Отказ не принимается (СИ)

Глава 41

— … рожа сытая, но злая? Колись, я тебя с бабы снял? — посмеивается незнакомец с густым, чуть бархатистым голосом.

Шикарный тембр. У Воронцова тоже красивый, низкий, но в нем больше металла.

Он негромко бубнит что-то неразборчивое, видимо, стоит далеко от двери.

— Нянька? Ты меня удивляешь, — в голосе явно слышно недоумение.

— … тяжело далась эта победа, — усмехается Виктор.

Победа?

Я, конечно, догадывалась, что я для него всего лишь пунктик в списке, напротив которого надо поставить галочку, но слышать это неприятно.

— Покажешь?

— Не на что там смотреть, — резко отвечает Воронцов.

Это он так действительно считает? Или стыдится меня? Нет, я совершенно не хочу, чтобы меня показывали как зверушку или как трофей, но в груди неожиданно болезненно скребет.

— Смотри, — продолжает веселиться гость. — Я и глазом моргнуть не успел, как Лиза своей задницей мне белый свет заслонила. Пришлось жениться. Подчиненные они такие. Коварные.

— Не думаю, что с Варей у меня будут такие проблемы, как у тебя.

Дальше я слушать не могу.

Знать не знаю, что за проблемы были у приятеля Виктора, но сам факт, что меня рассматривают как ненапряжное времяпрепровождение унизителен. Одно дело не строить серьезных планов, и совсем другое — их отметать полностью.

Звучит так, будто я переспала с ним за ту должность аудитора, и теперь мы в расчете.

Понимая, что совладать с голосом у меня не получится, я оставляю идею показываться сейчас Воронцову на глаза, к тому же почти уверена, что этот гость сразу поймет, что я — именно та, с кого «он снял» Виктора.

Горло дерет от обиды.

Спускаюсь на кухню, где возится Екатерина. Скупо с ней здороваюсь, хотя она ничего плохого мне не сделала, но сейчас я везде вижу только врагов. Отказываюсь от еды, прокручиваю в голове, что и где надо собрать из Тимошкиных вещей.

Хочу уехать, как можно скорее.

Пока я жду, когда же наконец закипит чайник, хлопает входная дверь, первый этаж заполняется детским восторженным визгом, а через секунду на кухню вваливаются оба ребенка как есть, даже не разувшись. С них сыплется снег и веет морозцем.

— Мам, ты проснулась? — Тимка тут же прижимается ко мне румяной щечкой.

— Папа сказал, ты устала, — берет меня в плен Тиль с другой стороны.

Я стаскиваю с детворы шапки, освобождая взопревшие вихры.

В дверном проеме появляется девушка, я узнаю ее шубку. Это та самая, которая была с детьми на улице. Тяжело отдуваясь, она распахивает полы шубы, и я действительно вижу не очень большой животик. Я угадала. Беременная.

— Я уже не могу угнаться за ними, — жалуется она Екатерине и, наткнувшись на меня любопытным взглядом, представляется: — Привет, я — Лиза.

Сопоставив слова приятеля и положение этой самой Лизы, я понимаю, что он имел в виду, когда говорил, что пришлось жениться. Видимо, брак по залету его служащей, с которой он развлекался.

Я пригляделась к «коварной подчиненной»: красный с мороза нос, сияющие глаза, от всего ее облика веет скорым материнством. Красавица, но не похожа на охотницу за богатым мужиком. Лиза определенно вызывает симпатию, и про себя я решаю, что и правильно она сделала, что захомутала. А то, как постель мять, так оба, а как расхлебывать — так одна? Я очень хорошо помню, как в первое время после рождения Тимошки не хватало мужчины рядом. Коляску хотя бы поднять…

Из-за моих размышлений пауза после Лизиного приветствия затягивается, и я понимаю, что уже несколько минут неприлично ее разглядываю.

— Привет, я — Варвара, — смутившись отвечаю я.

— Тебе очень идет это имя, — тут же замечает Лиза. — Настоящая русская красавица, круче всяких Барби.

Она явно не планирует сделать мне больно, но у меня внутри все опять сжимается. Круче там или нет, но для Воронцова я именно Барби.

— Я не знала, что в доме гости… — оправдываюсь я зачем-то, чувствуя себя неловко рядом с Лизой в дорогой одежде и сверкающей изумрудами в ушах. Я вот уверена, что они настоящие.

Она фыркает:

— Гости сами не знали, что они будут гостями. Муж внезапно поменял планы. Да вы не беспокойтесь, мы скоро уже уедем, он обещал, что мы только на час-два.

Лиза извиняется, словно гости ворвались к молодоженам, но это совсем не мой случай. Мне нет никакого дела до того, кто и когда приезжает к Виктору. Я сама хочу сбежать, как только представится возможность.

— Ты шубу-то снимай, — откладывая тряпку, командует Екатерина. — Мы пока бандитов разденем.

Бандитам так нравится, что они бандиты, что они поднимают еще больший гвалт.

Расчехлив детенышей, я поднимаюсь наверх.

Екатерина взялась накормить их обедом, а мне кусок в горло не лезет.

И вроде бы ничего такого, о чем я бы не догадывалась, но я все равно ощущаю себя селянской девкой, которой господин попользовался между делом.

Споро собираю сумки. Со своей заканчиваю за пять минут и выставляю ее за дверь, с Тимошкиной приходится повозиться, потому что игрушки рассованы по всей детской. Боюсь, если оставить какого-то динозавра тут, мне не простят никогда. Он их всех в морду знает.

Господи, да сколько их? Как он их всунул-то? Не застегивается…

Я психую и, сдавив бока сумки, зло тяну собачку молнии.

Вот что злюсь, спрашивается? Ни на что же не рассчитывала.

Увлеченная борьбой с баулом, я не слышу, как в детскую открывается дверь, поэтому голос Воронцова для меня как гром среди ясного неба:

— Я не понял, что это за сумка там стоит?

Вздрогнув, я оборачиваюсь, словно меня застукали за чем-то неприличным.

— Доброе утро, — с нажимом произношу я, задавливая в себе инстинктивное желание оправдаться, настолько Виктор суров и требователен. Стоит, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Взгляд исподлобья.

Барин недоволен.

— Уже не уверен, — не соглашается со мной он. — Я спрашиваю, что за сумка?