Осколки: коготь Зверя (СИ)

Распутье

Я вижу о тебе один и тот же сон каждую ночь. По началу он добрый и радостный.

Ты сияешь как медный чайник, потому что Фелиция согласилась выйти за тебя. Ты просишь меня быть шаферкой на свадьбе. Именно так. Мы настолько близкие друзья, что ты плюешь даже на своих товарищей из Тинтагеля.

Разумеется, я соглашаюсь. Можно ли исполнить песню для вашего первого танца? А можно разбрасывать рис, когда вы выйдете из церкви? А можно прийти в голубом? А можно реветь навзрыд от счастья, когда священник объявит вас мужем и женой?

Ты поддерживаешь все мои идеи. И я с радостным визгом бегу настраивать Черри на нужный лад.

Затем сон становится печальным.

Я уже помогла твоей жене с платьем и рыдала у алтаря так громко, что меня чуть не увели под руки. И рис я тоже разбросала, крупинки теперь у всех в прическах и нарядах. Песню тоже спела. Конечно это, «Love Story» Тейлор Свифт, кто лучше нее поет о любви?

Теперь я стою на балконе и наблюдаю за гостями, пьяными от шампанского и этой чудесной легкости бытия. Мне почему-то не хочется танцевать. Мне грустно, хочется выть от тоски. Но какого она рода? Светлая?

— Малая, я тебе запрещаю киснуть на моей свадьбе!

Мой дорогой друг, который вот-вот должен стать лучшим. Ты одет в жемчужно-серый костюм. На лацкане пиджака приколота бутоньерка из маленьких роз. Руки почему-то засунуты в карманы брюк.

— Сейчас приду! — я с трудом натягиваю улыбку, пытаясь отогнать хандру. — Это, наверное, из-за шампанского.

Ты вдруг сам перестаешь улыбаться. Теперь ты тоже грустный.

— Мне тоже что-то хреново, Рири, — признаешься ты, — Смотрю на эту красотень и думаю…

Ты замолкаешь. Твои губы сжимаются в жесткую бледную линию.

— О чем? — легонько касаюсь твоего плеча.

Ты медлишь, прежде чем ответить, вытащив руки из карманов:

— Как жаль, что у меня ничего это не будет.

Твои руки чернее угля. Даже кости сгорели. Лицо тоже медленно покрывается огромными волдырями.

Сон превращается в кошмар.

Я хватаю тебя за плечи и зову на помощь. Никто меня не слышит. Никто мне не верит. А ты лишь медленно оседаешь на мраморный пол, хрипя:

— Надо было что-то делать раньше, Рири! Надо было кричать, когда твоя сумасшедшая подружка еще меня не убила! А теперь слишком поздно!

Ты тянешь меня за собой в холодную и черную пустоту. Я не могу освободиться из твоих мертвых цепких объятий.

Кричат три разных Рири

Это я, осознавшая, что никогда не попаду на твою свадьбу.

Это я, проснувшаяся прошлой ночью в поту и истошно вопившая от нахлынувшего приступа паники.

Это я, пытавшаяся ломать прутья камеры и бежавшая к тебе на помощь, крича…

— … АДА-А-АМ!

Прутья были слишком толстые, чтобы расплавить их руками так быстро. Я сжимала их так сильно, словно верила, что смогу переломить их, если чуть-чуть постараюсь.

Он лежал прямо напротив нашей камеры. Дым от удара даже не успел рассеяться. Пахло пережаренным мясом и расплавленным пластиком.

А само тело… Я не буду описывать. Не хочу. Только лишь скажу, что оно сгорело почти полностью.

Но во мне еще теплилась надежда, что все не так ужасно. Что, если успеть вызвать целителей, то те спасут его. А я помогу! Ведь получилось у меня тогда залечить царапину!

Мой разум просто отказывался верить в то, что ты мертв.

— Его нет, — моих плеч коснулись огромные холодные ладони.

Алан в мгновение ока обрел трезвость ума и перестал биться в истерике. Дело же не касалось его драгоценной жопы.

— Не трогай меня! — вопила я. — Мы можем вызвать целителей!

— Мы ничего не можем поделать! — он развернул меня к себе лицом и хорошенько встряхнул. — Маргарита, он получил сильнейшие удары током! Ты чувствуешь запах?

— Ожоги бывают разные! — вопила я. — Вдруг это третья или…

— Эти самые худшие, — голос Придурока звучал глуше удара камня о землю. — Адам мертв.

Я сползла на пол и завыла, обняв себя руками. Алан тоже устало опустился на скамью, мрачно уставился на труп и прошептал:

— Хотя бы не мучился…

Когда голос пропал окончательно, и сил плакать не осталось, я просто застыла словно глыба из горя и скорби. Хотелось проснуться и понять, что это был лишь кошмар. Что я у себя в комнате, придавлена к кровати тяжелым одеялом и не хочу вставать на занятия.

Хотелось вернуться в Форестсайд к маме и папе. Жить у них под крылышком, быть маленькой.

— Рита? — вдруг коснулась моей макушки рука Придурока. — Тебя можно звать Рита?

— Что надо? — прохрипела я.

— У тебя есть шпилька? Или заколка?

— Зачем тебе? Хочешь новую прическу? — хихикнула я.

— Остроумно, но нет, — в его голосе снова появилось раздражение, — Я хочу сделать отмычку.

— Зачем тебе отмычка? — мой разум не мог работать на полную.

Я медленно открыла глаза. Нилионский сидел передо мной на корточках. На его исцарапанном и испачканном в крови лице еще не высохли следы слез от нервного срыва на полу камеры. Но глаза, темно-синие глаза больше не были безумными, как у загнанного зверя.

Они были живые. И во взгляде чистым потоком билась мысль.

— Мне нужна отмычка, — он сделал глубокий вдох, — чтобы мы смогли выбраться из камеры и свалить, пока твоя дражайшая подружка не заявилась по нашу душу!

Одно только упоминание о Долорес заставило меня задрожать от ужаса и паники.

Темно-вишневые глаза Ремарковского героя. Холодная спокойная уверенность. Тонкая улыбка.

Все ложь.

— Рита, — я снова ощутила его руки на своих плечах, — прошу тебя, соберись. От этого зависит твоя жизнь. Понимаешь? Давай еще раз: у тебя есть шпилька или заколка?

— Нет, — покачала я головой, — у меня же хвост. Есть только резинка.

Целая резинка. Оберег. Значит, моя магия сильнее.

Разум вернулся ко мне так же быстро, как и оставил. Запястья под наручниками медленно начали нагреваться. Этого было мало.

Но достаточно, чтобы ослабить замок на двери камеры. И выдавить его.

Вот только не обосрался бы от этого мой дорогой ведуньефоб.

— А зачем нам рация? — решила я его отвлечь глупыми расспросами.

— Затем, что надо связаться с гвардией, — Алан искал под скамьей любой тонкий прут металла. — Панели нет. Ее же превратили в кусок пластика. Вот только убей не помню, кто это был?

Я сделала вид, что прислонилась от усталости к решетке, но на деле незаметно принялась прощупывать замок, пытаясь понять, как его вскрыть.

— Почему никто не идет за нами? — Придурок ничего не нашел и со злости пнул ножку скамьи. — Разве никто ничего не слышал?

Сопротивление замка оказалось не таким большим, как я рассчитывала. Нужно было лишь просто надавить, но делать это потихоньку, пока Придурок не заметил.

— Такое нельзя было не слышать, — покачала я головой, — Может быть, стены слишком толстые?

— Тут точно должно было быть минимум трое охранников, — рассуждал вслух он. — И хоть один точно не спал.

— И хоть один должен был прибежать на крики, — вторила я. — Но никого нет…

Мы в ужасе переглянулись. Казалось, наши суждения развивались синхронно, словно мы были двумя половинками одного разума.

— Нам не поможет рация, — глухо произнес Алан.

Вам ничего не поможет, глупенькие.

Рация, лежавшая рядом с рукой Адама, затрещала и сгорела.

Так лучше. Никто не сможет нам помешать.

Я слишком хорошо знала этот голос, чтобы не догадаться, кто это был. Только лишь не могла понять, откуда он шел.

— Как ты меня нашла? — закричал Алан, пытаясь слиться по цвету лица с серой стеной.

Я почуяла запах лжи и предательства, сразу же взяла след. И не смотри так, я шла по пути Механики. Могу говорить с вами через все оповещатели этой школы.

Часы на запястье буквально обожгли кожу ударами тока. Я согнулась пополам, прижимая руку к животу.

Не надо гулять по ночам с кем попало, Пирожок. Ты знаешь, как сложно настроить локатор, когда объект швыряет из стороны в сторону?

— Ну, конечно. Это не мог быть просто подарок, — прошипела я незаметно пытаясь магией расслабить ремешок. — Тебе надо было держать меня под контролем.

Не совсем, но об этом чуть позднее. Вижу, ловушка сработала раньше, чем планировалось. Печально, но… Я легко могу наверстать упущенное, раз ты привела меня к настоящей цели.

Часы медленно упали с запястья прямо в рукав. Стоя спиной к свету, я аккуратно начала подтягивать их к манжете, умоляя Боженьку, чтобы резина выдержала.

— Долорес… — Придурок уже не мог шептать, слова едва слышно доносились из его рта. — Прошу…

Завали.

Ему повезло, что никаких электронных устройств поблизости не было. Иначе со мной давно лежал бы второй труп.

Рири, на втором этаже есть помещения, где держали ведуний до изобретения наручников. Посиди там пять минут, пока взрослые решают свои вопросики.

Решетка камеры со скрипом отъехала в сторону. Я посмотрела в сторону лестницы, ведущей на второй этаж с надеждой, которую не испытывал даже Энди Дюфрейн, глядя с крыши тюрьмы на земли, где мог бы быть свободен.

— Почему ты меня отпускаешь? — я замотала головой, держа часы под манжетой кончиками пальцев.

Учитель велит мне не отвлекаться на посторонних, потому сейчас ты мне не нужна. А еще… Ты была забавным пирожочком.

Придурок стоял напротив меня, замерев как вкопанный. Его серое как облако лицо не выражало ничего, но я уже понимала, как много может скрываться за этой маской.

Он даже не умолял о пощаде, унижаясь и валяясь на полу. Знал, что не поможет. Наверное, в ту самую минуту… Черт, он готовился умереть достойно.

За такое нельзя не уважать. За остальное — нельзя не ненавидеть.

— Дора, — я больно дернула себя свободной рукой за прядь волос, чтобы из глаз побежали слезы, — а можно я возьму отсюда кое-что? Одну щепочку?

Расстояние небольшое, его хватит, точно хватит! Если все получится, то…

Глупо, это слишком глупо, она догадается!

Губы Алана двигались, словно он что-то тараторил про себя. Молитва? Вспоминал всех, кто еще мог бы его любить?

Мне не нужно такое спасение. Если мне суждено тут умереть, то так тому и быть. Но…

Господи, прошу, помоги мне!

Бери, но только быстро.

Я выронила часы из рукава, при этом продолжая выдавливать из себя слезы, потому звука никто не услышал. Затем я наклонилась, словно ища что-то на земле и приблизилась к нему на полшага.

Пойми, что я задумала. Не затупи.

И дай мне руку!

Я схватила его холодную ладонь своей горячей, развернулась к решетке и помчалась со всей дури к заветной лестнице на второй этаж.

Не выпускай! Я не смогу уйти одна! Слишком много крови и без тебя!

И Алан не отпускал моей руки до того момента, пока я не вбежала в первую попавшуюся дверь и не захлопнула ее со всей силы.

— Ты меня спасла…

Нилионский с трудом пытался удержать маску спокойствия, держась за белую стену с осыпавшейся известкой. Он походил на ребенка, который впервые в жизни увидел жирафа.

— Принимаю благодарности в денежном эквиваленте! — едва дыша ответила я. — Или тортиком. Тоже классно.

Мне не верилось в то, что мы были еще живы. И в то, что Дора повелась на такой глупый развод. И в то, что я клянчу за спасение этой душонки один тортик.

— Как ты вообще до такого додумалась? — продолжал недоумевать Придурок. — Просто как…

У меня не было сил даже возмутиться. Вот в чем была их проблема, их всех.

Они думали, что если я ношу одежду с мультяшными героями, если люблю поп-музыку, если порой выражаюсь нелепо или использую забавные словечки, значит я тупая. Значит, у меня в голове каша. Значит, я ничего не понимаю.

Но вот только это они ничего не понимали во мне.

— Ладно, хватит восторгов, — я остановила его поток сознания жестом. — Если ты думаешь, что спасен по доброте душевной, то зря надеешься. Что подумает общество, если ведунья с так себе репутацией окажется единственной выжившей, а минимум пять мужиков мертвы?

— Что ты тоже причастна, — ответил Нилионский.

— В точку, мой дорогой, — кивнула я. — Так что ты — мой путь на свободу, доказательство невиновности…

— И тот, кто знает, что ты можешь колдовать даже в наручниках, — вдруг чересчур дерзко сказал Алан. — Ты не смогла бы снять часы под такой плотной тканью только лишь с помощью рук. И кожа слишком горячая…

— Да, молодец, возьми с полки пирожок, — отмахнулась я. — Моя, кхм, особенность спасла нас, так что не выпендривайся. Ладно, вернемся к нашим баранам. Если хочешь выжить и вернуться к папе, то засунь свою токсичность куда подальше, сделай глубокий вдох и поработай с мерзкой ведуньей. Сможешь справиться?

Он что-то прошептал в ответ, закрыв лицо руками. Я сочла это за согласие, решив не тратить нервы на пустую церемонию унижения через аттракцион «Повтори еще раз».

— Ладно, договорились, — я поднялась на ноги. — А теперь включай голову и начинай думать.

Алан закрыл глаза, стиснул руки в кулаки и сдавленно взвыл про себя с такой болью, словно ему заживо ломали кости.

А затем он открыл глаза и заговорил четко и быстро, словно робот:

— Обход всех помещений Тинтагеля осуществляется по будням ровно в семь после Темной поры. Скорее всего, сэр Персиваль уже знает, что случилась беда, потому уже доложил гвардии и остальным познанцам.

— Кому-кому?

— Клариссе и Макрае, двум другим главам союза Познания, не отвлекайся, — резко оборвал он мой следующий вопрос. — Не знаю, как с твоей пропажей, но мою и Адама точно заметили, потому они уверены точно в двух вещах: в здании Карцера случилось неладное, и мы оба в этом точно участвуем.

— Тогда почему нас никто не спасает? — топнула я ногой от раздражения. — Ты же вроде один в семье!

— Больше никаких комментариев по поводу моей семьи, большое спасибо, — недобро сверкнул глазами Придурок. — За нами не приходят потому что не могут. Подумай сама: Долорес не могла в одиночку управлять всей электроникой внизу. Значит…

— Культ Зверя правда существует, — прошептала я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. — И они ее завербовали…

— В точку, — кивнул он. — Прямо сейчас помогают ей удерживать нас внутри. Гвардия не может пойти на штурм, потому они уже должны попытаться вступить в переговоры.

— А как там у вас с проведением переговоров? — осторожно спросила я, боясь очередного всплеска раздражения.

— Уже хороший вопрос, — кивнул Придурок. — И я не знаю ответа. Зависит от множества факторов: что сектанты попросят в обмен, захотят ли вообще вступить в переговоры. Так же, если гвардия знает про то, что Адам погиб, они могут решить, что я тоже мертв…

— Что будет тогда? — сглотнула я, хотя внутренне уже знала ответ.

Алан впился ногтями в свою ладонь, прежде чем ответил:

— Штурм здания. Пленных брать не будут.

Наверное, Рири Прикер из Форестайда уже бы плакала и истерила, требуя немедленно забрать ее отсюда.

Но то была уже не милая Рири Прикер из Форестайда.

То была я. Кем бы эта я ни являлась.

— Говно. Надо показать гвардейцам, что ты живой-здоровый. И что на этой вечеринке затесался плюс один, которого тоже надо вытащить. Ну, красавчик, какой у тебя план?

Алан огляделся вокруг и заговорил тише и задумчивее, словно вел с собой беседу…

— Если все эти камеры охранялись из одного пункта, то должна сохраниться старая панель… И точно должна работать система связи. Но они могут подумать, что это Зверята балуются…

— А есть у вас какой-нибудь условный знак для начальства? — вдруг пришла ко мне в голову мысль.

Алан слабо кивнул.

— Лады, а я посижу тут красивенькая буду тобой восхищаться, — села я на пол.

Вдруг Придурок сел на пол рядом и уставился на меня так пристально, словно я была незнакомым ему алфавитом.

— Почему Долорес отпустила тебя со мной? — спросил он.

— Мы же подруги… — эта фраза прозвучала настолько наивно, что мне самой стало от себя тошно.

Алан лишь покачал головой.

— Часы, — предположила я, — глупо же думать, что она следила за мной? Значит, ей нужна была… Элина? Но зачем? Ограбить в темном переулке?

— Более правдоподобно, — согласился тот. — Но в этом уравнении ты заменима. Элину достаточно просто хорошенько напоить, чтоб ограбить.

Я изо всех сил старалась не пропускать через себя все язвительные комментарии о подруге. Вторая драка точно не помогла бы нашему спасению.

Нашему? Моему! Нет никаких «Мы»!

— Окей, тогда в чем дело? — не выдержала я.

Вместо ответа Придурок достал из кармана брюк обломок от скамьи из карцера и швырнул в меня. Но буквально в сантиметре от моего виска деревяшка рассыпалась на тысячи щепочек.

— Вот тебе и ответ, — показал он на пол. — Ты знала, что так умеешь?

— Нет, — только и смогла пропищать я.

Придурок закатил глаза, но вслух произнес:

— Вынужден признаться: я не разбираюсь в устройстве панелей. А ты не знаешь всех граней своего, кхм, колдовства. Нам придется учиться прямо сейчас. Со своей стороны обещаю сделать все возможное, чтобы отправить сигнал о помощи. Твои гарантии?

Сугробы по пояс. Шоколадный торт. Мамин свитер и запах папиного лосьона после бритья.

— Хочу домой к Рождеству, — ответила я.

Солнечные лучи сквозь кружевную занавеску. Яблочный пирог с корицей.

Адам дергается как марионетка, которую уронил кукловод

Улыбающаяся Тейлор Свифт поет о том, что стряхнет все неприятности с себя.

Адам кричит, пытаясь снять перчатки и шлем.

Звуки пианино в пустом хореографическом зале. Папа показывает аккорды на гитаре.

Адам затихает, запах горящей плоти наполняет весь карцер.

— У меня не получается! — простонала я, прислонясь лбом к холодной стене, чувствуя, как закипает кровь в жилах.

Поток времени в этих камерах замедлился и уплотнился, словно его можно было резать ножом. В центре управления камерами едва-едва горел свет, часы остановились, а про остальную электронику и говорить было нечего, кроме того, что она не работала. Только лишь монитор смарт-панели, которую пытался починить Алан, освещал нас слабым голубым сиянием.

— Потрясающе! — отозвался Придурок из-за стола, на котором взгромоздил все, что могло помочь ему оживить эти чудеса техники. — И чего ты ждешь? Конфетку в знак одобрения? Прикер, защита против магии в обивке стен не продержится долго! Мы умрем, если ты не соберешься!

— У тебя самого как дела обстоят? — подошла я к нему сзади.

Придурок настолько устал, что даже не отодвинулся. Он потер переносицу и пробурчал:

— Запустил процесс восстановления системы. Должно помочь, но завершено семнадцать процентов…

— Короче, у тебя дела еще хуже, — закончила я.

Ему пришлось согласиться, в очередной раз вяло кивнув головой.

— Ну, короче мы тут правда помрем, — я достала из кармана толстовки свою смарт-панель. — Пипец.

У Алана не осталось энергии пререкаться со мной. Он скрестил руки на груди и безучастно уставился на монитор, как будто надеясь, что система запустится сама собой.

Я открыла плейлист и выбрала функцию «Играть в случайном порядке». Тишину камеры разорвали мягкие аккорды вступления.

I'm coming up only to hold you under

I'm coming up only to show you wrong

And to know you is hard, we wonder

To know you all wrong, we were

— Да ну блин! — расхохоталась я. — Прикинь, я включила песню «Похороны»!

— Накрыться цветами? — вдруг без своей привычной язвительности спросил он.

— Чего?

— Мы всегда накрываем покойных одеялом из белых цветов в знак памяти, — ответил Алан. — Ему будет что накрыть? Или предпочтет сжечь, как сделал с ней?

Он снова разговаривал сам с собой, пусть и перешел на шепот. Я решила не мешать ему, закрыла глаза и принялась подпевать солисту.

Really too late to call so we wait for

Morning to wake you is all we got

And to know me as hardly golden

Is to know me all wrong, they warn

— Это твой настоящий голос? — Алан оторвался от самокопания, склонив голову набок.

— Думал, я на постоянке пищу, как котенок? — усмехнулась я. — У меня меццо-сопрано.

— Это заразно?

— Ага. Очень. Сейчас как на тебя покашляю…

Алан вдруг рассмеялся. Не язвительно, не саркастически, а тихо и мягко. На миг его ледяная маска пала: глаза засветились живым сиянием, в их уголках появились небольшие складки, а рот он тут же прикрыл рукой, чтоб я не увидела широкую улыбку.

На меня накатило необъяснимое и непонятное чувство, словно волна размером с небоскреб. Наверное, именно в такие моменты говорят: «Я не владела собой». Но все не так.

Я владела собой, просто дала себе волю делать то, что хочется. А мне очень хотелось танцевать.

— Обязательно сейчас? — усталый голос Мудилы раздавался на заднем фоне.

Да. Обязательно.

Я кружилась по центру управления, иногда чуть не спотыкаясь об провода. Окружающая действительность превратилась в вихрь из силуэтов и мерцающих голубых огоньков. Воздуха не хватало, закололо в правом боку, но до этого мне не было абсолютно никакого дела.

Адам наступает мне на ноги и тут же бросается извиняться. Я успокаиваю его, обещая, что он всему еще научится. «Вальс цветов» играет на повторе уже в сотый раз, но нам нет до него никакого дела.

Мы живы. И жизнь течет сквозь нас.

To the outside, the dead leaves laid on the lawn

For they died and had trees to hang upon

— Что за… — услышала я удивленный вскрик Алана.

Система смарт-панели полностью восстановилась, и на мониторе проступали значки главного меню. Вся комната на миг озарилась золотистым свечением, прямо как светились мои руки, когда я только встретила Элину.

А наручники упали на пол, жалобно звякнув металлом.

Алан быстро связался с главными и тихо что-то объяснял им, то и дело косясь на меня. Я наблюдала за ним вполглаза, рассматривая следы от своих бывших кандалов, мучавших меня так долго.

Красная воспаленная линия на коже, болевшая от каждого неосторожного движения. Можно было залечить эту рану, но мне не хотелось. Словно тогда бы пропала частичка меня.

— Есть две новости, — повернулся ко мне Алан, выключив смарт-панель.

— Начни с хорошей.

— Такой нет, — покачал он головой. — Вокруг здания Карцера стоит пелена Морока. Гвардия и Познанцы не могут ее снять. Вступить в переговоры тоже не могут.

— А вторая новость еще хуже первой? — протянула я, убирая руки за спину.

Алан замолчал, отводя взгляд от меня. У меня закралось подозрение, что он узнал нечто такое, за что испытывал стыд передо мной. И мне стало страшно.

— Гвардия думает, что твой дар и знакомство с Долорес могут быть полезны для того, чтобы…

— Вывести твое Королевское Высочество, используя меня как живой щит. Если даже меня там прикончат, то не жалко. Тебя спасут под шумок, пока Дора будет играть с мышкой, пока не сожрет, — закончила я.

Мы молча уставились друг на друга, словно ища ответы на вопросы, которые не могли задать вслух. Я вспоминала аналогии героев с «серой моралью», словно пыталась пробиться через эту фальшивую улыбку, ледяную учтивость и внешнюю непроницаемость. Мне хотелось раскопать подо льдами настоящего Алана, хорошо потрясти его за плечи и спрашивать на все лады: «Что тебя раскрошило и сковало в этой темнице? Ты же таким не был!».

Вслух я лишь произнесла:

— Ну, пока.

Я уже вышла за порог центра управления, как он схватил меня за руку.

— Не надо! — выпалил он.

На большее духа у принца Алана не хватило. Он только лишь смотрел на меня своими горящими темно-синими глазами да открывал и закрывал рот, словно его схватили за горло.

Легким, но уверенным движением я расцепила хватку пальцев и побежала вниз по лестнице.

Сегодня никто больше не умрет.

— Пирожок, ты тупая? — Долорес сплюнула на землю. — Ты понимаешь, как сильно меня подставила?

Нас окружала пелена белого как туман морока, но как сквозь вату доносились обрывки чьих-то фраз, словно позади стояло целое сборище людей.

Дора стояла передо мной с видом грозной учительницы, рассерженной очередной выходкой глупого первоклашки. На первый взгляд она ничуть не изменилась — да и могла ли, ведь прошло всего семь дней с нашей последней встречи. Но я ловила и, к своему отчаянию, подмечала те незаметные детали, которые упустил бы человек, не знавший ее.

Сомкнутые в жесткую линию губы. Слегка опущенные верхние веки. Взгляд, горевший первобытной жестокостью и яростью.

— Дора… — я не находила слов, чтобы начать разговор.

— Рита, ты идиотка! — продолжала напирать на меня та. — Ты хоть понимаешь, чего мне стоило убедить Его не трогать тебя? Нет, нам же надо было поиграть в героиню! Пойти против! А чего ради, Пирожок? Спасения этого урода, который при первом же удобном случае свалит всю вину на тебя?!

Мне захотелось исчезнуть во второй раз. Но перед этим схватить ее за руку и увести, спасти от тьмы, которая пожирала мою подругу на глазах.

— Дора, — мой голос дрожал, как бы я ни старалась держать себя в руках. — Что ты наделала? Дора, что ты…

— То, что должна была сделать давно, — гордо ответила та, высоко вскинув голову. — Ты здесь совсем ничего, потому не понимаешь, через какое Пекло мы прошли за то, в чем не было нашей вины. Рита, ведуньям скоро придет конец как виду.

— Не понимаю…

— Ну, так слушай! — подошла она ко мне ближе. — У нашей школы нет денег, чтобы оплатить счета за электричество, потому мы жжем свечи, чтоб не сидеть в вечной темноте. Вы чертите дурацкие схемы и раскладываете карты, но настоящей магии ведуний ни одной из вас не доверят! Совсем скоро Кураторы закуют всех в кандалы и заставят создавать чары как невольников! Они уже делают это! У нас заберут все, что дорого, просто потому…

Она зашлась в приступе сухого кашля, задыхаясь и сжимая горло руками. Вокруг Доры собралась жужжащее черное облако, пытавшееся заткнуть ей рот.

— Дайте мне сказать ей правду! — хрипела она. — Маргарита нам нужна!

Я подбежала к ней, устремляя всю свою силу на нее, лишь бы только Дора смогла дышать. Золотая дымка рассеяла черное облако, и Долорес снова смогла говорить

— Думаешь, эта семейка была так уж невинна? Думаешь, они все не заслужили этого?

— Так это правда? — отпрянула я. — Вы виноваты в том, что убили кучу народу, только потому что они мешали вашей рогатой…

— Прошу тебя, молчи! — зашипела она. — Я пытаюсь тебя спасти! Рита, поверь, эти твари всегда стояли на пути! Не давали нам познать настоящее колдовство! Но стоило нам попытаться… Они уничтожили их. Их обеих.

— Кого их? — не выдержала я. — Что за пургу ты гонишь?!

Дора протянула мне руку, пытаясь дотянуться до меня, но отшатнулась, когда ее пальцы чуть было не коснулись моего плеча.

— Это твой последний шанс, Прикер, — ее слова прозвучали жестко и резко. — Учитель видит твои таланты и хочет дать тебе шанс, как дал его мне. Снимай свою защиту и иди со мной.

— А если не пойду? — прошептала я. — Убьете меня так же, как убили Адама?

Дора замолчала, свирепо посмотрев на меня:

— Пирожок, — мягко начала она, — ловушка предназначалась не для него. Если бы этот идиот не надел на себя всю экипировку и не разлил воду…

— Неважно! — воскликнула я. — Долорес, тебя заставили убить человека! Твой Учитель что, долбанулся?

Она лишь издевательски рассмеялась в ответ:

— Он не человек, Рита, а ничтожество, не стоящее даже твоего пальца! Думаешь, тебя наградят за его спасение? Думаешь, что снова станешь хорошей девочкой? Пирожок, прошу тебя, идем со мной.

Нет, я ни о чем таком не думала. И все, что Дора говорила мне, уже давным-давно крутилось в голове. Но иначе было нельзя.

— Уходи! — вдруг сорвалось с моих губ.

Долорес замерла как вкопанная, смотря на меня с нескрываемым разочарованием.

— Ты никогда не убедишь меня в том, что поступила правильно, — продолжала я, глотая слезы, — потому уходи.

Дора оскалила зубы как волк на охоте и прошипела:

— Это конец. Ты понимаешь, что пути назад больше нет!

— А он хоть когда-то был? — спросила я, подавляя плач.

Дора лишь закатила глаза и пошла от меня прочь, небрежно бросая на ходу:

— Теперь уже точно нет.

Буквально через десятую секунды туман вокруг меня рассеялся. Я поняла, что стою окруженная гвардейцами. Они разом направили на меня оружия и только лишь ждали команды, чтобы начать стрелять.

— Нет! Стойте! — раздался позади них крик.

Придурок прорвался сквозь оцепление и загородил меня собой, подняв руки вверх.

— Послушайте! — кричал он. — Ее нельзя убивать!

Я стояла оглушенная, не понимавшая толком что происходит. И он этим воспользовался, снова меня заткнув и не дав право взять слово.

Алан взял мою руку в свою и крепко сжал ладонь.

— Она спасла мне жизнь! — проорал он.