«Грибные Топи одевают в шелка аристократию,
поят грибными настойками всякого третьего
пьяницу, согревают торфом едва ли не каждый домашний
очаг. При всём при этом им удаётся оставаться одной из самых
загадочных и заказанных для чужаков областей Тартарии»,
— Борхес из Хальрума, «Рассуждения о городах Тартарии».
В дороге Фелинн и Арли вели себя так, будто первый не оказался оборотнем, а второй не обжёг его хвостом саламандры, жившей в плаще. Адепт хотел услышать объяснения княжеского сына, а уж потом решить его судьбу. Фелинн был ещё слаб от полученных ожогов и едва ли смог бы оказать сопротивление, хотя раны заживали на нём с чудодейственной скоростью. Арли и сам не представлял, что хочет от него услышать, но почему-то верил — или хотел верить — в наличие у Фелинна хоть какого-нибудь оправдания.
Неужели Арли действительно придётся его убить?.. Фелинн был опасен, это не подлежало сомнению. Ещё он был нахалом и высокомерным козлом, но Арли, как ни прискорбно было это признавать, успел привязаться к нему в походе. Он не доверял княжескому отпрыску, а после увиденного ещё и опасался его, — но смерти Фелинну не желал.
Для остальных придумали не самую убедительную, но соответствующую внешним признакам историю. Якобы Арли и Фелинн нарвались в Железных Норах на бандитов, и в пылу схватки Арли случайно обжёг княжеского сына. Барон Ротте, не желая дожидаться, пока чужеземные гости принесут новые неприятности, выставил их вон. Так это преподнёс Арли, а Фелинн с глупым видом поддакивал ему и присовокуплял неуместные подробности, призванные добавить всей небылице правдивости.
И похоже, Друзи такое объяснение устроило. Не то чтобы ему вообще нужна была причина продолжать поход — жажда мести и без того не позволила бы ему прохлаждаться в Железных Норах слишком долго. А вот недоверчивый взгляд Нессы подсказывал, что она заподозрила в словах Арли ложь. Так это было или нет, девушка не высказала открыто. Арли был ей благодарен: именно громких сцен он хотел избежать, утаивая правду.
— Всё это после смерти матери началось, — рассказал Фелинн во время привала, когда они с Арли шли наполнять бурдюки в ручье. — Говорят, над княжеским родом Гроттухля висит проклятье, и дети княжеских кровей иногда становятся оборотнями. Когда они обращаются, то утрачивают над собой власть. Ими управляет чудовище, обуянное жаждой убийства и голодом. Да, именно в таком порядке…
Арли выслушивал его, не прерывая. Фелинн наклонился к небольшой скальной трещине, в глубине которой журчал ручей, и зачерпнул немного воды горлышком фляги. Затем ещё раз.
Он продолжал:
— Обычно превращение можно предвидеть. Здоровье ухудшается, возникает тяга к крови… В такие периоды меня обычно запирали за какой-нибудь крепкой дверью и не отпирали её до тех пор, пока то, чем я становился, не прекращало визжать и скрестить в неё…
— Девушку убьют, — сообщил Арли.
— Чего? — переспросил Фелинн.
— Девушка, на которую ты напал. Ротте сказал, её умертвят, чтобы не держать среди челяди лишний рот.
Фелинн долго молчал, опустив голову к ручью. Вдруг он с отчаянной злобой вскрикнул и саданул кулаком по щербатой поверхности камня. На его ладони появились кровоточащие ссадины, но княжеский сын словно и не заметил этого.
— И так всегда, Служитель, — глухо выдавил он. — Всегда. Своей семье я не принёс ничего, кроме бед. Отец стыдится меня, а порой делает вид, что меня вообще не существует. Так было, когда в Гроттхуль пришёл ваш орден — остальные привечали вас рядом с ним, а я был запрятан подальше, чтобы обо мне, упаси Мэлвэ, никто не услышал. Теперь ты понимаешь, для чего я отправился с вами, Служитель? Мне всего лишь хотелось нести знамя своего рода в походе против зла. Хотелось убедить отца, что я достоин называться его сыном.
— А ты не думал, что князь преследовал иные цели, отпуская тебя в поход? — спросил Арли. — Не думал, что он увидел возможность от тебя избавиться и воспользовался ею?
— Пусть так! — без колебаний выпалил Фелинн. — Пусть так, но другого мне не остаётся! Я чудовище, Служитель Арлинг. Ты всё видел сам, ты сражался с моей гадкой личиной! И если желаешь меня убить — я не стану сопротивляться. Ты можешь прогнать меня, но в одиночку на Срединных ярусах мне не выжить, а возвращаться в Гроттхуль с позором я не стану. Лучше приму смерть от твоего Пламени.
Арли несколько времени постоял, посмотрел на его согнутую над ручьём фигуру, вяло освещённую зарослями тревеска. Потом взял из рук Фелинна флягу, убрал её под плащ и отправился назад.
— Меня тоже считали чудовищем, княжеский сын. До недавнего времени я даже не отрицал этого, но теперь… теперь многое изменилось. Если наш поход может изменить и тебя, я лучше сохраню тебе жизнь.
— Но что если я обращусь!? — вопросил Фелинн ему вслед.
— Если обратишься, — ответил Арли, оборачиваясь, — моя саламандра снова тебя утихомирит. Только знай, я пока не научился её контролировать. Так что… лучше бы тебе покамест не обращаться.
ㅤ
— Сам-то я в Грибных Топях не был, но знавал много егерей и торговцев, которые там промышляли, — рассказывал Друзи. — Топи тянутся на много миль, а тамошний барон заседает в городке с потешным названием Фаар-Толи.
— Нас пропустят? — спросил Арли, жуя сушёный гриб.
— На торговый пост пропустят, а дальше — уж не знамо, — Друзи почесал голову. — Слышал, они там к чужакам с подозрением относятся. Но уж мы то с важным делом, нас не пустить нельзя!
Все знали, что Грибные Топи были последним оплотом цивилизации на пути к Глубинным ярусам. Отдалённое, таинственное место, о котором существует больше сказок, чем достоверных историй. Под ним — Нижние ярусы, опустошённые цвергские руины, люди-без-огня. Уже теперь приближение края было почти осязаемым и давило на душу своим потусторонним весом.
Сны, преимущественно кошмарные, стали являться чаще. Друзи на каждом привале разговаривал с матерью, плакал в полудрёме и испуганным голосом просил прощения за то, что не сумел уберечь брата. Арли, засыпая, опять и опять оказывался в своей келье, где лежал обездвиженный и видел нависший над ним чёрный силуэт Неугасимого Боннета.
Он снова сторонился Нессы, раздражался её присутствием, ибо даже бодрствуя, имел перед глазами напоминание о том, кто явится ему во сне. Замечая резкость Арлинга, девушка сама вела себя с ним нему холоднее, вследствие чего они почти не разговаривали, хотя оба пребывали во власти иллюзорных и имеющих мало общего с реальностью обид.
Может, всё дело было в штратах, которые обитали на Срединных ярусах. А может, сны нападали на уставших путников сами по себе.
Как-то после непродолжительного забвения Фелинн сказал:
— Я сейчас видел Путаную рощу… Её стволы уходили далеко вверх, сквозь твёрдые скалы и узкие пещеры. А потом оказалось, что это вовсе не стволы, а ветви другого дерева, настолько огромного, что не обхватить вдесятером… Стволы Путаной рощи вырастали из его основания и без конца разветвлялись глубоко под землёй. А само дерево не упиралось в потолок, можете представить? Тянулось ввысь, ввысь и ввысь, пока…
Он осёкся.
— Пока что? — с любопытством спросил Друзи.
— Не знаю… — пробормотал Фелинн. — Не могу вспомнить…
ㅤ
Торговый пост Фаар-Толи навевал мысли о тоске и запущенности, но если учесть совсем обезлюдевший и наводнённый опасностями тракт — ничуть не удивлял. На входе в пещеру путникам предстала небольшая площадь, которую неравномерным кольцом обрамляли лотки и навесы. Большинство лавок стояли покинутыми; крысы бегали от одного лотка к другому, выискивая то немногое, что ещё не успели доесть. Возле двух навесов наблюдалась какая-никакая жизнь. Там особо отчаянные торговцы шелками заключали сделки и грузили в телегу свой товар, приготовляясь к маршруту, который, вполне вероятно, станет для них последним.
Площадь охраняли странного вида караульные. Их долговязые тела были прикрыты хитиновыми доспехами, лица казались бледными и осунувшимися. Снуя по приземистой каменной стене с алебардами на плечах, они были похожи на трудолюбивых насекомых, бдящих на страже улья.
Но все сомнения в человечности стражников развеялись, когда решётчатые ворота в основании стены вдруг поднялись и через площадь проковыляла делегация неведомых существ.
Это были люди. Во всяком случае, отчасти. Их одеяния были скроены мешковато, а лица имели лазурно-голубой оттенок. Вместо волос их головы покрывали твёрдые на вид наросты, от совсем маленьких до непропорционально огромных, а глаза смотрели безучастно и неподвижно, как глаза рудомолов. Среди всего сборища особенно выделялся один участник, который держался впереди остальных, чуть более горделиво и вальяжно. Из его головы, в самом непосредственном и буквальном смысле этих слов, вырастали два упитанных гриба с толстыми лиловыми шляпками набекрень.
Арли и остальные смотрели на пришедших разинув рты.
— Чую средь вас одного нелюдя… — высоким, ломким голосом молвило существо с грибами на голове.
— Я Служитель Пламени, а это… — Арли задумался. — Это мои сопровождающие. Мы хотели видеть барона, чтобы обсудить с ним одно важное дело.
— В таком случае рад встрече, — существо поклонилось. — Барон Грзуб, к вашим услугам. А это моя свита, — он обвёл рукой остальных чудаков.
От понимания того, что перед ним барон, Арли передёрнуло. Что произошло с этим человеком? Какая-то глубинная магия?
Служитель не был мастаком по части приветственных церемоний и решил сразу перейти к делу:
— Над Тартарией нависла угроза, — сказал он. — Бароны собираются на переговоры, и я бы хотел знать, примите ли вы в них участие. Со мной Фелинн, сын гроттхульского князя Крылана.
— Да-да, я знаю о переговорах, — закивал Грзуб. — Мы с моим советом как раз обсуждали этот вопрос. Хорошо, что вы прибыли так вовремя, очень, очень хорошо. Мы обычно в город чужаков не пускаем, но сегодня, видит Черногриб, обстоятельства сами вынуждают нас сделать исключение. Прошу, прошу.
Барон и его свита засеменили назад к воротам. Арли посмотрел на Фелинна — тот только пожал плечами. Несса и Друзи молчали, доверяя решение Арлингу, но в лицах обоих прослеживалась тревога. Арли вздохнул, без слов давая понять, что иного выбора нет, и первым отправился вслед за правителем Фаар-Толи.
Едва они миновали ворота, как очередная волна неожиданных открытий ударила им в голову. Может, когда-то Фаар-Толи и был городом на окраине Грибной Топи, но теперь было похоже, что Грибная Топь сама проникла в его стены и безраздельно властвовала над ним. Крыши домов покрывала странная зеленоватая плесень. Издалека Арли показалось, что она шевелится, но когда он подошёл ближе, то ничего подобного не заметил, — либо она просто замерла, почувствовав его приближение. Странно, что такая мысль вообще пришла ему в голову, но чтобы понять, как это вышло, стоило просто взглянуть на городскую ратушу, из мансарды которой росла целая колония гигантских грибов, чьи шляпки ритмично сокращались под влиянием неподдающихся трактовке жизненных процессов.
К ратуше и направлялся барон Грзуб со своими подданными. Путники ковыляли за ними, и подошвы их башмаков утопали в слизи, застилавшей улицу. Пахло сыростью и прелью. С порогов жилищ на чужаков взирали люди — одни были просто бледны, а кожа других приняла почти такой же оттенок, что и у свиты барона. При виде гостей горожане двигались осторожно, как бы ежесекундно ожидая нападения, и ребристые грибковые наросты до неузнаваемости искажали лица многих из них.
Стражники в хитине покорно распахнули двери ратуши. Коридоры здания были изувечены сыростью, с потолков свисал мох, напоминавший гроздья шевелящихся червей. Грзуб проследовал в круглое помещение, под потолком которой мягкой плёнкой было натянуто нечто липкое и подрагивающее.
Чинно развернувшись, он подождал, пока его советники займут свои места, и взглянул на гостей.
— Что скажете? — с простодушной улыбкой спросил он. — Ну, я о Фаар-Толи. Ах, простите… — опомнился он. — Я успел порядком удалиться от человеческого понятия эстетики. Верно, вас всё увиденное слегка… ошеломило.
Ответом ему было молчание. Как выразить свои впечатления, чтоб ненароком не оскорбить барона? У Арли не было на этот счёт никаких идей, и он предоставил Фелинну заняться владыкой.
— Ваш город прекрасен своей, неповторимой красотой, — сказал княжеский сын настолько убедительно, что другие задумались, не искренен ли он. — Однако вынужден омрачить свой восторг неприятными вестями. На Цверговом мосту мы — я и этот Cлужитель, — он указал на Арли, — подверглись нападению тени. Что это был за враг, нам неведомо, но мы считаем, он стоит за бесчинствами людей-без-огня и исчезновением крестьян.
— До нас доходили слухи о происходящем на тракте, — кивнул один из советников барона, голову которого венчал похожий на гребень нарост. — Но Фаар-Толи не вмешивался в политику Тартарии уже много лет. Теперь это более уместно для нас, чем когда-либо.
— Позволь нашему гостю договорить, Бурлюк, — вежливо потребовал барон.
— Если вы не вмешаетесь на этот раз, тьма придёт и в ваш город, — сказал Фелинн. — При всём уважении, это вопрос выживаемости Тартарии.
— Ты не знаешь, какие силы покровительствуют Фаар-Толи, мальчик, — заметил низкорослый советник, один глаз которого был целиком скрыт полипом, а другой был выпучен так, что едва не вываливался наружу.
— Курмаррак хочет сказать, что мы давно уже перешагнули через нашу человеческую природу…
Грзуб заложил руки за спину и медленно прошёлся по скрипучему полу. В помещении наступила тишина; только слышно было, как шевелится странная плёнка под потолком. У всех возникло чувство, будто сейчас из уст барона должно прозвучать нечто важное.
— Мы знаем о приближающейся угрозе больше, чем вы думаете, — обратился он к гостям. — Она надвигается с Глубинных ярусов, и источник её — самая чёрная и глубокая пропасть нашего мира. Бронн.
Арли и Нессу охватила дрожь. Впервые со дня отбытия из Железных Нор они пали жертвами безупречной солидарности — их обручил ужас. Ужас увиденной во сне бездонной ямы. Конца концов.
— Здесь, в Фаар-Толи, мы предвидели это, — прозвучал ломкий голос барона. — Мы знали, что однажды Мрак снова вырвется из Бронна и вступит в схватку с Пламенем, как это было от начала времён. Но правда в том, что эта схватка лишена смысла. Да-да, совсем лишена… Жерло Извечного Пламени — такой же инструмент тьмы в людских руках, как и всё остальное…
— Быть этого не может! — шагнул вперёд Арли. — Я видел ту тень на мосту! Я видел, как она истребляла, как несла разрушение! И вы хотите сказать, она имеет что-то общее с Жерлом!?
— Ты молод и не понимаешь, юноша… — сказал барон. — Да сохранит тебя твоё Жерло в тот миг, когда истина всё же снизойдёт на тебя…
— Если предположить, что вы правы, разве бездействие — выход? — вставил Фелинн. — Неужели вы предлагаете смириться и ждать, пока Тартария падёт к ногам Мрака?
— Мы избрали для себя третий путь, княжеский сын, — сказал Курмаррак.
— Не пожелали оказаться меж молотом и наковальней, когда начнётся борьба, — добавил Бурлюк, и его выпученный глаз странно задёргался.
Барон подытожил:
— Мы принесли священную присягу Черногрибу, великому божеству Грибных Топей. Теперь наша миссия — оберегать Фаар-Толи от иноземного влияния до тех пор, пока не завершится наш переход под светлейшее покровительство Топи. И всё же! — барон обвёл взглядом своих советников, немного помолчав. — Прибытие наших гостей и их мольбы о помощи пробудило во мне чувство забытого долга… Пока я ещё не до конца оставил людское обличье, чувство долга пред моей минувшей природной нет-нет и возвращается…
— При всём уважении! — возразил Камеррук, поведя плечами и встряхнув гребнем.
— Спокойной, друг мой, — заверил его Грзуб. — Я хочу просить у Черногриба дозволения оказать поддержку своему прежнему народу. В последний раз. Его слово будет решающим, так или иначе.
Арли воодушевился. Он не слишком понимал, что происходит вокруг, но похоже, барона всё-таки можно было убедить. Это давало хоть какую-то надежду.
— Тогда скорее свяжитесь с этим вашим Черногрибом! — с нетерпением сказал он.
— Это не так просто, — возразил Грзуб. — Великий Черногриб изволит общаться только со своей жрицей… С моей дочерью.
Барон поднял голову и издал какой-то неразборчивый звук. Плёнка под потолком зачавкала и задрожала, и пол всей ратуши отозвался на эту дрожь лёгкой вибрацией. Друзи потянулся к висящему за спиной метательному дротику, но Фелинн схватил его за руку и покачал головой. Охотник успокоился.
Не прошло и минуты, как в зал совета впорхнула девушка — хотя за девушку её можно было принять лишь при поверхностном взгляде. Внимательно рассмотрев её, Арли понял, что перед ними обнажённое существо с гладкой лазурно-голубой кожей, чёрными бусинками глаз и широкой грибной шляпкой вместо волос. Ростом она была примерно с Нессу, очертания её тела казались безоговорочно женскими, утончёнными, но без каких-либо половых признаков или малейшего намёка на людские детородные органы. Если барон и его подданные ещё сохраняли в своём облике человеческие черты, то эта так называемая дочь Грзуба, судя по всему, была воплощением упомянутого правителем третьего пути. Того самого, который уже не имел ничего общего с людьми как видом.
— Ты звал меня, отец? — голос существа расплывался и резонировал, будто звучал из глубин медной бочки, но в общем оказался довольно приятен на слух.
— Это моя дочь Алейн, — с улыбкой представил её Грзуб. — Когда я покину этот мир, ей суждено будет возглавить Фаар-Толи под началом пресвятейшего Черногриба.
Когда барон изложил ей свою просьбу, Алейн поочерёдно оглядела всех незнакомцев. Черты её лица выражали полнейшую беззлобность и смирение, несмотря на то, что все четверо чужаков пялились на неё как на диковинное недоразумение.
Она спросила:
— Кто же сопроводит меня на капище Черногриба, отец?
Барон задумчиво хмыкнул. Оба гриба на его голове враз покачнулись.
— Почему бы вам не выслать с ней своих гвардейцев? — осведомился Фелинн.
— Нет, нет, это невозможно… — отказал барон. — Согласно нашей клятве, нога жителя Фаар-Толи не может преступить границы владений Черногриба до того, как завершится процесс священного слияния.
— Тогда пошлите к нему нас троих! — бесцеремонно предложил Арли.
— Чужаков в его обители ждёт лишь скорая смерть, — с сожалением сообщил барон. — Если только…
Грзуб подошёл к Фелинну и заглянул ему в глаза, как бы что-то в них отыскивая. Княжеский сын сглотнул, видя перед собой цветастое лицо барона и чувствуя сырой запах, исходящий от грибов у него на голове, — но взгляда не отвёл.
Барон улыбнулся, удовлетворённо кивнул и объявил:
— Да-а, я не ошибся. В тебе, княжеский сын, есть что-то не от крови людей. Великому Черногрибу это понравится. На пути в его святилище мою дочь будешь сопровождать ты.