Останься со мной

Глава 16

“Если Вселенная запретила рассказывать нам,

То сподвигнем ее написать об этом. “

— Оливер Мастерс

Позже тем же вечером меня выписали из больницы. Охранник, которого я никогда раньше не видела, сопроводил меня обратно в Долор. Старик с морщинистым лицом и большим носом болтал всю обратную дорогу длиною в час, и я обнаружила, что скучаю по молчанию Стэнли. Старик задавал вопросы, а затем сам на них отвечал, не давая мне вставить ни слова. Не то чтобы я удосужилась поговорить, но мне бы хотелось, чтобы у меня по крайней мере была такая возможность.

Солнце опустилось за горизонт, день сменился ночью, и к тому времени, пока мы добрались до психиатрической больницы, беззвездная чернота поглотила огненный закат. Маленькая женщина заставила меня пройти через ту же процедуру, что и в первый день, снять одежду, прежде чем встать под душ. После этого я надела серые брюки на завязках, серую футболку и серую толстовку. Я выжала с волос столько воды, сколько смогла, и, добравшись до своей комнаты, свернулась калачиком на жестком синем матрасе, а затем закрыла глаза, прежде чем погрузиться в сон.

Доктор Конвей сказала, что придет навестить меня в психиатрическом отделении, после моего возвращения, но она так и не появилась. Было утро, когда медсестра вынудила меня выйти из моей комнаты в общую зону к другим. С тех пор, как оказалась здесь, я не видела никого, кроме врачей, только слышала чьи-то крики по ночам.

— Доктор Конвей сказала вывести тебя из твоей комнаты и убедиться, что ты поешь, — сказала маленькая женщина, прежде чем повернуться и оставить меня за пустым столом.

Появился коренастый мужчина с тележкой. Он не задавал вопросов, он поставил поднос передо мной и ушел. Тележка скрипела, пока не остановилась у следующего столика. Взглянув на свою еду, я увидела миску с чем-то похожим на овсянку и два ломтика подгоревшего бекона.

— Это каша, — сказал чей-то голос. Я подняла глаза на севшую передо мной девушку. Откинув назад прямые каштановые волосы, она убрала с узкого лица отросшую челку. — Я Мэдди.

На меня уставились кристально-голубые глаза, украшенные печально известными мешками под глазами, характерными для «психушки».

— Я не в настроении разговаривать — вздохнула я.

— К счастью для меня, я люблю поговорить… — Мэдди замолчала, и мне захотелось уткнуться лицом в кашу. Настал час для расплаты. Теперь я знала, что чувствовал Зик. — … с тех пор я здесь. Ты американка, да? Я однажды была в Америке. Точнее, во Флориде. Мои мама и папа привезли нас в Диснейленд. Все было не так, как я ожидала, хотя…

Я вскинула ладонь в воздух, затыкая сильный ирландский акцент.

— Пожалуйста… перестань болтать.

Мэдди поджала губы.

— Кончай кривляться, я всего лишь прикалываюсь над тобой! Я хотела посмотреть, как долго ты продержишься, прежде чем остановишь меня.

Я взглянула на маленькую женщину, которая наблюдала за мной с другого конца комнаты, вероятно, отслеживая поела ли я. Мэдди повернула голову, чтобы посмотреть, что привлекло мое внимание.

— Да, она жестокая. Если ты не будешь есть, они скрутят тебя и накормят насильно.

— Да ты шутишь.

— Ах, если бы. — Мэдди откинулась на спинку стула и поправила свитер. — Видишь вон ту блондинку? — Она кивнула головой в ее сторону.

Слегка обернувшись, я увидела девушку примерно того же возраста, что и я. Ее волосы были так туго собраны назад, что я подумала, не постареет ли она лет на десять, как только распустит волосы — это как мгновенная подтяжка лица.

— Только вчера они привязали ее к стулу и кормили, запихивая еду как в мясорубку. Это было превосходное шоу. — Мэдди издала смешок, и одна только мысль об этом заставила меня поднести ложку ко рту.

— Вот и молодец. Все, что тебе нужно, это пять приемов, и доктор Л. оставит тебя в покое. — Мэдди улыбнулась, и я одарила ее натянутой улыбкой с полным ртом овсянки в ответ. — Ты играешь в карты?

Я покачала головой.

— После того, как ты поешь, я научу тебя.

Отсчитывая каждую ложку, я задавалась вопросом, была ли Мэдди тайным осведомителем, нанятым доктором Л., чтобы заставлять сумасшедших есть. Она казалась раздражающе нормальной, и все же, что она сделала, чтобы оказаться здесь? Каждый человек, проходивший мимо нашего столика, останавливался, чтобы быстро поговорить с Мэдди, и она улыбалась им в ответ, пока я ела.

Съев последнюю отвратительную ложку каши, я отодвинула от себя поднос, и Мэдди вытащила колоду карт из-под стола. Неужели она держала их там все это время?

— Что твориться в кампусе? Я не была там с лета.

Отлично, Мэдди любила драму.

— Я уверена, что ничего не изменилось.

Мэдди тасовала карты безупречно, как профессионал.

— Лиам все еще тот же придурок?

Я рассмеялась.

— Лиам безобидный.

— Похоже, ты знаешь это по собственному опыту, — сказала она с весельем в голосе.

Закатив глаза, я расслабилась на стуле.

— Лиам предсказуемый. Остерегаться нужно людей вроде тебя.

Мэдди замедлилась и уголок ее рта слегка приподнялся. Любой другой не заметил бы этот небольшой изгиб, но я не все, и часть меня знала, что я была права насчет нее. Она будет проблемой.

— Вы с Лиамом вместе? — спросила она.

— Нет.

— Ты с кем-нибудь встречаешься на той стороне?

— Нет.

— К какой группе ты там присоединилась?

Что это было? Игра в двадцать один вопрос? Мое терпение было на исходе.

— Тебе-то какое дело? Если есть что-то, о чем ты хочешь меня спросить, перестань трепаться и спроси уже наконец.

Мэдди швырнула колоду карт на стол и наклонилась. Ее тон был резким, но сдержанным.

— Я всего лишь пытаюсь узнать тебя получше, малышка. Ничего больше. А теперь не устраивай сцен. — Она оглядела комнату, прежде чем вернуться в прежнее положение и перетасовать карты. — У меня есть парень на той стороне. Он ждет, когда я вернусь.

Вспомнив, что говорили мне Джейк, Алисия и Олли, я сказала:

— Я думала, что в Долоре запрещены отношения.

— Это наш секрет.

— Это не секрет, раз ты рассказываешь об этом людям, правда?

Она усмехнулась.

— А ты умна, малышка.

От перепадов ее настроения у меня закружилась голова, поэтому я больше не утруждала себя ответами на ее нелепые вопросы. После одного раунда в покер, который она, конечно же, выиграла, все отправились отдыхать, и я удалилась в свою комнату.

Позже я пообедала в своей комнате, чтобы избежать встречи с Мэдди, и к тому времени, когда подошло время ужина, доктор Л. снова вытащила меня в общую зону. Мэдди смотрела на меня издалека, пока я пыталась понять ее. Она была высокой, худой и с симпатичным лицом — я бы предположила, что рост пять футов восемь дюймов (Прим. Ред.:1.73 м). Она сидела неподвижно, ее челка опустилась чуть ниже бровей. Каждые несколько минут она трясла головой, чтобы убрать ее с глаз, и нервно тасовала колоду. Все в ее позе, в том, как она говорила, и в выражении ее лица кричало об уверенности, но взгляд ее голубых глаз пугал.

— Твои лекарства, — сказала доктор Л., протягивая мне маленький стаканчик с двумя таблетками.

— Нет, я не должна принимать лекарства. Я ничего не приму, пока не поговорю с доктором Конвей.

— Хорошо, пусть будет так. Я даю тебе еще один день. Но если доктор Конвей не появится, тебе придется принять лекарства. Так написано в твоей медкарте, Мия.

Несмотря на предписания, доктор Конвей отменила все лекарства после моего первого визита к ней в кабинет. Это должно было быть в ее записях. Где, черт возьми, она была? Я не могла вернуться к тому, что было раньше.

— Кто-нибудь пытался связаться с ней?

— Я позвоню ей. — Доктор Л. вздохнула, прежде чем уйти.

— Они серьезно относятся к этим лекарствам, да? — спросила Мэдди, выдвигая стул напротив. — Притворись, что принимаешь их. Как я.

— И как ты делаешь это?

— Это требует практики, но ты должна держать их в горле… а потом, когда она уйдет, выплюнуть. — Мэдди пожала плечами. — Или ты можешь спрятать их между десной и верхней губой, если сможешь.

— Ты проделываешь это каждый раз?

— Конечно. Я такая, какой меня создал Бог. Мы все нормальные. Это из-за таблеток ты становишься немного с приветом.

Я отчасти была согласна с ней, отчасти нет. Конечно, нас создал Бог, но начиналась ли наша жизнь с чистого листа или все уже было распланировано? Потому что именно те события, которые с нами произошли, изменили нас, сформировав из нас тех, кем мы стали в действительности. Природа против воспитания? Чушь собачья. Я не родилась эмоционально отстраненной. Я стала такой из-за того, через что заставил меня пройти мой дядя. Но потом я подумала о настоящих психопатах. Тех, которые выросли в приличных домах и любящих семьях. Родились ли они такими, или в их жизни произошел переломный момент, который послужил толчком к возникновению психопатии? Был ли у них когда-нибудь такой же шанс? Рождались ли мы все с одинаковым количеством света в сердцах?

— Пенни за твои мысли? — спросила Мэдди. (Прим. ред.: так говорят, когда кто-то хочет услышать, о чем думает собеседник, якобы предлагая пенни за мысли).

— Ха. Мои мысли вгонят тебя в долги.

Мэдди хихикнула, а ее отросшая челка закачалась из стороны в сторону.

— Ты забавная. Ты мне нравишься, Мия, — хихикнула она, и ее отросшая челка качнулась из стороны в сторону.

«Замечательно», Мэдди знала мое имя.

После ужина и рутины в душевой, доктор Л. отвела меня обратно в мою пустую комнату и закрыла за собой дверь, прежде чем я свернулась калачиком на синтетическом матрасе. В комнате было холодно, и я засунула руки в толстовку, затем подтянула колени к груди, обхватив их руками и сжавшись в комок.

На долю секунды мне захотелось снова оцепенеть, потому что испытывать все эти чувства без причины было мучением. Я легко могла бы выжить здесь со своим Расстройством Эмоциональной Отстраненности — со своими стенами. Без этой сердечной боли. Без страданий. Свободной от своего прошлого, которое я теперь помнила.

Но я дала обещание Олли, и я цеплялась за его, потому что это было единственным проявлением моей привязанности по отношению к нему.

Меня разбудил звук моего имени. Я приоткрыла глаза и увидела Олли, стоящего на коленях рядом со мной, с пальцем, прижатым к губам.

«Здорово», я сошла с ума.

Я несколько раз моргнула, его пальцы коснулись моего лба и погладили по волосам.

— Олли?

«Пожалуйста, будь настоящим».

На его лице появилась легкая усмешка.

— Привет, красавица.

В одно мгновение я вскочила на колени и обвила руками его шею, вдыхая его запах. Он был настоящим, и он был здесь. Запустив пальцы в его растрепанные каштановые волосы, я поцеловала его в шею, щеку и губы. Он обхватил меня своими длинными руками за талию и уткнулся головой мне в шею.

— Но как?

— Я же говорил тебе, что у меня есть связи, — сказал он и отстранился, чтобы посмотреть на меня. — Тебе здесь не место, Мия. — Он огляделся, прежде чем его глаза снова встретились с моими. — Ты в порядке? Почему ты оказалась в больнице? Что случилось?

В этот момент все вопросы казались неуместными, и я поднесла руку к его лицу. Он закрыл глаза от моего прикосновения. Он был так красив. Мой большой палец задел его нижнюю губу, и его челюсть расслабилась. В моем теле не было никаких химических веществ, ничего, что могло бы повлиять или внушить испытывать к нему чувства. Я просто чувствовала. Наш огонек замерцал, напоминая мне, что он все еще там. Пока у меня есть Олли, он будет продолжать гореть.

Я мягко прижалась губами к его губам и опустилась на колени на матрас. Олли был нежным, его язык успокаивал, прогоняя все мои сомнения, возникшие с тех пор, как я попала в корпус Б.

— О боже, я так скучал по тебе, Мия, — прошептал он, прижавшись лбом к моему. Я скользнула руками под его рубашку и провела по его теплой и знакомой коже. Олли на мгновение захватил мои губы своими, прежде чем нерешительно отстранился. — Я пришел убедиться, что с тобой все в порядке. Пожалуйста, поговори со мной, Мия. Расскажи мне, что случилось.

Борясь с желанием рассказать ему все, я прикусила губу.

— Я не хочу тратить наше время на сложные вопросы. Потом я все тебе расскажу. Мне нужно лишь это… — я поцеловала его в губы. — Мне нужен ты, — я снова поцеловала его в губы. — Мысль о тебе — это единственное, за что я держалась все это время.

Олли поднял брови, услышав мое признание. Он никогда не слышал от меня что-то подобное, потому что я никогда такого не говорила. Это было ново для нас.

Легкая улыбка тронула его губы, а затем он сдался, отдававшись мне. Он тоже этого хотел. Он пытался быть джентльменом, каким я его знала, но потребность в нашей физической связи была сильнее.

Между вдохами и сплетением языков одежда быстро исчезла с нас, вещь за вещью, и Олли накрыл меня собой. Его тепло сразу же окутало меня, и горечь от психушки исчезла. Остались лишь мы. Он убрал волосы с моего лица и наши взгляды встретились.

— Прости меня. — Он выдохнул.

Я покачала головой и сдвинула брови.

— За что ты извиняешься?

Он на мгновение опустил голову, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Ты сказала мне не влюбляться, но я влюбился. Чертовски сильно… — Он облизнул губы и осмотрел мое лицо, прежде чем его глаза вернулись ко мне. — Я так сильно влюблен в тебя, Мия.

Каждое слово поражало меня, как удар грома, и я сдерживала жжение в глазах, когда посмотрела в его глаза. Никто раньше не смотрел на меня с любовью в глазах. Дело было не в том, что его глаза были прикованы ко мне, удерживая мое сердце и соединяя наши души, а в том, что они заставляли меня чувствовать это.

И вдруг я перестала падать.

Я просто парила.

Олли ничего не ждал взамен. Вместо этого он опустил голову, и его поцелуй был сам по себе свидетельством этого. Его губы были спокойными, его язык медленно касался моего, и то, что он был таким властным и в то же время прирученным, превращало серое сердце в цветное. Олли обладал этой силой — мы вместе обладали этой силой.

— Я не знаю, сколько у нас времени, но я буду ценить каждую секунду, — сказал он после того, как оторвался от моих губ и переместился на край матраса. Он закинул мою ногу себе на плечо, и мое обнаженное тело задрожало без его тепла.

Начав с моего колена, он проложил дорожку поцелуев вверх по моей ноге к внутренней стороне бедра, наблюдая за моей дрожью.

— Ты никому не принадлежишь, но я не могу вынести мысли о том, что ты будешь с кем-то еще. Ты понимаешь, о чем я? — В его глазах мелькнула неуверенность. — Никого больше, только ты и я.

Кивнув, я втянула воздух.

— Ты и я. Навсегда.

А потом его рот оказался на моей киске, а руки сжали ягодицы. Я прижалась к нему бедрами, и внезапно его язык проник в меня, кружа и поглаживая. Я искала, за что бы ухватиться, но на матрасе не было ни простыни, ни подушки. Я вскрикнула, и Олли зажал мне рот рукой, чтобы заглушить крик, продолжая свое волшебство, которое утягивало меня в вихрь экстаза.

Скользнув вверх по моему телу, он заменил свою руку губами, пока я двигалась под ним, желая почувствовать его внутри, в то время как мое тело дрожало в ожидании оргазма. Он провел рукой по моему центру, а потом погрузил палец внутрь, и начал неторопливо двигать им.

— Олли, — взмолилась я, каждая клеточка шла по натянутому канату над морем чистого удовольствия.

— Еще нет, любовь моя… терпение. — Он снова заставил меня замолчать поцелуем. Сочетание движения его большого пальца и проникновения другого было потрясающим, и когда я была готова провалиться сквозь трещины, Олли каждый раз возвращал меня обратно.

Он просунул под меня руку и поднял с матраса, чтобы я оседлала его. Взяв в руку всю его длину, я медленно ввела его в себя, именно так, как ему нравилось. Его глаза закрылись, а рот сложился в идеальное беззвучное «О».

Видеть, как его прекрасные черты реагируют на ощущение нашей связи, усиливало все остальные чувства. Я провела ногтями по его растрепанным волосам, принимая его глубже. Его руки блуждали повсюду, от моей груди к волосам и по спине. Между нами выступил холодный пот, когда его зубы царапнули по моей линии подбородка. Он схватил меня за бедра, чтобы унять дрожь в ногах, задыхаясь, когда благословения моего имени срывались с его губ. Я прижалась к нему бедрами, в то время как мой клитор скользил по его тазу, приближая меня все ближе и ближе к кульминации.

Потребовался всего лишь один толчок, еще одно «Я люблю тебя, Мия», еще одно прикосновение его языка к моему, прежде чем я закричала во время нашего поцелуя. Олли достиг оргазма следом за мной. Его мышцы напряглись, когда он схватил меня за бедра, удерживая прижатой к нему и оставаясь глубоко внутри меня.

Мы дышали в унисон, когда моя голова уткнулась в изгиб его шеи. Он обхватил меня своими длинными руками, притягивая ближе, пока наше тяжелое дыхание постепенно приходило в норму. Он провел рукой по моим волосам, прежде чем приподнять мой подбородок, чтобы поцеловать, и именно в этот момент горячая вода пролилась из уголка моего глаза, и вкус соли просочился на наши губы.

Олли чуть отодвинул меня и пристально посмотрел в лицо.

— Мия, ты плачешь, — сказал он на выдохе и поцеловал слезу в уголке моего глаза, прежде чем она успела упасть. — Черт возьми, ты любишь меня. — В его глазах появилось облегчение.

— Но я не верю в любовь, — прошептала я.

— Тогда верь в меня. — Олли ухмыльнулся. — Верь в нас.

К сожалению, холодный воздух заставил нас снова одеться, и мы лежали на матрасе, крепко прижавшись друг к другу. Я не рассказала Олли, что вспомнила свое прошлое. Я не могла найти в себе сил сказать ему правду — что со мной случилось и на что я была способна. В худшем случае он смотрел бы на меня по-другому. Так же, как мой отец смотрел на меня. Но с ним это было бы еще хуже. Гораздо, гораздо хуже.

Я провела пальцем по татуировкам на его руках, пока он описывал мне каждую из них.

— А ножницы? — спросила я, танцуя пальцами по его предплечью. Замысловатые детали от ручки ножниц до острого кончика выглядели идеально продуманными.

— Это перекрытие.

— И что ты перекрыл? — Я попыталась присмотреться, чтобы найти очертания прежней татуировки, но художник был гением. Ее невозможно было различить.

— У меня был герб, символизирующий братство, — сказал Олли с отдаленной болью в голосе. — Я сделал это тату вместе со своим братом, когда мне было четырнадцать. Это было глупо.

Заметив отвращение на его лице, я взяла его и сжала.

— Когда я был моложе, я подражал ему, как и положено младшему брату, понимаешь? Я был слеп в детстве, видел хорошее во всех, но я был наивным. А когда я стал старше, меня все больше сбивали с толку поступки окружающих и их причины. Я не мог понять, почему в мире так много зла. И однажды я проснулся и увидел истинное лицо своего брата. Поэтому я взял за идею ножницы, как напоминание о том, что я полностью вычеркнул его из своей жизни. Он как вампир, медленно высасывающий из меня жизнь, забирающий все, что у меня есть. Я так долго цеплялся за него, потому что, ну, он мой брат, и я хотел, чтобы он изменился. Может быть, я надеялся повлиять на него.

Олли замолчал только для того, чтобы выровнять дыхание. Он провел пальцами по моим волосам и за ухом.

— Мы были… нам не дали хорошего воспитания. Я не говорю, что другим не было хуже, но каждый день я делал все, что мог, чтобы позаботиться о моей маме и брате. Огромное бремя для такого человека, как я. Я так долго нес на себе их груз, ничего не получая взамен. Но я ничего и не ожидал от них, вообще. Когда я подрос, вместо того чтобы разделить со мной эту ношу, он просто потащил меня за собой. Брат воспользовался мной.

Мое сердце разрывалось на части. Каждое слово, слетавшее с его губ, будто скользило по поверхности замерзшего пруда, боясь утонуть, если лед треснет.

— Ты знаешь, что можешь довериться мне, Олли. Тебе никогда не придется прятаться от меня. Я никогда не буду думать о тебе по-другому. Ты знаешь это, не так ли? — Я поцеловала его ладонь.

Олли глубоко вздохнул и кивнул.

— Тогда поговори со мной. Теперь твоя очередь впустить меня.

— Это было ужасно, Мия, — выдавил он. — В течение многих лет я наблюдал, как моя мама торгует собой. Она была проституткой и держала нас с братом взаперти в шкафу, пока трахалась с настоящими подонками. Я затыкал уши, пока мой брат наблюдал за происходящим. Он был чертовски болен и остается таким до сих пор. Он получал от этого удовольствие. Он на десять лет старше меня, и после его ухода из дома, она несколько раз пыталась отравить меня. Дважды я был на грани смерти, тонул в собственной блевотине, но потом, я думаю, она меняла свои решения и откачивала меня. Она говорила, что любит меня и сожалеет. Я очень отличаюсь от своего брата — у нас разные отцы, и по ее словам, я напоминаю ей человека, которого она презирала. Она просто не знала, как со мной обращаться.

Я судорожно выдохнула. Этого человека, лежащего рядом со мной, отвергали всю свою жизнь, но он продолжает жить с улыбкой на лице. До сих пор я никогда не замечала боли от его прошлого. Она никогда не была внутри него — он не позволял ей потушить его свет. Больше всего мне хотелось, чтобы существовали идеальные слова, которые я могла бы сказать ему, чтобы утешить, ведь сама не смогла придумать ни одного подходящего.

— И когда я узнал, что он был тем, кто возглавил сеть проституции, частью которой была моя мама, я полностью порвал с ним. Затем, как будто этого было мало, он так сильно избил клиента моей мамы за то, что тот не заплатил, что теперь он не может жить без аппарата жизнеобеспечения, и брат свалил все это на меня. У него было ложное алиби, а моя история с ЭН не помогла. Так я оказался здесь, и если я не справлюсь — меня посадят в тюрьму. Он ушел из бизнеса и с тех пор преследует меня повсюду, превращая мою жизнь в сущий ад.

«Олли не место здесь».

— Что такое ЭН?

— Эмоциональная напряженность. По сути, я чувствую слишком много, в то время как ты не чувствуешь ничего. — Олли опустил голову, чтобы увидеть мою реакцию. — Как будто этот мир играет с нами злую шутку. — Он тихо рассмеялся. — Но я не могу ничего поделать, мы принадлежим друг другу. — Он провел пальцами вверх и вниз по моей руке. — И я отказываюсь принимать лекарства. Мне не нравится то, что я чувствую, когда нахожусь под ними. Это полностью нейтрализует меня, заставляет чувствовать себя никем.

— Они прописали тебе лекарства? — Олли не нуждался в лекарствах. Как можно считать чрезмерные чувства расстройством?

— Да, они прописали мне их, когда я впервые приехал сюда летом. Это было ужасно. Ты бы, конечно, возненавидела меня, но что-то подсказало мне прекратить принимать их, и я это сделал. Переходный период был кошмарным. Декан посадил меня в одиночную камеру на несколько недель до начала занятий.

— Хотела бы я чувствовать то же, что и ты, Олли. Это подарок. С тобой все в порядке. Я не могу представить тебя под лекарствами. Я думаю, ты был бы таким же, как я, а я не хочу этого для тебя. Иногда мне кажется, что ты настолько хороший, что этот мир не заслуживает тебя — я тебя не заслуживаю.

— Ты шутишь? Я ждал тебя всю свою жизнь, — улыбнулся он. — С тобой я постоянно щиплю себя, черт возьми, потому что не верю, что я такой везунчик. Когда я впервые увидел тебя в столовой, я не мог отвести взгляд, ожидая, что ты исчезнешь. — Он слегка рассмеялся. — Ты ведь настоящая, да? Ты не плод моего воображения? Ты реальная девушка, которая испытывает ко мне чувства? — Он закрыл один глаз и не смог прогнать свою глупую улыбку с лица.

Я толкнула его в плечо.

— И все же это ужасно. Мне страшно, что в любой момент мой ментальный переключатель снова щелкнет, и я ничего не смогу с этим поделать.

Он взял мою руку, лежавшую между нами, и снова поднес ее к своему лицу.

— Прими это, Мия. Каждое мгновение, независимо от того, как долго оно длится, оно того стоит, да?

Я кивнула.

— Позволь мне самому позаботиться обо всем. Ты сосредоточься на том, чтобы жить в те моменты, которые у нас есть. Если ты когда-нибудь потеряешься, я всегда найду тебя.

Олли притянул меня ближе, и я положила голову ему на грудь. Он провел пальцами по моим локонам, пока я думала обо всем, через что он прошел. Даже после своего прошлого Олли отказывался отключать эмоции или принимать лекарства. Он все еще хотел чувствовать.

Он всегда хотел любить, просто у него никогда не было никого, кто любил бы его в ответ.

— Что первое ты собираешься сделать, когда выберешься отсюда? — спросил он.

— Опустить пальцы своих ног в воду. А ты?

— Найти тебя… а потом отвезти к океану. — Он не мог видеть, но я улыбалась. — Я хочу жить с тобой, Мия. Я никогда не хотел ничего большего. Как ты думаешь, мы сможем пережить следующие два года? Думаешь, мы сможем пройти через это?

Я вздохнула.

— Боже, я так надеюсь на это.

У него внезапно перехватило дыхание.

— Я не могу потерять тебя, — прошептал он.

— Ты не потеряешь.

Его вздымающаяся грудь и биение сердца успокаивали меня, в то время как мои веки отяжелели.

— Мне скоро нужно уходить, — нерешительно сказал он.

— Подожди, пока я не засну. Я не могу смотреть, как ты выходишь за дверь.

— Мне стоило принести «Дневник памяти». — Он тихо рассмеялся.

— Я серьезно, Олли.

— Я знаю, знаю… — Он наклонился и прижался губами к моей макушке. — Сделай мне одолжение, сходи завтра на рекреацию*. На заднем дворе есть огороженная территория, я буду ждать тебя с другой стороны.*(Прим. Ред.: рекреация — помещение/территория для активного отдыха).

— Хорошо, — выдохнула я, мои веки снова закрылись, и я начала засыпать.

— И Мия?

— Ммм?

— Останься со мной, даже когда я уйду.

— Обещаю.