Отраженный свет

Допинг

...Баранья тропка петляла по карнизам над головокружительными обрывами. Сначала она казалась вполне сносной, по ней можно было спокойно идти, если не смотреть вниз, но потом стала совсем узенькой. Женька даже удивился - как по ней могут бегать бараны! Ведь это же не мухи, чтобы ходить по вертикальной стене! Коля решил влезть на самый хребет. Цепляясь за выступы скал, они карабкались выше и выше. Склон становился все неприступнее, но спуститься вниз по тем же самым местам было уже невозможно. Оставался один путь - наверх. В конце концов они забрались в узкую щель. Где-то высоко над головами виднелся кусочек синего неба. По нему спокойно плыли облака. Снизу щель казалась пологой и вполне доступной, но когда Женька посмотрел под ноги, у него закружилась голова. Он представил себе, как его тело будет падать, ударяясь о выступы, кувыркаясь и подпрыгивая, представил с поразительной отчетливостью. На беду у него было богатое воображение... Стоит только отпустить руку, вот эту самую руку, которая сейчас так небрежно держится за камень. Он вцепился в камень изо всех сил, а в душе лавиной рос страх, и он все сильнее и сильнее напрягал пальцы. Рука онемела, но Женька не в силах был пошевелить ею и не решался перехватиться за другой выступ скалы. Ведь стоит только отпустить руку, и...

Он посмотрел вверх. Коля деловито карабкался прямо над ним.

— Ну, как там у тебя дела? - спросил он, и Женьку охватил другой страх, еще более сильный, - страх, что Коля увидит, как он боится.

— Ничего, ответил он, - вот только тут камень немного шатается. - Чтобы показать Коле, как шатается камень, он расслабил ту самую руку, которая оставалась его последней надеждой на жизнь, и подергал за выступ. - Во, видишь?

Дальше Женька полез уже спокойнее, но каждый метр давался ему с огромным трудом. Он напрягал все силы, чтобы сдержать страстное желание вцепиться в скалу, прилипнуть к ней и не двигаться, напрягал руки, чтобы спокойно, не торопясь ухватиться за камень, напрягал, чтобы не дрожали. Иногда нога соскальзывала с опоры - или это только казалось? - и тело инстинктивно каменело. Женька долго не решался пошевелиться, чтобы проверить - сорвалась нога или нет?

— Держись! - крикнул Коля и сбросил ему веревку, - тут уже ровно.

Но Женька, запротестовал:

— Ты без веревки залез, а я что - не смогу, что ли? - и упрямо продолжал карабкаться, не обращая внимания на веревку. Но лезть рядом с веревкой стало гораздо легче.

Коля сидел в двух шагах от щели. Женька на всякий случай отошел еще дальше и растянулся на траве. Все тело обмякло, ноги дрожали противной мелкой дрожью. Не хватало воздуха, но он никак не мог вздохнуть поглубже - грудную клетку сковало как обручем.

...Маршрут проходил по хребту. Вверх - вниз, вверх - вниз шагал Женька за Колей. Часто приходилось карабкаться на скалы, спускаться, обходить выступы. Он шел уже как во сне. У него недоставало сил смотреть по сторонам, не пугала его бездна под ногами, на все он смотрел как-то со стороны, с непонятным интересом к такому чужому самому себе.

Быстро меняется камчатская погода. Выходили утром - ярко светило солнце, на синем небе не было ни пятнышка. Потом неизвестно откуда набежали облака, и вот они ползут уже по самому водоразделу. Туман, ничего не видно. Попробуй пойми - разветвляются в этом месте два больших хребта или отходит небольшая скала? Через некоторое время Коля понял, что они заблудились. Теперь он заботился только об одном - как бы спуститься к подножью. Они пробовали спуск за спуском, но все приводили к обрывам. Может быть, это были не такие уж неприступные кручи, но Коля решил не рисковать. В конце концов они нашли пологий склон, заросший кедровым стлаником. Когда спустились к подножью хребта, уже начало темнеть. Точно сориентироваться не удалось.

— В темноте придется идти. Ведь не ночевать же здесь.

— Конечно, не ночевать, - безучастно согласился Женька. Он стоял мокрый, дрожащий, с подкашивающимися ногами. От голода было пусто не только в желудке. Он чувствовал себя каким-то опустошенным, как будто из него вынули внутренности, осталась только вялая, пустая оболочка. Сердце лениво болталось в груди, будто задевая за что-то. Женька плелся за Колей, то и дело отставая. Он часто садился на кочки и отдыхал. Надо было заставить себя идти, но заставлять было нечем - воли не было. Растворилось в бессильной апатии и самолюбие, уже не действовало магическое "а чем я хуже".

Пронизывающий ветер бросал в лицо мокрый холодный туман. Одежда промокла до нитки, вода хлюпала в длинных резиновых сапогах, стекала по лицу. Женька вытирал лицо грязными руками, и от этого оно становилось все грязнее и грязнее. Теперь по лицу струилась противная жидкая грязь.

У него осталось только два желания - лечь прямо на мокрую землю и умыться, даже наоборот - сначала умыться, а потом растянуться во весь рост и не двигаться, и ни о чем не думать.

— Пошли, Женька, до лагеря уже близко, должно быть, - сдавленно произнес Коля. Женька поднял голову - в голосе Коли слышалось что-то странное. - Пошли. - Коля медленно, с усилием стал выпрямляться и вдруг, закусив губу до боли, сел снова на кочку. - Сейчас, подожди немного, отойдет...

— А что с тобой? - равнодушно и угрюмо спросил Женька.

— Да понимаешь, опять ревматизм крутит.

Коля шел, волоча правую ногу, приподнимая ее руками на подъемах и осторожно поддерживая за ушки сапога.

— Нельзя здесь никак оставаться. Открытое место, ветер, дождь... дров нет... совсем закоченеть можно...

На одной из остановок он лег на спину, раскинув руки и почти не дыша. Лицо его было бледным, глаза полузакрыты, губы слегка шевелились. Женька прислушался.

— Кислота... сейчас... пройдет... - едва слышно шептал Коля.

Женька испугался.

— Коля, очнись! Ты что, какая кислота?! - закричал он. Ему показалось, что Коля без сознания, что он бредит, и Женьке теперь в этой темноте придется остаться совсем одному. Он схватил Колю за плечо и затряс его изо всех сил.

— Нет, ничего, - сказал Коля, медленно поднимаясь. - Я говорю, вот кислота в суставах разойдется, и пойдем дальше.

Женька подставил ему плечо.

— Давай, держись, как-нибудь вместе доковыляем...

Очень мешал приклад Колиного карабина.

— Ты знаешь, передвинь его как-нибудь на тот бок. Хотя, погоди, давай его мне. - Женька решительно снял с него карабин, а заодно и рюкзак. Теперь его подстегивал психический допинг. Ведь все сейчас должно держаться на нем. Он сейчас самый сильный, значит, он должен сделать все, чтобы дойти. Иначе нельзя. Коля почувствовал, что теперь с ним можно говорить как с равным.

— Понимаешь, Женька, честно говоря, я не знаю, где мы находимся... Может, до лагеря полкилометра, а, может, и все двадцать...

— Да ладно, сейчас найдем хоть тихое место и чтобы дрова были, - спокойно ответил Женька, вытирая грязь с лица.

— Да, другого выхода нет. Придется ночевать у костра, - вздохнул Коля.

Они шли, а голая равнина все не кончалась. Мокрый холод забирался в рукава, за пазуху. Деревенели от неподвижности руки, и даже у Женьки ломило спину. В темноте изредка появлялся один кустик, другой, но это все было не то, о чем они мечтали. У такого кустика - ни дров, ни защиты от ветра. Вот уже который раз под ногами попадались старые оленьи рога. Колю это пугало - наверное, здесь проходил олений гон, а значит, они очутились на большой равнине.

Они заблудились не только в пространстве, но и во времени. Когда наконец их путь пересекла тесная и такая уютная долинка небольшого ручья, они не могли сказать, долго ли шли. Долина густо заросла корявой каменной березой. Это было спасение. Здесь почти не дуло, только с деревьев беспрерывно падали тяжелые, крупные капли. В лесу не составляло труда надрать сколько угодно корья и бересты, насобирать сухих сучьев и валежин, нарубить сырой березы.

Женька сразу принялся за дело. Предстояло наготовить дров на всю ночь, чтобы потом не бегать. А что делать с Колей? Женька знал, что бесполезно говорить ему: "Ты пока посиди, а я сейчас быстро",- все равно он поднимется и пойдет за дровами, и поэтому он сурово произнес:

— Ты за дровами не ходи, все равно от тебя толку никакого, ты же едва ковыляешь. Лучше вон коры надери, да за костер принимайся, а дров я сам натаскаю, - и скрылся в темноте.

Недалеко от костра он наткнулся на большую валежину. Женька схватился за ее комель обеими руками, приподнял и хотел протащить по земле, но не осилил. Тогда он попробовал катить ее, поднимать и кувыркать, заботясь лишь об одном - не отдыхать. Чуть только он останавливался, сразу слабели и подкашивались ноги, пересыхало во рту. Становилось холодно, сверху, от потревоженных берез, сильно капало. Женька и так уже давно был мокрый до нитки, но эта вода успела согреться у тела, была своей, теплой, привычной, а капель сверху действовала, как холодный душ.

Натаскав валежин, он принялся рубить длинные березовые жерди. Колин нож, большой, тяжелый и острый, рубил почти как топор, но все равно на каждую жердь уходило по пять-десять минут.

Когда все было кончено, они легли у костра на бревна. Огонь горел жарко и ровно, тепло забиралось под одежду, ласкало и жгло, а другой бок снова намокал и замерзал.

— Все будет нормально, - сказал Женька в полной уверенности, что говорит правду.