Осколки прошлого

В КОВНО

Через несколько месяцев после того, как я принял должность полкового адъютанта, штаб-ротмистр Сидоров, бывший адъютант, получил из Ковно от старшего адъютанта по строевой части штаба нашей дивизии, генерального штаба капитана Савельева, предложение: не согласится ли он временно исполнять его должность. Дело в том, что Савельев должен был для ценза прокомандовать 2 года эскадроном в одном из полков.

Сидорова никак не устраивало ехать в Ковно и он предложил это мне. А меня очень соблазняло поехать и пожить в губернском городе, где был театр, газета и где можно было хотя-бы временно, забыться от скучной, одноцветной и однообразной жизни в полку. Но отпустит ли меня командир полка? Я закинул у него по этому поводу удочку. И, к великому моему удивлению, Косов согласился.

Я моментально поехал в Ковно. Переговорил с Савельевым и явился начальнику штаба дивизии полковнику Петерсу.

— Хотя вы очень молоды для этой должности, сказал он мне, — но за вас говорит то, что вы полковой адъютант. Я согласен и доложу Начальнику дивизии.

На другой день я уже представлялся барон Бистраму и затем был назначен приказом по дивизии вр. и. д. старшего адъютанта по строевой части штаба 3 кавалерийской дивизии.

Сдав должность полкового адъютанта и забрав с собой своего коня, вестового и денщика, я уехал в Ковно. И то время, которое я прожил там, около 2-х лет, — вспоминаю с удовольствием.

Работать в штабе было легко и приятно. Полковник Петерс больше интересовался лекциями, которые часто читал, разъезжая по округу. Начальник дивизии также очень редко бывал в штабе и мы с подъесаулом Грузиновым, старшим адъютантом по хозяйственной части, делали доклады самостоятельно на его квартире.

Генерал-лейтенант барон Бистрам, бывший Командир отдельной гвардейской кавалерийской бригады, и улан Его Величества, носил мундир этого полка. Дивизию нашу он получил после дуэли, бывшей у него в Варшаве с генералом Баумгартеном. Это был старый служака, захвативший молодым офицером еще царствование Александра II.

По штату личного адъютанта Начальнику дивизии не полагалось, но я фактически исполнял у него эту роль. В то время в Курляндии находились уже эскадроны и от других полков нашей дивизии и потому Бистрам их объезжал, делая инспекторский смотр. Всегда в этой поездке я ему сопутствовал.

Эскадроны большей частью стояли по имениям баронов. Везде нам устраивали пышные приемы. И поэтому Бистрам не торопился. А когда я ему докладывал, что по расписанию мы должны уже ехать дальше, он отвечал: «Знаете что, посидим еще здесь пару дней». Расписание нарушалось, нас везде ждали, волновались. И поездка продолжалась несколько недель.

Много интересного рассказывал мне старик генерал из своей прежней долголетней службы. Многое я уже позабыл. Но запомнился командир полка Гродненских гусар, немец плохо говоривший по русски, у которого, в царствование Александра II, Бистрам служил молодым офицером. Про офицеров, хорошо ездивших верхом, он говорил: «это хорошь» а про плохо — «это сволочь».

Не смотря на свое богатство, он был женат на дочери известного Петербургского банкира Утина, — Бистрам был порядком скуповат. Обычно, когда мы ездили с ним в полковом экипаже, он обязательно давал кучеру на чай мелкую монету и когда солдат, невольно, хотел посмотреть, что ему дают, Бистрам говорил: «Бери, бери, потом смотреть будешь».

Любил он хорошо поесть и с толком выпить, при чем говорил: «Пью все, кроме керосина». Это был большой гастроном. По вечерам он обязательно требовал к себе повара Миронова (нашего полка), работавшего раньше у Кюба в Петербурге, и спрашивал: «Ну, что завтра будем готовить?» И по утверждении, предложенного поваром, меню, задавал вопрос: «А как, ты, братец, будешь готовить?» И затем выслушав его, начинал уточнять: нет тут надо так-то, а там прибавить того-то и т. д.

После генерала Остроградского, генерал инспектором кавалерии был назначен Великий князь Николай Николаевич, который начал проводить омоложение кавалерии. В число вычищенных стариков, генералов, в первую очередь, попал Бистрам. Он вышел в отставку и доживал свои дни в Петербурге, где и скончался.

Командующим дивизией, после Бистрама, был назначен генштаба генерал-майор Оболешев, который прокомандовал ею недолго. И вот почему.

В то время наш корпус получил, переведенный из Сибири, генерал Ренненкампф, у которого с Оболешевым были старые счеты.

Будучи штаб-офицером для поручений при Командующем войсками Киевского военного округа генерале Драгомирове, где в то время Ахтырскими драгунами командовал Ренненкампф, Оболешеву было поручено произвести дознание по злоупотреблениям в фуражном довольствии Ахтырского полка. Оболешев произвел это дознание не в пользу Ренненкампфа и он ему это забыть не мог.

С назначением Ренненкампфа Командиром 3 арм. корпуса в который, входила наша дивизия, начались систематические мелкие придирки Ренннкампфа к Оболешеву. Но последний был человек с самолюбием, с хорошими своими средствами, в службе особенно не нуждался и подал в отставку. Жил он затем в Петербурге, будучи постоянным посетителем клуба.

Интересный, остроумный собеседник, Оболешев был автором многих стихов и экспромтов. Вспоминаю, как на обеде в Офицерском собрании, на котором были и дамы, устроенном полком, по случаю приезда в Волковишки Варшавского Архиепископа (если не ошибаюсь Николая), он сказал речь и закончил ее стихами:

Владыка Николай показал ему кулак и также ответил в рифму:

Приехал он как-то к нам в Либаву, и почему-то один, без адъютанта. После произведенного инспекторского смотра, обращается к командиру полка и говорит: «А я хочу похитить вашего адъютанта». Так я с ним и проездил несколько дней по частям нашей дивизии, разбросанных тогда по Курляндской губернии. В дороге он все время забавлял меня анекдотами и беспрерывной декламацией своих интересных стихов.

После Оболешева, начальником дивизии был назначен генерал-лейтенант Шейдеман, будущий Командир 2 арм. корпуса и затем Командующий 2 армией. Это был блестящий во всех отношениях генерал.

Во время инспекторского смотра, проверяя письмоводство полковой канцелярии, он приказал мне показать ему журнал взысканий, налагаемых на офицеров. Журнал этот хранился в несгораемом ящике и взыскания обычно записывались собственноручно полковым адъютантом. Но я этого не делал, поручая писарю, и только скреплял своею подписью.

Заметив сразу, что записи сделаны рукою писаря, Шейдеман меня спросил: почему я не делаю это, как полагается, сам, а поручаю писарю? На что я ему ответил, что, согласно Письмоводству Военного Ведомства, там не сказано, что запись делается полковым адъютантом, а только скрепляется его подписью. «А ну-ка покажите мне письмоводство», сказал генерал.

Прочтя внимательно параграф этого положения и видя, что я прав, он вернул мне книжку и ничего не сказал. «Ну, и попадет же мне теперь», подумал я, — «на орехи».

И, читая потом, после Инспекторского смотра, приказ по дивизии, я не поверил своим глазам. Наш полк был поставлен на первом месте… И, между прочим, было сказано: «Делопроизводство хозяйственной части полковой канцелярии ведется образцово, также в полном порядке и письмоводство строевой части. Полковой адъютант дает толковые и ясные ответы».

Да, были справедливые люди, и даже генералы, в наше время.

В Ковно я впервые начал писать в единственной, издававшейся там, газете «Ковенский Телеграф», как театральный рецензент. В то-же время я был агентом «Российского Телеграфного Агентства» до самого его закрытия.

За каждую телеграмму агентство платило 3 рубля и возвращало телеграфные расходы. Но гонорар поучал только тот из агентов, чья телеграмма получалась в Петербурге первой. Я был в добрых отношениях с Ковенским полицмейстером Доливо-Добровольским, который все городские события немедля сообщал мне по телефону. Потому, два другие агента, бывшие в Ковно, запаздывали.

Любопытно, когда я сделался агентом, то Ковенский губернатор Веревкин сделал мне первый визит. Это меня удивило, но потом я понял, как много зависело от агента изобразить событие в том или ином виде. Ведь вашу телеграмму читала вся Россия.

Как либерал, Веревкин пользовался симпатиями у горожан. Бывший Преображенец, он был командиром того батальона, в котором Наследник, будущий Император Николай II, командовал ротой.

В Ковно стоял первый полк нашей дивизии, Новороссийские драгуны. Я часто бывал у них в собрании. Сошелся со многими своими сверстниками. Большим моим другом был адъютант полка поручик Хакольский, который все уговаривал меня перейти к ним в полк. Соблазн был большой жить в губернском городе, но и расстаться со своим полком не хотелось. К нему я привык, сжился с ним, занимал уже известное положение, и я отказался.

Время пролетело быстро. Вернулся, откомандовав эскадроном, капитан Савельев и мне надо было возвращаться в полк.

Заканчивая свою ковенскую «эпопею», не могу не сказать несколько слов о Викторе Захарьевиче Савельеве. Прекрасный офицер генерального штаба, он окончил еще и Офицерскую кавалерийскую школу. Был блестящим кавалеристом, что и доказал в Великую войну.

Командуя Бугскими уланами, он атаковал в конном строю австрийскую пехоту. Атака эта увенчалась полным успехом. И Савельев, в чине полковника, получил Георгиевский крест 3 степени на шею, редкую награду при таком чине.