Осколки прошлого

С МЕЙЕРХОЛЬДОМ

Покинув газету, пришлось снять военный мундир. Первое время можно было скрываться и кое-как еще существовать, а затем надо было подумать и о куске хлеба насущного, который в те времена, как известно, не легко было достать и за деньги.

Как-то остановил меня на Невском проспекте В. Е. Мейерхольд.

«Вы что здесь делаете?» — Как видите ничего, гуляю. «Вот что, зайдите ко мне в Театральный отдел. Знаете, в бывшую квартиру директора Императорских театров». Мы стояли около Екатерининского сквера, и он указал рукой в направлении Александровского театра.

«Мне надо с вами поговорить. А теперь я очень спешу. И лучше всего завтра, в 11 утра. Дело спешное».

Меня заинтересовало, — что хочет предложить мне Мейерхольд?. И на другой день я отправился в указанное место.

Заведующей Театральным отделом была Каменева, родная сестра Троцкого. Бывшая курсистка, видимо, мало смыслила в театральном деле, и шагу не могла сделать, как мне говорили, — без указаний и советов Мейерхольда.

На другой день, Мейерхольд не заставил долго себя ждать и, выйдя ко мне, сказал: «Нам надо занять солдат, которые ничего теперь не делают. В казармах есть сцены, артистов в нашем распоряжении сколько угодно. Я сам один разорваться на все места не могу, а потому мне нужны помощники. Кой кто у меня уже есть. Вам я поручу Преображенский полк. Согласны? Это ни к чему вас не обязывает. Когда захотите, можете быть свободны. Кроме жалованья из отдела, будете получать паек из полка, — а это уже, по теперешним временам, кое-что».

Зная мое влечение к театру, Мейерхольд не ошибся и получил мое согласие. А на другой день: мы катили уже с ним на Миллионную в казармы запасного батальона Преображенского полка. Здесь Мейерхольд представил меня в качестве режиссера. Начались спектакли, или, вернее говоря, отдельные выступления разнообразных артистов, которые стремились сюда из-за куска хлеба.

Но продолжалось это недолго. Солдаты скоро были распущены по домам. И однажды Мейерхольд сделал мне следующее предложение: «Ольга Давыдовна (сиречь Каменева) очень нуждается в секретаре. Не согласились бы вы занять должность секретаря Театрального отдела?».

Под всякими благовидными предлогами, а главное, под тем предлогом, что я совсем не знаком с канцелярской работой, и мне хотелось бы быть поближе к театру, — я отказался. Несмотря на то, что Мейерхольд соблазнял меня: «Да это только временно, а потом я вас устрою в театр на хорошую должность». Надо было, пока не поздно, уносить ноги.

В это время все театры были уже национализированы. Из театральных предприятий уцелели только «Зоологический сад» и «Аквариум», и то только потому, что были раньше под постоем солдат и страшно загажены. Первый отвоевал себе старик Новиков (опереточный антрепренер), а второй — содружие в составе: известного тенора Мариинской оперы А. М. Давыдова, быв. управляющего этим садом Н. П. Глясс и присяжного поверенного Бинякова. Зная хорошо Давыдова и Глясса, к ним-то и направил я свои стопы.

Не долго рассуждая, сговорились, и я был назначен режиссером открытой сцены в саду. А пока происходил ремонт сада и помещений, я постепенно ликвидировал дела своей прежней службы.

Обязанности мои были несложны. Программа открытой сцены состояла из отдельных номеров («аттракционов»), которые надо было только во время выпускать, и менялась она каждый месяц.

Раз я с женой уехал на пароходе, в направлении Шлиссельбурга, за картошкой. Купили ее целый чемодан. Но когда пришли на пристань, постовой милиционер нас остановил и потащил в комиссариат. А пока происходил допрос, пароход ушел, и я, конечно, опаздывал к представлению. Пришлось телефонировать старшему плотнику, который с успехом и «прорежиссировал» всю программу.

Закрытый, так называемый железный, театр в саду был сдан труппе театра «Би-ба-бо», во главе с талантливым артистом Курихиным и поэтом Н. Агнивцевым. Пародии последнего пользовались громадным успехом, особенно «Евгений Онегин на изнанку».

Зло высмеивал большевиков под гармонику и куплетист Невский. Долго они смеялись сами над собой, но потом, наконец, сообразили.

И вот в один прекрасный вечер за кулисы явился наряд матросов с ордером об аресте Агнивцева и Невского. Но нашлись добрые люди — предупредили и храбрецы успели удрать, а вскоре и скрыться совсем из Петрограда.

Но дела предприятия шли неважно. Сборы падали. Чтобы их поднять, Глясс придумал организовать бокс, который в Императорской России публично не разрешался и потому, как он думал, обещал большой успех. Он позвал меня и поручил разыскать какого-то черного чемпиона бокса, заказать художнику плакаты, а также поехать к французу, преподавателю гимнастики в Офицерской гимнастической школе, и пригласить его на роль арбитра.

Все уже готово: негр разыскан, набран еще ряд борцов, знающих бокс, красочные плакаты извещают публику о дне открытия состязаний. И вдруг, в самый последний момент, местный совдеп Петроградской стороны, давший уже раньше свое разрешение, известил, что надо еще получить согласие Театрального отдела.

Глясс летит к Каменевой. Но та посоветовавшись, видимо, с Мейерхольдом, санкционировать разрешение местного совдепа не согласилась.

Павшие духом хозяева, вызвали меня, и А. М. Давыдов мне говорит: «Вся надежда на вас, поезжайте к Мейерхольду, — вы же с ним в хороших отношениях, и постарайтесь его уговорить. Если он согласится, то конечно, и Каменева даст свое разрешение».

Еду к Всеволоду Эмильевичу. Прошу. Никакие доводы не имеют успеха!.. «Какие там боксы, говорит мне Мейерхольд, наш народ и так озверел, а вы хотите еще больше пробуждать в нем эти инстинкты и жажду крови».

Итак, последняя надежда, бокс, — провалилась. Все шло, видимо, к тому, что «Аквариум» скоро закроют. Жить становилось все труднее. И я начал подумывать, как бы выбраться из «советского рая».