Отраженный свет

Мимолетная встреча

...И снова веселая канитель, неразбериха с мешками, сапогами, кастрюлями. Снова могучие руки, как железными обручами, стягивают вьюки сизальским фалом, а крепкие как гвозди пальцы все-таки продергивают под ними концы и вяжут замысловатые узлы. Снова рвутся подпруги и срываются ногти и кожа с ладоней, а Арарат раздувает ноздри и испуганно косит глазом.

Снова в гулких ущельях гремят такие команды, что даже эхо не решается повторять.

Камчатка и на этот раз предлагает нам что-то новое, неожиданное. Ущелья внезапно распахнулись, и перед нами открылась широкая, плоская долина между высоченными хребтами, зубчатыми и острыми как пила. Долина синяя от голубицы и шикши. Мягкий сухой голубичник, кочки, заросшие теплым хрупким мхом. И весь этот медвежий угол зарос мхом. Из внешнего мира не доносится ни ветерка. Да и есть ли он вообще, внешний мир? Единственный звук во всей вселенной - негромкое хрустение мха под нашими сапогами.

И вдруг в кармане я обнаруживаю... деньги. Уфф, прямо от сердца отлегло... Есть внешний мир! Во всяком случае, существовал три месяца назад. Смятый, раскисший рубль, потускневшие и позеленевшие монетки. Зачем они здесь? Здесь даже кусочек бересты дороже любой ассигнации. Им хоть костер разжечь можно.

Идти легко и коням и нам. Это даже не асфальт и не паркет. Ковер. По таким местам не сможет пройти разве только паровоз. Иван Лексаныч вспоминает свой ГАЗ и вздыхает: "Где моя четвертая скорость?"

Коля вдруг остановился и стал пристально вглядываться вперед:

— Никак геологи?

Когда долго не видишь людей, всегда так хочется поговорить с любым встречным. "Капсе, догор", - приветствуют друг друга потомственные таежники якуты: поговорим, друг! Для геологов такие неожиданности радостны вдвойне. Сейчас встанем общим лагерем, и начнется разговор до утра. Расскажем все, что видели сами, узнаем, что делается в тех местах, куда попасть уже не успеем. По случаю встречи надо бы достать фляжку "для технических целей"...

Караван все ближе и ближе. Уже можно разглядеть бороды, еще немного, и мы узнаем, кого нам послал счастливый случай. Еще несколько шагов, и... так вот это кто!

— Здравствуйте, - вежливо приветствуем мы старого знакомого.

— Здравствуйте, - слегка кивает он нам в ответ.

"Возомнившие себя ниспровергателями основ" опять лицом к лицу столкнулись со своим рецензентом.

И караваны расходятся на встречных курсах.

Долго после этого отряд шествует в угрюмом молчании. Но Камчатка тем и хороша, что умеет отвлечь от любых тяжелых воспоминаний.

Медведь! Далеко от нас, на том берегу. Бежать за ним - значит потерять не меньше двух часов - ведь подкрадываться надо осторожно, а шансы на успех невелики. Еще через полчаса - второй медведь, на этот раз с другой стороны, но тоже далеко. Потом замечаем медведя прямо впереди. Пока подходим к нему, он куда-то исчезает.

Не выдерживаем, когда замечаем слева в километрах трех оленей. Мы с Колей берем фотоаппараты и начинаем подкрадываться с разных сторон. Пока подкрадываемся, совсем близко от меня появляется еще один медведь. Он пасется на ягоде, но ведет себя как-то странно: то спокойно щиплет ягоды на одном месте, то вдруг бросается бегом в сторону, пробегает метров сто и продолжает пастись уже там. Пока я терзался сомнениями, в какую сторону мне идти, вопрос решился сам собой - медведь убежал, то ли почуяв меня, то ли просто так.

Неожиданно с той стороны, куда пошел Коля, прямо на меня, как кажется сначала, выбегает олень. Я ложусь за куст и жду, но он пробегает метрах в полутораста от меня. Далековато. Эх, если бы был телеобъектив!

Коля возвращается с пустыми руками. По его физиономии понятно и без слов - безрезультатно! Идем дальше. Теперь надо торопиться - мы потеряли много времени. А тут, как на зло, снова появляется медведь, только что убежавший от меня по непонятным причинам. И ведь почти по пути! Я смотрю на Колю такими глазами, что он только машет рукой - черт с тобой, иди!

Бегу, тороплюсь, надо успеть подкрасться раньше, чем подойдет караван.

До медведя - двести метров. Перебегаю от кустика к кустику, пригнувшись, на четвереньках, ползком. Сто метров. Ветер благоприятный. Ползу по-пластунски. Устал очень. Просто задыхаюсь, а сзади вот-вот подойдет караван. Восемьдесят метров. Кустов больше нет. Медведь ничего не замечает. Пробую осторожно ползти, а место совершенно открытое и ровное, как классная доска.

И как раз в это время...

— ...нн-но, да нно же, гад, как твою!..

Мишка, восхищенный изысканностью оборотов, поднимает голову и прислушивается.

Внезапно он бросается наутек, с перепугу прямо в мою сторону. Я встал на колено. Мишка замечает меня и делает мгновенный вираж на сто восемьдесят градусов. Несколько легких длинных прыжков, и он уже скрывается за кустами незапечатленный.

Но фотографический азарт на этом не кончается. На другом берегу, на высокой, хорошо освещенной террасе с передним и задним планом, пасется на редкость фотогеничный медведь. Разыгрываем его на спичках. Вытянув короткую, я с тяжелым вздохом принимаюсь за хозяйственные заботы. Надо дать коням отдых, самим почаевать.

А Коля, отвернув сапоги, переправляется через реку. Интересно наблюдать за этой фотоохотой. Мы устраиваемся поудобнее, пьем чай и наслаждаемся зрелищем.

Вот Коля перебрел реку, завернул сапоги и пополз. Медведь теперь долго будет находиться вне поля его зрения. Пока он не доползет до последнего бугра. Коля старается слиться с землей, пытается ползти совершенно бесшумно. Представляю, как раздражает его сейчас шуршание мха! В такие моменты кажется, что сухие стебельки мха громыхают так, будто по железной крыше движется на водопой целое стадо слонов. Коля не прополз еще и половины расстояния, как медведь вдруг забеспокоился, понюхал воздух и убежал.

А Коля все ползет, чем ближе, тем осторожнее, медленнее, напряженней. Вот он остановился, определил направление ветра и взял немного правее. Еще один отрезок со спринтерской скоростью на четвереньках. Сапоги мешают! Лежа на спине, Коля разувается. Немного не доходя до бугра, за которым уже давно никого нет, он проверяет фотоаппарат, что-то крутит, заглядывает в видоискатель. Внимание! Самый ответственный момент! Коля приподнимается с фотоаппаратом наизготовку, оглядывается направо, налево, потом еще немного привстает и снова панорамный обзор. Но медведя нет ни справа, ни слева, ни прямо.

За шумом речного потока мы не слышали, что произносил после этого Коля, но жестикулировал он очень выразительно! Ей-богу, я не пожалел, что в этом представлении участвовал как зритель, а не как действующее лицо!

А долина все не кончается, только где-то далеко впереди, в дымке виднеются горы. Может, это только поворот? Не прекращаются и встречи с медведями. Медведей, что цыплят в инкубаторе. Даже на Камчатке такие медвежьи углы встречаются не часто.

Если задуматься, то объяснение этому найти нетрудно. Ягодная тундра, ягодный сезон. Где же еще быть медведям, как не здесь? Так было века, тысячелетия, так будет еще долго-долго...

Хотя, впрочем, долго ли? Все зависит от того, когда эту долину откроют туристы. Камчатским затерянным мирам не грозит скорая гибель от развития хозяйства. Велики камчатские просторы, а эти медвежьи углы находятся в самых неудобных для освоения местах.

Не много вреда наносят природе геологи и представители других бродячих профессий. Если сегодня здесь побывал один геолог, завтра придут двое. Но если завтра побывает один турист, послезавтра придут тысячи. С фотоаппаратами, гитарами, транзисторами, ружьями и даже портативными керосинками. Задорные туристские песни, нескончаемые шутки (все про еду, штаны и портянки, это уж точно), дружный коллективный смех, вопли восторга...

Сначала долину освоят мужественные первопроходцы, способные нести восьмидесятипятикилограммовые рюкзаки и по месяцу обходиться без пищи и воды. Потом придет сервис, пивные на перевалах и те туристы, о которых один мой знакомый поэт сказал:

Медведи и олени уйдут подальше. Но куда? На коровьи пастбища, в города? Глухих мест, где можно было бы найти убежище, не останется. Девственность природы - самая соблазнительная черта для туристов.

И медведи быстро переквалифицируются в профессиональную достопримечательность, охотно позволяющую себя фотографировать (хоть в обнимку с туристом, но... за отдельную плату), привыкнут клянчить конфеты на оживленных перекрестках. С ними произойдет то же самое, что уже давно произошло с африканскими львами, североамериканскими гризли. Звери превратятся в карикатуру на зверей.

Но что делать? Объявить эти места заповедником? От туристов этим не спасешься. Объявить такие уголки закрытыми? Но тогда для кого хранить всю эту первозданную красоту? Природа как вещь в себе? Можно ли вообще решить проблему "человек и природа" без ущерба для природы?

В принципе можно предложить кое-какие меры из числа не очень реальных.

Каждый гидростроитель знает - для того, чтобы оградить местность от разрушительного потока, его надо заключить в надежное русло. Стихийный поток туристов тоже надо заключить в такое русло. Туризм - болезнь века и прогрессирует с угрожающей скоростью. Он может буквально смести с лица земли те немногие оставшиеся еще нетронутыми островки первобытной природы. И эта опасность мне кажется более реальной и более близкой, чем опасность физического истребления диких животных, о которой (и только о которой) в последнее время так много пишут.

Итак, надо заключить поток туристов в узкое русло, чтобы понапрасну не тратить силы на убеждение - "руками не трогать". Пусть звери живут, как им нравится, - на воле. А туристов, которые хотели бы полюбоваться на них, можно перевозить в автобусах, защищенных от возможного нападения прочным стеклом. Кое-где так уже делается. Так сказать, зоопарк наоборот. И волки сыты, и овцы целы. Хочешь смотреть - пожалуйста. Звери быстро перестанут замечать посторонние предметы, никак не вмешивающиеся в их жизнь. Петь туристические песни? Сколько угодно, хоть до хрипоты... Только не выходя из автобуса и не открывая окон. Разжигать костры?.. Очевидно, для такого случая администрация предусмотрит специальное место в автобусе и заготовит достаточное число огнетушителей.

Может быть, туристам это покажется чрезмерным ущемлением их прав? Но почему же тогда они легко соглашаются с тем, что в театре им тоже запрещается вмешиваться в действие? А первобытная природа в самом скором времени станет театром более редким, чем любой драматический или оперный...

Но осуществимо ли такое мероприятие? Не знаю... Во всяком случае, я боюсь увидеть знакомую долину, скажем, через десять лет. Боюсь увидеть то, что от нее осталось...