Доставив мне удовольствие, Виктор рассчитывает получить свое.
И хотя я пытаюсь помешать его рукам, но испытанная сладость и то, что там внизу все еще пульсирует между ног, мешает мне быть твердой в своем намерении остановить Воронцова.
Я словно бы сыта не до конца.
И руки безвольными плетями опадают на постель.
Все, что происходит, для меня ко во сне.
И в этот раз именно Виктор успевает среагировать, когда за дверью раздается топот ног. Прежде чем распахнется дверь, он успевает накрыть меня своим телом, загораживая от детских пытливых взглядов.
Я еще хлопаю глазами, а Воронцов уже натягивает на нас одеяло, матерясь шепотом.
Видимо, он еще надеялся, что нас пронесет, и дети бегут куда-то в другое место, но, увы ему.
Ручка двери поворачивается, и спальня заполняется галдежом:
— Мам, я встал! — возвещает маленький Капитан Очевидность.
— Хочу корону, — требует Тиль косу, которую я вчера обещала ей сделать.
— Варя, дверь! — стонет, уронив мне лоб на плечо, Воронцов.
Я бестолково смотрю, как дети, помогая друг другу, забираются на высокую кровать, и меня начинает разбирать смех.
Я стараюсь сдерживаться, но смешки прорываются все равно.
— Весело тебе? — шипит Виктор, переползая через меня на другую от детей сторону. Похоже, помнит про мусоровоз. Да и Тиль не особо задумывается, куда она там опирается. — Тронь, это тебя не спасет.
Он говорит мне это на ухо, и у меня во рту мгновенно пересыхает.
Весь ужас ситуации настигает меня.
Взгляд Воронцова сообщает, что теперь его ничто не остановит, и он свое возьмет. Последние сутки в этом доме будут напряженными.
С каждым разом Виктор заходит все дальше, умудряется сломить мое сопротивление, с каждым днем все более нерешительное. И вот теперь, когда я допустила такое, его уже не свернешь. Это даже я понимаю.
И сейчас, когда дети елозят рядом, суют мне в лицо попеременно то машинку, то расческу, я все равно ощущаю вожделение Воронцова. Чувствую не только эрекцию, упирающуюся мне в бедро, но и эмоциональный фон Виктора.
А я, как последняя динамщица, демонстративно тискаю Тимку, лохмачу волосы Эстель и всем своим видом показываю, что Воронцову ничего не светит. Помутнение прошло, и я осознаю, что переспать с Виктором было бы ошибкой. Каким бы привлекательным, сексуальным он ни был, наши дороги завтра разойдутся, и Воронцов превратится в моего начальника. А это лишние осложнения в моей и без того непростой жизни, полной забот весьма далеких от ежедневных проблем Виктора. Ему меня не понять.
Сообразив, что ничего больше не будет, Воронцов уходит к себе, гневно поводя лопатками. Напоследок он бросает на меня такой взгляд, что я принимаю разумное решение держаться подальше от Воронцова весь день.
Но, как назло, ничего не выходит.
Роковые ли это случайности или закономерности, подстроенные Виктором, но все идет совершенно не по плану.
Я сталкиваюсь с Воронцовым на каждом шагу, будто мы не в огромном коттедже, а в двухкомнатной хрущевке, где ни от кого не скрыться.
И обстановка в доме накаляется.
Мне кажется, даже Екатерина это чувствует.
Атмосфера наэлектризована. Невоплощенные желания витают в воздухе.
Каждый раз, встретив меня на кухне или на лестнице, Виктор не отказывает себе в том, чтобы прикоснуться ко мне.
И после сегодняшнего волнительного утра, это не может меня не нервировать. Нет, я вовсе не горю возбуждением, но все же, какая-то неясная тоска по его рукам меня одолевает. Я вспыхиваю, краснею, прячу глаза и стараюсь убраться с пути Воронцова.
К сожалению, это помогает ненадолго.
Хозяин в своем доме, Виктор абсолютно везде.
После обеда, за которым под взглядом Воронцова я еле смогла впихнуть в себя кусочек запеченной курочки, я не выдерживаю и отправляюсь с детьми на улицу.
И даже там я чувствую, как он смотрит на меня из окна, пока мы строим горку и заливаем ее подкрашенной красками водой.
Но дети такие дети, и обоих надирает попробовать отличные качественные сосульки на вкус, так что я отвлекаюсь. А когда наши догонялки перетекают в валяние в сугробе, к нам неожиданно присоединяется Виктор.
В отличие от нас он с непокрытой головой и без шарфа и быстро огребает от Тиль пригоршню снега за шиворот.
Докрасовался.
Кусаю губы, чтобы не засмеяться в голос над нахохлившимся Воронцовым.
Ведь еще ночью с температурой валялся, но я ему не мамочка, чтобы указывать что делать, хотя он явно ждет от меня какого-то проявления заботы.
— Все еще веселишься? — Виктор заваливает едва поднявшуюся и еще не успевшую отряхнуться меня обратно в сугроб. — Смейся, смейся, — грозит он. — Ты за это поплатишься.
И пока дети пытаются пробраться к нам, Воронцов быстро и крепко меня целует.
А после рывком поднимает меня на ноги, от чего голова кружится, и я заваливаюсь на Виктора.
— Вот так должно быть, поняла? — мрачно спрашивает он.
Я не успеваю ему ответить, потому что нас снова валят в сугроб, только сверху теперь прыгают Тиль и Тимка.
Все переходит в беспорядочное кидание снежками.
И под это дело я смываюсь, оставив проказников на Воронцова.
Предупредив Екатерину, что погреюсь до ужина в ванной, я отправляюсь к себе. Полежав немного в ароматной пене, я решаю опробовать душевую кабину с массажными струями. Когда еще доведется? Можно, конечно, записаться в СПА, но где найти на это время? В памяти всплывают дожидающиеся меня в мастерской сапоги.
Оказывается, зря я не воспользовалась этой штукой раньше. Это приятно и даже очень.
Только вот мое уединение нарушают самым бесцеремонным способом.
Вырывая меня из блаженства, в дверцу кабинки протискивается Виктор.
Он абсолютно обнажен. И я понимаю, что бежать мне некуда.
— Дети…
— Собирают из пазлов звездное небо и закончат нескоро, — Воронцов кладет ладонь мне на горло и скользит ей вниз до тех пор, пока не накрывает мою грудь. Сердце заходится, ударяя ровно в центр его ладони.
Он прижимается ко мне, и у меня отнимается голос.
— Пора платить по счетам, Варя. Я долго ждал. Больше не убежишь.