Оглушенная выхожу из кабинета директора, ощущая взгляд Воронцова между лопаток.
Весело ему. А мне вот не до смеха.
Геннадий, дожидающийся меня, смотрит подозрительно, но, что я натворила, не спрашивает.
Я возвращаюсь в торговый зал. Через пять минут начинается рабочий день, а меня вроде не отстраняли. Другие консультанты переглядываются при моем появлении. Я буквально чувствую, как их раздирает любопытство, но за два месяца я ни с кем не успела сойтись близко. Я возлагала большие надежды на корпоратив, но они рухнули, когда меня сначала допрашивала служба безопасности турбазы, а потом мы объяснялись со службой портье. Где уж мне было до командообразования.
А когда все закончилось, я под въедливым взглядом Воронцова собрала свои разбросанные вещи в рюкзак, и уже в сумерках покинула турбазу. Темнеет в декабре рано, а снега в этом году почти нет, поэтому путь мой пролегал как в фильме ужасов, в темноте среди голых деревьев, тянущих в черное беззвездное небо корявые ветви. И без того поганое настроение опустилось ниже плинтуса, и, вернувшись домой, я час проревела в ванной, пока мне не удалось убедить себя, что плакать из-за всяких зажравшихся богатеев — дело зряшное. К тому же, Тимка чувствует, когда меня что-то гнетет, и тоже начинает кукситься.
Я смогла успокоиться, хотя еще пару дней мысли возвращались к неприятным событиям. Нормальный человек посмеялся бы над этой ситуацией, но, видимо, Воронцов ненормальный. Его совсем другое забавляет.
Я только пришла в себя, и тут же новая встреча с этим типом бьет по голове.
Расставляя товар на полках, я подспудно жду, когда же наконец Виктор Андреевич нас покинет. Он же явно не уделяет этому магазину много личного внимания, раз продавцы его даже в болтовне ни разу не упоминали.
Но Воронцов не уходит, отчего в зале сохраняется некоторое напряжение.
Правда, пара девчонок, пошушукавшись, юркают в служебные помещения. Уж не знаю, на что они рассчитывают, но внимание женатого и неадекватного босса — это явно не то, что продвинет их по карьерной лестнице.
У меня на психе даже желудок болит, и я так и не смогла впихнуть в себя обед, хотя на перерыв сбежала из магазина в чайную напротив, где из окна следила, когда же свалит «хозяин» ко всем чертям.
А Воронцов, слово специально действует мне на нервы, и остается наверху. Интересно, вот директор пришел на работу и обнаружил, что его выселили, он где теперь обретается?
У меня вырывается нервный смешок. Весь день проходит на автомате. Невозможно работать в такой обстановке, хорошо еще, что я не за кассой.
Виктор Андреевич появляется перед нашими взорами незадолго до закрытия магазина.
Выйдя в зал, он прямиком направляется ко мне. Надеюсь, у меня не очень затравленный взгляд. Не хочу с ним разговаривать, а еще мне неловко, будто все вокруг знают, что он мне предложил.
— Варвара, — раскатисто начинает Воронцов и, не удержавшись, добавляет: — Тронь. Ты готова дать мне свой положительный ответ?
— Нет, — отвечаю я, понимая, что попадаю в словесную ловушку.
— Тебе надо еще время, чтобы смириться? — приподнимает он идеальные брови.
— Я уже сказала, что ваше предложение мне не подходит, — как же меня злит, что на наглость босса я вынуждена отвечать предельно корректно.
— И что же тебе мешает? Я не жмот, хорош собой, Эстель тебя ждет.
— Я замужем!
— Не ври, Варвара, — усмехается он. — Я же смотрел твое личное дело.
— У меня гражданский брак! — вру я.
— И давно? — иронично уточняет Воронцов.
— Год! — а что я могу еще сказать.
— Если он на тебе за год не женился, то и не женится. На кой хрен тратить на него время?
— Так и вы не женитесь! — киплю я.
Можно подумать, единственное, что нужно женщине — это штамп в паспорте.
— Зато я компенсирую тебе потраченное, заметь, с удовольствием время.
С удовольствием? Какое самомнение! Даже если не брать в расчет одну маленькую пикантную деталь моей жизни, я что-то не припомню особого восторга от того, как он лапал меня.
— Муж тоже компенсирует.
— Ну да, и поэтому ты, Варвара, горбатишься сменами по двенадцать часов? Что там за компенсация? Стихи? Ромашки?
— Виктор Андреевич, оставим этот разговор, — на выдохе говорю я, чтобы не закричать от его непрошибаемости и бесцеремонности. — Я свой ответ дала, заметьте, отрицательный. И за последние часы ничего не изменилось.
По мере моей короткой тирады, Воронцов хмурится.
Похоже, он всерьез не ожидал отказа.
— Ничего не изменилось, говоришь? — задумчиво произносит он, засовывая руки в карманы распахнутого кашемирового пальто, ценой в несколько моих зарплат. Покачнувшись на пятках, он делает пугающий меня вывод:
— Значит, стоит создать тебе новые условия. Теперь, Варвара, для тебя все изменится.