю с облаков, с гигантскими золотыми блестящими воротами и чертовым садом с фонтанчиком в главном дворе (не то, что двор моей альма-матер, где для большей картины запустения не хватало перекати-поля).

Но знаете: порой так бывает, что красота вызывает ужас. Совсем как у Донны Тарт. При виде школы Эйлин меня словно пронзила насквозь острая тонкая игла. Я как будто была мертвой бабочкой, которую положат в альбом и забудут.

«Эйлинцы» тоже напоминали мертвых бабочек. Идеально уложенные прически, черные платья и костюмы, толстые учебники подмышкой — один в один студенты престижных колледжей. Только лишь уродские серебряные плащи портили картину.

А еще мне показалось, что некоторые из них прихрамывали. А у кого-то синяк приняла за смоки-айз.

Да, момент настал. Начинайте смотреть на наивную Рири свысока.

Я старалась не привлекать к себе лишнее внимание, идя по краешку школьного двора, но все взгляды были устремлены на меня. А точнее, на мои наручники, которые буквально впивались в кожу. Быстро забежав в главный корпус, я отчаянно начала растирать запястья, чтобы хоть немного облегчить боль. Стало только хуже, вдобавок и часы принялись «бить» меня током.

— Юная сестра, — окликнул меня кто-то самым участливым тоном на свете, — вам помочь?

Дьявол меня раздери, у них была даже секретарь на входе, которая улыбалась мне настолько сладко и сахарно, что аж затошнило. Но я не растерялась и подошла к ней, гордо задрав голову:

— Здравствуйте, а где тут у вас набор в танцевальную команду?

Несколько мгновений женщина даже не могла ответить, настолько ее сшибла с ног моя наглость. Наконец, она незаметно вытерла капли пота со своей карамельного цвета кожи и таким же участливым и сахарным тоном произнесла:

— Если ваш Куратор на данный момент находится там, я могу его вызвать…

— Нет-нет, — прервала ее я, — сама справлюсь. Мне нужно на отбор. Где он проходит?

Улыбка секретаря стала еще слаще. Она заговорила со мной очень медленно, словно тщательно подбирая и оценивая каждое свое слово:

— Юная сестра, вы действительно уверены, что должны быть там? Возможно, произошла ошибка?

Мое Третье око и зачатки социального интеллекта в тот момент очевидно были задавлены самонадеянностью, потому что я не только пропустила мимо ушей посыл ее фразы, но и, увидев объявление на противоположной стене, аккуратно оттеснила ее в сторону и пошла вверх по лестнице со словами:

— Все, уже вижу. Спасибо за помощь, хорошего вам дня!

Не знаю, почему меня не выставили сразу. Возможно, бедная женщина настолько опешила от ведуньи-нахалки, что не успела быстро найти Элину.

Видит Бог, этой истории лучше было закончиться именно в той самой точке.

В просторной раздевалке никого уже не было, потому что до начала отбора оставалось меньше десяти минут. Я быстро переоделась, собрала волосы в пучок и выскользнула из раздевалки, в тот самый миг, когда из глубины огромного спортивного зала — похожего скорее на тронный — раздался бодрый голос:

— Приветствую всех друзей и подруг, пришедших сегодня! Мне не терпится увидеть ваши таланты!

Капитаном была низенькая и пухленькая смуглая брюнетка с кожей цвета слабо заваренного кофе. Она приветливо оглядела всех собравшихся и пропела грудным приятным голосом:

— Жду самых смелых! Ну, кто решится показать себя первым?

Я решила выйти пятой. Не самая скромная, но и не выскочка, заодно и на других ребят посмотреть можно.

Смотреть было на что. Правда. Кто-то танцевал по отточенным линиям, работая со своим телом, словно вычерчивая на полу геометрические фигуры. Кто-то парил над сценой точно большая изящная птица. А кто-то пускался в отчаянный угар, забывая обо всем на свете.

За это я и люблю танцы. Нет правильного или неправильного движения. Есть только зажатость и нежелание слушать самого себя.

Когда настал мой черед, я вышла на самую середину сцены и повернулась к Капитану спиной.

— Мы здесь, подруга! — шутливо проворчала она.

Я обернулась к ней лицом и сделала осторожное движение правой рукой и ногой в сторону, сгибая их как крылья, чтобы потом резко вернуться к исходной точке. Потом я так же осторожно и словно с недоумением выгнула левую руку и ногу, удивляясь своей собственной пластичности, а затем резко возвращая их на место. Но с каждым разом мне словно становилось сложнее контролировать себя, снова и снова позволяя рукам, ногам, а потом уже всему корпусу выгибаться вперед, словно невидимая сила манила меня сбросить оковы. Наконец, я вырвалась и освободилась, полностью давая себе волю побеситься всласть, а потом уже побежать по залу, с диким ревом оборачиваясь вокруг оси. Когда же я вернулась на место, с которого начала бег, то закружилась вихрем, а в конце даже сделала подобие фуэте.

Именно этот танец мы с Густаво репетировали для поступления. Его считали гвоздем программы. На него возлагались все надежды.

Когда я отдышалась, то поняла, что лица Капитана и всех остальных буквально застыли от ужаса. Наручники на моих запястьях лучше любого приветствия говорили о том, кто я.

— Что вы здесь делаете? — испуганно спросила Капитан. — Почему вы пришли?

— Так ведь прослушивание… — запыхавшись, проговорила я. — Ребята, а водички ни у кого нет?

Они смотрели на меня так, словно я только что убила половину школы. Ужас сменился на злобу и даже на ненависть. Капитан направилась ко мне, закатывая рукава толстовки и грозно спрашивая:

— Спрашиваю в последний раз: что ты здесь забыла, Звереныш?

И только тут до меня дошло, что мне тут, мягко говоря, не рады. Защищаться я не могла, бежать было некуда. Безумно похолодало, конечности стали свинцовыми и неподъемными. Я закрыла голову руками и задрожала.

Меня побьют. Или еще что хуже.

Внезапно меня схватили за руку и потащили прочь из зала. Все произошло настолько быстро, что я даже не поняла, кто именно это был. Смогла оглядеться, только когда меня трясли за плечи и орали:

— Ты сдурела?! Тебе, Пеклово отродье, явно жить надоело?!

Конечно, это была Элина, чье лицо больше не было прекрасной маской. Ее буквально перекорежило от злобы.

Она затащила меня в пыльный грязный чулан. Наверное, он первым попался ей на пути, потому что из-за пыли невозможно было вдохнуть. Элина металась вокруг меня как разъяренная тигрица, шурша чертовым серебряным плащом. И с каждым ее словом казалось, что меня рвут на части кусок за куском.

— Я тут жопу рву, пытаюсь выбить для тебя место, а ты чем занята?! Позоришь меня?! — визжала она. — Что ты хотела доказать?! Что лучше всех и плевать хотела на правила?!

На меня в жизни никто не повышал голос, а уж тем более с такой злобой. Мне захотелось сжаться в комочек и спрятаться от этих злых слов.

— Я хотела танцевать, — мой голос превратился в шепот, — там не было написано, что ведуньям нельзя…

— Думать не пробовала?! — прорычала Элина. — Повторяю еще раз для тебя, дуреха: пока на тебе эти наручники, ты не можешь даже шага в нашу сторону сделать! И уж тем более думать, что ты имеешь право танцевать с нами!

Именно в этот момент я впервые захотела исчезнуть. Вообще не существовать на белом свете.

До той самой минуты мой мир был ограничен школой и парой-тройкой мест, куда меня всегда сопровождали Элла или Адам. Я даже представить себе не могла, насколько сильно ненавидят ведуний.

— Мне нельзя прийти к тебе в гости, — я изо всех сил старалась сдержать слезы в голосе, — нельзя снимать наручники, нельзя танцевать, нельзя иногда даже говорить. И домой тоже нельзя. Что мне можно?

Элина закатила аккуратно накрашенные глаза и склонилась надо мной. Ее слова звучали как глухой удар камнем по голове:

— Ни-Че-Го. Убирайся отсюда!

Это была она. Звезда, что обещала мне место на небосклоне. Черная дыра, что засасывала планеты и уничтожала галактики. Все она.

Больно-больно-больно.

Знаете, что случилось, когда я выбежала во двор, совершенно позабыв про морось и холод на улице, оставив всю теплую одежду в раздевалке? В кого я врезалась, летя вперед и не разбирая дороги?

Правильно, у нас есть победители!

В моего дорогого недруга, урода и просто гребаного принца Алана Нилионского. Он сразу же узнал меня, скривив обескровленные губы в издевательской ухмылке.

— Так-так, — произнес он, манерно растягивая слова, — выходит, молва не врала? Юная сестра действительно устроила переполох в спортивном зале?

Я молчала, стиснув зубы с такой силой, что боялась стереть их в порошок. А Придурок наслаждался моим унижением, продолжая свою пытку:

— Элина плохо следит за своим Зверьком. Надо более ответственно подходить к выбору питомца. Кто-то прикармливает саламандру, кто-то любит лошадей. Но приручать к рукам ведунью… Это уже несколько эпатажно.

— Я не Звереныш! — вырвалось у меня пискляво. — Я человек!

Он лишь высоко и холодно рассмеялся мне в ответ, задрав голову так высоко, что я даже увидела синюю вену на шее.

— А кто же ты, позволь спросить? — с глумлением осведомился Придурок. — Ты правда решила, что вы друзья? Ну, девочка, это в высшей степени наивность и глупость! Кронпринцесса, будущая Верховная чародейка и… Кто, разреши уточнить? Отребье? Невесть что в розовом обносках? Надо знать свое место и не претендовать на что-то выше.

Знаете, иногда человеческое терпение достигает своего предела. Иногда котенок, загнанный в угол, начинает кусаться и царапаться.

Иногда миролюбивая и дружелюбная девочка может наговорить такого говна, что не разгребет его во веки веков.

— Меня зовут Маргарита Карлотта Прикер, выучи уже! — произнесла я так громко и низко, что эхо разлетелось по всему коридору. — Я знаю цену человеческого достоинства и знаю, что мое место точно не в вашей дыре! Я знаю два иностранных языка, умею играть на двух музыкальных инструментах, в совершенстве знаю классический танец, а еще никогда в своей жизни никого пальцем не тронула! А ты чем похвастаешься, привилегированный кусок говна?! Богатством, которое вы, царственные паразиты, отобрали у своего народа?! Манерами рептилии?! Ах да, мамой и папой, которые родили тебя не потому что хотели, а потому что надо посадить на трон очередного жопошника?!

Принц Алан выслушал меня с самым невозмутимым видом, словно его совсем не волновало, что я думаю о его состоянии, поведении и душевных качествах. Только на словах о семье «маска» дала трещину, и я осознала, что попала в самое яблочко.

— Обязательно спрошу у матери, о чем она подумала, когда поняла, что носит меня под сердцем, — произнес он, скривив рот в болезненной усмешке. — Жаль, что ее надгробие вряд ли мне ответит. А тебе, маленькая тварь, надо бы уважительнее относиться к тем, кто защищал ваш гнилой вид до самой смерти.

И он стремительным шагом направился к лестнице, бросив через плечо:

— Вот уж действительно Зверье.

Да, знаю, о чем вы думаете, перечитывая записи. О том же, о чем думали мои родители, каждый раз видя мое заплаканное лицо и слыша притворно бодрый тон.

К утру тебя уже не будет здесь, малыш! Мы сейчас же тебя заберем!

Я хочу, чтобы вы уяснили простую истину:

Рита Прикер не жертва. Никогда не была и не станет.

У меня есть силы бороться против несправедливости, потому что жизнь вокруг не так мрачна, как мне казалось тогда. Когда мне очень тяжело и плохо, когда кажется, что проблеска посреди тьмы больше не будет, то изо всех сил напрягаю память и вытаскиваю добрые и светлые моменты.

Я вспоминаю Дору, просидевшую у моей постели всю ночь, когда я вернулась из школы Эйлин, не помня себя. Она с ложечки отпаивала меня горячим молоком, бурча под нос:

— А ведь с лекарствами вылечилась бы быстрее! Пирожок, ням-ням! Пей без разговоров!

Я вспоминаю Госпожу Клариссу, не ставшую меня наказывать. Она лишь пригласила меня на чаепитие и вернула мою сумку с вещами со словами:

— Они лишь ее обыскали, одежда цела. А Госпожа Макрая приносит свои извинения за неподобающее поведение своих учениц.

Мы обе понимали, что грош цена этим извинениям, но это было лучшее, что можно было получить. Директриса лишь произнесла с явной горечью и нежностью:

— Милая Рири, путь ведуньи никогда не был легок. Теперь я верю, что ты будешь осторожна.

Я вспоминаю однокурсниц и сестер постарше, которые оставляли мне на парте и обеденном столе фрукты, сладости и записки со скупыми, но искренними словами сочувствия и сожаления.

Я вспоминаю сестру Далию, которая подкараулила меня в коридоре и трагическим шепотом поведала, что Третье око знает, что ни одно злое дело не останется безнаказанным. И сестру Бригитту, украдкой погладившую меня по голове. И даже суровую сестру Талиту, посреди урока разразившуюся яркой проповедью о том, что значит достоинство на Пути ведуньи.

— Никогда! — грозила она пальцем. — Никогда не забывайте, что Ронетт не преклонилась бы перед невзгодами и не стала бы сносить обиды! И вы не смейте!

А еще я вспоминаю Адама, который в очередной свой визит заявил мне, что ему позарез надо научиться танцевать вальс. И только я могу его научить.

— Смеешься? — шмыгнула я носом. — В жизни больше танцевать не буду!

— Дурында ты, малая! — похлопал он меня по плечу. — Мне твои предки сказали, что ты ходить позднее научилась! Давай не ломайся!

Я медлила, не решаясь дать ему ответ. Он упер руки в бока и хмыкнул:

— А, понял. Мисс Гордый Нос решила, что я тут несмышленыш! А зря! Я так у себя в школе на дискотеках отжигал!

В конце концов я принялась ставить ему осанку и положение рук. Потом мы уже осторожно кружились по комнате для посещений, а я размеренно и спокойно вела счет:

— Раз, два, три. Раз, два, три. Да куда ты меня ведешь, мы сейчас на стол налетим!

— Рири, я типа наврал! — пыхтел тот. — Я типа вообще не умею танцевать!

— Ничего страшного, — рассмеялась я, — все получится!

Когда пришла пора прощаться, я заметила у него царапину на виске. Адам смущенно закрыл ее рукой и признался:

— Всегда режусь или ранюсь! Вот она, житуха рыцаря!

Я осторожно прикоснулась к его лицу, пытаясь понять, как заклеить царапину пластырем, но тут случилось странное.

Через все мое тело прошла теплая волна, словно летний дождь после жары. Запястья под наручниками перестали зудеть. Кончики пальцев засияли золотистым светом.

А когда я отдернула руку, то царапины не было. Лишь розовая кожица. Адам выдохнул:

— Нихрена ж себе! Даже так!

Вот так я первый раз сотворила магию, которая никого не калечила. И даже сильнейшие наручники модели «Усмиритель-2000» не стали мне преградой.