Отродье мрака

Алмаз Тартарии — часть первая

«Ах, град обескровленной мысли!

Оплот потайного греха!

Хранит переулки нечистые

Горделивый бюст паука…» —

стихи бесследно сгинувшего барда.

Чем ближе они были к Хальруму, крупнейшему городу Тартарии, тем оживлённее становилось на тракте. Мимо Служителей проходили караванщики, перегонявшие в город слепых коров, или везущие бочки, наполненные странными, испускающими резкое серебристое свечение камнями, — такие же были в лампадах многих путешественников.

— Это хальрумский свет-камень, — объяснял Вирл ковыляющему рядом Арлингу. — Здесь его должно быть немерено, стало быть вдоволь насмотримся.

Двухнедельный поход измотал Служителей. У Арли на ногах кровоточили мозоли, внутренние стороны бёдер натёрлись, а ступни словно окатили раскалённым свинцом. Многие адепты были не в силах идти самостоятельно из-за нанесённых людьми-без-огня ран — переломов, вывихов, рваных укусов, ушибов. Смертельно уставшие слуги ухаживали за ними последние несколько дней, но для полного заживления требовался отдых.

Утомлённо похрюкивали свинокрысы, тянущие за собой скрипучие телеги с Пламенем. Широкий округлый тоннель отделился от Вьющегося тракта. Служители шагали по нему в сопровождении торговцев, караванщиков, охотников и невзрачных бродяг. Взгляды адептов привлекли ряды драных навесов, натянутых вдоль стены, — и вид нищих, затравленных, голодающих среди хлама людей сразу напомнил им о Подмётке.

— И здесь беженцы? — поинтересовался Селвин.

— Одни отправилась к благодетельным хранителям Пламени, о которых слышали в легендах, — задумчиво произнёс Джошуа, — другие положились на помощь владык — и вот к чему их это привело.

Остановившись перед высокой аркой распахнутых железных врат, Служители ловили на себе взгляды — исступлённые, насмешливые, просто равнодушные. Какая-то женщина шепнула: «Глядите, это же двенадцать зарниц! Выходит, не просто слухи…» А мужик ответил: «Ты считать разучилась, дура? Может, их и было двенадцать, да теперь уж поменьше…»

У ворот толклись: торговец с корзинами грибов, охотник с перекинутыми через спину сивинокрыса тушками мелких слепышей, трое наёмников с голыми торсами и повязанными на поясах мечами. Все они осаждали рябого стражника с косматыми усами, который стучал кулаком по своему кожаному нагруднику и усердно им втолковывал:

— Говорю, в город только по грамоте пущают! Военное положение у нас! Инспекции дождитесь, и ничего не знаю!

Заметив Служителей, стражник отмахнулся от визгливо возмущавшегося торговца грибами и шагнул к Грегори.

— Это вы служители огневые? — спросил он.

Наставник кивнул, рассматривая его.

— Баронесса о вашем походе прознала, — сообщил стражник, — баронесса вас ждёт. Э, Волли! — Шустрый парнишка с сопливым носом и рыжими волосами выскочил откуда-то из-за его спины. — Отведи огневых господ в город да сразу в замок спровадь!

— Сделаю!

— Телеги и зверьё можете покамест тут оставить, — сказал стражник. — Не робейте, трогать ничего не будем.

— Не сомневаюсь, — слегка улыбнулся Грегори. — Мы везём вашей госпоже дары, а ей наверняка хотелось бы увидеть их в сохранности. Наши слуги останутся, чтобы присмотреть за поклажей и животными. Близнецы тоже — а они, между прочим, отменные застрельщики.

Стражник отчего-то помрачнел и кивнул. Парнишка, утерев нос, простовато взглянул на магов:

— Ну, за мной, господа огневые!

Стражник крикнул что-то своим подручным, указывая на обоз Служителей. Вереница адептов потянулась в ворота, минуя подбоченившихся наёмников и торговца, раскрывшего рот от столь возмутительной протекции.

И тут они увидели город. Величием размеров Служителей было не удивить — они выросли в Раскалённой Цитадели, поражавшей глаз своей монументальной архитектурой, древнейшем сооружении Тартарии. Но Хальрум был замечателен другим — безостановочным, безудержным течением жизни, словно бьющим из неиссякаемого источника. Здесь на узких мощёных улочках не смолкали крики, а дома из серого кирпича, крытые коричневой дранкой, жались друг к другу как озябшие от холода мыши. Словно артерии подземной реки, тянулись улочки Хальрума вверх, где впадали в круглую, как широкое озеро, площадь. Свет-камень мелькал тут повсюду: в висевших на фасадах домов фонарях, в боевых молотах городской стражи, остроконечными кристаллами торчал он из потолка огромной чашеобразной пещеры, вмещавшей город.

Над площадью, где услуживали покупателям назойливые лавочники, высились башни величественного замка — не такого большого, как Раскалённая Цитадель, но сверкающего концентрированным, благородным могуществом. Туда-то и повёл Служителей их юный провожатый, взбираясь по лестнице, вьющейся среди скалистых утёсов.

Наконец они очутились перед вратами замка, железная решётка которых была поднята. На деревянном мосту, перекинутом через пропасть, три щегольски разодетых лакея выбежали им навстречу и стали торжественно раскланиваться.

— Достопочтенные Служители Пламени! Отважные Служители Пламени! — начал один из них, самый жеманный и ухоженный. — Её милость баронесса Эддеркоп, законная держательница Хальрумских пещер, мудрейшая блюстительница очага нашего, изволит ожидать вас в приёмном чертоге, куда я прескромнейше обязан вас сопроводить!

Грегори оглянулся на адептов, многие из которых уже едва шагали от ран и усталости. Он пожал плечами:

— Ну, раз властительница Хальрума желает нас видеть, негоже заставлять её ждать. Но после я бы хотел, чтобы нам предоставили постель.

Лакей сделал брезгливый жест мокроносому мальчишке, приказывая тому убраться. Один за другим Служители вошли в ворота, и решётка треща опустилась за их спинами. Лакеи повели их через анфилады и галереи замка, и здесь для Служителей начался всё равно что иной мир. Украшенные золотом палаты с резной мебелью и пурпурными драпировками на стенах, серебряной посудой и мохнатыми, расстеленными в коридорах коврами, были для них чем-то невиданным, запредельно избыточным. До сего момента они и не знали, что помещение можно обставить так; что есть нищета, а есть роскошь убранства. Как и в городе, помещения замка были увешаны лампами со свет-камнями внутри, да так обильно, что ни намёка на тьму не сыскать было в его палатах.

Перед огромной дверью с вырезанным на ней восьмилапым пауком их встретил ещё один стражник — дородный, облачённый в железный панцирь. Его глаза были внимательны, глядели исподлобья, а двойной подбородок вздрагивал при каждом слове.

Лакей остановился перед ним, убрав руки за спину:

— Согласно велению леди Эддеркоп, наши гости прибыли и готовы предстать перед её милостью сию минуту.

— Ага, — пробурчал стражник. — Теперь можешь идти. — Когда лакей удалился, он повернулся к Грегори, закидывая на плечо молот с вставленным в набалдашник свет-камнем: — Чтобы без всяких искромётных фокусов, — прогудел он. — Я здешний капитан, у меня полсотни молодцов в замке. Одного моего чиха достаточно, чтобы вас изрубили. Мы друг друга поняли?

Позади Грегори завозились. Адепт Дормо презрительно фыркнул, адепт Джошуа шепнул что-то Реду. Грегори примирительно склонил голову, стараясь сгладить напряжение:

— Мы здесь потому, что нам необходима помощь вашей госпожи, — сказал он, — нам и всей Тартарии. Клянусь Жерлом, чинить здесь вред не в наших интересах.

— Вам же лучше, — хмыкнул капитан.

Ещё раз оглядев лица израненных адептов, он усмехнулся, подошёл к массивной двери и толкнул её. Та, загремев петлями, отворилась.

Вслед за капитаном Служители вступили в круглую залу, под потолком которой висела выполненная из свет-камня и трёх медных обручей люстра. Мерно вращаясь на цепи то в одну, то в другую сторону, она проливала волны густого света на полуколонны изогнутых стен. Покрывавшая пол мозаика являла изображение какого-то яркого, оживлённого события — бурного праздника или кровавой битвы, — но треть фрагментов была отколота, и рассмотреть картину целиком не представлялось возможным.

В центре залы стояло небольшое железное кресло с украшенными резьбой подлокотниками. В нём сидела женщина — пожилая, с выдающимся подбородком и морщинистым лицом, с высоким лбом и горделивым носом. Её поседевшие волосы были аккуратно собраны в подобие высокой короны и пронизаны серебристой проволокой, удерживавшей эту замысловатую конструкцию. Серая шаль, отороченная пушистым мехом, обрамляла её хрупкие плечи; серое платье с брошью в виде паука облегало строго, и больше не украшало, но придавало ей вид почтенного изваяния. Глубоко посаженные тёмно-синие глаза, в отличие от вялого лица и бескровных губ, сверкали жизненной силой; женщина глядела ими на вошедших — оценивающе и как бы с усмешкой.

Ещё в дороге Грегори объяснил адептам, что сильные мира не терпят пренебрежительного отношения к себе. В этом они мало отличались от наставников Цитадели, поэтому теперь, под твёрдым взглядом баронессы, Грегори поклонился, — впрочем, без излишнего заискивания, — и остальные последовали его примеру.

— Леди Эддеркоп, — сказал наставник. — Вы всё так же обворожительны, как и во время нашей последней встречи.

— А ты всё так же уродлив и неотёсан, — ухмыльнулась она. — Норбиус, ты им, надеюсь, ничего не сделал? — спросила она вставшего подле капитана. — Ты иногда излишне печёшься о моей безопасности, а я сразу сказала: от этих не дождёшься. Они на ногах-то едва стоят.

— Э-э, простите, миледи… — почёсывая плешь, сказал Норбиус.

— Обходительность капитана не знала границ, — Грегори слегка улыбнулся. — Но у нас нет времени вести праздные беседы, ваша милость. Служители Пламени отправились в Священное Шествие, от исхода которого, я боюсь, зависит судьба всей Тартарии.

— Благоприятным исходом тут не пахнет, — протянула баронесса, разглядывая Служителей. — Что с вами стряслось?

— В Свекольных Уделах мы наткнулись на людей-без-огня. Они сожжены, но бой не обошёлся без жертв. Это поселение — не единственное, опустевшее после дикарских набегов…

— Вы разучились жечь тех, кто может сопротивляться, — с улыбкой перебила Эддеркоп. — А о людях-без-огня мне и так известно. У ворот моего города целое скопище беженцев, но впустить их я не могу, потому что они ушли с полей и перестали поставлять урожай. Я бы послала войска, чтобы очистить пещеры, но сейчас не время оставлять Хальрум беззащитным — по соседству что-то замышляет Крылан. Так скажи же мне, наставник из Раскалённой Цитадели, как должна я поступить?

В её голосе была издёвка. Адепты удивлённо переглядывались — на Браассе они впервые слышали, как наставники пререкаются между собой, а теперь прямо у них на глазах эта старуха разговаривала с Грегори как с недалёким кретином.

Он, однако, делал вид, что не замечает её провокаций. Прочистив горло, наставник заявил:

— Леди Эддеркоп, вы принадлежите к одному из древнейших и влиятельнейших родов Тартарии. Не стану отрицать, отношения Хальрума и Раскалённой Цитадели порой складывались не слишком хорошо, однако ныне пришло время оставить склоки в прошлом. Вы могущественны, люди видят в вас справедливую и мудрую правительницу. Но в одиночку даже изобилующему богатствами Хальруму не совладать с назревшим в Тартарии кризисом. Ваш город нередко называют Алмазом Тартарии. Я убеждён, это не просто красивые слова, поэтому прошу вас воспользоваться своим влиянием и созвать баронов Тартарии на совет. Только объединёнными усилиями сумеете вы предупредить катастрофу, иначе — погибните.

Ещё до того, как он кончил, баронесса прикрыла рот своей тонкой ладонью с нанизанными на пальцы бирюзовыми перстнями. Сперва она только сипло хихикала, содрогаясь слабыми плечами, но наконец не выдержала и несколько раз звонко хохотнула.

— И чтобы умаслить меня, вы наверняка притащили с собой пару кувшинов вашего драгоценного пламени, не так ли? — посмеивалась Эддеркоп. — Грегори, ты невежественен до умиления. Минуло то время, когда вы могли разъезжать по Тартарии и диктовать правителям свои условия. Пока вы сидели в крепости, зализывая раны после своей позорной междоусобицы, бароны вполне научились обходиться без вашего огня. Тем не менее я и сама не прочь встретиться с ними. Нам многое нужно обсудить, но в настоящий момент этот шаг видится мне неосуществимым. С Крыланом у нас вышла размолвка, его люди уже не раз исподтишка атаковали мои караваны. О Ротте и Грзубе я вообще давненько не слышала — рискну предположить, что на Срединных ярусах свои заботы. Каждый заперся в своей норе и не думает идти навстречу остальным.

Грегори сделал шаг вперёд, заставив напрячься капитана. Наставник приосанился и возвысил голос:

— Именно из-за этого, госпожа, вам следует положиться на нас. Мы посетим других баронов Тартарии и выступим послами мира. Мы убедим их пойти на переговоры — как в давние времена, когда Служители Пламени блюли согласие меж властителями Тартарии. Доверьте же и теперь это дело нам — мы докажем, что ещё не окончательно утратили силу своей дипломатии и благочестие намерений. — Он снова оглянулся на адептов, на их утомлённые лица и забинтованные раны. — А пока… Прошу, предоставьте нам пищу и кров. Многого не просим, но нам нужно восстановить силы перед походом в Гроттхуль.

Баронесса слушала его внимательно, улыбка сошла с её лица. Задумчиво потерев пальцем свой острый подбородок, она вздохнула:

— Ох, Грегори, ты всё такой же дурак, но дурак, впрочем, строптивый. Что ж, вреда от этого не будет. Я распоряжусь, чтобы замковая челядь уступила вам свои комнаты. Роскошной пищи у нас нынче не водится — но вы народ непритязательный, жаловаться не будете. Мои лекари осмотрят ваши раны и займутся ими по мере возможностей.

— Простите, леди Эддеркоп, — добавил Грегори. — К нам в отряд по ошибке затесалась дочь наставника. Если можно, я бы хотел, чтобы вы разместили её соответственно…

Несса выскочила вперёд, растолкав адептов:

— Не нужно меня размещать соответственно! Дайте мне такую же комнату, как у остальных, я тоже жаловаться не стану!

Её внезапное появление вызвало в лице баронессы нескрываемую вспышку интереса. Где-то позади остальных, заслонённый другими адептами, зло скрипнул зубами Арлинг. Баронесса, чьи губы были растянуты в ухмылке, выжидательно взглянула на Грегори: его люди, его правила. Наставник коротко кивнул.

— Так и быть, девочка, поселим тебя как всех, — заключила Эддеркоп. — Но лохмотья твои просто необходимо сменить на что-то приличное — и это отнюдь не просьба.

Несса оглядела свой шёлковый сарафан, за время пути превратившийся в замызганную, покрытую дырками ветошь. Могло показаться, что на мгновение лёгкий румянец тронул её лицо.

ㅤ

После аудиенции, когда Служители отправились за лакеем в отведённые им комнаты, Грегори остался, чтобы обсудить с баронессой условия их пребывания в Хальруме. Вместе с ним в приёмном чертоге задержался Вирл. Архивариус робел и конфузился: впервые он столкнулся с человеком, который источал бы власть в столь чрезвычайной степени — а ведь она ещё и женщина!

— Я заметила, Грегори, что твой план по спасению мира довольно скверен, — задумчиво произнесла она. — Он слишком полагается на мою поддержку, а ведь я могла вышвырнуть вас за ворота, не предоставив убежище, могла приказать Норбиусу повесить вас за былые заслуги ордена, пленить или попросту не пускать в город.

— Это верно, — хрипло согласился Грегори. — Но, при всём уважении, я знал, что вы бы не сделали ничего из перечисленного. Та достойная женщина, которую я знал двадцать лет назад, ни за что бы на это не пошла, и мной руководил не холодный расчёт, но вера в то, что кое-кто из людей ещё способен сохранить честь.

— Живёшь в мире, где свет всегда пересиливает тьму, а люди не изменяют своим принципам, — иронически сказала она. — Ну, ну…

И тут она посмотрела на невысокого белобрысого архивариуса, застывшего возле наставника. Её тонкая бровь приподнялась:

— А это ещё кто?

— Пускай он сам расскажет, — ответил Грегори, подталкивая Вирла вперёд.

— Я… кхм… — прокашлялся Вирл. — Я архивариус из Раскалённой Цитадели. Подопечный наставника Пиппа, заведующего библиотекой. Меня приставили к другим адептам в этом Священном Шествии, чтобы я собирал… собирал знания о мире за пределами Цитадели. Видите ли, наша библиотека сильно пострадала, и её богатство — его нужно восполнить, иначе…

Под её оценивающим взглядом Вирлу хотелось спрятаться за Грегори, как трусливому ребёнку. Он мысленно проклинал себя за это и прикусил язык, стараясь смотреть в её остроумные зелёные глаза.

— Тяга к знаниям — удел великих, — наконец сказала баронесса. — Я велю библиотекарю показать тебе всё, что доступно глазу чужака, но с условием: когда ты прочтёшь достаточно, у нас с тобой состоится беседа. Это ясно?

Вирл быстро закивал. Грегори, сложив на груди руки и наблюдая за разговором, легко и многозначительно улыбнулся.

— Тогда не теряй времени, — сказала Эддеркоп и окликнула выжидающего возле двери лакея: — Симон! Разбуди-ка нашего Корешка, ему предстоит работа.

Библиотека, в которую человек со странным именем Корешок привёл Вирла, не шла ни в какое сравнение с библиотекой Цитадели. Там был лишь едва отремонтированный после обрушения потолок да покрытые гарью стеллажи, не заполненные и вполовину, — а здесь глазу открывался чарующий, не обхоженный простор познания. Помещение библиотеки делилось на четыре ромбических секции, соединённых ещё одной, поменьше. Увешанные свет-камнем полки сочились книжными переплётами, рукописи и манускрипты прямо-таки давили на вошедшего своим числом, высокомерно крича: «За всю жизнь ты не сможешь прочесть и половины из нас, смертное создание. Мы тебе не по зубам».

В распоряжении Вирла была лесенка, которую он мог приставлять к нужной полке и взбираться на недоступную человеческому росту высоту. Архивариус всё думал, и думал с беспокойством: зачем баронессе понадобилось беседовать с ним? И сразу отметал эту мысль, поглощённый изучением древних и не слишком томов, соблазнённый скрытыми в них тайнами — будоражащими, поразительными и просто занимательными. Он чувствовал себя первопроходцем, заплутавшим в глубоких, доселе неизученных пещерах, и понимание собственной роли сколь вдохновляло, столь же пугало его.

Выудив три наиболее интересовавших его тома (а интересовали его они все), Вирл кое-как слез со скрипучей лесенки и понёс добычу в центральную секцию библиотеки. Там, на округлом гранитном постаменте, древняя мозаика изображала нечто похожее на лучащийся огненный шар. «Верно, стол для каких-нибудь важных собраний», — промелькнуло в голове архивариуса, и уже в следующий миг он свалил на этот стол всю стопку томов, торопливо раскрывая «Новейшие хроники Хальрума».

Не успел Вирл погрузиться в чтение, как у него за спиной грохнула дверь. Вошли наставник Грегори и библиотекарь Корешок. Последний, чертыхаясь, тащил ржавую клетку, из которой выглядывала усатая рожица кудлохвоста.

— Письму ты обучен, пожалуй, лучше моего, — сказал Грегори, подойдя к архивариусу. — С кудлохвостами обращаться умеешь?

— Умею, — ответил Вирл. — Наставник Пипп научил, чтоб я ему с перепиской помогал.

— Отлично, — сказал Грегори и обратился к Корешку, который сонно ковырялся в глазу: — Тогда нам бы не помешал пергамент. Нужно доложиться в Цитадель.

Корешок засуетился, куда-то запропал и вскоре вернулся, принеся с собой полоску тонкого пергамента, жёсткую кисть и пузырёк угольных чернил.

Вирл писал под диктовку наставника. В письме Грегори сообщал, что в Свекольных Уделах Служители наткнулись на людей-без-огня и бой не обошёлся без потерь. Он лаконично поведал о том, как Фролл и Шэй были преданы Пламени в согласии с обрядом брульхиды, но ни словом не обмолвился о гибели адепта Чембла. Дочь Боннета, с его слов, прибыла в Хальрум в добром здравии, и баронесса согласна приютить девушку, покуда Служители не найдут возможность доставить её обратно в Цитадель. Письмо завершалось сухим: «Дальнейший успех Шествия зависит от переговоров с баронами. По первой возможности выдвигаемся в Гроттхуль».

Грегори кончил диктовать, и Вирл недоуменно посмотрел на него. Лицо наставника оставалось невозмутимым: взгляд агатового глаза был твёрд, свет-камни обрисовывали изуродованное лицо в самых жутких подробностях. Вирл открыл было рот, чтобы указать на туманность приведённых в письме сведений, но тут же отвернулся и стал бережно сворачивать полоску пергамента. «Наверняка знает, что делает», — мысленно оправдывался он, хотя в действительности просто не умел и боялся стоять на своём.

Аккуратно свёрнутый пергамент архивариус положил в бронзовый футляр — цилиндрической формы, размером не крупнее большого пальца — и передал его Грегори. Похвалив Вирла, наставник взял клетку с чесавшим себе бок кудлохвостом и, не сказав больше ни слова, вышел из библиотеки.

Вновь занявшись чтением, Вирл в скором времени увлёкся им с головой. Не случайно он сперва выбрал для изучения «Новейшие хроники Хальрума», ибо ему хотелось знать всё о городе, в который занесла его Воля Пламени. На счастье, неподалёку всё время ошивался Корешок, и Вирл не стеснялся расспрашивать его о строках, требовавших пояснения.

— Самая первая запись в этой книге ссылается на события четырёхсотлетней давности, — заметил Вирл. — А что же происходило здесь ещё раньше? И правда ли, что город построен на цвергских развалинах?

Корешок был человек не старый, но уже лысеющий и страдающий болью в мышцах. Какая-то хроническая сонливость всё время одолевала его, он подолгу соображал и собирался с мыслями, прежде чем ответить.

— Светский люд не слишком давно озаботился такой мелочью, как история, — медленно проговорил он. — Я нахожу это забавным: когда-то вы были для нас светочем просвещения, а теперь сами учитесь у тех, кого некогда взрастили, хе-хе. Что до цвергов… — он потёр глаза. — Невежды считают их сказкой, а между тем многие наши, людские то бишь, поселения стоят на руинах их городов.

— Отчего же они исчезли? — увлечённо спросил Вирл.

— Этого никто сказать не может, — Корешок зевнул. — Но те немногие, кто находили останки цвергов, говорят, что кости их зачастую обуглены. Что бы это ни значило, всё указывает на гибель в огне…

Вскоре он задремал, а дверь снова загремела. Быстрым шагом вошёл Арлинг — стремительный и раздражённый. Его шевелюра цвета остывшего пепла была угрожающе растрёпана, походный плащ он снял, оставшись только в изношенной рубахе и холщовых штанах — обычной одежде школяров Цитадели.

«Вот уж книга, которую мне никак не осилить», — подумал Вирл, поднимаясь навстречу другу и оглядывая его.

— Уже в любимой компании? — усмехнулся Арли, но как-то безрадостно.

— А ты чего не с остальными?

Арли покривил носом, будто почуял неприятный запах. Сложил на груди руки и стал злобно расхаживать взад-вперёд.

— Мне их компания тоже не мила, — небрежно бросил он.

Ну конечно, подумал Вирл. Нессу ведь поселили с остальными. Удивительно, как научился он читать настроение Арлинга по одним только его речам и движениям. С другой стороны, временами он не мог понять про Арли куда более простых вещей: к примеру, видит ли тот вообще в нём друга. Их многое связывало, — но что если то было просто пособничество? Взаимопомощь в целях выживания?

Вирл снова сделал осторожную попытку разговорить его:

— Ты так и не рассказал мне…

— О чём? — Арли угрожающе уставился на него, как бы спрашивая без слов, действительно ли тот желает вернуться к этой теме.

— Не рассказал о том, что случилось в Свекольных Уделах, — Вирл выдержал его взгляд и даже попробовал упереться: — Я видел, как умирали Шэй и Фролл. Видел ужас на лицах остальных, и на твоём тоже. Даже нахальная рожа Махо теперь вечно кисла, как если бы случившееся напрочь ему всю спесь сбила! И Чембл… Знаешь, он ведь никогда нам зла не желала, хоть и мог иногда подколоть из желания остальным угодить… А я ведь даже тела его не видел, Арли, и как-то не по себе мне от всего этого!

Арли сложил руки на груди, прислонился спиной к книжной полке и опустил голову, слушая причитания Вирла. Когда архивариус замолчал, он ещё долго оставался неподвижен, и странная борьба была на его лице: ответ дался ему нелегко.

— Я… я рад, что ты с нами не пошёл… — тихо сказал он. — Не надо было тебе видеть того, что там случилось. Адепта Чембла порвали на куски прямо у меня на глазах, а я… — он стиснул зубы, борясь с ядовитой ненавистью к себе, — я впервые испугался.

— Все боятся, знаешь ли… — Вирл пригладил пальцем согнутую страницу тома. — В Цитадели я тоже часто боялся — боялся других адептов, которые издевались над нами, и наставников, мучивших нас голодом и телесными наказаниями. И мне ещё страшнее от того, что даже между ними нет согласия. Я давеча писал послание в Цитадель под диктовку Грегори — так он там про Чембла и не упомянул вовсе!

— Ты не понимаешь! — жалобно взъярился Арли. — Самолюбивые адепты, наставники с их наказаниями — всё это пыль, ничто, а я тогда испытал совсем другой, истинный страх! В рожах дикарей, пытавшихся нас сожрать, я увидел что-то такое, что-то до омерзения знакомое… Плевать я хотел на интриги наставников — если Грегори юлит ради продолжения похода, пусть так. Я теперь видел, что угрожает Жерлу, и всё сделаю, чтоб это уничтожить!

Вирл тяжело вздохнул, опускаясь на табурет. Ненависть — вот чего он никак не мог понять в Арлинге. Откуда столько злобы, столько неодолимой тяги к разрушению в этом юноше? Они всё детство были не разлей вода, и всё-таки в глубине души Вирл не мог избавиться от предчувствия, что пожар, полыхающий в Арлинге, однажды перекинется и на него.

— Я просто хочу быть уверен… — с усилием произнёс Арли, когда Вирл уже не надеялся что-либо из него вытянуть. — Хочу быть уверен, что, когда опять встречусь с тьмой, мне не придётся делать это одному. Горелый и все другие могут поступать как им вздумается. Но вот без твоей помощи мне придётся тяжко… Я просто должен знать: будешь ли ты рядом, когда придёт время… как всегда был — даже если это грозит смертью?

Вирл поднял на него глаза, сперва не веря в услышанное. Он отлично знал, какой Арли был не мастак по части откровенности, — и оттого ещё больше растрогался, сознавая, как нелегко было ему говорить об этом.

«И всё-таки он дорожит мной, — с нежной улыбной подумал Вирл. — Хоть в этом у меня теперь нет сомнений».

— Буду, — сказал он вслух и захотел обнять друга, но тут же отказался от этой затеи.

ㅤ

Грегори вышел за ворота замка, неся под мышкой клетку с кудлохвостом. Спустившись на скалистую тропу, ведущую вниз, к городу, он остановился на повороте и отпер клетку маленьким ключиком, который дал ему Корешок.

Зверёк был коричневый, с белоснежным мехом на брюшке, с продолговатым извилистым тельцем и умной мордочкой. Найти такого было непросто — немногие кудлохвосты ещё помнили дорогу в Цитадель. Грегори взял его за туловище, достал из клетки и осторожно прикрепил футляр с пергаментом к кожаному ошейнику грызуна. Он опустил зверька на землю, и тот, размахивая пушистым хвостом, мелкой трусцой побежал по скале — выискивать крохотные лазы, недосягаемые для иных гонцов.