Отраженный свет

Профессия женская

Нет в нашем отряде женщины. Кое-кому может показаться даже - и быть не может. Не женское это дело, говорят многие. Ведь наша профессия, если верить рассказам, - клубок приключений и опасностей, почти коррида. А видели вы когда-нибудь матадора в юбке? (Впрочем, говорят, недавно одна появилась.)

Попробуем разобраться. Это тем более необходимо, что геология без женщин - только половина геологии. Например, в группе на геологическом факультете, где я учился, девушек было больше, чем ребят. И готовились они вовсе не к карьере дипломированных жен. Большинство из них защитили диссертации, заканчивают их, начинают или думают начинать.

Итак, работают женщины в геологии. И при этом ухитряются оставаться женщинами. В соответствующие моменты они или закрывают глаза, или слишком широко их раскрывают, ахают, плачут, и т. д. Примеров можно привести сколько угодно.

...В море лодку стала захлестывать волна. Тогда Она не нашла ничего лучшего, чем лечь пластом на дно, закрыть глаза и вверить судьбу морю, случаю и хладнокровию капитана.

...Та же ситуация, но другой темперамент. От ужаса Она так широко раскрыла глаза, что по ним можно было проверять циркули, и вскрикивала время от времени:

— Скорей, скорей... Ой, не надо... - ну и другие, столь же многозначительные междометия.

...Другая ситуация, тот же темперамент. С двумя жизнерадостными балбесами-практикантами и вьючными лошадьми Она шла на выручку своим мужчинам. Дождь, туман, заросли. Они шли, шли и наконец потеряли дорогу. Остановились. Куда идти? Она обернулась к балбесам за поддержкой. Те стояли понуро, съежившись, втянув головы в плечи. Им было все рано, куда их поведут, а не поведут, не подтолкнут, они так и будут стоять на месте. Дорогу потеряли, ноги не идут, палатки нет, костер не разожжешь, ничего не придумаешь... да и лучше не думать. Так они и стояли.

И тогда Она заплакала. Но не сразу. Сначала сказала: "Подождите меня здесь, я пойду поищу дорогу..." - и ушла за бугорок. Оглянулась, убедилась, что ее не видно, да они и не смотрели по сторонам, и только тогда дала волю слезам.

Через полчаса Она вернулась, а балбесы стояли все так же, безучастно глядя под ноги. Она сказала спокойно:

— Пошли.

И снова дорога, дорога без конца. Когда нашли своих, балбесы уже были не в состоянии даже порадоваться теплой палатке, костру и чаю. Но... мужское самолюбие так и не позволило им заплакать, несмотря на все трудности и невзгоды.

А Она? Она потом оправдывалась:

— Конечно, я никогда не попадала в такие ситуации одна. Всегда рядом со мной был мой Мишка. А с ним нигде не пропадешь, он все умеет, я с ним ничего не боюсь. Даже если бы я падала в пропасть, а рядом со мной летел мой Мишка, я бы только спокойно поправляла прическу. Он такой... в лепешку расшибется, а сделает, чтобы мне было хорошо.

Бедный Мишка! Своенравные и жестокие дамы семнадцатого века, бросающие перчатку в клетку тигра, не перевелись на белом свете. С тех пор у них даже испортился характер. Если раньше рыцаря, принесшего даме перчатку, одаривали таким взглядом, за который в семнадцатом веке было принято отдавать жизнь, то теперь...

...Они сидели на озере в горах и ждали. Вертолет должен был привезти продукты, поэтому еды у них было с собой очень немного. Но никто не прилетал - не было погоды. И долго ли, коротко ли, но продукты кончились. Они все ждали, ждали до тех пор, пока Она, капризно дернув плечиками, не заявила:

— Мишка, разве ты не видишь, я хочу есть!

И Мишка, взяв заряженный карабин и сунув в карман запасную обойму, покорно отправился в лес. К вечеру ее ждал аккуратно разделанный медведь. Шкура была мастерски снята вместе с когтями, ушами и хвостиком, без единого пореза. Медведь лежал на спине раздетый, болезненно бледный, его лапы, скорбно сложенные на старческом брюшке, были пронизаны массой подагрических жилок, и вообще он так походил на пожилого, только что преставившегося астматика, что Она не выдержала:

— Зачем ты его убил... какие вы все-таки, мужики, жестокие... Мне жалко... - Она всхлипнула. - Не буду я есть медведя!

Если бы на Камчатке водились тигры, наверняка Она послала бы Мишку снова в лес... Но к счастью для него, ничего более съедобного в лесу не было...

...Собираясь в поле, женщина часто думает, что в геологическом отряде она будет обузой, и изо всех сил старается поменьше быть обузой. Бывает, что чересчур старается.

...Она была мастером спорта по плаванию, и мы весь сезон ходили вместе в маршруты, а мое мужское самолюбие не позволяло считаться с ее титулами - чего там, баба есть баба, - и поэтому я всегда ходил из последних сил, я почти бежал, перепрыгивая через валежины или ныряя под них с ходу, а если они лежали так, что и прыгать и нырять неудобно и если они были не очень толстыми, я ломал их грудью; ни на каких соревнованиях я не развивал такой скорости и все-таки постоянно чувствовал за спиной ее горячее ровное дыхание, и поэтому все прибавлял и прибавлял ходу, а Она все не отставала.

Только в конце сезона Она призналась:

— Как я ненавидела тебя тогда! Ты мчался по тайге как бурелом. Я боялась, что если я упаду или отстану, ты ведь не заметишь этого... Ты за весь сезон так ни разу и не оглянулся. А остаться одна в тайге я знаешь как боюсь.

После того сезона мы оба достигли пика своей спортивной формы - Она стала чемпионкой Союза на двух дистанциях, а я даже выполнил норму третьего разряда.

...Когда говорят о женщине в геологическом отряде, часто забывают об очень важном: женщина в отряде - облагораживающее начало. Правда, не на всех оно действует одинаково. В прошлом сезоне один из двух неразлучных друзей в ее присутствии иногда даже умывался, зато другой - совсем наоборот, в ее отсутствие иногда даже не умывался. Когда в отряде женщина - слова плохого не услышишь. Но, может, просто не замечаешь? Надо спросить, как относится к этому само облагораживающее начало.

— Ой, такие мальчики симпатичные, - говорит облагораживающее начало. - Даже чертом не ругнутся... когда на улице. Плохо только - их палатка стояла слишком близко от моей. И вот он еще в палатку до конца не влез, ноги еще на улице, а уже душу отводит. Мат, хоть топор вешай. А вылезут на улицу - опять такие симпатичные, такие вежливые - спасибо, пожалуйста, извините, разрешите.

А парни до сих пор считают, что в том сезоне они были в глазах женщины самыми утонченными и благовоспитанными джентльменами.

...Следующий эпизод можно привести безо всяких комментариев.

Речь шла если не о деле всей жизни, то о деле лучших лет жизни. И в этом деле оставалось много неясного. А наш отряд выезжал как раз в те края, где можно было кое-что выяснить. Но мы решили уехать потихоньку, потому что Она болела. Она узнала, и вышел большой шум.

— Мы же знали, что справку тебе врач не даст, а без справки не выпишут командировку, - оправдывались мы.

— Во-первых, насчет справки это еще неизвестно. Не такая уж я дура, чтобы идти к своему лечащему врачу. Я пойду к другому, а если и он не даст, то поеду вообще без справки.

— ?

— Пожалуйста, не делай такие круглые глаза! Поеду без командировки, без оплаты дороги и вообще без ведома начальства.

— Но...

— Никаких но! Я улажу все сама. Можешь не беспокоиться.

Хотел бы я видеть человека, который не беспокоился бы на моем месте. Я посоветовался с ее лучшей подругой.

— Да-а... - сказала та. - Конечно, в поле ее может разбить инфаркт... Но ведь, может, и обойдется... - с надеждой посмотрела она на меня. - А если ты Ее не возьмешь, то инфаркта не миновать. Она этого не переживет.

Из двух зол принято выбирать меньшее. Но, в случае чего, смогу ли я доказать кому-нибудь, что увозить человека в прединфарктном состоянии далеко за пределы досягаемости скорой помощи, в такие места, которые не всякому здоровому под силу - самое меньшее зло?

И вот мы одни. Трое унылых здоровых мужчин, перебирающих в уме все способы борьбы с инфарктом, и одна жизнерадостная больная женщина. Как всегда, на Камчатке - дождь. И как обычно, переход с рюкзаками. И Она хватается за рюкзак, да так лихо, что инфаркт чуть не хватил нас.

— Непривычно, - говорит, - просто так идти.

Едва отобрали. Но свой спальный мешок все же понесла. Пришли на место. Сверху моросит, внизу хлюпает, в сапогах чавкает, за шиворот течет, с носа капает.

— Давайте, - говорит, - вы палатку ставьте, а я костер разожгу.

А самый молодой из нас и в хорошую погоду самый жизнерадостный с унылой безнадежностью в голосе спрашивает:

— А разве он будет гореть в такую слякоть?

Через двадцать минут Она поила нас чаем. Нам сразу стало очень тепло и немного стыдно. Не знаю, правда, почему стыдно, ведь мы тоже делали свое дело, но стыдно было, это точно. Наверно, потому, что хорошее настроение обеспечила нам Она, а надо было бы наоборот.

Утром нас уже ждала горячая каша и чай, и безмолвное приглашение в маршрут. И снова с утра текло за шиворот, а к вечеру капало с носа. И так почти каждый день. Хотел бы я иметь еще когда-нибудь такой сезон, когда из семнадцати дней десять было дождливых, а мы все-таки ухитрились сделать двенадцать маршрутов, не считая переходов и перебазировок.

...Когда мы вернулись с поля, меня спросил мой знакомый и Ее подчиненный:

— Ну, как?

— А что? Мы с Ней неплохо сработались.

— Да разве это вообще возможно?

Мой знакомый, наверно, имел в виду, что не подчиниться женщине, если она взялась командовать, опасно, а подчиниться - невозможно, потому что, как говорит русская пословица, пока баба с печи падает, семьдесят семь дум передумает.

— Это делается очень просто. Нашим оружием была абсолютная покорность. Вот идем мы в маршрут. Остановились, выбираем дорогу. - Пошли сюда, говорит. - Ну, пошли сюда. - Еще не сделали ни шагу, а Она уже: - Нет, пошли туда. - Ну, пошли туда.- Тогда Она совсем останавливается и спрашивает подозрительно. - А, так ты издеваешься? - И я так же покорно соглашаюсь: - Угу, издеваюсь.- После этого дорогу выбираю уже я.

— Конечно, - говорит мой знакомый, - один сезон потерпеть еще можно. А вот когда дома такой же главнокомандующий...

— Да, - говорю я, - у каждого из нас дома свой главнокомандующий... - И мы задумчиво умолкаем.

...Когда материал добыт такой ценой, можно ли равнодушно относиться к своим выводам и к критике, которая ставит твою работу под сомнение?

Последний вечер перед своим докладом на крупном научном совещании Она долго не могла заснуть. Вместе с подругами, приехавшими на то же совещание, она десятки раз взвешивала все "за" и "против", снова и снова возражала всем возможным оппонентам. Подруги наперебой инструктировала:

— Главное, спокойнее.

— Не заводись, на самые ехидные вопросы отвечай вежливо.

И вместе с ними будущую дискуссию безмолвно переживала какая-то семнадцатилетняя девчонка, наверное, первый раз в жизни попавшая в гостиницу и вообще впервые уехавшая в чужой город без мамы. Девчонка легла спать последней, а наутро ее в комнате не было. На тумбочке белела записка: "Галка, не трусь!", - и рядом лежали три конфетки.

Но "Галка", которая годилась девчонке если не в мамы, то хотя бы в тетки, все же вопреки наставлениям трусила. Начала доклад Она замогильным голосом, глядя куда-то в потолок. Аудитория, сначала пытавшаяся уловить хоть что-нибудь с пятого на десятое, в конце концов заскучала.

— Кто это такая?

— А, кажется, с Камчатки, фамилия какая-то непонятная.

Но противники поняли кое-что и без доклада - помогла графика: яркие таблицы, геологические колонки, схемы. Один ехидный вопрос - вежливый ответ. Второй вопрос, не менее ехидный, и так далее, до тех пор, пока Она, опять-таки вопреки наставлениям, не "завелась". От обороны она перешла в такое решительное наступление, что после окончания совещания ко мне подошла пожилая, всеми уважаемая женщина, геолог, которая тоже рискнула задать Ей несколько вопросов, и с ужасом спросила:

— Скажите, пожалуйста, кто это такая, из вашего института, на вечернем заседании выступала? - И глаза у нее при этом были такие же круглые, как у самой докладчицы во время того путешествия на лодке.

...Я уже предчувствую главное возражение - хорошо, женщина может кое в чем сравниться с мужчиной, но ведь речь-то идет все-таки о науке, геологии, а логика-то у Нее - женская!

Ну что же, давайте обсудим проблему - наука и женская логика, наука и женские капризы.

Наука - всегда творчество, творчество - способ самовыражения, выражения своего характера в своем деле, а капризы - не что иное, как черта характера. Криминала как будто нет.

Попробуем подойти к проблеме с другой стороны. В науке безраздельно господствует твердая мужская логика, мужская последовательность. И что мы с этого имеем, как говорят в Одессе? Тьму новых материалов и очень немного новых методик. А зачем они нужны, если и старые вполне доказали свою надежность и пригодность? Но ведь обработать новый материал по старой методике - значит просто-напросто поставить новую цифру в старую формулу. Дважды два мешка картошки точно так же четыре мешка картошки, как и дважды две грамм-молекулы дихлорэтанамидопирина - это четыре грамм-молекулы дихлорэтанамидопирина. Да здравствует твердая мужская последовательность! Ведь масса шелковичных червей, пережевывающих все новые и новые тутовые листья по старой, доброй, апробированной методике, дарит миру такой прекрасный шелк!

Вы хотите доказательств? Убедительных примеров, ссылок на авторитеты, как это принято в науке? Пожалуйста...

Как сказал основоположник эволюционной палеонтологии Владимир Онуфриевич Ковалевский об одной из наиболее значительных работ профессора Синцова: "...Он просто наколотил в обнажении несколько (не очень много) ракушек и разыскал в атласах их названия".

Да, но это было сто лет назад, сейчас-то, конечно, все по-другому! Ну, разумеется, сейчас все по-другому! Во-первых, сейчас принято наколачивать помногу ракушек. Во-вторых, сейчас не разыскивают в атласах их названия, а занимаются систематикой. Носик одной ракушки сравнивают с носиком другой и, если они похожи, относят их к одному виду, если не похожи - к разным видам. Для проверки сравнивают и хвостики. Наука!

Возьмем другую отрасль геологии - геологическую съемку. Есть много инструкций, как описывать образец, пласт, обнажение, как строить по этим данным геологическую карту. Инструкции такие всеобъемлющие, что один из профессоров, читавший курс лекций по геофизике для геологов, заявил: "Дайте мне дюжину обезьян, и я их надрессирую (очевидно, профессор хотел сказать - проинструктирую. Прим. мое. - Ю. С.) так, что они заснимут мне любую территорию в любом масштабе". Но оставим, как говорят в науке, это преувеличение целиком на совести профессора. Хотел бы я посмотреть, как обезьяны заснимут самый маленький и самый простой по геологическому строению участок, скажем, на Таймыре! Да и несовременное это решение. Сейчас работу шелковичных червей вполне успешно выполняют шелкомотальные машины, а обезьянью работу - вычислительные машины.

За людьми же надо оставить науку, сферу неожиданных, непоследовательных решений, недоступных ни обезьянам, ни шелковичным червям с их твердой мужской логикой. Даешь женскую логику, даешь женские капризы в науке!

Поиск неожиданных решений, "безумных идей", давно ведется в физике. Знает примеры нестандартного подхода и геология.

Процессы изменения горных пород под воздействием химически агрессивных подземных вод раньше восстанавливались обычным способом - по результатам этих изменений. А рядом с измененными породами из скважин непрерывным потоком текла химически агрессивная подземная вода...

Ах, вы уже сами обо всем догадались, прочитав эти два стоящие друг за другом предложения - просто надо положить на пути этого потока образец свежей породы и посмотреть, что с ним произойдет. Ну конечно! Но ведь неожиданность идеи совсем не в этом. Надо было догадаться поставить два этих предложения рядом. Дальше ясно и ежу. Дальше за дело могли приниматься трудолюбивые научные муравьи - брать один минерал, другой, класть их на час, на два, на месяц, на год. А неожиданность решений всегда была так свойственна женщинам!

Жаль только, если видишь, как женщина на пути от танцев в науку меняет смелую, вызывающую мини-юбку на скромный и благоразумный школьный фартучек.

Но уже пора подводить итоги. Какими они будут?

Только такими: наука вполне женское занятие, геология - тем более.