Отказ не принимается (СИ)

Глава 12

— Да что вам от меня нужно? — взвиваюсь я.

Обычно я более сдержанна, но усталость, неприятные воспоминания и стресс, организованный, между прочим, самим Воронцовым, дают о себе знать.

Я же не железная, в конце концов. И мы не на работе. Тут нет начальника и подчиненной. Хотя и на работе мы уже отличились.

— А ты все делаешь вид, что не понимаешь, хотя я русским языком сказал, чего и как я хочу? — злится Виктор.

Даже если он таким способом снимает напряг от страха за дочь, у меня к нему нет никакого сочувствия.

— Так вы все время путаетесь в показаниях, — огрызаюсь я, выворачиваясь из-под руки, которой мне преграждают путь. — То вам для дочери нянька нужна, то для себя женщина-раскладушка.

— Я предпочту совместить.

— И получить отвратительную няню и фиговую любовницу. С обеими ролями одновременно справится только жена!

— А ты, Тронь, считаешь, что подходишь на эту роль? Уже в жены набиваешься? Что ж тогда от кастинга отказываешься? — рычит псих.

У него явно не всё в порядке с головой. Как он большим боссом-то стал?

Или наоборот? Это необходимое качество для хозяина жизни?

Он непробиваем, и прет вперед, как носорог!

— Нет, я ОТбиваюсь изо всех сил от вас, но у вас, видимо, контузия, — мне наконец удается прорваться к двери.

— Я ска…

— Хватит, — обрываю я устало. — А я сказала, хватит. Надоело переливать из пустого в порожнее. В вашем предложении, — выплевываю я, — вы не учитываете одного: мне это не нужно, я этого не хочу, и я этого делать не стану.

— Почему? — требовательно спрашивает Виктор. — Ты же не фригидная, я проверил…

— А какое отношение моя сексуальность имеет к вашей дочери? — отбриваю я.

Скрипит зубами. Ему бы пустырничек попить, авось и желания странные пропадут. Но, как бы я ни была зла, озвучить свое предложение не решаюсь. Все-таки Воронцов слишком непредсказуем, и я его реакции опасаюсь.

И, похоже, не зря.

Чайные глаза темнеют.

— Варвара, ты все усложняешь. Сдается мне, стоит тебя подтолкнуть…

— Виктор Андреевич, — подчеркнуто официально обращаюсь я. — Судя по всему, воспитатель действительно нужен не только вашей дочери. Вы определенно с этими функциями не справляетесь, если для нее нормально, что вы подарили ей человека. Что собственно не удивительно. Вот сегодня я вам помогла. По доброте душевной. А что получила в ответ? Угрозы? Домогательства? Кажется, нынче это называется модным словом «харассмент». Столько всего, и ни слова благодарности.

Разумеется, я и не думаю, что способна пристыдить этого наглеца, но, может, до него хотя бы дойдет, насколько я возмущена и против?

— Ладно, — выдавливает Воронцов. — Ты права.

Что? Я не ослышалась? Но оказывается, я радуюсь раньше времени.

— Я тебя не поблагодарил и за сегодня, и за кашу.

— Кашу? — не сразу понимаю я, о чем речь.

— Да. На турбазе. Вкусная была. Спасибо.

Это звучит так, будто я ему ее готовила.

— А извинения? — намекаю я.

— А извиняться за то, что у меня на тебя стоит, я не буду, — снова рявкает Воронцов.

Нет, он специально подбирает такие шокирующие слова? Сколько можно уже тыкать в меня своим интересом? На турбазе, буквально в глаз ткнул эрекцией, и сейчас словесно не дает забыть!

— А в благодарность позволь тебя подвезти, — выговаривает Виктор с большим трудом. Чувствуется, что в его лексиконе слово «позволь» было похоронено очень глубоко.

В общем контексте любая нормальная девушка послала бы его к черту, но внутренняя отличница подает голос и говорит, что двоечникам нужно поощрение, для закрепления материала.

— Хорошо, — вздыхаю я. — Но только без приставаний.

Воронцов косится на меня так, будто я предложила ему крутить педали велосипеда без ног. Ему очень хочется, что-то ответить, но он сдерживается.

И как это его не разрывает на части? Явно же привык, что последнее слово всегда за ним.

Я вот, наоборот, предпочитаю не отсвечивать, от этого одни проблемы. Собственно, случай с Виктором — тому яркое подтверждение.

И мне неуютно быть в роли смелой барышни.

Правда, надолго Виктора не хватает.

В машине он кидает на меня такие красноречивые взгляды, что я не выдерживаю:

— Ну что?

— Я все равно не понимаю. Зачем ты упираешься?

Я осознаю горькую истину, что достучаться до Воронцова у меня не выйдет ни при каких обстоятельствах.

Просто отворачиваюсь от него к окну и вижу, что мы проезжаем мимо магазина.

— Мы проехали, — окликаю я Виктора.

— Я везу тебя домой. Я дам тебе выходной. И да, я знаю, где ты живешь, — отрезает он.

Ну да, он же запрашивал мое личное дело.

Это возмутительно, что он решает за меня, но я малодушно не хочу возвращаться в атмосферу сплетен и косых взглядов. Пусть будет выходной. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Тогда, — смелею я, — вот там поверните направо.

Пусть хоть у Тимошки сегодня день удастся. Он любит, когда его забирают из сада пораньше.

Удивительно, но Воронцов послушно поворачивает, правда, когда он осознает, что остановиться нужно под надписью «Незнайка», его брови приподнимаются.

Дети уже гуляют после тихого часа, и, стоит мне подойти к калитке, как Тимка с визгом бросается ко мне. Я присаживаюсь на колени, чтобы его обнять и чмокнуть в щеку.

И вздрагиваю.

Потрясенный голос Воронцова врывается в нашу маленькую семейную идиллию.

— У тебя ребенок?