Отродье мрака

Корень всех бед — часть вторая

"…С момента своего зарождения Гроттхуль был детищем беспорядка.

Князья сменяли один другого, каждый вносил свой штрих в неразбериху

строений, реставрировал или сносил здания предшественников, а на долю

гроттхульской рощи выпало снабжать эти капризы древесиной. Неизменно

оставалось одно — кто бы ни правил этим городом, богачи всегда жили

сверуху, а бедняки ютились внизу." — Борхес из Хальрума, «Рассуждения

о городах Тартарии».

Арли и Фелинн шагали тенистым пещерным ходом, который должен был вывести их к гроттхульской роще. Сами гроттхульцы величали эту рощу Путаной, а росшее в ней дерево окрестили вьюностволом. Перед этим Арли снова пересёк зыбкие деревянные мостки, снова видел далеко внизу сверкающую водную гладь Паэна. Сколь хрупкими казались ему деревянные строения Гроттхуля, столь опасно висящие на такой огромной высоте!

Фелинн шёл рядом, держа в руке факел, и Арли, не удержавшись, спросил:

— Как можно жить в таком месте? Стоит в полумраке свернуть не туда — полетишь вниз и расшибёшься об острые камни. Дурость и только!

— У тех, кто живёт здесь с рождения, было время привыкнуть, — уныло откликнулся Фелинн, на ходу позвякивая кольчугой, одетой под кожаную куртку. — А мне, знаешь, мать рассказывала истории про ваш орден, — вдруг добавил он. — И про ваше… Жерло. Объясни мне, что это за Жерло такое?

— Жерло Извечного Пламени, — с гордостью ответил Арлинг. — Оно даёт нам силу и обогревает Пламенем, что сочится из его недр.

— Выходит, вы живёте на краю пылающего кратера? — усмехнулся юноша. — Дурость и только.

Арли уловил соль упрёка и больше ничего не спрашивал.

ㅤ

Крылан велел разместить Служителей в обеденной зале, под потолком которой в самом деле висело шипастое чучело зубатого червя. Адепты расселись за длинным столом, их угощали копчёным окунем и отваром из сизопахучек. Дружинники князя в оба глаза следили за гостями сквозь прорези в шлемах, а двое то и дело крутились возле окон, что-то усердно за ними высматривая.

Несса сидела между Россом и Джошуа и размышляла о том, что произошло на последней стоянке. С той поры она не искала внимания адептов и не могла проявить интерес, даже когда Ред или кто-то другой пытались за ней ухлёстывать.

Все её мысли были заняты тем сном, той выходкой злобного штрата…

Вредный дух, навевающий кошмары. Наверняка это его лики она видела в Цитадели; он так истязал её, развлекался, давя ей на больное. А затем была чёрная пропасть… И разговор с Арлингом, который тоже обернулся сном.

Неужели штрат настолько изощрён в своём умении мучить? Ей-то казалось, она наконец сумела заключить с Арлингом перемирие, смогла заставить его разглядеть в ней что-то ещё, кроме объекта слепой ненависти. Она вспомнила, как он велел ей замолчать, но не погнал прочь, — и долгое время, пока пробуждение не развеяло иллюзию, они оставались вдвоём.

Но всё было обманом. Всё было плодом тлетворной магии, которая имела своей целью ранить и обводить вокруг пальца. А теперь Грегори послал Арлинга в гроттхульский лес, где ему предстояло сразиться с рудомолами — «злобными и крайне упорными тварями», как говорил князь. «Он ведь может и не вернуться», — подумала Несса, и лёгкая дрожь пробежала по её спине. Она сама слышала, от успеха Арлинга зависел исход переговоров с князем. Но действительно ли причина её волнения была в этом? Так ли переживала она о судьбе Шествия, или боялась потерять что-то ещё?..

Крылан сидел во главе стола, потягивал водку из глиняной кружки и разглядывал Служителей своими маленькими надменными глазками. Рядом с Нессой Джошуа наклонился к Грегори и украдкой сказал:

— Наставник, ты уверен, что послал кого нужно? Меня тревожит…

Сразу с противоположной стороны стола Селвин шепнул Реду:

— Спорим, он этих рудомолов перепьет? — и Ред прыснул от смеха.

Грегори утихомирил обоих строгим взглядом, но тут заметил, что и князь слушает разговор с тревожным любопытством.

— Какие-то сомнения? — громко спросил Крылан.

Грегори прокашлялся и прохрипел, обращаясь сразу и к Джошуа, и к князю, и ко всем адептам разом:

— Никаких сомнений. Мой выбор был осознанным и, делай я его снова, он остался бы тем же. Если моё звание наставника ещё имеет какое-то значение, прошу довериться мне и не оспаривать моего чутья. В случае неудачи я, разумеется, приму всю ответственность.

— Уверенный в себе лидер, — угрожающе прошипел князь. — Достойно уважения.

ㅤ

Лёгкий порыв холодного воздуха намекал на присутствие недалеко впереди крупной пещеры. Свет факела Фелинна, прежде ровно стелившийся под ногами обоих, резко раздался в стороны, и Арли увидел несколько коряво загнутых вьюностволов, тянущихся к нему, как щупальца скрытого во тьме чудовища.

— Пришли, — сказал Фелинн, хотя Арли и так уже понял, что они достигли окраины Путаной рощи.

Он зажёг Пламя в ладони и усилием воли сделал его ярче, намного ярче, чем факел княжеского сына и весь тот огонь, что тускло освещал Гроттхуль.

— Во имя Жерла… — только и смог выдавить адепт, обнимая взглядом раскрывшуюся перед ним картину.

Пещера оказалась до того раскидистой, что не было видно краёв, а саму её, куда ни глянь, пронизывали густые заросли вьюноствола, закрученные и сплетённые в непроходимую пущу. Вьюностволы ощутимо различались в толщине; казалось, они вырастали отовсюду, и каждый такой вырост венчали отростки поменьше, в свою очередь разветвлявшиеся на ещё более мелкие щупальца, коим не было числа. Старинная дощатая дорожка, местами скошенная и оплетённая деревом, тянулась сквозь эту непролазную чащобу куда-то вдаль, пока не терялась из виду за неровными линиями ветвей.

— Я думал, рудомолы поселились тут недавно, — сказал Арли, указывая на обросшую вьюностволом дорожку.

— Недавно, — согласился Фелинн. — Вот только вьюноствол успел за это время вырасти и повредить тропу. Вьюноствол страшно быстро растёт, и чтоб он не херил строения, время от времени его нужно срубать.

Держа ладонь на рукояти меча, Фелинн шагнул на дорожку, и доски возмущённо скрипнули под ним. Это нисколько его не смутило; он поманил Арли за собой.

— Ну, не будем медлить. Кажется, гнездо было у крайней десятой поруби, а до неё ещё идти. Да не робей ты, — сказал Фелинн, заметив, что Арли не очень-то спешит сходить на захудалые доски. — Я сызмальства по этой дорожке бегал — она крепче, чем кажется. Хоть сейчас и не первой целости…

Арли без раздумий шагнул — теперь уже из желания доказать княжескому сынку своё бесстрашие. Он зарёкся глядеть вниз, где зияли расселины и лежали острые камни, не оставлявшие никаких шансов сорвавшемуся.

Они двинулись вперёд, и малейшее смещение доски под ногой, малейший скрип дерева заставляли сердце Арлинга нырять в пятки. Чуя возможность потерять равновесие, он либо хватался за ограждение, либо прямиком за вьюноствол, и тогда щербатая кора, покрывавшая поверхность ветвей, больно царапала ему пальцы. В полутьме он мог ориентироваться лишь по неверному свету факела Фелинна, который тот держал в вытянутой руке. Арли хватало терпения не зажигать Пламя, хотя желание спалить этот дремучий лес целиком нарастало с каждым проделанным шагом.

— И что же, — сказал он, пригибая голову под очередной свесившейся на дорогу ветвью, — если я вдруг, скажем, случайно подожгу эту вашу рощу, ты на самом деле меня убьёшь?

— Роща спустя время вырастет снова, — бросил через плечо Фелинн. — Но, пожалуй, да, сейчас мне пришлось бы тебя убить.

— А ты уверен, что справишься, твоё превосходительство? — вызывающе спросил Арли, глядя на висящий на поясе Фелинна меч. — Готов поспорить, тебе ещё не доводилось сражаться с носителем Пламени.

— Пламя? — в голосе юноши звучало почти неподдельное изумление. — Никогда не понимал, что вы так уповаете на это ваше пламя. У нас тоже есть пламя — и оно вполне неплохо служит нам и в хозяйстве, и в бою.

Он немного поводил из стороны в сторону факелом, стараясь не задеть спадавших на тропу ветвей. Арли вдруг остановился и с возмущённо-яростным лицом уставился в затылок Фелинна.

— Ваш огонь и наше Пламя — не одно и то же. Огонь слаб, бесконтролен и недолговечен. Он всего-навсего естественное явление, переменчивое, бесконтрольное и лживое. А Пламя… — его глаза заблестели. — Пламя пылает в сердце Служителя, зарождается усилием его духа и горит ярко, твёрдо, как может гореть лишь первозданный свет…

— Неужели? — Фелинн обернулся к нему. Его лицо было усталым и равнодушным, но с тенью издёвки. — А я слыхал, ваше Жерло в последнее время как-то не слишком ярко горит. Может, не так и вековечно ваше «пламя», как ты говоришь?

— Это ложь! — насупившись сильнее, Арли сделал резкий шаг в его сторону. — Жерло и раньше начинало светить хуже, но с каждым разом разгоралось вновь, жарче и мощнее прежнего! Разве может умереть то, что было задолго до тебя, до меня, до Гроттхуля и всех городов Тартарии? В этом мире полно вещей жалких и недолговечных, но есть и те, которые неизменны, как сам мир, нравится тебе это или нет!

Он напыжился, при необходимости готовясь отстаивать своё мнение в бою. Но Фелинн не стал с ним спорить. Пожав плечами, княжеский сын безразлично произнёс:

— Если ты настаиваешь…

Он легко развернулся и как ни в чём не бывало продолжил шагать по скрипучим доскам. Арли совсем растерялся — до того выводила его из себя потешно-скучающая манера этого щуплого аристократишки.

Нужно было держать себя в руках. Арли напомнил себе, зачем вообще находится в этом лесу, и на мгновение в его воображении всплыли волосы Нессы и тот её запах. Он прогнал эти мысли и почти кинулся вслед за Фелинном.

ㅤ

— Не знал, что в вашей породе встречаются женщины, — сказал Крылан, облокачиваясь своими длинными руками о стол и пристально разглядывая Нессу.

— Она дочь покойного наставника, — пояснил Грегори, пока Несса не успела ответить. И после короткой заминки добавил: — Можно сказать, одна из нас.

— У наставников бывают дети? — гнусаво рассмеялся Крылан. — Помнится, когда-то вы клялись блюсти целомудрие.

Несса ёжилась, чувствуя на себе взор его маленьких проникновенных глаз. Ей было не привыкать, что о ней говорят так, словно её здесь нет. Когда-то Несса наверняка стала бы пререкаться, вошла бы в роль непутёвого боевого мальчишки, стремящегося всем насолить. Но с начала Шествия она стала куда благоразумнее. Мать учила Нессу основам светского такта, а этому человеку, она чувствовала, лучше не грубить. Поэтому она лишь молчаливо уставилась в стол и позволила Грегори самому сладить с Крыланом.

— Это верно, клялись, — согласился наставник. — Но после Изгарного Раздора численность Служителей резко снизилась, и Великий магистр позволил нам вступать в брак. Впрочем, немногие воспользовались этой привилегией. Быт Служителей… не слишком располагает к семейной жизни.

— Не удивлён, — осклабился Крылан. — Когда неудачи в хозяйстве чреваты ожогами, на счастливый брак рассчитывать не приходится. Ну, налей-ка немного наставнику, — обратился он к крутившейся возле него полной служанке, — пускай выпьет за семью, хоть бы она у него сплошь из братьев.

Грегори принял кружку без радости, но, будучи не в положении отказать, постепенно опорожнил её. В залу вошёл шустрый ключник, что-то спешно шепнул князю и удалился. По последовавшему за этим злобному движению скул Крылана было ясно, что вести недобрые.

Понурив голову, Крылан с такой силой стиснул кружку в ладони, что его длинные пальцы побелели и задрожали. За спинами Служителей завозились дружинники; капельки огня, дрожащие поверх расставленных на столе свечей, судорожно поколебались. Волна всеобщего напряжения прокатилась по зале.

— Я всё думаю, наставник, — сказал князь, подставляя кружку служанке, которая подливала ему водку из глиняного кувшина (Несса давно заметила, что он подозрительно много пьёт). — Я всё думаю, чего надеется добиться своим внезапным походом ваш орден? Про самоотверженную борьбу против тьмы и защиту народа Тартарии можешь мне не рассказывать, я достаточно живу на свете, чтобы не клюнуть столь примитивную басню.

— Если для вас это басня, надо думать, у вас есть свои догадки? — мягко спросил наставник.

— Вполне, — Крылан постукивал пальцами по столу. — Ты ведь слукавил, когда говорил, что Служители в политику не вмешиваются. Я наслышан про те седые времена, когда бароны Тартарии ходили к вам на поклон, а тех, кто смел вам перечить, настигала незамедлительная кара. О, ты прав, в политику вы тогда не вмешивались, — омерзительно протянул Крылан, явно получая удовольствие от распекания наставника. — Вы определяли её, верховодили ей. Тем, кто чтил вас, приносили Пламя в качестве дара, а тем, кто порицал — в виде разрушения. Это был ваш золотой век, век благоденствия вашего ордена, когда вы очень любили такие слова, как «равновесие» и «мир», но не слишком умело скрывали за ними простое стремление к власти.

Крылан откинулся на спинку стула и сложил в замок свои бледные узловатые пальцы. Он не сводил своих внимательных злобных глазок с Грегори, и адепты тоже мотали головами, гадая, что же ответит на его выпад наставник.

— Я бы не хотел вступать в диспуты, — бесстрастно обронил Грегори. — Наш орден старается теперь глядеть в будущее, а то, что было давно, там и останется. Но извольте, князь, к чему вы клоните?

— Хорошо сказано, — брезгливо покивал головой Крылан. — А клоню я к тому, что Тартария превосходно научилась обходиться без вас. На замену вашему культу пришли новые верования; на замену Пламени пришёл огонь и свет-камень; на замену вашей мудрости пришли торговля и прагматизм. Военная мощь ордена оставляет желать лучшего — не отрицай, я вижу, как вас здесь мало. И если, Мэлвэ упаси, вы вдруг решите наверстать упущенное, те методы, что вы применили в Подгорье, уже не сработают…

— То была война! — вдруг вмешался Джошуа, вскакивая из-за стола и разъярённо тряся своими бакенбардами. — Не вам судить нас!

Князь напрягся, метнул в Джошуа враждебный взгляд, но быстро опомнился и гнусаво захихикал. Дружинники, схватившиеся было за топоры, опустили оружие и шагнули назад в тень.

Грегори рывком усадил Джошуа за стол, что-то быстро ему шепнув.

— Мэлвэ! — процедил Крылан. — Я, конечно, знал про ваш упадок, но не думал, что его сопровождает ещё и кризис манер! К слову, не староват ли он для твоего ученика?

— Достаточно представлений, князь, — Грегори повернулся к нему. — Я тоже кое-что заметил за время нашей беседы. Вы ожидаете неприятностей.

Грегори покосился на двух дружинников, ошивавшихся у окна. Князь проследил за его взглядом и попытался принять обыкновенный лукаво-язвительный вид.

— Неприятностей? Единственная неприятность — бестактность твоих людей, наставник!

— К чему недомолвки, князь? — Грегори оставался серьёзен. — Если вам что-то грозит, не лучше ли оставаться друзьями?

Крылан стремительно глотнул водки, поморщился и с силой хватил кружкой о стол. Немного помолчав, он со свистом выпустил воздух носом и наклонился вперёд.

— Даже если так, какое тебе дело? — процедил князь. Теперь в его лице не было ни издёвки, ни напускного веселья — только неприкрытое, приправленное злобой подозрение.

— Такое, князь, что наши намерения куда проще, чем вам кажется, — откровенно заявил Грегори. — И можем выручить вас, но только если вы сами позволите.

ㅤ

Шалости теней обманчиво приводили в движение ветви вьюностволов, и покуда Арли ступал по дощатой дорожке, он вновь и вновь инстинктивно настораживался, опасаясь, что очередная ветвь резко метнётся вперед и вцепится ему в горло.

Тропа колыхалась на высоких деревянных подпорках, стеснённая древесными щупальцами. В иных местах древесную кору покрывал тонкий слой мха и небольшие остроконечные грибы, каких Арли нигде больше видеть не доводилось. Внизу, за зарослями вьюноствола, зияли глубокие расселины и острые скалы.

Фелинн сорвал один из грибов и с удовольствием понюхал.

— Грёзошляпики, — сказал он. — Из их масла у нас делают сильное успокоительное снадобье, которое слабит похлеще бурого мха.

— Как же вы доставляете всю древесину в город? — спросил Арли, осторожно выглядывая за перила. — Слабо верится, что по этой хлюпкой тропинке можно возить грузы.

— Верно подмечено, — кивнул Фелинн. — Для этого есть целая сеть тоннелей, пронизывающих края рощи. Но с тех пор, как рудомолы устроили себе гнездо, тоннели эти до того заросли, что продираться через них…

— Что это? — вдруг насторожился Арли, прислушиваясь. Ему показалось, что издалека доносится частое ритмичное пощёлкивание — будто какой-то чудак взял в руку с дюжину чёток и усиленно ими трясёт.

— Где? — нахмурился Фелинн, тоже напрягши слух. — А-а. Странно, что ты услышал их раньше меня. Так звучат рудомолы, когда в брачный период готовятся к спариванию. Пойдём, их гнездо уже близко.

Фелинн непринуждённо направился вперёд. «Почему он так расслаблен? — подумал Арли. — Мы не на праздник идём, а в бой».

Щёлканье звучало всё отчётливее и ближе, пока наконец не переросло в сплошное стрекотание, доносившееся откуда-то из-под тропы.

— Всё же зачем ты здесь? — спросил Арли своего угрюмого спутника, когда тот остановился, перегибаясь через ограждение и разглядывая что-то внизу.

— По велению отца, — не глядя на него ответил Фелинн. — Ты сам всё слышал.

— И ты не мог отказаться?

— Верно, не мог.

Арли внимательно следил за изменениями в его лице, которое, как только речь зашла о князе, стало каким-то невыразительным, почти каменным.

— Твой отец, — медленно заметил Арли, — не слишком тебя ценит, если посылает к рудомолам в сопровождении чужака.

— Давай за мной, — пропустив его слова мимо ушей, Фелинн ловко перелез через ограждение. Одной рукой хватаясь за ветви, а в другой держа факел, юноша стал карабкаться вниз, к источнику звука.

Арли мгновение помедлил, глядя на него с тропы. Затем перемахнул через перила и осторожно полез следом, в точности повторяя путь Фелинна.

Они спрыгнули на скользкую каменную поверхность. Факел проливал свет на неровные скалы, изрытые ямами с острыми отлогими краями. Но даже свет не обнажал всех углублений в здешней коварной породе, и юношам приходилось ступать осторожно, выверяя каждый шаг.

Фелинн указал пальцем на уходящий под землю лаз, из которого вырывалось стрекотание. Арли ощутил тянущийся из углубления тошнотворно-приторный запах.

— Слюна рудомолов, — сказал Фелинн, перекрикивая неумолчное щёлканье. — Из неё самки строят гнёзда. Нас не обнаружили только потому, что жуки заняты любовными играми.

— Значит, мы можем застать их врасплох? — спросил Арли.

Фелинн невесело посмеялся.

— Можем. Но вряд ли это станет для нас большим преимуществом.

Он вытащил из ножен меч — достойный, но совсем без драгоценных каменьев, как на мече принца Альма. Из-за спины Фелинн достал круглый щит, сработанный из вьюноствола и обитый железом.

В ладони у Арли вспыхнуло Пламя.

— Тебе знакомы такие понятия, как семья, наследие, честь рода? — сказал вдруг Фелинн, почему-то решив возобновить разговор именно теперь.

— Нет, — честно ответил Арли. — У меня никогда не было семьи. Но я знаю, что такое честь Служителя Пламени. У меня и своя честь имеется — но никому, кроме меня, она не принадлежит.

— Тогда ты не поймёшь, — с упрёком сказал Фелинн. — Но если твоя честь предполагает служение интересам ордена, придётся положиться на неё. Я не в восторге от того, что мы здесь. Сказать по правде, ты мне даже не нравишься. Но сегодня мы должны быть готовы умереть друг за друга, потому что того требует наш долг, нравится тебе это или нет.

— Я здесь не ради долга, — заявил Арли. — Я просто хочу утереть нос парочке недоумков.

Фелинн испытующе взгляну Арли в глаза, затем затушил факел и оставил его на земле.

— Надеюсь, твоё Пламя будет достаточно сильно.

Он прижал щит к груди и без раздумий скользнул в лаз. Вдохновлённый его уверенностью, Арли последовал за ним, и мгновение спустя лишь почерневший факел остался лежать на холодных, погружённых во мглу скалах.

ㅤ

— Как я уже сказал, некоторые из моих ближайших подданных недовольны сокращением поставок вьюноствола, — сказал князь. — Их богатство целиком зиждется на торговле древесиной, и они считают, я явился причиной кризиса. Пожалуй, я и вправду слегка заигрался с Эддеркоп, но они не предоставили мне шанса исправить положение — стали шептаться, плести интриги…

— Вы ждёте нападения? — догадался Грегори.

— Сегодня на верхних улицах подозрительно безлюдно, и никто из тех, кого я подозреваю, давненько не являлся ко мне на поклон. Сдаётся, что так — сегодня они перейдут от слов к действию.

Нессе теперь всё было ясно: и почему этаж богачей казался таким безлюдным, и обилие дружинников во дворце, и странная тяга Крылана к выпивке. Выходит, не смотря на всё своё могущество, князь отнюдь не был неуязвимым, и прямо сейчас боялся за свою жизнь.

С улицы донеслись крики и топот нескольких десятков сапог. В залу ввалились двое дружинников. Один зажимал ладонью рану на шее; сквозь его пальцы просачивалась кровь.

— Они здесь, князь! — с трудом выговорил дружинник. — Никак их не образумить, того и гляди ворвутся!

— Сколько их? — рявкнул князь, выскакивая из-за стола.

— Дюжины две, не меньше!

Крылан весь побелел, прикусил язык и стал похож на окаменевшую в неистовой ярости статую. На его лице выразилась ледяная жажда крови, желание убивать до последнего, как убивает загнанный в западню слепыш.

— Застрельщиков к окнам, рубак ко входу, всю челядь и женщин по комнатам! — жутким голосом заорал он. — Коль предатели того желают, сегодня их кровь будет литься на головы черни!

— Не спеши, князь, — сказал, вставая, наставник Грегори. — Позволь мне поговорить с ними.

— Поговорить? — князь как будто опешил. — Тебе? Да как ты смеешь! Я не хочу, чтобы вы спалили весь этаж! Ты и твои люди останутся здесь — под чутким присмотром, и лучше бы тебе с этим не спорить!

— Они хотят убить тебя, князь. Если ты выйдешь к ним, из этого не получится ничего, кроме резни. Теперь они скорее поверят чужаку, чем тебе.

— А может, и вы с ними в сговоре? — глаза Крылана сверкнули. Он медленно подошёл к наставнику. — Может, вы заявились так вовремя, чтобы отвлечь меня и дать им время подготовить нападение?

Грегори ничуть не отступил, твёрдо глядя своим агатовым глазом в лицо Крылана. В который раз за день адепты приготовились к безнадёжной схватке, намереваясь жечь всё вокруг, пока сердца их не перестанут биться.

— Неужели ты не видишь, князь? — глухо проговорил Грегори. — Судьба Шествия полностью в твоих руках, мои ученики не выберутся отсюда живыми, если ты этого пожелаешь. Я даю тебе слово: ни одна искорка не затеплится сегодня в моих руках. Я всецело понимаю, что стоит на кону.

Крылан отвернулся от наставника и уставился на ожидавших приказов дружинников. Его напряжённое скуластое лицо было перекошено внутренней борьбой.

ㅤ

Что Арли эти рудомолы? Он был в Свекольных Уделах, где видел воплощённый кошмар. Он встречался с хальрумской толпой, равной которой не было по гнусности и разврату. Он познал зло в таких разных проявлениях — мелочных и абсолютных, — а рудомолы были всего-навсего детищем природы, неразумными тварями, алчущими лишь поедать да размножаться.

Так Арли думал, когда они с Фелинном оказались в приземистой пещере, пол, потолок и стены которой покрывала текучая белая слизь. Их ступни с чавкающими звуками утопали в этом веществе, а вонь стояла такая, что у Арли, чей тонкий нюх во многом заменял ему зрение, стали слезиться глаза.

— Дыши ртом! — крикнул Фелинн, перебивая наполнявшее воздух стрекотание, и Арли, стараясь концентрироваться на Пламени, последовал совету.

Слизь лежала неравномерно. В некоторых местах на стенах и потолке вздувались чёрные пузыри; они шевелились, перекатывались, сокращались, словно живые. Казалось, в движении пребывало вообще всё, но Арли не мог как следует осмотреться, чтобы разувериться в этом.

Первый рудомол был сходу убит сгустком Пламени, брошенным Арли в ту сторону, где раздалось пощёлкивание. Слыша предсмертное стрекотание барахтающегося в агонии рудомола, адепт воскликнул:

— Ха! Не такой уж и грозный оказался жук!

— Верно, — согласился Фелинн, крепче берясь за меч. — Потому что это был детёныш.

Едва прозвучали эти слова, как из-за распластанного на земле рудомола возникли две огромные тени, наполовину скрытые дымом. Одна стала быстро приближаться к Арли, другая бросилась к Фелинну, прикрывшемуся щитом. Арли заметил овальное тело, покрытую толстым панцирем спину и пару длинных шевелящихся усиков. И сразу над головой у него просвистела острая, как лезвие топора, лапа — он едва успел пригнуться, — а всего таких лап было двенадцать.

— Бей в живот! — кричал Фелинн, чей щит с треском принимал смертоносные удары. — Там панцирь мягче!

Арли отступил, сложил вместе ладони и выпустил поток Пламени в уязвимое брюхо жука. Тот мучительно застрекотал, выгнулся и, прожжённый насквозь, развалился надвое. Фелинн парировал удары рудомола щитом, а когда тот становился уязвим, колол мечом ему в живот. Когда Арли расправился со своим жуком, рудомол Фелинна уже лежал на земле, отчаянно дрыгая лапами и испуская дух.

Они не успели ничего сказать — быстро перебирая лапами, третий рудомол подбежал к Фелинну, а у Арли земля ушла из под ног. Что-то на большой скорости врезалось в адепта и уронило его навзничь, и сразу двое рудомолов возникли поле него, выбравшись из-под слоя слизи. Он был в ловушке.

Княжеский сын отсекал лапу рудомолу, норовившему схватить его своими конечностями и прижать к себе, чтобы довершить дело мощными челюстями. Арли приподнялся на одном колене и, когда жуки уже кинулись в атаку, напряг волю, окутав себя вьющимися языками Пламени. Атака насекомых оборвалась так же стремительно, как началась: оба рудомола отшатнулись с сожжёнными лапами, и Арли с лёгкостью прервал их мучения бросками пламенных шаров.

Фелинн размашисто рубанул снизу, отсекая насекомому голову. Не успел он отскочить, как мёртвого рудомола оттолкнул другой и своими сильными челюстями окончательно раздробил побитый щит Фелинна. Арли видел, как княжеский отпрыск пытается отогнать рудомола взмахами меча, но тот всё наступает, неистово щёлкая челюстями и тесня свою жертву в угол.

Арли хотел убить жука очередным сгустком Пламени — и тут опостылевшее уже стрекотание раздалось прямо у него за спиной. Ещё один рудомол приближался к нему — быстро, неумолимо, шлёпая по слизкой поверхности зазубренными лапами.

Адепт понял: выход был лишь один. Он не успеет защитить себя и помочь княжескому сыну. Придётся выбирать — сейчас же.

И тут он сделал глупость. То ли речи Фелинна о долге так пагубно повлияли на него, то ли он просто действовал без раздумий, но Арли, вместо того чтобы спасать себя, бросил пламенный шар в дальнего рудомола. Бросил — и сразу об этом пожалел, хотя делать было нечего, ведь через мгновение, вот уже сейчас, другой рудомол одним махом откусит ему голову.

Но голова осталась на месте. Арли обернулся — и с удивлением обнаружил, что другой рудомол корчится кверху брюхом, объятый дымом и почерневший от ожогов. Фелинн воспользовался отвлечённостью жука, поражённого Пламенем, и живо прикончил его. Стрекот разом прекратился.

Переводя дыхание, княжеский сын приблизился к Арли, который растерянно стоял над телом рудомола.

— Ну и ну! — выдохнул Фелинн. — Всё же не хотел бы я сойтись с тобой в бою! Тебя не застать врасплох!

Арли и сам был в замешательстве. Как мог он сразить жука, если его внимание было сосредоточено на рудомоле, атаковавшем Фелинна? Он растерянно коснулся ткани плаща, подаренного баронессой. Ткань была мягкой и отдавала странным пульсирующим теплом, а серебристый узор лоснился желтоватым блеском.

— Мы справились, — что-то в усталом взгляде Фелинна говорило о понимании случившегося. — Осталось сжечь яйца.

Яйцами оказались те самые подвижные пузыри, которые Арли заметил ранее. Теперь, однако, он видел, что они не покрывают всё вокруг, а просто кучкуются на стенах небольшими шевелящимися скоплениями.

Собравшись с последними силами, Арли принялся выжигать пузыри настойчивым жаром, уничтожая одну кладку за другой. Когда все яйца полопались, а эмбрионы в них сварились заживо, воздух наполнился едким пахучим дымом.

— Надо уходить, — Фелинн закашлялся. — Иначе задохнёмся.

Арли хотел согласиться — но вдруг стены пещеры задрожали, а земля, на протяжении боя оплавленная Пламенем, осела вниз, проваливаясь в скрытую под полом расселину. Арли не удержал равновесие, упал на бок и стал съезжать по зыбучей слизи в провал, куда падали тела рудомолов, кости их жертв и всё то, что осталось от их потомства. Арли вспомнил свой сон, и штрата, и неизмеримую тёмную пропасть, из которой невозможно возвратиться. Он вспомнил свой разговор с Нессой, и все сожаления, испытанные им от понимания нереальности той беседы, вернулись к нему с новой силой.

Но когда Арли уже приготовился рухнуть в пустоту, рука княжеского сына ухватила его за капюшон плаща и с большим усилием потащила назад.

ㅤ

Воинственный Дормо протестующе поднялся:

— Стоит ли так рисковать, Грегори? Там ватага разъярённых аристократов со своими дружинами, они прирежут тебя без раздумий!

— Ни разу ещё я не обсуждал твои решения, — согласился Джошуа. — Но теперь ты подвергаешь неоправданной опасности себя и всех нас.

Жуткие шрамы лоснились при свете факелов на невозмутимом лице Грегори. Он отвечал ветеранам ордена спокойно, но по железной примеси в его голосе те поняли, что наставник уже всё решил.

— Была ли причина тому, что доселе вы доверяли мне? Доверьтесь же и теперь. Не просто так Пламя забросило нас в Гроттхуль в столь непростой для его правления час. Я намерен воспользоваться этой возможностью — во благо Пламенного Шествия и доброго имени Служителей.

Длинная фигура князя согнулась у окна с мечом в руке, осторожно выглядывая на улицу. Рядом с ним были его сыновья: Альм с выражением сдержанной решительности на лице и прямолинейный Хекл, всегда готовый убивать.

— Ха! — гаркнул Крылан. — Никак вероломный франт Плутар! Да его ублюдок к моей дочери сватался, и вот он у моих ворот, готов идти на меня с мечом!

Голоса на улице затихли, и тогда один, властный и певучий, повелительно крикнул:

— Крылан! У тебя ещё есть возможность сдаться добровольно — в этом случае никто, клянусь Асварготом, не сложит головы! Разумеется, во главе Гроттхуля ты не останешься, но тебе гарантируется безбедное существование и неприкосновенность!

— Мы оба знаем, что этого не будет, дружище! — выкрикнул князь. — Я тебе сейчас переговорщика пошлю, потолкуй с ним немного, а там и решим, как нам быть!

Князь подозвал к себе двух дружинников и велел им сопроводить Грегори вниз. Служители следили за каждым движением князя, одного мановения которого было достаточно, чтобы здесь полились реки крови — вероятно, и их крови в том числе.

— Отец, ни к чему потакать этим слабакам! — возмутился Хекл. — Мы порубим их как скот!

— Ты уверен, что стоит доверять переговоры чужаку? — обеспокоенно спросил Альм.

Коварным взглядом Крылан пробежался по сидевшим вдоль стола адептам и ответил с улыбкой, явно наслаждаясь проворством своей мысли:

— Если они убьют наставника, другим Служителям придётся вступить в бой на нашей стороне. Если наставник окажется с ними в сговоре, мы убьём его учеников.

Дормо и Джошуа хотели возразить, но Грегори уже вышел из зала и теперь спускался на нижний этаж. Служители повскакивали из-за стола и прибились к широким окнам, выходящим на парадную лестницу. Несса пристроилась у крайнего, из которого открывался довольно ясный вид, пусть и подпорченный плечом глазевшего рядом Росса. Никто не осадил адептов, ибо и князь, и его сыновья, и дружинники сами были поглощены наблюдением.

Грегори появился у деревянных ворот, медленно сошёл по деревянной лестнице и остановился на деревянной мостовой. Перед ним было несколько рядов облачённых в кольчугу воинов, а впереди стоял мужчина с длинной шеей, в железном панцире и каплевидном шлеме с ворсовым султаном на макушке.

При виде Грегори человек неприятно сощурился. Положив ладонь на рукоять меча, он громко спросил:

— Ты из тех монахов, что накануне заявились в наш город? С чего бы Крылану позволять тебе вести переговоры от своего имени? Какая-то уловка?

— Я веду переговоры не от имени князя, — сказал Грегори. — Я веду переговоры от имени Раскалённой Цитадели и Служителей Пламени.

— Тогда не вижу причин, почему тебе есть дело до наших распрей, — ещё больше сощурился человек. — Я — тан Плутар, со мной тан Лугос и тан Лидий, — он указал куда-то в скопление косматых бород и озлобленных лиц, — и их дружины в придачу. Мы намерены избавить Крылана от груза княжества. За его выходки, из-за которых пострадало влияние наших родов!

— Князь не откажется от своей власти, — отвечал Грегори. — Если вы продолжите мятеж, это приведёт лишь к резне.

— Доколь мы не получим своего, резне быть! — прорычал Плутар, и дружинники, одобрительно галдя, застучали древками топоров.

— Я хочу вас предупредить, — в голосе Грегори не было и тени злобы. — Прямо сейчас младший сын князя и школяр нашего ордена решают проблему с рудомолами. Быть может, совсем скоро вам уже незачем будет биться.

Из строя резко выступил тан Лидий, который оказался мускулистым коротышкой в круглом шлеме. Остальные мятежники принялись переглядываться.

— Значит, Крылан наконец соизволил действовать? — спросил Лидий.

— Ещё бы он не действовал! — взвизгнул Плутар. — Мы взяли его за горло, вот он и пытается спасти свою шкуру! Вспомните его беспричинные нападки на караваны! Вспомните казни и вечные поиски шпионов! Князь стареет, и нам нужно его подвинуть, даже если на этот раз он образумился!

— В таком случае вас ждёт неудача, — всё так же доверительно проговорил Грегори. — Во дворце князя сейчас находятся адепты ордена. Если вы атакуете, им придётся защищаться — от вас или от людей Крылана. В обоих случаях весь верхний этаж Гроттхуля сгорит дотла, а нижние пострадают от обрушения. Стоят ли ваши амбиции этой несоразмерной жертвы?

Теперь вперёд вышел уже тан Лугос, широкий, рябой, рыжебородый.

— Этот монах дело говорит, Плутар. Будет ли резон в правлении пепелищем?

Над улицей разнёсся чистосердечный возглас Крылана:

— Всем, кто сложит оружие, обещаю княжеское помилование!

В строй мятежников закралось сомнение, раздались беспокойные разговоры и возня. Плутар, явно терявший позиции, выхватил из ножен меч, поднял его над головой и яростно завопил:

— Да вы что, совсем из ума выжили!? Верите словам Крылана, который лишил нас достатка из слепого желания насолить Эддеркоп?! Или не слыхали историй о том, как шагал он по головам к своему трону!? А те двое, которых послали в рощу? Бьюсь об заклад, они уже стали пищей для рудомолов, и кости их украшают насекомье гнездо!

На этих словах внутри у Нессы всё сжалось от ужаса. Плутар, которому удалось вновь овладеть вниманием мятежников, продолжал свою речь:

— Ужели вас, смелых воинов Гроттхуля, так напугали угрозы чужака!? — тан указал на Грегори пальцем. — Он пришёл сюда, в наш дом, и смеет диктовать нам свои условия! Суёт нос куда не нужно, грозится прибегнуть к своему хвалёному «пламени», чтобы посеять здесь разрушение, как в древности сеял разрушение его орден! Ужели вы, славные сыны Гроттхуля, убоитесь его угроз? Ужели сложите оружие и откажетесь проливать кровь, когда речь идёт о вашей чести!?

Тут возле строя восставших появились двое юношей. Ослабшие, измотанные, покрытые слизью, они плелись вдоль рядов звеневших кольчугами воинов, плелись медленно, но уверенно.

У Нессы отлегло от сердца. Она отвернулась, устыдившись тёплых слёз, побежавших по её щекам.

Когда адепт Арлинг и младший сын князя Фелинн достигли ворот дворца, все сумели как следует рассмотреть их — и воцарилось молчание. Фелинн устало опустился на ступеньку, ставя рядом вложенный в ножны меч, а Арли, отдуваясь после тяжкого подъёма, встал подле.

Заметив отцовское лицо в окне второго этажа, Фелинн тяжело поднялся и зычным, отчётливым голосом заявил:

— Гнездо рудомолов уничтожено, отец. Роща может и дальше давать нам древесину, — он посмотрел на Лидия и Лугоса. — И вам тоже, любезные таны.

Дружинники князя ликующе загромыхали топорами. Адепты улыбались друг другу, приплясывали, хлопали в ладоши. В нынешний миг они видели в Арлинге героя. Пусть это не продлится вечность, но всё плохое, что было между ними, временно стушевалось на второй план, стало незначительным, неважным на фоне той победы, с которой возвратился адепт.

Восставшие неловко ёрзали на месте, тряся шлемами. Их строй сделался каким-то неровным, ломким, и князь, с самодовольной ухмылкой отходя от окна, проурчал: “Эти в бой не пойдут”.

Грегори взглянул на Арлинга — взглянул с теплотой, даже с благодарностью. Адепт смутился и кивнул наставнику. Тот приблизился к потерпевшему крах Плутару.

— Пламя не годится для одного только разрушения, — сказал наставник. — В умелых руках оно служит благим целям: предотвращает насилие, обеспечивает стабильность, приносит мир. Я надеюсь, все присутствующие запомнят этот урок и передадут его другим. Надеюсь, будет жить память о том, как сегодня, благодаря Пламени, Гроттхуль сумел избежать бессмысленной бойни.