Отец Иоанн Кронштадтский

Две беседы отца Иоанна Кронштадского с пастырями

В 1901 году Преосвященный Назарий, епископ Нижегородский, воспользовавшись кратковременным приездом о.Иоанна, собрал городских священников в своих покоях и просил о.Иоанна побеседовать с ними.

Войдя вместе с владыкой в зал и низко кланяясь собравшемуся духовенству, о.Иоанн сказал: «Здравствуйте, досточтимые отцы и братие, сопастыри!»

«Перед нами стоял, – пишет один из участников собеседования, – благообразный старец. Лицо его, ясное и открытое, приятно и сердечно улыбающееся, благодушно-мирное, благодатное; светлые, доверчивые, ласковые глаза, твердая и уверенная речь привлекли наше внимание. В о.Иоанне нет ничего болезненно-нервного и никакого «электричества» или магнетизма, которыми – как говорили и даже писали – он будто бы сильно действует и исцеляет больных. Это самый покойный, ровный, жизнерадостный, смиренный и предупредительный служитель Христов. Он говорил с нами сидя, опустив голову. Речь о.Иоанна не блещет сравнениями и вообще риторическими украшениями: простая, искренняя, но настолько сильная верою и убеждением, что к нему вполне приложимы слова св. апостола Павла: «Проповедь моя не в препретелных человеческия премудрости словесех, hç в явлении духа и силы» (1Кор.2:4).

Представив нас о.Иоанну, владыка просил его поделиться с пастырями своим многолетним пастырским опытом, поучить нас, как и чем можно благотворно воздействовать на сердца пасомых в делах веры и нравственности. Внимательно выслушав Преосвященного, о.Иоанн сказал приблизительно следующее:

«Досточтимые отцы и братие, сопастыри! Вы сами – как вижу – люди, украшенные сединами; значит, сами богаты опытом жизни. Мне вас нечему учить. Но так как вы спрашиваете меня, как я достигаю благотворного действия на сердца людей, то я вам скажу. Я стараюсь быть искренним пастырем не только на словах, но и на деле, – в жизни. Поэтому я строго слежу за собою, за своим душевным миром, за своим внутренним деланием. Я даже веду дневник, где записываю свои уклонения от Закона Божия: поверяю себя и стараюсь исправляться. Я целый день в делах, с утра и до поздней ночи. Самое пастырское служение я совершаю не только в Кронштадте, но приходится часто путешествовать для этого по разным местам России. Меня осаждают каждый день просьбами, так что иногда мне тяжело и не хочется, но я делаю, стараюсь удовлетворить всех просителей. Где бы я ни был, а особенно в Кронштадте, я каждодневно сам совершаю литургию и искренно, сердечно-усердно и благоговейно приношу святую Бескровную Жертву Богу о грехах своих и всех православных христиан. Молящиеся видят и чувствуют мое искреннее, благоговейное служение и сами проникаются святыми чувствами и молятся усердно. За каждой воскресной литургией я проповедую Слово Божие. В моих поучениях изображается моя внутренняя жизнь, моя душа; я беспощадно караю грехи, пороки, и страсти человеческие, обличаю заблуждения сектантов и раскольников. Благодарение Богу – я сам вижу плоды своих пастырских трудов. В Андреевском соборе, а он большой, народа бывает тысяч до пяти, и все это множество слушает меня как один человек, никакого шума, толкотни; глаза всех устремлены на меня. Когда я выхожу из храма, меня с любовию окружает народ, все с сияющими лицами, у всех видно благодатно-радостное настроение.

Все это – плоды моей молитвы и проповеди. Извините меня, досточтимые сопастыри, что я говорю так о себе. Боже, сохрани меня, чтобы я говорил это для самохваления; Боже, упаси! Нет, не я все это делаю, а благодать Божия, почивающая на мне – священнике.

Меня часто приглашают для молитвы в богатые и знатные дома, где много жертвуют. Этими средствами я делюсь с нищетою, которой так много стало в наше время. Я посылаю свои лепты в учреждения и в бедные церкви, делюсь с собратиями-пастырями и вообще бедными людьми. Кроме того, мой доверенный каждодневно подает из моих средств тысяче бедняков на хлеб. Но я должен сказать, что я не всем подаю: пьяницам, вообще, кто надеется только на свои ноги, попрошайничает, – таким я не подаю.

Ко мне часто приносят больных, так называемых бесноватых, и просят, чтобы я помолился о них. В этих случаях я действую простотою своей веры. Обыкновенно подобные больные очень беспокойны. Когда их приводят ко мне, то они плюются, пинаются; и при том всегда, как замечено мною, закрывают свои глаза. Но я приказываю открыть глаза. И так как больной не открывает, то я настойчиво требую: «Открой глаза!» – и при этом сам устремляю на него свой взор. Больной наконец открывает глаза, а я, смотря ему в глаза, говорю: «Именем Господа нашего Иисуса Христа запрещаю тебе, дух нечистый; выйди из него!» – и благословляю больного. Больной успокоится, начинает молиться, и я приобщаю его.

О братие! нам много дано от Господа Бога благодати, и если мы сохраним этот дар Божий, то мы непобедимы.

Вот, досточтимые сопастыри, так я служу для славы Божией, для прославления Церкви Христовой и распространения веры православной. Все это говорю вам искренно как сопастырям и по вашему желанию, для пользы пастырского служения Святой Церкви и отечества нашего».

Беседа продолжалась около двух часов. А мы готовы были, кажется, всю ночь слушать благодатное слово. Прощаясь, со всеми нами о.Иоанн расцеловался, говоря: «Святяй и освящаеми – от Единаго вси. Дадим, досточтимые сопастыри, друг другу братское лобзание». (Было напечатано в «Церковных Ведомостях», 1901, № 46.)

Вторая беседа происходила в Сарапуле в 1904году. Сообщение о ней было напечатано в «Новгор. епарх. вед.» за тот же год.

«Бог привел мне, – пишет одно лицо, – быть свидетелем и участником чудной беседы, которую вел наш великий пастырь-молитвенник о.Иоанн Кронштадтский с другими пастырями Церкви Христовой. Это было 21 июля 1904 года в г. Сарапуле, куда о.Иоанн прибыл по приглашению епископа Михея. Когда о.Иоанн появился в зале, все присутствующие встретили дорогого гостя пением: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра...» Батюшка сначала прошел в училищный храм, приложился к св. престолу, а потом вернулся в зал и пригласил всех сесть вокруг стола.

«Я очень рад, – сказал о.Иоанн, – видеть вас и беседовать с вами; благодарю вас, что собрались вы сюда, а тех, что сослужили мне при совершении литургии, благодарю за общую молитву.

Ничто так не одушевляет человека в каком угодно деле, как сознание общения, общности в дружной работе. И в Божием деле, в служении ближнему особенно тяжело переживать чувство одиночества. Правда, мы все живем в Святой Церкви, со всеми отшедшими от мира праведниками Божиими, но и на земле необходима нам помощь от братий наших и духовная, молитвенная, и в самой жизни. Поэтому особенно и благодарю вас за ваше сочувствие; оно говорит, что все мы делаем одно дело.

У вас, братие, мои сослужители, несомненно является вопрос в душе, как я имею дерзновение так ездить по всей России, молиться за столь многих, кто просит моей молитвы. Быть может, кто-нибудь назовет это дерзостью... Но я не решился бы, братие, на такое великое дело, если бы не был зван к нему свыше... Дело было так. Кто-то в Кронштадте заболел. Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда была такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его Святой Воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка (родом костромичка), которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко-верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием кончившая свое земное странствование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался: «Как я могу, – думал я, – иметь такое дерзновение?» Однако эта старушка твердо верила в силу моей молитвы и стояла на своем. Тогда я исповедал пред Господом свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою – он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость.

В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. Я тогда в этих двух случаях прямо усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога – молиться за всех, кто будет этого просить. И теперь и я сам знаю, и другие передают, что исцеления по моей молитве совершаются. Особенно поразительны исцеления бесноватых, всегда страшно страдающих. И бывали случаи, что иногда приводят такого одержимого злым духом, изрыгающего хулы и в то же время говорящего, очевидно, бессознательно и вполне бессвязно. А по прочтении мною над ним молитв больной делается радостным, покойным, принимает покойно Св. Тайны, от которых ранее всеми силами старался уйти. И замечательно, что такие больные ничего почти не помнят из того, что они говорили в состоянии беснования. Ясное дело, что они говорили чью-то не свою волю, волю противную воле Божией – бесовскую.

Часто бесы долго удерживают власть над больными и одержимыми, долго сопротивляются. Тогда больные произносят слова: «Мы застарелые, мы давно получили над ним (то есть больным) власть...» Но сила Божия, которой трепещут бесы, их побеждает. О своем душевном состоянии могу я вам сказать, что исполняю древнее великое правило: познай себя самого. Это собственно содержание и всей моей жизни: и доселе я не перестаю «познавать самого себя». Чрез это я познаю свою беспомощность во всех отношениях, а это меня заставляет смиряться.

Правда, все, что я делаю доброго, то делаю по милости Божией. А помощь Божию я на себе вижу во всем и считаю себя нерадивейшим, худшим из всех пастырей русских, потому что, если бы эти Божии дары, мною получаемые, были у кого-нибудь другого, он делал бы добра гораздо больше, чем я.

Постоянное изучение своей природы заставляет меня быть и постоянно осторожным и постоянно просить у Бога благодатной помощи для очищения от грехов. И это же знание своих человеческих немощей заставляет меня и помогать другим, и молиться за них, сочувствовать, прощать и т. п.

Особенно для меня ценно изучение своей человеческой природы потому, что чрез это я познаю главные свойства Божии; я на себе познаю, я испытал, насколько Господь наш милосерд, долготерпелив, всемогущ, в помощи нам скоропослушлив: Он источник нашего здравия душевного и телесного, душевной чистоты, духовных сил.

Но я, братие, – продолжал батюшка2, – я не веду аскетического образа жизни. Не подумайте, что это я считаю чем-либо достойным подражания, нет; быть может, в моей деятельности было бы и гораздо более успехов, если бы я устроил жизнь с более аскетической обстановкой. Но условия моей службы лишали меня возможности быть аскетом. Я читаю и газеты, но часто жаль бывает потерянного времени. Много там пишут лишнего, совершенно бесполезного. Но вот что я неотменно читаю: каноны, которые положено читать ежедневно на утрене. На этом чтении, можно сказать, я воспитывался в церковной жизни. И какое бесконечно-глубокое содержание заключается в этих канонах, в этих ежедневных воспоминаниях о великих праведниках, об их святой жизни, о подвигах! Чрез это чтение душа мало-помалу привыкает к церковной жизни, к церковным воспоминаниям, мало-помалу проникается настроением тех людей, которых ублажает Святая Церковь, просветляется, перестает быть самозамкнутою; делается сильною в борьбе с грехом. И стоит кому-либо это чтение канона положить за ежедневное правило, как он будет ежедневно подниматься в духовном отношении, восходить от силы в силу.

Но особенно я люблю читать Священное Писание обоих Заветов. Я не могу жить без этого чтения. Сколько тут содержания! Сколько открыто законов жизни души человеческой! Сколько человек, стремящийся к духовному обновлению, может почерпнуть здесь указаний для того, чтобы переродиться из злого в доброго! Особенно Св. Писание необходимо проповеднику. Здесь неисчерпаемая тема для проповеди: только сумей сам назидаться и других назидать.

Вот, братие, что Господь мне велел вам сказать, – задумавшись, произнес батюшка. – Я заранее не обдумывал, что сказать мне вам; говорил только то, что Бог на душу мне положил».

Тогда один из присутствующих спросил:

– Скажите, батюшка, во время ваших постоянных разъездов, чем вы заполняете свободное время? Обстановка и ее смена производят ли на вас впечатление?

– Я молюсь, я постоянно молюсь, – быстро произнес о.Иоанн. – Я даже не понимаю, как можно проводить время без молитвы. Воистину – молитва есть дыхание души.

– Скажите, батюшка, – продолжал вопрошающий, – что делает вас во время литургии таким сосредоточенным, когда иногда так много вокруг беспорядка и всего того, что может мешать молитве?

– Этого я достиг только привычкою. Научиться быстро сосредоточиваться в молитве, овладевать собою – это большая задача. Путем продолжительной работы над собою можно достичь этого. Очень тут необходимо покаяние, быстрое воспроизведение в своей душе образа Христова или Креста Господня и полное сознание своей духовной загрязненности и беспомощности.

– Научите, батюшка, бороться с унынием в деле пастырства, – спросил другой из присутствующих. – Сначала бывает страшное уныние от собственной греховности; опускаются руки, когда вспомнишь слова: «Врачу, исцелися сам...» Учительство в голову тогда не идет. И сейчас же уныние.

– Это напрасно, – ответил о.Иоанн. – Тут нужно помнить о долге; мысль о долге должна принудительно и ободрительно действовать на пастыря. «Ты уполномочен Церковью, ты должен делать», – эта мысль должна и одушевить пастыря и, конечно, разогнать всякое уныние. И это уныние – от врага!

– Но вот, батюшка, еще вид уныния, – от хульных помыслов, которые появляются в голове в самые священные минуты богослужения.

– Ну, а это уныние, – энергично сказал о.Иоанн, – прямо от недостатка веры вашей. Хульные помыслы нужно презирать; борьба здесь не нужна и вредна; просто не нужно обращать внимания! Но если какие бы ни были помыслы доводят до уныния, это бывает уже от слабоволия, значит, вы даете этим помыслам время господствовать над вами, пожалуй, даже ими соуслаждаетесь... Отсюда уже только вытекает уныние! Так до уныния не нужно доводить душу свою! Неужели вы не знаете, как Господь скоропослушлив, как быстро Он исполняет просьбы наши? И вот вы в самом же начале горячею молитвою отгоняйте от себя всякое смущение душевное; в надлежащее время захваченное молитвой греховное настроение вовсе исчезает и довести до уныния истинно и горячо верующего человека никогда не может.

– Но вот, батюшка, – продолжал совопросник, – еще тяжелое состояние уныния я переживаю при виде торжествующего зла.

– Вот это другое дело. Это поистине тяжело переживать; подобное состояние и мне приходится часто переживать. Тут нужно укреплять себя молитвою и твердо верить, что Господь силен даже самое зло обратить Ему одному ведомыми путями на добро.

После этого батюшка имел время вести частную беседу о современном пастырстве и его задаче. Батюшка говорил, что дело пастырства в настоящее время затрудняется все более и более; борьба пастыря постепенно становится все более утонченною, и тем более пастыри должны быть на высоте своего призвания. Пастырь в своем настроении должен всецело отрешиться от всяких себялюбивых настроений, должен уподобляться библейским пастырям в их «стоянии в духе». Для этого пастырям необходима полная осторожность и сосредоточенность, всегдашнее распятие себя ради своей паствы.

Разговор далее перешел на современную жизнь. Батюшка обратил внимание на настроение современного общества. «Удивительная болезнь явилась нынче – это страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как ныне. Это прямой показатель того, что людям нечем стало жить, что они разучились жить серьезною жизнью, трудом на пользу нуждающихся и внутреннею духовною жизнью. И начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие! Точно дети, лишенные разума! А между тем развлечение – это уже общественный порок, уже общественная страсть! Вот куда должно направить пастырям свои силы; они должны внести в жизнь утраченное ею содержание, возвратить людям смысл жизни. Но, конечно, пастыри должны сами себя к тому подготовить...

Пастыри должны от этих пагубных развлечений охранять и наш народ. Он пока не знает еще развлечений: народ знает честный, здоровый труд, он знает праздник – день отдыха и молитвы. А ему вместо отдыха предлагают развлечение, часто нескромное, вредное!

Пастыри должны быть на высоте своего призвания!»