Осколки: коготь Зверя (СИ)

А я — нет

Все еще не поняли, зачем я мучил диктофон и вас своей исповедью?

Молодой мужчина прячется где-то в перелесках Пустошей, без устали рассказывая невидимым слушателям историю своей паршивой юности. Неужели вы правда думали, что он хотел передохнуть и уйти живым?

Я уже почти сделал это. Поднес дуло к виску и приготовился украсить стену мозгами. Но…

Меня посетило видение, что тревожит уже много лет, не давая жить спокойно.

Сияющая золотистыми огоньками женская фигура. Смех звонче переливов колокольчика. Тепло рук на плечах и спине.

Намек понят. Ты почему-то не хочешь, чтобы я закончил свое позорное существование.

Тебе не приходило в голову, что порой ты бываешь слишком требовательна?

Я не знаю, зачем живу. И не знаю, зачем продолжать жить. Подскажи хоть одну адекватную причину? Молчишь? Так и знал.

Ты жестока. Ты очень ко мне жестока.

Рита, я больше так не могу! Прошу, просто дай мне сдохнуть!

Дорогая серая масса, а что думаете вы?

Послушаете еще одну историю, пока я решаю, нужно ли дальше искать в себе силы нести эту ношу дальше?

Я никогда не был настолько поломан и уничтожен, как зимой и весной первого учебного года в Тинтагеле.

Разумеется, меня не могли посадить в тюрьму за лжесвидетельство — где бы отец раздобыл нового наследника? Но это не означало, что мою жизнь не могли сделать подобной тюрьме.

— Вижу тебя, только когда идешь по коридору на занятия, — Ленард передал мне отчет о смене. — Ты как вообще?

Я посмотрел на него исподлобья и хмыкнул:

— Какое тебе дело? Разве тебе не противно «даже срать со мной на одном поле»?

О да, его увольнение прошло с шиком, блеском и потоком грязи, вылитой на меня. Наверное, ему было стыдно, ведь я не ответил ни на одну нападку.

— Алан, — вздохнул Лен, — давай поговорим, как мужик с мужиком. У нас теперь есть общее дело, потому мы должны перестать цапаться…

— С тобой цапается какой-то воображаемый друг, — прервал я его. — У меня к тебе нет никаких претензий.

— Мне сказали…

— Слушать надо ровно то, что идет из этого рта, — ткнул я пальцем себя в подбородок. — Общее дело я не подведу, уже большой мальчик. А теперь позволь идти. У меня моление через час, а потом идти на смену.

Отец не дал четких указаний насчет моего наказания, даже не счел нужным выйти на связь после приговора. Через сэра Персиваля он передал, что я взрослый мужчина и должен сам решить, как искупить свою вину. На этом его участие закончилось.

— Это и есть его наказание, — объяснила мне Элина, взбалтывая соломинкой густой напиток цвета болотной жижи. — Пусть сынок съест себя сам маленькой ложечкой.

Мы невероятно сблизились меньше чем за пару месяцев. Она бросила пить, подсела на чересчур здоровый и весьма активный образ жизни и стала весьма приятной в общении, не считая моментов, когда пыталась посвятить всех нас в новую веру.

— Не принимает ни одного запроса на связь, — я сделал глоток пойла за компанию и поморщился. — Прости, ты уверена, что это оздоравливает? Как будто у яда и тошноты родились дети.

— Инфантильные родители часто игнорируют своих детей, когда не могут вербально объяснить им, чего хотят, — забрала у меня стакан Элла. — И не надо обижать мой очищающий коктейль. Не хочешь пить — мне больше достанется.

Мы брели по окраине парка, вдыхая теплые запахи молодой липкой листвы и прелой земли полной грудью. Почему-то в подобные сумерки меня всегда окутывало волной грусти.

— Элла, — вдруг спросил я жалобно, как маленький мальчик, — он меня не любит?

— Если бы я знала, Ал, — потрепала она меня по голове. — У наших родителей не было сил заботиться о себе, что там про нас говорить.

— И потому с нами обращались чуть лучше, чем со скотом? — злость и грусть лились из меня, как вода из переполненной чаши.

— Да, они не очень-то старались любить нас, — тряхнула головой Элина. — Но я так устала жалеть себя! Алан, у нас впереди такая важная пора! Не надо портить себе жизнь, сидя в раковине и думая, как заставить каменную глыбу хоть что-то чувствовать к тебе!

Сказать по правде, отцу не нужно было даже стараться придумывать наказание. Я готов был покарать себя абсолютно добровольно.

Каждый вечер я читал вслух книгу о сотворении Мира, уделяя особое внимание строкам:«И будут низвергнуты в Пекло лжецы. И задохнутся они заживо в паутине своей клеветы. И каждое слово против правды будет ранить их больнее ударов ста мечей». Последняя фраза произвела на меня сильное впечатление, потому что, кроме одного приема пищи в сутки, я изобрел для себя весьма изощренную пытку.

— Это нахрен что такое? — просипела Рита, задирая манжет моей рубашки.

— После примерки пара осталась, — соврал я, пытаясь вырвать руку из ее цепких пальчиков.

— Пять штук это не пара! Быстро вытащил!

На пол посыпались иголки, которые я все утро втыкал в жесткую ткань. Запястья заныли и заболели от сотен уколов.

В кабинет госпожи Клариссы наконец-то пробилось солнце, яркое и теплое для весенней поры Клена (или для конца апреля). Оно ярко осветило всю картину: мое запястье в маленьких красных точках, капельки крови на коже и белой ткани, старые желтые книги…

— Если ты думаешь, что так снова станешь настоящим мальчиком, то нифига.

Волны темно-рыжих волос, золотистые глаза и россыпь веснушек. Руки, парящие вверх-вниз, как крылья у птицы. Голос нежнее перелива колокольчика на ветру.

Ри. Та.

— Это не твое дело! — я освободился из ее хватки и отскочил почти к двери. — Что ты вообще из себя строишь?

— Строю? — у нее поползли вверх брови.

— Да, строишь! — злость буквально пожирала меня изнутри. — Благодетельница хочет всем добра! Даже урода, что поломал ей жизнь, хочет помирить с друзьями!

Ри медленно приблизилась ко мне, шурша складками голубого платья. Затем она снова взяла меня за руку и произнесла:

— Я тебя прощаю.

Мне показалось, что сердце сделало кувырок. Рита смотрела на меня все также пристально, а от ее пальцев исходило тепло, убиравшее боль.

— В Пекло такие подачки! — взвыл я. — И тебя в Пекло! Ты совсем дурная?!

— Да! — дерзко ответила она. — Бить больше нечем?!

Я опять превратился в огромную расколотую вдребезги и кое-как склеенную чашу, из которой бежали боль и горечь.

— Не смей меня прощать! — шипел я, чувствуя комок в горле и горячие слезы на щеках. — Никогда не смей…

Рита обняла меня и ответила, сама едва сдерживая слезы:

— Я не хочу и не буду тебя ненавидеть. Но прошу, перестань ненавидеть сам себя!

Теплые руки на плечах. Цветочный запах духов.

Ри. Та. Ри. Та. Ри. Та.

Где-то вдалеке зазвенела панель, Рири побежала проверять в чем дело. А я остался прижатый к двери, переводя дыхание и пытаясь понять, что со мной только что произошло.

Благодетельницы Арилии творили настоящие чудеса: они взращивали пшеничные поля за день, останавливали бури и исцеляли болезни.

А Рита исцеляла сердца. Она исцелила мое.

Вы такая невнимательная публика, право слово. Я тут все пишу об общем деле, сменах, а вы все не спрашиваете, в чем было дело.

Макрая и Кларисса не смогли бы придумать правдоподобной лжи о том, почему юная сестра Прикер за каникулы выросла на десять сантиметров, обзавелась золотыми глазами и способностью выращивать цветок из маленького семечка за полчаса. Именно потому Рири практически не покидала покоев директора Сагх. Но скучать ей было некогда. Рита работала без устали, а мы помогали ей как младшие наставники. И как друзья.

Она разговаривала по голограммосвязи с ведуньями в монастырях Благодетеля, заново тестируя их на приверженность к секте Зверя. Разумеется, не все были вежливы к ней, некоторые даже шипели что-то о предательстве сестринства. Но Рита не обращала внимания на их грубости. Под пристальным наблюдением оставили лишь пару девушек из десятка. Остальным Гвардия разрешила вернуться в школу Ронетт к началу следующего семестра.

— Они напуганы и злы, но не хотят даже думать о Звере, — объясняла Рита, разбирая ответы сестер чуть ли не по буковкам. — Нельзя наказывать девчонок, просто потому что они не так на вас посмотрели.

Еще Ри много училась: углубленная история Измерения, книга о Сотворении мира, Прорицания, Душеведство и магическая медицина. Последнему она уделяла огромное внимание, пытаясь помочь Элине заново научиться колдовать.

— В тебе есть что-то измученное, — говорила Рири, развалившись на пледе и водя рукой над юными травинками. — Магия тебе не в радость, а совсем наоборот.

Мы выбрались все вместе пообедать в парке на первых выходных весенней поры Жасмина (или первых майских выходных). Элла и Ри сидели под огромным дубом, пока мы с Ленардом сидели неподалеку и периодически проверяли, нет ли поблизости еще людей.

— Я ее люблю, — вдруг прошептал Лен, убедившись, что девочки нас не слышат.

— Сочувствую, — отозвался я, заглядывая на главную аллею.

— Ты тоже думаешь, что у меня нет шансов? — почесал тот затылок, пиная камушек, так некстати оказавшийся на пути.

— Я сочувствую бедной Элле, которой придется видеть твои неловкие брачные танцы.

— … Давай создадим новые воспоминания! — ветер донес до нас обрывки возгласа Риты.

Он посмотрел в сторону поляны с невероятной болью во взгляде. Мне вдруг стало стыдно перед Леном. Да, до идеальной дружбы нам было далеко. Но ведь начать заново еще было не поздно.

Так Рири сказала.

— Прости, — положил я ему руку на плечо. — За все. Я та еще тварина.

— Ты тоже меня прости, — улыбнулся Ленард. — Мы оба тварины.

— Точно.

— Эй, слышь, ты должен был сейчас не согласиться и сказать, что я человек высоких благородных качеств!

— Решил больше не врать, прости.

— … Котятки, пироженки, Тимоти Шаламе! — Рита не отставала от Элины. — Что значит не знаешь, кто это? Я тебе щас фотки покажу!

Мы медленно направились назад. Ленард мрачно смотрел себе под ноги, тяжелыми шагами поднимая пыль вверх. Я не знал, как поддерживать правильно, но переключить его на другую тему вполне мог.

— Может, ты не влюбился, — пихнул я его под руку. — Может, это пройдет!

— Правило трех часов после Темной поры.

— Что?

Ленард остановился и ответил мне с горечью прожженного мудреца:

— Если в три часа после Темной поры ты не можешь уснуть, думая о ней, то все. Это конец. Понимаешь? Ты пропал!

— Это подтвержденная информация? — нахмурился я. — Эксперименты проводил? У коллег спрашивал?

— Да пошел ты! Между прочим, я был популярен у девушек!

— В том и дело, что был!

Ленард уже открыл рот, но нас отвлек яркий серебристый свет. Все травинки и первоцветы покрылись яркой сияющей росой. Прекрасное видение длилось меньше мгновения, а потом резко пропало.

Мы побежали к нашей поляне. Элла лежала на пледе, беспомощно моргая, а Рири суетилась вокруг нее, размахивая бутылкой с водой и причитая:

— Сильно я тебе импульса придала? Ничего, котик, в следующий раз буду помягче!

Рита не очень любила колдовать сама. Она могла вырастить яблоки на дереве, перевернуть огромный камень силой мысли и залечить раны, но никогда не использовала магию в бою, уворачиваясь от противника или используя щит. Это не нравилось ни Макрае, ни Клариссе.

— Ты должна отвечать на силу силой! — злобно передразнивала она своих наставниц. — Никому я ничего не должна, перечницы старые!

Рири ошибалась. Долг наследницы древнейшего королевского дома нарастал за ее спиной как снежный ком. И его рано или поздно нужно было отдавать.

Первое представление последней принцессы Арилии наметили на первый день весенней поры Ясеня, совместив с экзаменом Элины на титул Верховной чародейки Лефарии.

Я был несказанно рад этой дате, потому что Чудо, которое она готовила вместе с Рири, отвлекло бы их внимание от меня.

Двадцать пятое мая. Мой день рождения.

Стоило мне только переступить порог комнаты Элины, как в меня полетел ворох разноцветных бумажек.

— Неужели ты думал, что уйдешь от нас так просто? — промурлыкала хозяйка комнаты, одетая в нежно-голубой шелк.

— Да-да, — вторил ей Ленард, с трудом даже дышавший в сером льняном костюме. — С нарождением, дурачок!

Я стоял абсолютно ошарашенный. Настроение с самого утра было хуже некуда. Отец даже не удосужился написать хоть пару строк. А еще я не смог выспаться из-за странного холодка на шее, потому намеревался пережить день и забыться на закате до следующего дня.

Мне в руки запихнули тарелку с огромным куском шоколадного пирога и вилку.

— Всю ночь для тебя пекли! — гордо заявила Рита, похожая на бабочку в легком светлом платье. — Подарки получишь после экзамена, потому что мы все их забыли у меня в спальне.

— Очень полезно для здоровья! — не утихала Элла, подкрашивая глаза перед огромным зеркалом. — Сухофрукты, мука с низким содержанием углеводов…

Она вдруг ойкнула и убежала в соседнюю комнату. Ри и Лен заговорщицки подмигнули друг другу.

— Мы заменили муку, — прошептал Ленард.

— И фрукты не положили, — смущенно почесала затылок Рита. — Элина нас убьет.

— Не убьет. Она даже не знает, какая эта дрянь на вкус.

— Точно?

— Крошка, да она тащит в рот все, на чем есть пометка «Диетическое»! Не глядя!

— Ох, надеюсь пронесет. Ал, ты уже попробовал? Ал?

Я вытирал слезы кулаком и громко шмыгал носом. Меня переполняло незнакомое чувство, словно солнечные лучи пробили мою броню и растапливали тяжелое и тянущее чувство в груди, с которым я жил всегда.

— Такой большой мальчик, а ревешь! — неловко похлопал меня по плечу Ленард. — Нам сегодня сколько — восемнадцать или восемь?

Рита, которой пришлось стоять на цыпочках, гладя меня по голове, вдруг удивленно спросила:

— Сколько? Так это что выходит… Я тебя старше?

— Всего на пять месяцев, — отозвался я, потихоньку приходя в себя и даже не понимая, в какую ловушку только что попал.

По лицу Ри расползлась широкая улыбка, а в глазах засверкали дикие огоньки. Она взъерошила мне волосы и лукаво спросила:

— Ты у нас младшенький?

— Нет! — запротестовал я. — Мы с тобой одного…

— Рита, хватит издеваться над малышом! — раздался голос Эллы. — Ленард, разними деток!

— Но ведь так неинтересно! — обиженно протянул тот.

В кармане моего пиджака завибрировала панель. Это был отец, кто же еще.

Я не потрудился даже проверить оповещения. Был слишком занят.

Развлекался с друзьями.

Когда мы вошли в спортивный зал школы Эйлин, директрисы и сэр Персиваль уже расселись за огромным столом, обложившись бумажками как престарелые патриархи. А за ними на зрительских рядах расселись все королевские дома, что только смогли собрать.

Болезненно прямые и тошнотворно идеальные, в тяжелых тиарах и венцах и одеяниях, похожих больше на клетки. Стеклянные и фарфоровые, откровенно скучающие и не понимающие, зачем их вызвали на экзамен принцессы-пьянчужки. Решившие не жить и не дышать ради идеала.

Мы шли за Элиной и Ленардом, потому могли незаметно оглядеть всех. Как только Ри увидела людей, которым ее должны были совсем скоро представить, то замедлилась, в ужасе глядя на них.

— Страшно, — прошелестела она.

Я молча взял ее за руку и лишь приподнял уголки губ, всеми силами пытаясь показать, что бояться нечего.

— Да просто перенервничала, — поежилась Рири. — Плохо спала те два часа, что удалось урвать. Холодок такой на шее мерзкий был…

Я решил не рассказывать, что чувствовал то же самое. А стоило бы. Тогда тот день не закончился бы настолько погано.

Отец сидел в самом центре зала. Мы обменялись приветственными кивками — на большее он решил не размениваться. Рита заметила это и сжала мои пальцы своими, думая, что я расстроен.

Плевать на него. У меня есть вы.

У меня есть ты.

— Приветствую, чародейка Элина! — начала экзамен госпожа Макрая, потому мы быстро уселись в самом дальнем конце зала.

Элла стояла в центре игрового поля словно маленькая птичка под свирепым взглядом хищников. Но она отвечала им приветливо и абсолютно спокойно:

— Здравия всем, кто пришел поддержать меня в начале долгого и длинного пути хранительницы волшебства Лефарии!

— Чем ты докажешь нам и Благодетелю, что достойна его и нашего доверия? — продолжала церемонию директриса Пембрак.

Вместо ответа Элина подняла руки высоко вверх и хлопнула в ладоши.

Во всем зале погас свет. Но вдруг прямо из рук Эллы начали один за одним появляться серебряные огоньки. Они порхали вокруг нее в подобии четко отрепетированного танца, сближаясь и разбегаясь друг от друга.

— Звезды всегда играли особую роль в наших жизнях и в жизнях наших предков, — плавным и сильным голосом начала свое представление Элина. — Мы предсказывали будущее и находили дорогу домой по звездам. Мы получали тепло и свет от энергии Солнц — огромных звезд, что подарил нам Благодетель. Даже созерцание их красоты целебно для юных душ и разумов, вы согласны?

Огоньки вокруг Элины складывались в картины лекарей, прорицателей и художников. Неожиданно она снова хлопнула рукой, и огоньки исчезли.

Мои чувства обострились в кромешной тьме. В шею снова задул мерзкий холодный ветерок.

— А иногда звезды — это единственный свет, который есть у людей, — снова раздался голос Элины. — В некоторых мирах нашего Измерения ночь длится полгода. И порой там бывает так темно, что хочется кричать от страха, что так будет вечно. Я не жила в таких краях, но знаю, что такое — жить без надежды и проблесков радости, что дарит свет. Именно потому я хочу предложить источник энергии, который раньше никто и нигде не применял.

В проходе ровными рядами ярким белым светом загорелись светильники и гирлянды. Элла сама стояла со старинной лампой в руках, глядя прямо на нас:

— Я не инженер, — скромно призналась она, — просто девушка, только-только обретшая свет и цель в жизни, потому предлагаю лишь идею. Но вдруг сегодня в этом зале найдутся мои будущие товарищи и верные друзья, готовые помочь мне превратить ее в нечто великое? А я клянусь здесь и сейчас, что буду гореть так ярко, чтобы даже самая кромешная Тьма отступила. И больше никто не останется без света и без надежды. Спасибо за ваше внимание!

В наступившей тишине раздались первые едва слышные хлопки. Они становились все громче и громче, превращаясь в чудовищный шум.

Рита зажала уши руками и положила голову на колени. Я аккуратно сгреб ее в охапку и вывел из зала, пока лицемерное стадо восхваляло ту, что недавно мешало ее с грязью.

— Я их боюсь, — простонала Ри, прижавшись лбом к стеклу. — Мерзкие-мерзкие-мерзкие!

Я сидел рядом с ней на подоконнике, выжидая момент, когда ей станет чуть легче. Она медленно приходила в себя, лихорадочно повторяя:

— Не буду такой. Не стану такой. И ты не будь, прошу!

Я вздрогнул от ее последних слов. Рита смотрела на меня с отчаянием, как на умирающего. Нельзя было еще больше ее расстраивать.

— Не буду, — положил я руку на сердце. — У меня на это нет теперь на это никакого морального права.

Рири успокоенно вздохнула и сползла вниз на пол. Шум из зала давно стих, лишний повод для тревоги ушел. Она посмотрела в окно и вскрикнула.

— Что там? — соскочил я с подоконника. — Благодетель…

Мы увидели Элину, стоявшую на самом краю крыши. Рядом с ней стояла черная женская фигура, державшая ее за одно только запястье.

— Совсем не торопились, — прицокнула языком Долорес. — Пирожок, тебе нужна подруга или нет?

Элина не пыталась вырваться. Она смотрела в одну точку стеклянными глазами, как будто и не дыша. Издали ее можно было принять за большую тряпичную куклу.

— Отпусти ее, — приказала Рита глухим рыком.

Долорес заливисто расхохоталась. За полгода она зачахла: волосы превратились в грязное и спутанное гнездо, щеки ввалились как у покойницы, кожа стала серой с выступающими черными венами. Только лишь темно-карие глаза напоминали о прежней красоте. Но светились они, как огни Пекла.

— Я долго думала, что твои засранцы отдали благодать своим дружочкам из Лефарии, — она ущипнула Эллу за щеку. — Представляешь, как обрадовалась, когда узнала, что она твой Куратор? Кстати, за часики огребешь, Рита. Я следилки полночи туда ставила.

Я загородил Рири собой, готовясь хватать Элину за руку и бежать. Но Дора посмотрела на меня, как на насекомое, и щелкнула пальцами со словами:

— Достал.

Я отлетел на другой конец крыши и рухнул почти на самый край. Все тело пронзила чудовищная боль, мешавшая даже перевернуться на спину.

— Знаешь, что вспомнила? — Долорес разговаривала с Ри как с нашкодившим ребенком. — Прошлую осень. Ты не можешь встать с кровати и ревешь круглыми сутками. Я кормлю тебя, пою колыбельные, чуть ли не переодеваю. Не помнишь, когда случился самый яркий эпизод? Точно! Когда ты пошла в эту дыру, а тебя сравняли с грязью те двое кровопийц. И что я вижу? Стоило мне отвлечься, как ты с ними браслетики дружбы плетешь!

Рита не издала ни звука. Когда я насилу смог оглядеться, то увидел, что она стоит практически рядом с Дорой, но не пытается даже оттолкнуть ее от Элины.

— Что он с тобой сделал? — в ужасе прошептала Рири. — Ты как…

— Мертвечина, знаю! — перебила ее Дора. — Твоя вина, между прочим. Думаешь, Учитель простил мне, что я вернулась в тот раз без тебя? Нам всем приходится отвечать за ошибки. Но тебя это не коснется. В последний раз.

Макрая и Кларисса с Ленардом осторожно вышли на крышу. За ними следовала группа из чародеев.

— Дернетесь — девчонка полетит вниз! — Долорес присвистнула, и Элина подошла к краю так близко, что носки ее туфель смотрели вниз.

— Ты не понимаешь, что творишь? — дрожащим голосом спросила Ри. — Дора, ты снова убьешь!

— Это сложно только в первый раз, Пирожок, — показала она острые как у хищника зубы. — Думаешь, с тобой не поступят так же?

— Что? — пропищала Рири.

Дора вдруг мягко улыбнулась Рири и положила руки ей на плечи.

— Милая, — ответила она, — если венценосные уроды узнают, что наследница Арилии, да еще и Благодетельница жива, то они перегрызут друг другу глотки. Счастливчик, получивший тебя в свою власть, выиграет эту жизнь. Сила, власть, знания — все, что пожелают их душонки. А ты? Знаешь, что ждет тебя?

Долорес взяла ее лицо между ладонями и медленно проговорила:

— Они тебя используют. Будут брать, брать и брать. А потом выбросят. Думаешь, Алан и Элина будут всегда рядом? Они такие же как их родители!

— Ложь! — заорал я, собрав последние силы.

Долорес уже приготовилась щелкнуть пальцами, но Рири остановила ее и спросила:

— Что даст мне Учитель?

— Все! — с пылом ответила та. — Мы положим к твоим ногам все! Ты наше сокровище, наша драгоценность.

— Да? — склонила Ри голову набок. — Все, что я захочу?

— И даже больше, — заверила ее Долорес.

Рита вдруг улыбнулась ей. Мягко и ласково, как улыбалась раньше только нам. Она шагнула к ней навстречу и крепко обняла.

— Отпусти Элину, — попросила она. — И мы уйдем.

— Хорошо, — погладила ее по волосам Долорес.

Элла сделала глубокий вдох и упала на крышу, как марионетка без нитей.

— Крошка, нет! — закричала она. — Стой!

Рита как будто не слышала ее. Она положила голову Долорес на плечо и произнесла:

— Мы так глупо поссорились, помнишь? Ты сказала, что пути назад нет…

— Погорячилась, милая, — рассмеялась Дора.

Рита повернула голову в мою сторону. И даже с другого конца крыши я увидел в ее взгляде невероятную ярость.

— А я — нет, — ответила она.

И вдруг с диким ревом она ударила Долорес в живот, оттолкнув от себя.

На белую черепицу упали первые капли крови. Рита с удивлением посмотрела на свой кулак. Ногти на ее руках были невероятно длинные и острые как кинжалы.

Темно-красные.

— Пирожок… — прохрипела Дора, зажимая рану на животе, — Ри…

— Свали нахрен, Зверье! — прорычала та и с силой толкнула спиной вперед.

Долорес полетела вниз, не издав даже стона. Ее тело упало на землю с глухим тяжелым звуком.

Рита повернулась к нам. Ее лицо, руки и платье были перепачканы в крови. Она слабо улыбнулась и прошептала:

— Я не прощу. Никогда не прощу.

Мы втроем окружили ее, крепко обнимая со всех сторон, сами пачкаясь в крови. И в наших руках она лишилась чувств.