Отраженный свет

Право называться геологом

Маршруты, переходы, редкие дни отдыха, и снова маршруты, маршруты. Мы уходим все дальше. Не знаю, ступала ли здесь нога человека, но геологи во многих местах до нас еще не бывали.

Постепенно растет на планшетах наша геологическая карта. Каждый вечер у костра наносятся на план результаты, добытые за день. Под линиями, красками, знаками скрываются извилистые голубые контуры рек, зеленые пятна лесов, кусты и скалы. Сначала появляются тонкие, неуверенные карандашные паутинки - пока это только рабочая гипотеза. Не подтвердилась догадка - можно пустить в ход резинку, и вместо рухнувшей конструкции на бумаге постепенно вырисовывается новая. А вот пересекает хребты, леса и реки отчетливая черная линия - значит, гипотеза проверена, подтверждена, сомнений больше нет. Рядом черный пунктир это предположение, которому так и суждено остаться предположением: или времени не хватило на проверку, или все, что можно было, исследовали, а ни подтверждений, ни опровержений так и не нашли.

Неспециалист найдет в нашей карте не больше смысла, чем в холсте, намалеванном четверорукой Бетти. Геологу карта расскажет о многом. Ему сразу бросятся в глаза куполообразные складки, перспективные на нефть. Рядом широкое поле вулканогенно-кремнистых пород. В таких породах имеет смысл искать месторождения железа и марганца. Есть у нас и прямые подтверждения рудоносности - образцы, богатые металлами, они бережно упакованы во вьюках. На границе между толщами морских и континентальных отложений можно рассчитывать на промышленную угленосность. И угольные образцы тоже есть в наших коллекциях.

Но ни один геолог не увидит в карте того, что видим в ней мы с Колей... Для нас за каждой линией - работа, приключения, сомнения, разногласия.

Граница между двумя толщами. За ее незыблемость мы готовы голову положить. После спора с академиками Коле особенно запомнился один совет: решающий аргумент должен быть абсолютно неопровержимым. Эту линию смело можно отнести к числу решающих аргументов. В поисках таких Коля готов был в лепешку расшибиться, да он частенько бывал и близок к этому. Когда лезешь на обрыв за чем-то очень нужным, иногда вдруг доходит до сознания буквальный смысл пословиц. Нет, не зря академики сказали, что если бы все геологи были такими одержимыми, как Коля, то камчатская геология давно превратилась бы из клубка противоречий в хрестоматийную классику. А что касается неопровержимости... Разве дело в толщине линии на карте? Граница в береговом обрыве, в монолитных скалах останется такой, какой мы ее предположили когда-то, и через год, и через сто лет. Приезжайте, полюбуйтесь!

Я знаю, нас будут спрашивать:

— Вот здесь, в вертикальном обрыве, контакт, наверно, не наблюдаемый, а предполагаемый? - Нет у геологов доверия к линиям, проведенным где-нибудь по болоту, по заросшему склону. Необнаженное пространство, говорят они. Никто там никаких контактов не видел, а нарисовать можно что угодно. Бумага все вытерпит. Поразительно, но и к отвесным стенам, на которых ни кустика, ни травинки, доверия не больше: - Ведь обрыв-то неприступен!

— Да? - удивленно переспросим мы. - А мы как-то не заметили.

Нет, не было такого - не заметили. Помню я, какая альпинистская эпопея развернулась на этом обрыве. Помню, как на уступе завис Женька и от каждого движения понемногу сползал вниз. На его физиономии был написан восторг: вот она, опасность! Женька радостно смеялся... Он спускался все ниже и ниже, все ближе к краю уступа, и смеялся все громче и громче, но в его смехе оставалось все меньше восторга. А рядом сползал, прижимаясь всем телом к холодной скале, Стасик. Он не смеялся, ему было страшно. От странного Женькиного смеха он болезненно вздрогнул, пристально посмотрел на него и вдруг... протянул ему руку:

— Давай, сюда выбирайся. Здесь надежнее.

Это было совершенно нерационально, бессмысленно, глупо! Единственное, что мог он предложить Женьке, если бы тот сорвался, это падать вместе.

Женька сразу замолчал, на мгновение закрыл глаза, глубоко вздохнул и в несколько прыжков, легко, как горный козел, вскарабкался на безопасное место. И вот он уже помогает взобраться Стасику.

Долго потом Женька ходил благородным спасителем.

...А когда я смотрю на вот это оранжевое пятно на карте, перед глазами встают непроходимые заросли. Кусты всех сортов и размеров. Низкорослый, по колено, тальник на террасах. Тальник жидковат, он хватает за сапоги, но сразу же отпускает, стоит лишь дернуть посильнее. Утром такие кусты даже не замечаешь, зато вечером... Возвращались мы с Женькой из маршрута, спотыкаясь и на ровном месте. И вдруг: куст-яма, куст-яма! Встал, сделал шаг - и снова успевай только замечать, где голова, где ноги, куда рюкзак падает, куда молоток. Через километр тальников даже железный Женька не выдержал:

— Все равно засветло мы домой не успеем, там в рюкзаке у нас сахару шесть кусков осталось, чего их назад нести, может, посидим, доедим, а?

Наверно, сахар успокаивающе действует на психику, особенно молодую, неокрепшую. Съели, посидели полчасика... После этого мы о тальнике и не вспомнили.

Березка - страшнее. Длинные, как лианы, ее коричневые глянцевые плети с короткими острыми отростками, разбросаны по тундре мотками колючей проволоки. Упругая, гибкая, березка хватает намертво. Вырываться бесполезно. Попался - остановись, распутайся, внимательно осмотрись, найди, куда можно поставить ногу. Спешка абсолютно противопоказана. Рванулся, дал волю злости, и началась цепная реакция! В березняке Серега потерял однажды самообладание и вслед за ним - нож, молоток и даже... штаны. Он рвался через кусты с остервенением, с рычанием и матом. На чистую тундру Серега выбрался исцарапанный, растерзанный и злой. Нож выдрало в кустах вместе с ножнами, молоток он, наверное, просто устал выпутывать и бросил - самому бы выбраться! Куртка порвалась, а вместо штанов на ремне висели одни лохмотья. Никаких брючных функций они уже не могли выполнять, и Серега снял их с ремня и выбросил, пошел дальше в трусах, а чтобы не кусали комары, поднял выше колен длинные отвороты болотных сапог.

Ольховый или кедровый стланик на склонах - настоящий лес. Толстые стволы стелются по земле, разветвляются переплетаются друг с другом. Между ними проползаешь, извиваясь ужом. Сам пролез, а рюкзак застрял. Освободил рюкзак - заклинило ногу. Пока вызволяешь ногу - потерял равновесие. Висишь вниз головой, распятый на ольховых стволах, из карманов сыплются в траву образцы, карандаши, лупа, компас. Выражение "непроходимые заросли" давно потеряло свой первоначальный смысл, но скажите, как назвать заросли, в которых у меня в прошлом году два раза собаку заклинивало? Вошли мы в кусты вместе, а вышел я один. Остановился, обшариваю взглядом кустарник, вижу - ветки дергаются и кто-то визжит. Ну, думаю, медведь дерет мою Ладу. С карабином на боевом взводе врываюсь в трущобу, а Лада одна-одинешенька сидит, зажатая двумя стволами стланика, и скулит.

Слишком долго ходить по кустам опасно для психического здоровья. Однажды среди ночи Стасик вылез из мешка и разбудил соседей:

— Ребята, вместе с нами в палатке спит лошадь!

Женька вскочил такой же ошалевший, он тоже весь день ходил по кустам, и принялся деловито ощупывать всю небогатую полевую обстановку.

— Нет, Стасик, - серьезно начал он убеждать друга, - вот твой мешок, здесь я сплю, а вот Серега. Нет никакой лошади.

Серега сегодня никуда не ходил, он сидел в лагере. Он долго ничего не мог понять, потом махнул рукой и завалился спать, пообещав набить морду любому, кто еще раз его разбудит.

...А сколько приключений связано вот с этим аргиллитовым пластом! Сначала мы нашли его в верховьях двух рек. Не предчувствуя никакого подвоха, решили сделать один маршрут в междуречье и проследить его там. Сделали два, а аргиллитов нет. Третий маршрут, четвертый, пятый. Гипотеза рушилась за гипотезой, а результата никакого. Пласт исчез. Чтобы разобраться, требовалось поработать еще дней десять. Такого времени у нас не было.

Решение пришло неожиданно. Половину маршрутов взял на себя... Женька.

— Ну чего вы так удивляетесь. Что я, аргиллит от туфобрекчии не отличу? - И это говорил Женька, который в нашем отряде собирался заниматься "поисками полезных ископаемых"! - Да помню я, рассказывали вы нам, и каждый вечер у костра только о том и говорите. Туфобрекчии - это же скопления вулканических бомб, во какие чемоданы! - И он широко развел руками. - А аргиллиты - окаменевшие глины. Да я их ночью не спутаю. Туфобрекчии дают такие обрывы, даже я не залезу, а у аргиллитов - пологий откос, черный, с осыпями, по ним скатываться так здорово!

Действительно, дело было как раз за тем, чтобы разыскать аргиллитовый пласт среди туфобрекчии. О самостоятельных маршрутах не могло быть и речи, но можно ведь сделать так: я буду пересекать хребет через два километра, а не через один, а в промежутках побегает Женька. Напутает, я сразу увижу - его результаты будут противоречить моим, тогда надо сходить самому и проверить.

Нашли мы все-таки аргиллитовый пласт. Оказалось, он не тянулся непрерывно от речки к речке, как мы думали сначала; где-то посередине он был разорван огромным расколом земной коры. Тогда же и появилась на нашей карте вместе с точными очертаниями пласта красная линия раскола.

...Андерсен утверждал, что в Китае все жители китайцы. Иногда всех сотрудников академии называют академиками. "Мы геологи", - говорил Женька когда-то в поселке обо всех членах нашего отряда. В первую очередь, конечно, о себе. Может, пусть и дальше так говорит? Большой аванс для него, но ведь отработает когда-нибудь... Обязательно отработает.