Глава 5

“Я абсолютно непробиваемый,

И все же она медленно

Проникает в каждую частичка меня.”

— Оливер Мастерс

Покинуть комнату Олли было гораздо сложнее, чем попасть в нее. Я задавалась вопросом, почему у него не было никакой мебели, на которую мы могли бы забраться, чтобы выбраться, но они выстроили систему: залезать друг на друга, затем первый человек вытаскивает следующего через отверстие.

Сразу после шести часов я добралась до ванной комнаты и включила воду в последней кабинке. Прошла всего минута, прежде чем вода достигла оптимальной температуры, и я вошла внутрь, задернув шторку. Я точно рассчитала время. Олли всегда уходил до моего прихода, и мне удавалось избежать утренней очереди. При условии, что я прихожу в ванную в 6:10 утра и выхожу не позднее 6:25.

Прежде чем я успела смыть с себя весь шампунь, моя занавеска распахнулась, а с другой стороны стояла разъяренная Бриа.

— Черт, ты меня напугала, — сказала я, вытирая воду с глаз. Она скрестила руки на груди и нахмурила брови. — Что ты хочешь, Бриа?

— Тебе нужно оставить Олли в покое.

Я закатила глаза и продолжила смывать с волос остатки шампуня.

— Я серьезно, Америка. Найди себе свою игрушку. Олли и Айзек мои.

— Я думала, что все, что происходит в той комнате, остается там. — Бриа думала, что может заставить меня чувствовать себя неуютно, столкнувшись со мной в таком уязвимом состоянии. Она и не подозревала, что находиться голой мне было комфортнее, чем быть одетой. Бриа не сдвинулась с места, продолжая смотреть на меня сверху вниз. — Ты идиотка. — Я схватила свое полотенце с крючка и обернула его вокруг тела, прежде чем пройти мимо нее.

— Прошу прощения? — Она последовала за мной к зеркалу, когда я достала зубную пасту из корзины.

— Это теория реактивного сопротивления. Ты отговариваешь кого-то что-то делать, его свобода находится под угрозой, и тогда он будет пытаться восстановить контроль над ситуацией, делая прямо противоположное. — я сунула зубную щетку в рот и повернулась к ней лицом. — Потому что запретный плод сладок.

Она переступила на другую ногу и выпрямилась. Ее короткие черные волосы были приглажены и не торчали сзади, как обычно. Она была темной версией Тинкер Белл, но вместо того, чтобы разбрасывать волшебную пыль, она разряжала патроны.

— Лучше бы тебе вообще ничего не говорить, — добавила я.

— Просто… Держись от него подальше.

Я выплюнула зубную пасту, прежде чем направить на неё свою зубную щётку.

— Ты бросила мне вызов, Бриа, и самое приятное то, что… Мне нечего терять.

Казалось, что мы с ней стояли лицом к лицу несколько минут, прежде чем она, наконец, развернулась и ушла. Я ненавидела драмы, но мне так же нравилось заставлять девушек корчиться от стыда. Меня не интересовал Олли. Черт, меня никто не интересовал. Но увидеть, как она разрушается при одной только мысли о потере одной из своих «игрушек», было отличным способом начать утро.

Неспособность сочувствовать кому-то всегда мешала мне иметь что-то большее.

Однажды я пыталась поиграть в любовь, только чтобы посмотреть, как далеко могут зайти отношения, и будет ли что-то во мне развиваться, но ничего. Любовь была не чем иным, как мифом, созданным крупными корпорациями для увеличения прибыли. Согласно «Dictionary.com», определение глагола «любить» означает любить кого-то и быть нежным. Определение слова «нежный» означает «любить». Наглядный пример.

Как-то раз, доказывая свою теорию в школьном проекте, я опросила пятьдесят человек о том, что для них значит любовь. Пятьдесят разных людей, пятьдесят разных ответов. Никто не мог дать мне внятного объяснения. А что происходило, когда что-то нельзя доказать? Результаты не принимаются во внимание.

Я верила в химию и комфорт между людьми. Вы почувствовали комфорт и легкость рядом с кем-то, поэтому не возражаете быть рядом с ним все время — как в случае с моим отцом и Дианой. Мой отец нашел в ней какое-то утешение, нечто большее, чем одиночество, поэтому и женился. Химия сближает двух людей, комфорт заставляет их остаться. Простое объяснение. На сайте «Dictionary.com» должно было быть написано:

Любовь (глаг.) [л'убоф'] — идеальное сочетание химии и комфорта.

Я сидела за своим обычным столом во время завтрака и играла со сваренными вкрутую яйцами, в то время как компания с прошлой ночи шла в столовую к своему столику. Джейк помахал мне рукой, но я отвернулась. С меня их достаточно за последние двадцать четыре часа.

Вскоре после этого Олли вытащил стул и сел, затем нашел взглядом меня в другом конце комнаты. За считанные секунды ему удалось напомнить мне о нашем моменте прошлой ночью, и я прикусила внутреннюю часть щеки, чтобы побороть стеснение в груди. Он одарил меня сонной, кривой улыбкой, а я отвела глаза.

Химия была чертовым дьяволом.

Прозвенел звонок. Я второпях встала, схватила свой поднос и вышла из столовой раньше всех, шагая гораздо быстрее, чем следовало бы в это раннее утро. Меньше всего мне хотелось, чтобы Джейк или кто-то еще из их компании догнали меня. Как только я свернула за угол в левое крыло, кто-то потащил меня за руку из коридора в дверь.

Я прислонилась к стене, лицом к лицу к знакомым зеленым глазам. В комнате было темно, если не считать намёка на лучи утреннего солнца, пробивающихся через окно. Олли наклонился надо мной, упираясь обоими ладонями на стену возле меня. Между нами витал запах мяты, когда он облизнул губы. Жвачка переместилась с одной стороны его рта на другую, прежде чем я подняла на него глаза.

— Я не могу перестать думать о вчерашней ночи, — признался он. — Сегодня утром я проснулся трезвым и все еще чувствую, что часть меня отсутствует.

Я открыла рот и, когда не смогла ничего произнести, снова закрыла его. Олли тяжело дышал. Я тяжело дышала. Его грудь поднималась и опускалась с каждым вздохом. Я не могла оторвать от него своего пристального взгляда.

— Ты сказала мне что это пройдет, но не прошло. А потом, в столовой, ты даже не можешь посмотреть на меня… Но я хочу, чтобы ты смотрела на меня, Мия. — Его глаза пробежались по моему лицу. — Мне это и вправду нравится.

— Тебе нравиться когда на тебя смотрят? — Наконец-то слова. Я могла говорить.

Он поднял бровь.

— Это подпитывает мой нарциссизм, но с тобой все по-другому. — Он оторвал руку от стены. — Даже несмотря на то, что ты утверждаешь, что это опасно.

Когда он сделал шаг назад, я выпрямилась.

— Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься.

Его лицо было непроницаемым, и, прижав книги к груди, я оттолкнула его и вышла за дверь. Он помнил каждую деталь прошлой ночи — признание моих правил и опасность пересечения черты — и все же имел наглость использовать это против меня. Он играл с огнем, и в конце концов обожжётся.

Когда я вошла в кабинет на урок латыни, я пришла к выводу, что все они сумасшедшие. Такие люди, как Бриа и Олли, придерживались правил, которым не могли соответствовать, по типу «без чувств, не причинять боли», и мне следовало об этом догадаться. Что бы ни случилось в комнате Олли, оно никогда не останется там, но, по крайней мере, я была единственной, кто не мог пострадать. Я решила веселиться с ними, и когда все рухнет, я лишь посмеюсь в конце.

Я заняла место рядом с Лиамом. Он был младше меня на год, и к тому же полным мудаком, но я наслаждалась каждой минутой этого. Со светлыми волосами, собранными в мужской пучок, и пухлыми губами, я могла понять, почему девушки окружали его. Он во многом был похож на меня. Возможно, именно поэтому я приходила к нему по вторникам и четвергам.

Мы пошли вместе на обед, но я отказалась сесть с ним и его друзьями. Его компания была чем-то, к чему обычно тянуло мое старое «я», но часть меня действительно хотела измениться. Я продолжала говорить себе, что мне все равно, окажусь я в психиатрической больнице или нет, но где-то в глубине души я знала, что не хочу туда, и если я попаду в объятия группы Лиама, то никогда не смогу выбраться отсюда живой.

— Какие у тебя планы на завтра? — спросил Лиам, когда мы стояли в очереди за обедом.

— Я не знаю… Буду делать домашнее задание, наверное. Чем еще здесь можно заняться по пятницам?

Лиам обнял меня за плечо и повернул к ученикам в столовой.

Он указал на качков, все они были с мускулами, торчащими из-под рубашек с эмблемой Долора, и бьющими друг друга в плечо.

— Каждую пятницу они играют в футбол во дворе. — Он обратил мое внимание на группу девушек за соседним столиком. Гвен была единственной, кого я знала по имени. Она откинула свои короткие светлые волосы, говоря что-то на ухо другой девушке. Лиам продолжил: — Девочки сидят в сторонке и смотрят, хлопая своими красивыми глазками. — Его пальцы приземлились на стол, за которым сидело шесть головорезов. — Эти играют во дворе в покер, вступительный взнос 10 фунтов. — И, наконец, он указал на Олли. Тот стиснул зубы, когда Лиам наклонился к моему уху. — Они уходят в лес и… никто толком не знает, что, черт возьми, они там делают. Они все — мусор.

— Что насчет тебя? — спросила я, отвлекаясь от напряженной позы Олли.

Лиам ухмыльнулся и притянул меня к себе.

— Встретимся утром после завтрака и посмотрим?

Его выбор слов заставил меня улыбнуться.

— Я подумаю об этом.

После того, как я съела ужасный бутерброд с сыром за своим столом, я вытащила из стопки книг «Убить пересмешника» и начала читать, отвлекая себя от Олли и не поддаваясь его нарциссическому поведению любой ценой.

— Мия, ты опоздала, — заявила доктор Конвей и метнула взгляд на часы на стене позади дивана.

Сев на продавленную коричневую кожу, я протянула ей книгу.

— Я закончила. Это отстой. Какой смысл было тратить мое время?

Доктор Конвей взяла книгу и поставила ее на свое законное место на книжной полке.

— Это была всего лишь разминка. Скажи мне, почему тебе не понравилось?

— Вы шутите, да? — Я откинулась на спинку дивана и провела пальцами по щелям в подлокотнике дивана. — Мужчина среднего класса, средних лет, хочет преподать своим детям жизненные уроки, но затем называет жертву изнасилования лгуньей и, по сути, шлюхой. Автор воспользовался нескончаемым проявлением расизма в Америке, чтобы продать миллионы экземпляров и создать впечатление, что жертвы изнасилования сами напросились, и их следует игнорировать. Не могу поверить, что это дерьмо разрешено в начальной школе.

Брови доктора Конвей приподнялись при моем ответе.

— Интересно… Итак, из всех персонажей, кто, по-твоему, тебе ближе всего?

— Это смешно. Какое у меня следующее задание? — Я повернулась к окну, которое выходило на фасад здания, где находились ворота. Я бы сделала многое, чтобы быть по другую сторону от них прямо сейчас и далеко отсюда.

— У тебя письменное задание. — Доктор Конвей повернулась в кресле, схватила блокнот и протянула мне. — С этого момента я хочу, чтобы ты тратила по крайней мере двадцать минут в день на эссе. Пиши все, что придет в голову. Мне все равно, о чем это. Положи ручку на бумагу, освободи свой разум и пиши.

— Значит, на сегодня все?

Доктор Конвей сурово посмотрела на меня. Она сжала губы в тонкую линию, тщательно обдумывая свои следующие слова. Я отвернулась от нее и уставилась в окно. Единственным звуком в комнате был стук секундной стрелки часов и дребезжание вентилятора кондиционера.

— Что бы Вы ни хотели сказать, просто скажите это, — выдохнула я. — Я могу пробыть здесь хоть весь день.

— Я хочу задать тебе вопрос, но не хочу, чтобы ты отвечала прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты действительно подумала об этом. — Она откинулась на спинку стула и сложила руки на скрещенных коленях. — Если бы сегодня был последний день твоей жизни, ты бы провела его по-другому? — Мои губы приоткрылись, но доктор Конвей подняла руку. — Я не хочу, чтобы ты отвечала.

Самое смешное, что я понятия не имела, что собиралась сказать. Конечно, это не могло быть озарением, изменившим мою жизнь. Больше похоже на саркастическое замечание. Я не знаю, стала бы я что-то менять в сегодняшнем дне. У меня была секс-встреча с два-толчка-и-готов Оскаром. Если бы я не проснулась завтра, хотела бы я, чтобы последние мгновения моей вагины были с Сэром-Много-Хрюкает? Хотела ли я вообще заниматься с ним сексом?

Доктор Конвей и ее глупый вопрос заставили меня растеряться. Я схватила стопку книг с бокового столика и сделала ей реверанс.

— Всего хорошего, — сказала я со своим лучшим британским акцентом перед тем, как уйти.

Повернув за угол своего крыла, я увидела Олли, который ждал у моей двери. Я подняла голову, удивленная его появлением. У меня было ровно пять минут до прибытия Оскара.

— Твой нарциссизм иссякает? Нужно еще немного поглазеть, чтобы подпитать его? — спросила я с широко раскрытыми глазами и улыбкой.

Олли положил руку на сердце, как будто это был удар по его самолюбию, а затем он криво улыбнулся.

— Итак, теперь вы с Лиамом друзья, да?

— Нет, мне не нужны друзья. Я предпочитаю одиночество.

Олли опустил голову и уставился на меня недоверчивым взглядом.

И вот он, тот же самый недоверчивый взгляд, который я увидела как в его пьяном, так и в трезвом состоянии. Даже в неверии он был аутентичным. Мне нравилось это в Олли. Он был очень простым. В то время как я носила свой яд открыто, он также носил свои эмоции. Мне никогда не нужно было гадать, что он за человек или что он думает, потому что он всегда говорил прямо. Он не был сложным, но то, что происходило между нами — да.

— Тогда кому же ты будешь так улыбаться, если собираешься сидеть в полном одиночестве? — спросил он.

Дерьмо. Я не осознавала, что улыбаюсь. Я сжала губы.

— Я не улыбаюсь, — пробормотала я, контролируя свой рот.

Олли откинул голову назад и провел рукой по лицу.

— У меня нет ни единого шанса с тобой, красавица. Скажи мне, когда ты в последний раз по-настоящему смеялась? Подожди… Ты вообще смеешься?

— О, так для этого нужен друг? Ты думаешь, что сможешь заставить меня смеяться?

— Мы с тобой никогда не сможем стать друзьями, Мия, но да, у меня есть несколько шуток. — Олли наклонился. — Но ты не можешь никому об этом рассказывать. Это может разрушить мою репутацию здесь.

Я рада, что мы были на одной волне с этим “другом”, но я не могла не думать, что в том, как он это сказал, был какой-то скрытый смысл.

Переложив тяжелые книги в другую руку, я вздохнула.

— Хорошо, давай послушаем их.

— Я уже заставил тебя смеяться. Позволишь? — спросил он, забирая книги у меня из рук. — Я пока подержу это у себя. Не нужно меня благодарить. — Его улыбка стала самодовольной.

Положив руку на бедро, я опустила голову, чтобы скрыть свою улыбку от его настойчивости. Теперь, когда я была готова к этому, он никак не мог добиться успеха.

— Тук-тук, — сказал он с непроницаемым лицом, и я сжала губы.

Чертова шутка «тук-тук»? * Решимость на его лице и его юношеские выходки могли погубить меня. Это будет намного сложнее, чем я думала. *(Прим. Ред.: тук-тук шутка (с англ. Knock-knock joke) — шаблонная шутка, которая состоит из реплик «тук-тук» «кто там?», а затем следует игра слов).

— Кто там?

— Танк.

— Какой танк?

— Я же сказал тебе, что не нужно благодарить меня, но все же не за что.* — Он поднял пустую ладонь с широкой улыбкой. *(Прим. Ред.: с англ. “Who’s there?” “Tank” “Tank who?” — шутка заключается в том, что “Tank who” созвучно с английским “Thank you” (в пер. спасибо)).

Я прикрыла рот рукой, чтобы скрыть ухмылку, и покачала головой.

Олли потянулся к моей руке.

— Я видел там улыбку?

Я сделала шаг назад.

— Ты заставил меня улыбнуться, но я не засмеялась.

— Черт. Хорошо, еще одна.

Я подняла палец, чтобы вернуть себе невозмутимое выражение лица.

Олли терпеливо ждал, не сводя с меня глаз.

— Теперь ты в порядке?

Я кивнула.

— Тук-тук.

— Кто там?

— Вода.

Я передразнила его акцент:

— Вода кто?* — И в ту секунду, когда это слетело с языка, я полностью потеряла самообладание, и громкий смех сорвался с моих губ. Мои руки снова закрыли рот. (Прим. Ред.: с англ. “Knock-knock” “Who’s there?” “Water” “Water who?” последняя реплика созвучна с английским “What are you…” (в пер. Что ты… и любое продолжение)).

Олли вскинул ладонь в воздух.

— Что это было? Твой британский акцент? — Он засмеялся между этими вопросами и поднял два пальца к глазам. — Это было ужасно… ты все испортила!

Мне удалось перевести дыхание, когда я подняла руку.

— Технически, я заставила себя рассмеяться.

— Что угодно, лишь бы ты смеялась. — Олли прислонился спиной к стене и подпер ногу с мечтательным выражением в глазах. — С таким смехом, как у тебя, ты всегда должна это делать.

Оскар мог быть здесь в любую секунду, и по какой-то причине я не хотела его видеть. Схватив Олли за руку, я удивила себя, сказав:

— Давай убираться отсюда. — Я не хотела, чтобы руки Оскара были на мне. Чего я хотела, так это сохранить эту улыбку как можно дольше. Слова доктора Конвей прокручивались в моей голове. «Если бы сегодня был твой последний день, ты бы провела его по-другому?». И я решила, что так и сделаю.

Я повела Олли в противоположном направлении, к его комнате. Как только мы оказались за закрытыми дверями, я упала на его матрас, а Олли уронил мои книги на пол у стены.

— Разве это не опасно? — спросил он, выпрямляясь во весь рост. Ямочка появилась рядом с его улыбкой, когда он стоял посреди своей комнаты. Он провел рукой по волосам, прежде чем оглядеть комнату, не зная, как себя вести.

— Чрезвычайно, но я не могу оставаться в своей комнате ни секунды. — Я закинула руки за голову и подняла глаза к потолку. — Там душно. Черт возьми, все это место душит.

Олли сел на пол рядом с кроватью, подтянул ноги и положил руки на колени.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ты должна смотреть на положительные стороны, иначе это сведет тебя с ума.

— Ага, и каковы положительные стороны? — спросила я, поворачиваясь на бок, чтобы посмотреть ему в затылок.

— Если бы этого места не существовало, где бы ты сейчас была?

Где бы я была? Какой сложный вопрос. Я могла бы быть беглецом, живущим на улицах Нью-Йорка. Я могла бы быть мертвой, похороненной на глубине шести футов и вскоре забытой. Я могла бы оказаться в тюрьме. Но вне всякого сценария я точно знала, где бы я была, если бы этого места не существовало.

Когда я не ответила сразу, он повернулся ко мне лицом. Коснувшись матраса, он протянул свою руку ко мне, и, изучив мое лицо, тут же поднял бровь.

— Психиатрическая лечебница, — сказала я со вздохом.

— Точно. — Еще одно недоверчивое выражение лица. — Потому что ты убила свою маму.

Почему никто не верил, что я могла кого-то убить?

Прищурив глаза, я поддразнила его своим прошлым:

— Ты боишься, что я причиню тебе вред, Олли? Ты веришь, что я на это способна?

Олли приблизил свои пальцы к моей руке, которая лежала на матрасе между нами.

— Не в том смысле, как ты думаешь, — просто сказал он, но все, на чем я могла сосредоточиться, это то, что его пальцы не касались моих, и на том, хотела я этого или нет.

— Почему ты здесь? — спросила я, не желая знать ответ. Моя потребность отвлечься от его руки стала еще сильнее.

— Эта история для другого дня.

— Тогда давай обсудим твои убеждения, — сказала я, вспомнив его слова прошлой ночью. Он верил во что-то большее, чем наука, и я не могла осуждать его за это. Большинство людей верили в эту херню.

— Что ты предлагаешь?

— Мы воспользуемся музыкой, чтобы определить следующие… — Я взглянула на те же часы, что и у меня, над дверью Олли: —…два часа. Где твой телефон?

Олли полез под матрас за телефоном и передал его мне.

— Думай об этом как о волшебном шаре восьмерка (Прим. ред.: Знаменитый шар-восьмёрка, используемый для игры в пул, смог стать не только символом или условным логотипом игры, но и оставить огромный след в поп-культуре, став «шаром судьбы», «магическим шаром для предсказаний» и получив еще много разных имён). Я нажму на «Перемешать», и мы получаем ответы на свои вопросы, основываясь на тексте песни. — Я посмотрела на него в поисках намека на понимание, он откинул голову назад, но в конце концов согласился. — Первый вопрос: почему Олли здесь?

Он нервно рассмеялся, когда я нажала «Перемешать», и из динамиков зазвучала песня, которую я никогда раньше не слышала. На ярком экране было написано, что это «Lean on» (пер. ред.: «Опора») от Майора Лазера.

Оторвав взгляд от экрана, Олли открыл рот.

— Это чертовски странно, — выдохнул он, глядя на телефон и снова на меня, как будто я проделала какой-то волшебный трюк.

— Тебе не было на кого положиться? — Я ухмыльнулась.

Он выхватил телефон у меня из рук.

— Мы все еще не вдаемся в подробности. Моя очередь. — Он задумчиво подождал, пока припев заиграл во второй раз, и покачал головой, прежде чем продолжить: — О, волшебный шар восьмерка… то есть телефон. Может, Мия встанет и станцует прямо сейчас? — спросил он в трубку и посмотрел на меня со своенравной улыбкой.

А затем нажал на кнопку.

Заиграло вступление к песне «Killing Me Softly with His Song» (Пер. ред.: Убивая нежно своей песней), группы The Fugees и глаза Олли расширились, а на лице появилась улыбка.

— Вот и все… Ты должна встать, Мия. Ты не можешь отказать The Fugees, это негласный закон. — он встал и стащил меня с матраса, пока обе мои ноги не оказались посередине комнаты. Мое лицо покраснело, а Олли с широкой улыбкой откинулся на матрас. — Давай, красавица, — поддразнил он и подпер голову рукой. — Предсказания говорят, что ты должна танцевать.

И, наконец, я это сделала. Мои бедра покачивались в такт, потерявшись в ритме. Адреналин пробежал сквозь меня, когда глаза Олли проследили за движением моего тела. Его глаза встретились с моими, в них горел жар.

— Ты многое теряешь, — сказала я с дразнящей убежденностью.

Глаза Олли сияли в ответ с дикой улыбкой.

— Могу гарантировать, что это не так.

Прежде чем песня закончилась, я выхватила телефон у него из рук.

— О чем сейчас думает Олли? — И я нажала всемогущую кнопку перемешивания.

Заиграла песня «Sex on Fire» (пер. ред.: «Секс словно пламя») от Kings of Leon, и я сгорбилась, схватившись за живот от смеха. Олли уткнулся лицом в подушку, и мой смех стал тише, зрение затуманилось.

— Все это подстроено, — сказал он с раскрасневшимися щеками. Он быстро вскочил на ноги и навис надо мной, пытаясь выхватить телефон из моих рук. Мой смех только усилился, когда он прижал меня к своему торсу и вырвал гаджет из руки.

— Жаркий секс, Олли? — спросила я сквозь смех.

Он смог отобрать у меня телефон и откинулся на матрас, пока я делала вид будто играю на гитаре и ударной установке. Рядом с ним я была свободной, пребывала в естественном кайфе, взбивая волосы и делая глупые танцевальные движения. Олли с восхищением наблюдал за мной, и мне нравилось, как я физически воздействую на него. Ямочки на щеках, румянец, сияющая улыбка. Его глаза лучились в моем направлении и все это стоило каждого моего неловкого движения.

— Должна ли Мия уйти или остаться со мной? — нерешительно спросил он вслух и нажал на кнопку.

Заиграла незнакомая песня. Он взглянул на меня и подождал моей реакции.

Мой смех затих, когда я попыталась узнать мелодию.

— Что это за песня?

Он улыбнулся.

— Подожди.

Я положила руки на бедра, ожидая, когда раздастся голос, и когда это произошло, я выхватила у него телефон и посмотрела на экран. На нем было написано: «Nice to Meet You Anyway» (Пер. ред.: «Приятно познакомиться») Гэвина Дегроу. Какого черта? Я бросила телефон на матрас рядом с ним и повернулась, чтобы уйти, поскольку теперь мы следовали правилам моей собственной игры.

— Э-э-э. Куда ты идешь, Мия? — Он обхватил своими длинными руками мою талию, и потянул назад. Вскрикнув, я упала на него сверху, на его маленькую кровать. — Гэвин может думать, как ему угодно, но ты не уйдешь, — сказал он сквозь хохот. Олли перевернул меня на бок, и когда наши глаза встретились, наш смех медленно затих.

Мы были так близко, что его прерывистое дыхание коснулось моих губ. Его пальцы нетерпеливо надавили на мой бок, пока его взгляд блуждал от моих глаз к моему рту, и мне пришлось сосредоточиться на дыхании, чтобы убедиться, что я все еще дышу.

— Олли… — выдохнула я.

Он провел пальцами по моим рукам, и я, казалось, не могла пошевелиться. Мое тело было околдовано им. Его теплая рука отпустила мою и потянулась к телефону позади меня, на котором все еще играла песня Гэвина ДеГроу.

Олли лег на спину и свесил телефон над собой. Его взгляд метнулся ко мне, затем снова к телефону.

— Должен ли я поцеловать Мию? — спросил он, затем нажал Перемешать.

Я затаила дыхание.

Мы не можем.

«Я не целуюсь».

Это была плохая идея, но, похоже, я не могла убежать от него. Означало ли это, что я хотела поцеловать его? Я не знала точно, на что я надеялась.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем заиграла песня, но я знала, что не прошло больше доли секунды.

Красивая акустическая мелодия гитары наполнила комнату. Еще одна песня, которую я не узнала. На экране было написано, что это «Rhythm Inside» (Пер. ред.: «Внутренний ритм») Калума Скотта, и я не могла понять, что происходит.

Олли закрыл глаза, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, прежде чем поставить песню на паузу и наклонить голову, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Мия, это чертовски безумно. Я действительно хочу поцеловать тебя. — Его взгляд перемещался туда-сюда между моими глазами и губами. — Черт возьми, я хочу поцеловать тебя, но еще больше я хочу, чтобы ты прислушалась к этим словам, потому что я сам не смог бы сказать их лучше. Все, что он говорит, — это то, что ты заставляешь меня чувствовать, когда я рядом с тобой.

Я попыталась сглотнуть, когда он нажал кнопку воспроизведения и положил телефон над нашими головами. Он повернулся на бок, лицом ко мне. Прекрасный голос Калума звучал у нас в ушах, Олли убрал волосы с моего лица и сказал:

— Просто послушай.

Что я и сделала.

К середине песни я потеряла всякое представление о своем прошлом и будущем. Единственное, что было передо мной, это Олли — мой подарок, и я была удивлена, что у меня все еще был пульс, потому что от его взгляда у меня захватывало дух. Как будто взгляд Олли больше никому не принадлежал.

Смесь паники и умиротворения охватила меня, и я не могла в этом разобраться. У меня перехватило дыхание, и непреодолимое притяжение завело мои руки ему за голову и запустило их в каштановые волосы. Я уткнулась лицом в его шею, и Олли обхватил меня своими длинными руками за талию, притягивая ближе к себе.

Кокосовый запах его кожи и его дыхание в моих волосах смыли панику, и остался только покой. Это было похоже на ощущение, когда входишь в двери своего дома после продолжительного отпуска. Ощущение звонка после последнего урока и вкус ледяной воды в жаркий июльский день.

Покой.

Из всех вещей, которые могли произойти в его комнате, я никогда не думала о том, чтобы обнимать его.

В тексте песни говорилось, что я должна показать ему, что чувствую, и по какой-то необъяснимой причине я хотела быть рядом с ним. Рядом с Олли у меня действительно возникло какое-то чувство, и оно переполняло меня. Я не могла вспомнить, когда в последний раз кого-то обнимала. Но я и не хотела обнимать никого другого. Я хотела, чтобы его руки обнимали меня, и чтобы это чувство удовлетворения оставалось внутри меня как можно дольше.

Он медленно, нежно поглаживал мою спину, дыша мне в шею, и мы держались друг за друга, когда наши ноги переплелись, и я не знала, где начинался Олли, и заканчивалась я. Он больше не сказал ни слова, и никто из нас не потянулся к телефону, чтобы задать еще один вопрос. Мы лежали в его постели, он укачивал меня и позволил остальным песням играть просто как фон.

Загрузка...