«Жди от зверя плотоядного жестокости
нечеловеческой, а от человека-без-огня
— жестокости бесчеловечной», — старинная
тартарийская поговорка.
Поворот был похож на дыру, прогрызенную в стене тракта. Оттуда веяло холодом, а внутри, как за чётко прочерченной границей, вдруг сразу становилось темно. Никто не бывал в Свекольных Уделах с тех пор, как их жители покинули свои дома и бежали к Раскалённой Цитадели. Путники, проходя мимо, тревожно заглядывали в эту чёрную пасть, боязливо отворачивали головы и спешили ускорить шаг. Служители Пламени, намеревавшиеся углубиться в это дьявольское чрево, казались им не иначе как безумцами.
— В моё отсутствие во главе будет Джошуа, — сказал наставник Грегори слугам и тем адептам, которые оставались на тракте. — Вирл, возьми мои часы и следи за временем. Если ровно через сутки мы не воротимся, Друзи отведёт вас к Хальруму. Там вы принесёте Пламя в дар баронессе Эддеркоп, правительнице города… — он вздохнул: — и свяжетесь с Гэллуэем. Коль скоро наше Шествие ждёт провал — да будут его решения мудрыми.
Телеги поставили у края дороги. Каждый из девяти покоящихся в них сосудов был практически бесценен, ибо Пламя такой силы и устойчивости могли сотворить лишь самые могущественные из Служителей. Это был достойный подарок для людей, наделённых властью и влиянием, который требовалось беречь как зеницу ока. Поэтому-то Грегори и брал в Свекольные Уделы лишь часть адептов, а остальных оставлял стеречь Пламя.
— Возвращайся живым, Арли, — прощался с другом Вирл, которому было страшно даже смотреть в сторону тоннеля. — По правде сказать, я рад, что меня оставляют у обоза… Но с вами ведь будет наставник Грегори, уж он вас без света не бросит!
Арли сидел на большом валуне и вытряхивал из стоптанных башмаков мелкие камушки. От долгой ходьбы его ступни покрылись грязью и мозолями. После вчерашнего он был особенно угрюм, и на каждого Служителя в отряде смотрел почти как на врага, ни с кем кроме Вирла не заговаривая.
— Я даже не знаю, что лучше, — проворчал он, — в темноте, в компании людей-без-огня и Горелого (так молодые адепты звали между собой Грегори). Или здесь… — и он презрительно глянул на Нессу, которая почёсывала загривок валяющегося на земле свинокрыса.
Хотя они были в пути уже без малого неделю, темноту во всём её мрачном величии Арли смог лицезреть лишь теперь. Наставники редко творили Пламя настолько мощное, как то, которое везли с собой «зарницы», и Вьющийся тракт всё время был залит ярким жёлто-оранжевым светом, при котором было сложнее разглядеть темень, чем избежать её. Давеча, когда они вступили в тоннель, умеренный цветок Пламени рдел только в ладони у Грегори. Наставник мог сотворить Пламя куда мощнее, однако путь предстоял неблизкий, а ему всё же необходимо было беречь силы.
Так они и шли: впереди Лузи с метательным дротиком наготове, за ним девять адептов, а посередине — Грегори с горящем в руке Пламенем, что разгоняло и теснило мглу. Адепты, шедшие позади, то и дело обгоняли друг друга, ибо каждый страшился чувствовать, как тьма наступает ему на пятки. Последим, назло остальным, плёлся Арлинг. Ему было страшно, но вместе с тем его отвращала трусость других носителей, и блики струились по его хмурому лицу.
Арли обуревала ненависть к наставнику Грегори, который теперь виделся ему главным виновником вторгшегося в обыденную жизнь разлада. Этот безумный старик играет какую-то свою игру, думал он. Устроил дешёвый спектакль на Браассе, разлучил Арлинга с Жерлом и теперь ведёт адептов неизвестно куда, недоговаривая и отмалчиваясь. Хуже всего, что отмалчивался — Арли безотчётно желал услышать хоть одну фанатичную речь, жаждал, чтобы хоть раз Грегори возвышенно его обругал. Когда это случалось сплошь и рядом, Али по крайней мере верил, что всё идёт своим чередом, но во время похода Грегори вообще никого из них не бранил, — а ведь он едва не спалил потомство Неугасимого Боннета!
Пока шли, Друзи без умолку болтал, хотя Арли заметил, что он всего-навсего напуган. Разведчик талдычил о родных краях: как жители Свекольных Уделов задабривали вихтов, чтобы те благословили их на урожай, как руки землепашцев становились синими от свекольного сока. Рассказывал, как они с братом выиграли свои дротики на гроттхульской ярмарке — оружие поистине редкое и дорогое, а потом сделались первыми охотниками в деревне.
— Муторно ведь даже не с рогатиной совладать, а наконечник раздобыть, — говорил он, — оно ведь работа тонкая, попробуй найди такого кузнеца, который сможет и наконечник, и древко по уму сработать… Ну и бросать, дело ясное, тоже надо поучиться. У нас с Лузи на то четыре года ушло — зато теперь никакая крыса от нашего броска не уйдёт!
— Чего тогда село своё бросили да сбежали, поджав хвост? — осклабился шедший рядом Махо.
— Это… это не то… — замямлил Друзи, лихорадочно стиснув в руке лук. — Они пришли, когда все у нас спали. Мы с Лузи подкинулись — и за оружие, но потом увидели… увидели, что вокруг творится…
Махо хотел ещё поиздеваться, но заметил, как неодобрительно смотрит на него Грегори.
— У тебя, адепт Махо, будет возможность доказать свою отвагу, — сказал наставник. — И Друзи сумеет поквитаться за своих друзей и родных, когда мы достигнем деревни.
— Наставник Грегори, — обратился к нему адепт Чембл. — Кто же такие всё-таки эти люди-без-огня? Я много о них слышал, и от папаши своего, и от проезжих в Цитадели, но откудова они взялись, а?
— Мы зовём их людьми, однако, по существу, от людей в них осталось мало, — ответил Грегори. — Тартария огромна, света в ней на всех не хватает, и в удалённых пещерах всегда найдутся те, кто вынужден жить во мраке, борясь за выживание высочайшей ценой. Справедливо замечу, что не все люди-без-огня кровожадны. Но большая часть не способна ни к состраданию, ни даже к разумному мышлению, и встреча с ними почти наверняка приводит к смертоубийству.
Арли почувствовал, как остальные Служители стали с неприязнью посматривать на него — особенно Махо, который давно выбрал его главным предметом своих издёвок. У Арли была вся жизнь, чтобы привыкнуть к этим взглядам, но он всё же почувствовал всегдашний укол смущения и едкой ненависти к себе.
— Это что же, выходит, нам предстоит встреча с ними?.. — неуверенно спросил Чембл.
— Я взял вас в Шествие как самых многообещающих адептов, — мрачно отозвался Грегори. — Вспомните все знания, полученные в Цитадели, заручитесь благословением Пламени. И докажите, что я в вас не ошибся.
ㅤ
Тоннель резко взял левее, изогнулся, пополз под наклон и стал полнеть. Иногда он разветвлялся, но в сопровождении Друзи у Служителей не было ни малейшей возможности свернуть не туда. Вскоре они вышли в просторный грот, и перестук их шагов умолк. В темноте было сложно оценить размеры этой пещеры, но эхо и прохладный воздух сообщали о её немалой величине. Футах в пяти от Служителей, овеянный светом Пламени, показался колодец; правее из темноты выступал край свекольной грядки.
— Пришли, — шёпотом сообщил Друзи. Его голос отразился от стен пещеры, которых никто не мог разглядеть.
Грегори шагнул вперёд. Теперь взору остальных уже отчётливо предстали подпёртые рядами камней грядки с рыхлой чёрной землёй, а колодец округлился и подбоченился, обрёл ясную форму. Грегори стоял возле него с воздетой рукой, в которой было Пламя, и вглядывался в пустоту. Седовласый наставник в зелёном мешковатом плаще, ярко-оранжевый свет в его ладони — и безликая, прожорливая тьма впереди.
— Зажгите Пламя, — обернулся он к адептам. — Друзи, ты знаешь, откуда враг мог напасть?
Разведчик уже наложил стрелу на тетиву лука и был готов стрелять в сторону любого подозрительного шороха. Он ответил не сразу, всё так же тихо:
— За домом скряги Блэра старая расселина есть… Может, оттуда повылезли, но наверно-то не скажешь…
— В таком случае отправимся туда. Можете рассеяться, только не слишком — оставайтесь в пределах света друг друга. Держите ухо востро и будьте наготове. Ну, идёмте.
Звук его речи, уверенный и ясный, вспарывал тишину, как вспарывает плоть заточенный кинжал. Служители ободрились спокойствием наставника, и девять огней зарделись один за другим в их руках. Затем они разошлись в стороны, так чтобы каждый находился в пределах света другого, и осторожным шагом двинулись вслед за Грегори, боязливо перешёптываясь и озираясь.
Арли заметил, что у Друзи трясутся ноги, а вся прыть Махо куда-то исчезла. Другие адепты тоже ступали осторожно, разговаривали приглушённо, точно старались не гневить тишину, — даже адепт Фролл, который был старше остальных и помнил Изгарный Раздор, заметно тревожился. Из темноты один за другим выплывали квадратные глинобитные домишки, чернели истоптанные свекольные грядки, а землю устилал оставленный инструмент. Арли заметил несколько перевёрнутых корзин с разбросанной вокруг гнилой свеклой: «Они поймали нас врасплох, — жалобно сказал Друзи. — Так бы мы ни за что не бросили урожай, а теперь вот столько труда в пустую…»
Пятна загустелой крови мелькали на каменистой земле. Первое тело лежало в следующей пещере, возле разбитых кувшинов с удобрением. Некоторые Служители уже видели смерть: когда в Подмётке умирали от истощения беженцы, или когда в Цитадели какого-нибудь незадачливого адепта казнили за воровство, сжигая его заживо и сбрасывая труп в Жерло. Но здесь была иная смерть: женщина лежала на спине, с устремлённым вверх безмятежным, миловидным даже лицом. Со стороны казалось, что она только глубоко задремала, но когда Служители подошли ближе, стала заметна нижняя часть её туловища — истерзанное, обезображенное месиво обглоданных костей, а лик её при ближайшем рассмотрении обернулся бледной, обтянувшей череп маской.
Адепт Махо, который первым наткнулся на тело, двумя руками схватился за живот, извергая на холодную землю недавно съеденных скроггов. Другие отшатнулись, воскликнув, а Друзи стал всхлипывать и опустился на колени возле разорванного трупа.
— О, Аннет… — простонал он, — Мне так жаль, Аннет…
— Держитесь как подобает Служителям! — крикнул Грегори адептам, ошеломлённо уставившимся на покойницу. Затем он подошёл к Друзи, положил руку ему на плечо и сказал: — Предадим её Пламени, друг мой… Это единственное, что мы можем для неё сделать.
Арли не хотелось смотреть на них. Горевать из-за смерти другого человека — что может быть более жалким! Он отвернулся и отошёл от остальных, насколько позволял круг света, созданный их Пламенем. Рядом с очередной грядкой, пошире и побольше остальных, он увидал вертикальную каменную стелу с резным алтарём в основании. Несколько высохших, сморщенных кусков свеклы и какие-то серебряные безделушки лежали на нём.
Арли услышал, как возле стелы очутился адепт Чембл. Похоже, ему тоже не хотелось слушать стенания Друзи.
— Тут они обхаживали своих вихтов, — объяснил он. — Я слыхал, раньше вихтам приносили в жертву людей, но местные, пожалуй, только часть урожая им отдавали…
— И зачем же? — спросил Арли.
— Чтоб духов земли задобрить, ясное дело. Коль вихты не задобрены, урожая никакого не разродится. Злые вихты могут даже болезнь наслать или обвал устроить… Поэтому им не только землепашцы кланяются, но и путники, и купцы, такие как мой папаша.
Позади кратко вспыхнуло — наставник Грегори произнёс над телом девушки брульхиду и возжёг Пламя. Арли усмехнулся:
— Деревенских это не спасло. Урожай то у них был, да только всё кончилось тем, что они сами едой стали.
Чембл почесал голову и задумался.
— Ну, духи естества вообще ребята чудные. Не дано нам понять их — а ведь они живут даже в Пламени, возле нас! Толкуют, будто Жерло то хиреет, то снова разгорается, и старые легенды кличут о саламандрах, которых сейчас уж не встретишь… Говорю тебе: не в жизнь не понять нам природных сил! Остаётся только молиться да надеяться, что они изволят нам благоволить.
Арли в недоумении покосился на него. Кощунственная речь, за которую в Цитадели можно заработать суровое наказание.
— Твоё счастье, что никто из наставников этого не слышит…
— Знаю, знаю, — оборвал Чембл. — Просто нынче мы так далеко от Жерла, и кажется, что все правила остались там… К слову, я ещё помню кое-чего из тех ритуалов, которым меня папаша учил. Могу как-нибудь и за тебя строптивым вихтам словечко замолвить.
По пещере пронесся оклик наставника Грегори. Друзи уже пришёл в себя и стоял рядом: глаза разведчика были красными от слёз, а в том месте, где лежала девушка, покоилась кучка шелковистого пепла. Адепты зашагали дальше. Арли вдруг подумал, что Чембл не такой уж плохой парень, пусть они никогда не были друзьями.
Деревня располагалась в трёх больших пещерах, соединённых выбитыми в скале переходами. К одной стене жались непритязательные домишки селян, между которыми теснились развороченные склады инвентаря и хранилища урожая, а вдоль другой располагались грядки, — и так в каждой пещере, только две были подлиннее и пониже третьей. Сквозняки раскачивали скрипучие ставни, чернели дыры распахнутых дверных проёмов. Скромные пожитки селян валялись где попало вместе с каплями крови, которые те роняли, спасаясь от нагрянувшей в их дом смерти.
Пока шли, мертвецов становилось всё больше; кости с клочками бурого мяса путались под ногами, и редко Служителям попадись останки, в которых ещё можно было распознать человеческий силуэт, — одни только истлевшие обломки, обрывки, разрозненные частицы того, что когда-то было людьми. Все тела, которые имели хоть немного цельный вид, адепты предавали Пламени, но над ними Друзи почему-то уже не плакал, как над той девушкой.
— Может… может, это звери их так растащили… — сказал, пошатываясь от головокружения, адепт Махо.
— Где люди-без-огня побывали, там звери не водятся, — сухо поправил его адепт Фролл.
В последней пещере, за пузатым домом с большим крыльцом, чья дверь была широко распахнута и сорвана с петель, в скале зияла узкая расселина. По краям этого провала виднелись подсохшие следы, оставленные чьими-то окровавленными пальцами, — но сама расселина была перекрыта тяжёлой телегой.
— Вот это место, — сказал Друзи. — Ничего не пойму… Оно загорожено, значит кто-то из наших успел здесь окопаться.
— Но деревня пуста, — заметил наставник Грегори. — И не похоже, чтобы местные одержали верх. Стало быть, существует ещё один проход, через который люди-без-огня хлынули в Свекольные Уделы.
Друзи сокрушённо кивнул.
— Теперь понимаю, почему они были точно всюду… Наверно, вломились сперва в соседнюю деревню, а как там кончили, нагрянули к нам.
Разведчик объяснил, что местный по имени Блэр, которому принадлежал дом в конце улочки, был сельским старостой. Перед фасадом его жилища лежала вытоптанная площадка, где селяне собирались на совет, отмечали праздники, играли свадьбы. Когда Служители вернулись к крыльцу, откуда Друзи хотел повести их к переходу в соседний Удел, в сенях дома послышались шорохи.
Грегори резко поднял ладонь, другие Служители замерли. Молчание показалось не просто мучительным, но убийственным, обладающим злобной волей, насмехающимся над ними. Грегори прислушивался к возне, которая всё не стихала. Он стал медленно приближаться к крыльцу, держа наготове Пламя, пока другие затаив дыхание выжидали.
Но в тот самый момент, когда наставник был в шаге от порога, где-то в дальней пещере, за непроницаемым заслоном тьмы, усеянной мертвецами, хлопнуло окно. Звук гулкого удара прокатился по опустошённой деревне, отразился от каменистых сводов и вселил ужас в сердца Служителей.
— Все ко мне! — крикнул Грегори, отшатнувшись назад к адептам. — Встаньте в круг, из него ни на шаг!
Служители скучились возле наставника, выставляя из-под плащей руки с горящим Пламенем, и взгляды их неистово метались по углам, еще минуту назад казавшимся неподвижными. Тьма в доме старосты зашевелилась, в черноте дверного проёма показалась рожа — не лицо — с гнилыми искривлёнными зубами и мутными бельмами на глазах. Сгорбленная человеческая фигура выскочила из окна соседнего дома. В другой пещере нарастали, приближаясь, рявкающие голоса, едва ли способные выходить из человеческих глоток.
Из всех адептов только Фролл и Дормо, наученные опытом войны, владели собой, хотя дрожь пробирала и их. Остальные теснились ближе к центру, пихали друг друга локтями, так что паникующему Арлингу захотелось выжечь всех вокруг дотла, чтобы только остаться в покое. Кто-то швырнул сгусток Пламени в окно ближайшего дома, но снаряд не достиг цели: разбившись о серую стену, он высветил ещё больше уродливых силуэтов, снующих в тенях меж домов, а у входа в пещеру уже копошились очертания ревущих и лающих тварей, рвущихся к невиданному, но столь притягательному Пламени.
— Служители! — ободряющий голос Грегори взметнулся над головами, завладев вниманием напуганных адептов. — Держитесь плечом к плечу, помните, что эти заблудшие души — не чета нашему Пламени, а только преграда на священном пути! Здесь мы стоим, братья! Вспомните усвоенные уроки, дабы в грядущем сказано было, что реставрация ордена началась отсюда!
И сразу из темноты на него бросилась покрытая грязью женщина, протягивая к горлу Грегори руки с корявыми ногтями. Наставник взял Пламя в две ладони, выставил их вперед и пролил на обезумевшую раскалённый поток — женщина завопила и свалилась навзничь, объятая Пламенем. Самообладание вернулась к адептам, и они, вторя наставнику, стали бросать в людей-без-огня оранжевые сгустки Пламени, опаляя и выжигая плоть безумцев. Один за другим выскакивали они из домов, ползли к Служителям на четвереньках, как животные, скаля гнилые зубы, распахивая невидящие глаза, — и каждый валился наземь в нескольких шагах от цели, сражённый Пламенным снарядом, корчась от ужасных ожогов.
— Так держать, братья! — кричал Грегори. — Держите строй, поите их нашим праведным светом!
Воздух наполнился запахом горелой плоти, свистели копья Друзи, взмывали в воздух сверкающие клочки Пламени, и от яркого света у адептов болели глаза. Арли, который больше слушал, чем смотрел, заметил, как дышит адепт Махо, стоявший между ним и Чемблом. Это было частое дыхание труса, лицо Махо покрывал холодный пот, а люди-без-огня всё бросались и бросались, с каждым убитым подступая ближе к кругу Служителей, усеивая площадку перед домом старосты своими телами — горящими или сражёнными дротиком.
Арли ужасал неистовый натиск врага, но он находил удовольствие в том, что сражается с поднятой головой, пока тот, кто столько раз измывался над ним, дрожит и потеет от страха. Махо истерически выбросил вперед руку, швыряя очередной огненный шар. Потом он оглядел оскаленные морды людей-без-огня, повернул голову к Арли, взглянул на него как-то странно, как смотрят на обнаруженного в осаждённой крепости лазутчика, и — с воплем ужаса кинулся за угол ближайшего дома, разрывая строй.
— Назад, идиот! — заорал адепт Фролл и сделал несколько шагов вслед за Махо, пытаясь ухватить его за плащ. Сразу же голый мужчина, чьё тело было покрыто струпьями, вспрыгнул к нему на спину и вцепился зубами в шею, выдирая из неё кусок мяса.
— Ни шагу! — попытался осадить их Грегори, но было уже поздно. Один из дикарей ворвался в круг, толкнул Чембла, ещё больше смешав построение. Арли видел, как Чембл попятился, как сразу несколько цепких лап ухватили его, повалили на землю и утянули во тьму; слышал, как Чембл закричал, когда его стали заживо рвать на куски.
Стена неизбывного ужаса отгородила Арли от мира. Кто-то схватил его за ногу — он посмотрел вниз, на дикаря, лицо которого было оплавлено, обнажая два ряда почерневших зубов. Его выкипевший глаз стекал по щеке, скатанные волосы тлели, но он всё же цеплялся за ногу Арлинга, и ничего не было в его плывших чертах, кроме неистребимой жажды крови.
Арли вырвался, упал на четвереньки, стал отползать. Дикарь по-прежнему висел на шее у Фролла, вгрызаясь адепту в горло, вокруг горели тела, и где-то в стороне истошно кричал адепт Чембл, заглушая воплями приказы Грегори. Арли заметил адепта Махо, который сидел за углом дома с пылающей крышей, с обмоченными штанами, и сотрясался от рыданий, — и в следующий миг кто-то опять сбил его с ног и навалился сверху. В беспомощной попытке спастись он закрыл лицо рукой, и тогда вдохнул немыслимый смрад гнили, а затем почувствовал, как предплечье пронзает страшная боль.
В голове у Арли мелькнула мысль, что он в шаге от гибели — самой ничтожной, самой мучительной из всех, какие можно представить. Она была так близко, что её лобзания казались до отвращения интимными, но Арли вдруг осознал: ему просто хотелось жить.
Он закричал.
ㅤ
Потом они не вспоминали, как покинули Свекольные Уделы, оставив позади груды обугленных тел и охваченные Пламенем дома. Не вспоминали, как силились отыскать Чембла, но нашли только его руку, оторванную от остального тела, на которой лишь доставшийся ему в наследство перстень позволял узнать адепта. Не вспоминали, какая могильная тишина сопровождала их в обратном пути, когда они, израненные и удручённые, плелись назад к обозу, поддерживая тех, кто был слишком изувечен, чтобы идти своими силами.
В пути умер адепт Фролл; на шее у него зияла страшная рана, оставленная зубами человека-без-огня. Грегори прижёг её Пламенем, но Фролл пролил слишком много крови, чтобы выжить, и на одном из привалов Служители поняли, что его душа слилась с Жерлом. Позднее, корчась от боли на дне телеги, умер адепт Шэй. В неразберихе боя кто-то из Служителей обжёг его, и слуги не могли ничего сделать — только унимать его страдания настойкой бурого мха, пока не стихли его стоны и не прекратилось дыхание.
Арли так ничего и не рассказал Вирлу, хотя архивариус был очень настырен в своём любопытстве. Впрочем, Вирл и так догадывался о случившемся, — он видел запечатлённое на лицах адептов потрясение, видел их жуткие раны, — и предпочёл не донимать друга, который пребывал в состоянии горького оцепенения.
Когда, двинувшись в путь, остановились для сна, наставник Грегори вновь сидел возле телеги с Пламенем. Арли был возле него, уставившись на стекло пузатого сосуда, за которым клубился оранжевый свет. Вокруг стенали раненные, выл от мучительных ожогов ещё живой адепт Шэй. Свет Пламени обрисовывал изуродованную половину лица Грегори, а здоровая была оттенена и почти скрыта из виду.
Арли посмотрел на свою руку, прокушенную едва не до кости под слоем грязных бинтов.
— Мы победили, — тихо сказал он. — Почти все люди-без-огня сожжены, а остальные бежали.
— Да, — хрипло ответил Грегори.
— Орден снова вступил в бой. Он доказал, что Жерло всё ещё сильно, что со Служителями должны считаться…
— Да, — в голосе наставника читалась усмешка.
Арли опустил голову ниже, растрёпанные серые волосы закрыли его лицо, и голос задрожал:
— Тогда почему, во имя Рейна, никто здесь не ликует?..
Голос Грегори был всё так же низок и ровен:
— Они оплакивают друзей, погибших во славу Пламени.
— Вы нас туда повели! — процедил Арли. — Это из-за вас они погибли!
— Верно, — спокойно сказал Грегори. — Я полагал, что вы готовы к бою, и совершил ошибку. Это стоило жизни адепту Чемблу и адепту Фроллу. Мне предстоит с этим жить, но таково бремя лидерства, возложенное на меня Пламенем. Ты можешь презреть меня, юный Арлинг, но в следующий раз, когда мы встретимся с опасностью, ты уже не дрогнешь.
— Значит, вот для чего всё это? — через силу рассмеялся Арлинг. — Очередной урок мудрого наставника, который мы должны будем помнить?
— Этот урок преподал вам не я, — сказал Грегори. — Его преподала Тартария.
Арли молчал. Он до сих пор не знал, как ему воспринимать то, что случилось на исходе боя. Это словно произошло в ужасном сне, или с кем-то другим, кто поведал ему об этом, но протяжный вой Шэя напомнил: всё было взаправду.
— Вы спасли меня… — нерешительно сказал он. — Там, в Уделах, вы оттащили от меня человека-без-огня и сварили ему череп.
— В бою я спас не только тебя, — беспристрастно заметил Грегори. — Жерло дало тебе столь многое, но не научило понимать простое человеческое сострадание. Мы здесь не только чтобы служить, юный Арлинг. Мы можем сопереживать, любить, восхищаться, жертвовать. Служители стали забывать, что, помимо избранников Жерла, они ещё и люди. Я верю, нашим походом мы сумеем это изменить, — но наш путь будет нелёгким.
— Вы правы, я уже совсем ничего не понимаю, — Арли снова засмеялся, но из глаз его текли слёзы. — Только одно: я понял, что вы имели ввиду, когда сказали, что во мне живёт тьма. Я видел эту тьму сегодня, наставник. Она стремилась ко мне, она желала меня, и я почти не мог ей противиться. Вы ведь это имели ввиду? То, что было в лицах этих страшных людей, — оно есть и во мне, не так ли?
— Ты хотел сжечь девочку, — напомнил Грегори. — Когда ты вытащил её из телеги, ты готов был без раздумий прервать её жизнь Пламенем.
— Её отец… — Арли до боли зарылся пальцами в свои волосы, прогоняя воспоминания о холодных прикосновениях Боннета, соединившихся в его памяти с кровожадными мордами людей-без-огня.
— Прегрешения её отца к ней не относятся. Ты и сам должен это понимать, ведь твои родители были людьми-без-огня. Это и есть тьма, Арлинг. Я хочу услышать: готов ли ты с этой тьмой бороться? Желаешь ли ты искоренить её, не только снаружи, но и в себе?
— Да! — с болью в голосе воскликнул Арлинг. — Не ради сострадания, не ради любви или сочувствия, о которых я ничего не знаю! Я только хочу уничтожить это, испепелить навеки то, что я увидел сегодня! Ради этого я готов спуститься хоть в самую бездну Тартарии, ибо знаю, что такого в мире быть не должно!
Грегори чуть наклонился вперёд, и теперь на его лице вновь была двойственная маска — доля бесформенного разрушения, доля старческой мудрости. Арли показалось, что глаз наставника сверкнул торжествующим блеском.
— Тогда начало положено, юный адепт.