Отсчет пошел

ГЛАВА 19

— Давай побыстрее, — в очередной раз распорядился генерал.

— Куда уж быстрее, Леонид Юрьевич, — привычно откликнулся старлей. — Тогда уж вам надо было не автомобиль брать, а ракету или на худой конец реактивный самолет.

— Ты, брат, не забывайся перед старшим по званию. Приказ для военного человека — закон. Прикажу развить первую космическую — разовьешь, никуда не денешься, распоряжусь дать две световые — выжмешь две световые, — беззлобно усмехнулся генерал.

— А как же старик Эйнштейн? — рассмеялся лейтенант.

— А старикам в армии делать нечего, — резонно возразил генерал, располагаясь поудобнее на заднем сиденье.

За окном мелькал пейзаж, настолько однообразный, что казалось, от того что километры шоссе стремительно проваливаются под колеса автомобиля, не меняется ничего, и они навеки застрянут под Ставрополем и никогда не доберутся до точки встречи. Гриценко встряхнулся, отгоняя невеселые мысли, и задумчиво продекламировал, не сводя глаз с дороги:

По камням струится Терек, Плещет мутный вал.

Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал…

— Здорово, — восторженно улыбнулся лейтенант. — Это вы сами сочинили?

Генерал отрицательно покачал головой. Лейтенант понимающе кивнул:

— Да, чтобы так написать, надо, наверное, в самой Чечне повоевать, иначе не получится. У нас ребята оттуда возвращались — такие песни потрясные привозили, в десять раз лучше этой, да и мелодии просто за душу берут.

Гриценко усмехнулся:

— Ты прав, старлей. Автор этих строк действительно служил здесь и о чеченцах знал не понаслышке. А звали его Михаил Юрьевич…

— Михал Юрьич Помидорченко? Как же, знаю, — перебил его обрадованный старлей. — Это ж наш зам-потех бывший. Вот уж не думал, что он песни сочинять умеет. На вид — жлоб жлобом, а вот оно как…

— Михаил Юрьевич Лермонтов, — сухо отчеканил генерал. — Знаешь такого?

— А-а-а, — разочарованно протянул лейтенант и надолго замолчал, насупившись.

Генерал рассеянно смотрел в полураскрытое стекло боковой двери, подставив лицо набегающему потоку ветра. Странно — все эти дни он, меряя шагами свой кабинет и салон самолета, каждую секунду нервничал, за что-то переживал, чего-то опасался, перед кем-то отчитывался и отчитывал других, и вот теперь, когда он впервые за много лет стремительно мчится навстречу реальной опасности, наконец-то он абсолютно спокоен. Он, конечно, уже не молод, но зато у него есть огромный жизненный опыт, который не вобьешь в голову даже самому способному бойцу самыми прогрессивными научными методами. Даже тогда, когда он смертельно волновался за группу «Д», в глубине души его постоянно свербило любопытство: как же повели они себя, наконец столкнувшись не с тренинговыми, а с вполне реальными противниками, автоматы которых заряжены не шариками с краской, а настоящими свинцовыми пулями? Конечно, им и до начала обучения приходилось сталкиваться с вооруженными врагами, но все это были лишь случайные стычки, да и выживали они в них в основном благодаря счастливой случайности. Что же почувствовали его сверхобученные бойцы теперь, когда даже случайно выпущенная свинцовая капелька способна мгновенно превратить их из почти что суперменов в беспомощных младенцев? Был ли это страх? Что ж, вполне может быть. Он помнил свою собственную первую боевую операцию, когда он, молодой офицер контрразведки, впервые принимал участие в задержании вражеского резидента. Боялся ли он тогда? Конечно, боялся, чего же хитрить перед самим собой! Генерал внутренне усмехнулся, вспомнив, как память тогда услужливо подсовывала ему фрагменты из виденных контрабандных шпионских фильмов, где бравые цэрэушники без труда расправлялись с советскими офицерами, которые перед смертью злобно матерились с ужасным английским акцентом, бессильные против хитроумных шпионских приспособлений, замаскированных под самые обыкновенные авторучки или даже пуговицы. Вероятно, именно с тех пор зародилась в нем мечта о собственном институте, занимающемся разработкой подобных смертоносных диковин.

Да, на первом задании не боятся только дураки и фанатики, а его ребята — вполне здоровые, умные люди. И он не опасается их страха, страх всегда можно преодолеть и укротить, он боится, как бы с ними не сыграла злую шутку боязнь того, что кто-то поймет, что им страшно. Этот вид страха самый опасный, он может толкнуть на что угодно — досадные просчеты или глупую браваду, которая может стоить очень-очень дорого. Но нет, он их слишком хорошо знает, чтобы считать, что они способны на такую слабость. Конечно, они далеко не ангелы, но все-таки, все-таки… К тому же с каждым километром, проезжаемым его машиной, все меньше и меньше становится таинственная неопределенность, которая тяжелее самой грозной действительности. Ен здесь, Ен идет к шоссе, а он, генерал Леонид Юрьевич Гриценко, сам направляется к нему навстречу. К черту отчеты, пусть их пишут те, кто рожден для бумажной работы, а он уже давно истосковался по настоящему делу, и пусть не он, но его воспитанники сумеют достойно запланировать и реализовать эту операцию и засадить террористов за решетку, где им самое место. И это будет крайне важным шагом не только в данном конкретном случае, но и в более широком, политическом смысле. Генерал видел, как уже много раз террористы, казалось, безнадежно увязшие на российской территории, в последний момент вырывались из вроде бы безвыходной ловушки, тщательно расставленной российскими войсками и милицией. Гриценко понимал, что подобные чудеса не могут произойти просто так и, как и во всяком чуде, здесь не обошлось без таинственных волшебников, занимающих высокие посты и не заинтересованных в скором прекращении бессмысленного вооруженного противостояния двух стран, поскольку всякая кровь, как магнит, притягивает деньги, а большая кровь притягивает большие деньги. И он, генерал Гриценко, докажет им всем, что они не всемогущи и что когда-нибудь его группа «Д» сможет добраться не только до рядовых террористов — всего лишь пешек в большой игре, — но и до скрытых до поры до времени игроков, направляющих эти пешки в бессмысленные атаки и играющих по обе стороны шахматной доски.

От размышлений генерала оторвал лейтенант, коротко проинформировавший его, что скоро они встретятся с передвижным центром, ожидающим у дороги.

— Есть ли новости от Виктора Николаевича? — спросил генерал.

— Никаких, — пожал плечами офицер. — Он уже час как не выходит на связь. То ли наконец-то наладил контакт с Еном и получает информацию, то ли… — Он не договорил.

— Ясно, — сказал Гриценко. — Как тебя зовут, старлей?

— Алексей Семенов, — ответил офицер.

— Так вот, Леша. Будь начеку. Если увидишь что-либо подозрительное, не пытайся затормозить или развернуться — так бандиты только выиграют время, и нам тогда крышка, — а сразу газуй на всю катушку. Понял?

— Так точно, товарищ генерал.

— Генералом будешь меня звать на параде и при начальстве. А сейчас я — Леонид Юрьевич. Договорились?

— Слушаю, товарищ ген… простите, Леонид Юрьевич.

— Вот и хорошо. — И Гриценко не спеша достал из кобуры пахнущий машинным маслом пистолет и принялся в тысячный раз проверять и чистить его детали.

Передвижной центр они заметили издали. Длинный автомобиль с зеркальными боковыми и задними стеклами неподвижно стоял у обочины. Фары погашены, мотор выключен. Генерал внутренне напрягся и подал водителю знак, чтобы он подъезжал. Джип осторожно остановился в двадцати метрах от передвижного центра. Гриценко голосом, не допускающим возражений, приказал Алексею оставаться в машине, а сам вышел и медленно двинулся вперед, держа пистолет наготове.

Вот уже много лет ему не доводилось быть в таких ситуациях, и даже свои самые рискованные решения он принимал, не выходя из кабинета. Но старые рефлексы еще не окончательно выветрились из его мускулов. Генерал подкрадывался к автомобилю с беззвучностью, удивительной для его грузного тела. Вот до него осталось уже десять метров… пять… Генерал замер и впился взглядом в полуоткрытую дверцу, за которой кто-то чуть слышно шевельнулся. Он вскинул пистолет, расставил слегка согнутые в коленях ноги, чтобы удобнее было стрелять в неведомого врага, и стал ждать. Наконец дверца распахнулась (все мускулы генерала напряглись) и из автомобиля неуклюже, задницей вперед, выкарабкался взлохмаченный дядя Витя. Посмотрев на остолбеневшего генерала, он смачно сплюнул в сторону:

— Чего уставился, Юрьич? Будто в первый раз меня увидел!

Генерал несколько секунд молчал, беззвучно разевая рот, словно выброшенная на берег рыба, затем к нему вернулся дар речи и Гриценко заорал, уже напрочь позабыв про субординацию, совершенно неуместную в этой нелепой ситуации:

— Ты почему, сукин сын, к рации не подходишь, твою мать? Жаль, что я тебя сейчас не пристрелил как зайца. Одним мудаком в армии стало бы меньше!

— Ишь разорался, Рембо толстобрюхий, — огрызнулся дядя Витя. — Ты, бля, перед бандитами бы своим пистолетиком поразмахивал, тогда бы сразу стало понятно, какой ты боец. Тебе даже стрелять не потребуется — они небось тут же со смеху сдохнут. Что же до рации, то некогда мне было перед тобой отчитываться — я, между прочим, с Еном связь установил, и сейчас он уже вот-вот здесь будет вместе с этими чинушами, которых он должен был вытащить из Чечни.

— Так бы сразу и сказал, — пробурчал Гриценко, наконец-то догадавшись спрятать пистолет в кобуру.

Гнев его уже бесследно улетучился. — А что с Ирой и Соном?

— Живы они, живы, — улыбнулся дядя Витя. — Ждут команды разобрать базу боевиков по кирпичику. Ты забирайся сюда, я тебе все расскажу, а придет Ен — объяснит, что непонятно.

Гриценко облегченно вздохнул и, сделав знак Семенову, что все благополучно, залез в машину и с наслаждением подставил лицо под струю холодного воздуха автомобильного кондиционера.

Из протокола гипнообследования Ена, архив группы «Д», код 264755-Е

Так вот, я решил разгромить всю эту шарагу со всякими Ксепами да Михалычами. Самое смешное, что за Снушку мне было не особо и обидно, а убийством Андрея они меня задели. Ну, вы знаете, у меня не так уж и много друзей было обычно. А тут все-таки сослуживец. Да и вообще… Сидел, разговаривал с человеком, вышел покурить, а его за шиворот — и на тот свет. Свинство это.

Короче говоря, на следующий день я пошел в «Дом рыбака». Был такой магазин на Бауманке. Пошел и нож себе купил. Не то дерьмо, с которым неуравновешенные подростки по улицам гуляют, а приличный охотничий. Не особо большой, чтобы спрятать можно было, но на вид очень даже приличный, припугнуть в случае чего, а может, даже и похуже.

Еле дождался перерыва на обед. И тут подслушал, как Михалыч говорит по телефону с этим самым Ксенофонтом Петровичем. Речь зашла о бумагах, и тут Keen то ли велел принести их к себе, то ли, наоборот, специально за ними зайти, я так и не понял. Но услышал другой интересный факт: этим вечером в контору придет новый клиент, который приехал из самой Австрии и очень хочет о делах душевных покалякать. Это было мне на руку. Каляканье в таких местах обычно договором заканчивается. Так? А договор с только что приехавшим «бизнесменом» для ментов куда интереснее будет, чем просто адреса каких-то девок за рубежом. Посему нужно дождаться ночи, чтобы все это и позаимствовать. Благо ключи опять же имеются, не зря дубликаты в свое время сделал.

Вечером я заступил на трудовую вахту. Как я надеялся, последнюю. Где-то часов в одиннадцать вечера пришел Владислав, а еще через полчаса на «БМВ» подкатил клиент. Я пропустил его, а сам к телефону кинулся.

Разговора теперь уже в подробностях не помню, но моя версия подтвердилась. Сейчас даже не верится, как я раньше мог не понять столь очевидных вещей! Да вы, наверное, уже и сами догадались. Схема проста: по всей Москве распространялись объявления, искали девушек. Проходило собеседование, в котором Михалыч выяснял, насколько родители девушек заботились о них, где жили и что делали будущие «модели». Подходящих претенденток снимали на видеокассеты, которые рассылались по ночным клубам, борделям и прочим местам увеселительного содержания. Одно было правдой. То, что работать девушкам приходилось за границей. Почему они ле могли вернуться назад, не было столь очевидно, но я предполагал, что это как-то связано с наркотиками…

Часа в три ночи, когда клиент уехал, я послушал телефон центрального офиса. Там было тихо. Понятно, Михалыч, как это, по рассказам Андрея, иногда с ним бывало, уединился в дальних апартаментах со своей новой «работницей», Глупышка. Надеялась, наверное, что тот ее в более престижное место устроит. Хотя ладно, сама виновата. Нечего из страны мотать.

Я отключил систему сигнализации и медленно, осторожно поднялся на второй этаж. На второго охранника Михалыч в свое время денег пожалел, пусть теперь расплачивается. Нажал на дверную ручку и слегка толкнул дверь плечом. Она была заперта. Слава Богу — значит, ушли на третий этаж, в комнаты «видеопроб». Теперь раньше утра не спустятся.

Вспомнился пионерский лагерь. Там мы с ребятами тоже вот так пробирались тайком, чтобы вожатые не засекли, из корпуса к дырке в заборе. Лето, река, луна, голые девчонки купаются в реке… Бредовая, но в какой-то степени идиллическая картинка. А потом как-то раз мы, возвращаясь назад, заглянули в окно к вожатым… Там тоже наблюдалось весьма идиллическое зрелище. Но более развратное для моих лет.

Я вставил ключ в замок и открыл дверь. Слава Богу, что есть уйма времени, чтобы обшарить всю комнату вдоль и поперек.

Вот спрашивается, а смысл? Время было, ксерокс для снятия копий с документов был, ключи были ото всего, от чего только можно, не было одного — документов. То есть была какая-то лажа на поставку каких-то продуктов питания, счета за закупку нескольких сотен лыж (на фига им летом лыжи?), несколько околослужебных записок, телефонные счета, рекламные проспекты. И все. То есть абсолютно. Видать, где-то тут есть сейф. Но вот где?..

Я вообще-то человек спокойный и тихий, но это меня начинало уже доставать. Сука этот Михалыч! Я из-за него потерял девушку любимую, друга-сослуживца прирезали, как Сидор своих козлов резал, меня хотели «уладить», а теперь вот я стою как последний кретин в центральном офисе преступной шараги и ни хрена не могу сделать, в то время как Мавел Пихалыч, туды его в качель, обрабатывает очередную свою «конкурсантку». Убил бы, честное слово!

Я поднялся на третий этаж. За дверью, ведущей в «комнату для проб № 1», используемую Михалычем для своих нужд, благо там кровать была, ничего не было слышно. А вот из-под соседней двери пробивалась тонкая полоска света и был слышен равномерный храп. Я аккуратно приоткрыл дверь и заглянул в нее. Храпел Михалыч. Он полулежал в неуклюжей позе, сидя на стуле и уткнувшись лицом в стол. Рядом с ним на столе стояла пустая бутылка «Абсолюта», несколько пол-литровых банок пива и банка майонеза, из которой торчала сосиска. Открытая пачка сосисок возлежала рядом. Никаких признаков наличия в комнате или где-нибудь поблизости девушки не было.

Ах ты, алкоголик задрипанный, где же твоя хваленая «Наташа, с которой ты будешь сегодня проводить время, так что вам не надо мешать»? Ведь завтра опять будешь хвастаться, что отымел «новую телку с такой фигурой, что хоть стой, хоть ложись»! Как задницей чувствовал, все в этом человеке лживо…

Я осторожно взял Михалыча за плечи и спокойно откинул на спинку стула. Потом резко левой рукой зажал ему рот, а правой сдавил горло. Он проснулся, еще не осознавая, что происходит, задергал лапками, но вместо воплей из-под моей руки послышалось лишь сла-а-абое мычание. Если бы в соседней комнате действительно спала девушка, она бы даже не проснулась. Я крепко держал Михалыча, помогая себе ногами, а этот кретин лишь способствовал мне своим нелепыми движениями, которые истощали его силы.

Дергая телом, как кастрированный кот в первую небрачную ночь, пленник царапал ногтями мои руки, одетые в перчатки, и тщетно пытался оторвать их от своего горла. Но вскоре он совсем перестал сопротивляться и затих. Подержав для верности еще секунд пять, я отпустил его горло и начал доставать веревку. Михалыч почти беззвучно сполз на пол, как расплылась бы по табуретке и ковру больших размеров коровья лепешка.

— Не вздумай умереть! Ты, кретин! — буркнул я. — А то и вправду зашибу ненароком, в порядке добровольной помощи страдающим от рук неизвестных насильников.

Я нажал на желудок потерявшего сознание Михалыча, отпустил. И так несколько раз, пока тот не задышал носом.

Отлично! Пока все шло хорошо. Веревку пришлось использовать, чтобы связать ему большие пальцы ног, а за спиной — пальцы рук. Так меня научил один дембель — хорошее средство, чтобы сдержать пыл разгоряченных «духов». Поскольку я не особо доверял своей веревке, в придачу связал щиколотки и кисти Михалыча его собственными шнурками и галстуком. Должна же хоть для какого-то дела сгодиться эта тряпка, она всегда смотрелась на фоне дебилообразной физиономии Павла Михайловича чем-то абсолютно абсурдным, как пластинка группы «Bzdos verheiratet» в руках у гориллы.

Наскоро раздев Михалыча, я засунул всю его одежду в журнальный столик, чтобы в случае чего он не сразу ее нашел. Из пустой пивной банки и нескольких обрывков штор я сделал весьма удачный кляп, который, собственно говоря, заткнул в рот бесчувственному, но вроде бы живому телу. В тупых комедиях был один прием. Как заставить очнуться человека, если под рукой нет нашатыря или нюхательной соли? Верно, я банально ткнул в нос Михалычу его же собственными носками. Физиономия скривилась, зубы резко сжали кляп, а изнутри головы послышалось какое-то мычание. Медленно-медленно глаза открылись и тут же опять зажмурились.

— Ну, ты, давай пробуждайся, у меня дел по гланды, мне ждать некогда.

Михалыч открыл глаза и тупо уставился на меня. На его лице пока ничего, кроме удивления, прочитать было невозможно. Казалось, он с трудом меня узнал и теперь не может понять, чего это я от него хочу и почему тело отказывается ему подчиняться. Наконец пустая башка этого остолопа, вероятно, поняла, что я тут не просто так, а имею к нему какое-то дело, и Михалыч спешно попытался вырваться. Что-что, а узлы я умею вязать хорошие, даже из неудобных материалов. Освободиться пленнику не удалось. Я слегка ударил Михалыча по щеке, просто так, чтобы к нему пришло осознание трогательной, но неизбежной реальности, после чего как можно более спокойным голосом спросил: «Где сейф?» Лицо его выразило искреннее удивление. Похоже, он действительно не до конца понял вопрос.

— На втором этаже в твоем офисе есть сейф. Ключи от него я нашел в твоем кармане. Теперь расскажи, где он находится…

Через пару секунд Михалыч что-то забубнил. Я вытащил кляп.

— Ен, ты что, какой сейф? А зачем я тогда тебя на работу принимал? Развяжи меня!

— Зачем ты меня принимал на работу, я знаю, но также знаю, что у тебя есть сейф. Мне Владислав рассказал. Итак, где сейф?

— Владислав? А ну-ка развяжи меня, я позвоню ему, спрошу.

— Нет, ты еще не протрезвел. — Я ударил его ногой в бок. Ощутимо ударил. Михалыч скривился от боли.

— Сука… — прохрипел он. — Считай, гадина, что последний день живешь…

— Я еще раз спрашиваю, где сейф? Мне нужно кое-что из него взять.

— Keen, падла! Так я и думал, что он что-то затевает… Слушай, если ты меня сейчас развяжешь, я тебя даже в живых оставлю, езжай в свой Северо… Новосибирск? Короче, езжай туда, я тебе денег дам, не влезай ты в это дело.

— Михалыч, скажи, где сейф, и покончим с этим. Ты же знаешь, я тебя тихо и аккуратно так обработаю, что лучше бы умер, пока не скажешь. Впрочем, можно и попроще придумать…

Михалыч молчал и с ненавистью смотрел на меня. Что же, не избивать ведь беззащитного человека? К тому же действительно все можно сделать гораздо проще.

На улице лил дождь. Я воздал славу Господу, что нынче осень, а потому весьма поганая погода, заткнул Михалычу рот (он, конечно, попытался меня укусить, но бесполезно) и вытащил его на балкон. Михалыч задергался, начал хрипеть, вероятно, хотел позвать на помощь или сделать еще какую глупость. А может, думал, что я его сбросить вниз хочу. Ха, в таком виде-то? Нет, я гуманен. Он в последнее время явно подзапустил свое здоровье, думаю, прохладный воздух Михалычу не помешает…

Я положил бьющееся и дергающееся тело на балконный пол, вернулся в комнату, сел на подоконник и стал наблюдать.

Абсурдная ситуация, чем-то это напоминает Ильфа и Петрова. Как там у них? «В центре города, на лестничной клетке, стоял голый человек…» Нынче мир более жесток. В наше время новоиспеченный инженер Щукин лежит связанный на балконном полу, под дождем. Но тоже голый и тоже в центре города. Ну чем я не классик?..

Через пять минут, после того как Михалыч стал активно дергаться, я втащил его в комнату. Авось поумнел.

— Ну так что, где сейф?

— А все-таки кто тебя прислал? Владислав или Keen? Черт побери, что я такого сделал?.. — спросил он и злобно посмотрел на меня, но голос выдал его страх.

— Да никто меня не присылал. Но тебе-то какая разница? Все равно все, что я хочу, ты расскажешь, но вот то, будешь ли ты после этого жить, зависит от тебя. И, заметь, твои шансы сокращаются.

— Бля, да не грози мне. И не такие грозили… А если тебя Keen не посылал, тогда могу и ответить. Сейфа в офисе нет, здесь он. В четвертой съемочной, за зеркалом.

Я водворил кляп на его законное место и прошел в четвертую съемочную. И действительно, за зеркалом был сейф. Очень глупо. А что, если срочно что-нибудь понадобится взять? Впрочем, чего от этого кретина можно было ожидать! Все и всегда делал через некошерную часть тела… Я открыл сейф. Сказка. Никакой тебе сигнализации, никаких проблем. В этих американских фильмах всегда все преувеличивают. В сейфе лежали какие-то папки, несколько стопок стодолларовых купюр, два запечатанных конверта и две коробочки — одна побольше, другая поменьше. Я вернулся в комнату, чтобы Михалыч не натворил каких-нибудь глупостей в мое отсутствие, и разложил добычу на столе. Папки, к сожалению, дали весьма немного. В одной из них было штук десять анкет, из тех, что заполнялись девушками. Так себе анкеты, мало информации. Адрес, домашний телефон, день рождения, где хочет работать и прочая чушь. Фотографии, наклеенные на анкеты, выполнены грубо, а вот приколотые к ним скрепками фото обнаженных натур по качеству сделаны значительно выше. Впрочем, ничего особенного. Ни адресов настоящей работы, ни даже указания на страну пребывания. Можно было подумать, что отправляли девушек в Матренин Посад коров доить. Несколько лиц на фотографиях были знакомы, но Сну среди них не было. Вторая папка была доверху наполнена всяким неструктурированным материалом. Какие-то фото, газетные вырезки, некоторые из них были с последних полос «МК» и касались различных уголовных преступлений. Допустим, кого-то этими вырезками хотели шантажировать, но зачем хранить статью из журнала «Крестьянка», касающуюся разведения скота в Свердловской области? Непонятно. На фотографиях часто мелькало лицо, которое я пару раз видел. Этот человек заходил в офис, причем его у входа всегда встречал сам Михалыч. Так, понятно, либо клиент какой, либо сам Keen. Впрочем, в милиции разберутся, что это за папочка такая. В конвертах, как я и предполагал, лежали деньги. Считать не стал, вдруг на них отпечатки пальцев какие, но денег много.

В маленькой коробочке, найденной в сейфе, лежало странного вида колье. Казалось, что по хорошо сделанной вещи кто-то специально долбанул ножом, такое оно было все покореженное и перебитое. Похоже, сняли с какой-то убитой девчонки. Суки, мочат людей, как нечего делать, а менты и внимания на это не обращают!

В большой коробке, завернутый в какую-то бархатную тряпку, лежал пистолет. Нет, я далеко не первый раз видел оружие, «стечкина» бы разобрал и собрал с закрытыми глазами, но вот такой, настоящий, холодный, даже в руках держать было боязно. Марки пистолета я не знал, только сейчас понимаю, что это был «тернер» 22-го калибра, замечательная пушечка для близкого расстояния, но тогда я впервые понял выражение: смертельная игрушка. Легкий и сравнительно небольшой кусок металла, способный реально убить человека. Нет, кто сам не сталкивался — не поймет.

Я вытащил кляп изо рта Михалыча.

— Слушай, все равно я сейчас все это дело, включая тебя, в ментовку отнесу. Объясни мне несколько вещей, все никак понять не могу: за что вы Андрея грохнули?

— Тебе-то какая разница? Ты все равно уже не жилец. Кривись-кривись, сам понимаешь, раз грохнули это пьяное чмо, значит, Keen и тебя на шашлыки пустит. Зачем грохнули? Да знал слишком много, как это ни банально звучит, и хотел слишком много. Впрочем, лох ты, Ен, чего с тобой разговаривать? — как-то чересчур апатично произнес Михалыч. Я решил, что разговаривать действительно бессмысленно, лучше мусорам позвонить, пусть вывозят этого выродка. А потом и Ксепа пригребут. Чувствуется мне, что в этой папочке на него документов имеется более чем достаточно.

Я взял обе папки, положил и их, и коробки в целлофановый пакет, поставил его в угол, а сам решил пойти вниз и позвонить в милицию.

Однако стоило мне лишь открыть дверь, как тяжелая, раскалывающая мою переносицу боль остановила благие желания законопослушного гражданина…

— А может, из-за девки? Эта, как ее, Снежана?.. Она вроде. как его любовницей была?..

— Да нет, он что-то говорил про Андрея, спрашивал, как его пришибли, да потом откуда бы он узнал про эту Снежану? Она же того… уже там концы откинула. Бляха муха, чтобы я когда-нибудь на работу это хипье театральное брал!

— Нет, все-таки неясно, из-за какого-то пьянчуги на рожон полезть? Ведь смотри как готовился, веревку специально принес, ключи. Ксепом почему-то тебе угрожал. Хвали Господа, что мы успели подъехать. Вот сейчас Владислав приедет, спросим, может, он прислал?

— Да что вы, очумели совсем, какая разница, из-за чего этот кретин забуянил? Лучше думайте, что нам сейчас с ним делать!

— Ой, тоже мне проблема! В Москве у него родственников нет, знакомых вроде тоже. Приехал из какого-то Мухосранска, так кто его искать будет? В речку скинем к чертовой бабушке, и все дела…

Голова из кусочков собиралась и складывалась, судя по всему, в нечто более или менее целое. Глаз я не открывал, ожидая, может, чего полезное услышу.

Снизу раздался звонок.

— Сева, Крот, живо вниз, это Владислав, подхватите его аккуратненько так и сюда. Может, это действительно он с террористом нашим постарался.

Я позволил себе из-под ресниц взглянуть на обстановку. Мои ноги были связаны, про руки я бы так не сказал. На них скорее наспех набросили веревку, даже узла серьезного не получилось, в секунду развязать можно. Около двери спиной ко мне стоял Михалыч, глядя в дверной проем. Все ясно. Крот и Сева — это два его личных боевика, видел я их пару раз. Судя по всему, именно они и убили Андрея… Господи, они что-то сказали про Сну… Не дай Бог и с ней что случилось — убью сук, всех, я даже не знаю как, но самой что ни на есть мучительной смертью подохнут. Ладно, времени на эмоции нет. Я слегка сдвинул вниз левую руку и мизинцем достал край узла, ковыряющим движением стал потрошить его. Буквально секунд через пять одним напряжением рук я освободил кисти от веревки. Кто их учил вязать узлы? Чтобы тот учитель в горы пошел, в альпинистский поход… Вообще боевики эти — откровенные олухи. То, что я скрутил Михалыча без оружия, вовсе не значит, что его у меня нет. Логично? Ну вот пусть теперь и страдают за несоблюдение этой логики. Снизу донеслась громкая ругань и стук. Великолепно. Просто то, что мне и было надо. Михалыч высунулся в дверной проем, я нащупал на себе нож и живо достал его. Потом полоснул острием по веревкам, они тихо лопнули. Надо было спешить. Шум внизу стихал, а в оре, кроме мата, можно было разобрать и цензурные выражения. Я оперся локтем о пол и приподнялся, поблагодарив Господа, что паркет не заскрипел, как оно обычно бывает в таких ситуациях в тупых американских боевиках. Михалыч стоял великолепно, просто как вымерял позу для моей цели. Я левой рукой зажал ему рот, а правую с ножом приставил к его горлу и быстро зашептал Михалычу на ухо:

— Только пикни, гнида, и я дерну рукой. Знаешь, как далеко бьет поток крови из отрезанной башки? В первую секунду метров на девять вверх. Ты же не хочешь пачкать своей поганой кровью потолок?

Произнеся это и слегка ошеломив его, я резко дернул ножом, так, что он сделал на горле Михалыча надрез. Неглубокий, миллиметра на два глубиной, но вполне достаточный, чтобы, по моему мнению, вкупе с произнесенной только что тирадой создать у Михалыча впечатление, что ему отрезали голову. Нет, не зря мать хотела, чтобы я пошел в психологи. Хороший бы практик, наверное, получился. Окончательно я это понял в тот момент, когда замахнулся правой рукой, чтобы ударить концом рукоятки ножа в висок Михалычу, а этого даже не понадобилось… Почему? Впервые вижу, как мужчина падает в обморок от страха. Лицо Михалыча побелело, он схватился руками за горло, глаза его закатились, и он глухо упал на пол.

Ударив ногой по виску Михалыча, чтобы он точно не поднялся в ближайшее время, я закрыл дверь, потом подскочил к пакету и достал из коробки пистолет. Как он стреляет, я не особо соображал. Нет, то есть то, что нужно нажать на курок, понятно. А вот как взводить и вообще? Ну да ладно, на психологическое потянет… Шаги на лестнице приближались. Я отошел в сторонку и навел пистолет на дверь. Она распахнулась, и первое, что я увидел, было красное лицо Владислава. Он, полусогнувшись, с завернутыми за спину руками шел, а сзади его поддерживали Сева и Крот. Увидев меня, Сева оттолкнул Владислава и дернулся, вероятно, захотев достать какое-то оружие. Я инстинктивно сжал руку и услышал резкий звук выстрела. Сева схватился за живот и медленно повалился вниз. Я увидел, как неприятная на вид свекольно-красная кровь слегка сочится между его пальцами. Крот в это время застыл, прижатый к полу упавшим Владиславом, будто даже как-то спрятавшись за ним. Сам же Владислав сильно побледнел, сжал плечи и прищурил глаза. Надо полагать, видок у меня был еще тот — в одной руке нож с алой полоской крови на нем, в другой — пистолет, который только что убил или в крайнем случае ранил их товарища, лицо озлобленное, волосы на лбу стянуло твердой коркой застывшей крови, одежда порвана, да и вообще, наверное, я выглядел как неумелый актер в образе «русского Рэмбо». Ну что ж, подыграем…

— Оба на пол! На пол, я сказал!!!! Бля, ща мозги по паркету размажу, суки!!! На пол!

Да, роль, безусловно, удачная. Я даже чуть-чуть успокоился. Весьма забавно было смотреть, как эти два придурка лежат, уткнувшись лицом в пол. Взяв со стола бутылку, я разбил ее о голову Крота. Надеюсь, не сдохнет к тому моменту, как врачи подъедут. Впрочем, сдохнет — их проблемы. Я приставил пистолет к виску Владислава и попытался как можно более хриплым голосом произнести:

— Где Keen?

Молчание было мне ответом. Я поставил колено на шею Владислава, потом еще сильнее вжал конец пистолета в его висок и повторил вопрос:

— Где Keen, чмо, где он?!

— Откуда я знаю? Дома, наверное, — дрожащим голосом произнес он.

— А где этот дом? Адрес!

— Да он сейчас сам сюда приедет с ребятами. Не жить тебе, парень…

— Заткнись, мудила! Как его остановить можно? Пошли, ты позвонишь, скажешь, что все в порядке!

— А ты думаешь, это я вызывал? Я же только что пришел. Это Михалыч постарался! Да ослабь ты, мне-то что, меня самого сюда как ссученного пришибло.

— Так, а для чего Михалыч позвонил Ксепу? — Я слегка ослабил хватку.

— Да для того же, что и мне, наверное. Решил узнать, на кого ты работаешь…

— Ну а что ты думаешь по этому поводу? — усмехнулся я, завязывая Владиславу руки на спине.

— А что тут думать? Понятно все. Из-за девчонки этой, что дуба дала… Снежаны.

— Да. Ты почти прав. — Как хорошо, что я за последние дни привык слышать всяческие шокирующие вещи. Вот сейчас практически ничего не почувствовал, только захотелось еще раз полоснуть по горлу этой гниде Михалычу. Сну больше нет. Вот почему она не позвонила. — А расскажи, отчего она умерла? — Я поднял за подмышки Владислава и толкнул его в кресло.

— Передозировка вроде. Да я не знаю точно. Нам они не сообщили.

— Так. Хорошо. А сейчас мы дождемся Ксепа, с ним будет, насколько я понимаю, немного охраны. Ты тут будешь сидеть в таком вот виде, а я рядышком улягусь. Ты скажешь Ксепу, что ворвалась толпа громил, вооруженных, будто они Форт-Нокс решили рвануть, перебили всех присутствующих и буквально минуту назад ушли, захватив с собой материалы, хранимые Михалычем. Если что не так скажешь, сам понимаешь, я уже двоих, если не троих, пришиб, мне терять нечего.

Я выбрал из папки с фотографиями какую-то, где в наиболее похабном виде был заснят Keen, провел ее краем по горлу все еще находящегося без сознания Михалыча (Боже, по моим часам прошло всего семь минут, как он отключился) и положил на свободный стул.

Буквально в этот момент, как по желанию той самой недожаренной рыбки, снизу послышался шум. Я полуприсел-полулег на пол около стула с Владиславом, предварительно сунув ему в рот кляп, потом перехватил пистолет в левую руку и приставил его дуло к спине связанного. Вскоре в комнату вошел Арык — водитель и телохранитель Ксепа, киргиз по национальности.

За ним показался человек, в котором я признал типа, изображенного на фотографиях. Да, это был Keen. Он вытянул кляп изо рта Владислава и закричал:

— Кто это сделал?

— Это… — Вячеслав сглотнул. Я чуть надавил пистолетом куда-то в район его позвоночника. — Это… не знаю… Пришли четыре человека… Мы тут все сидели. Пили. Они ворвались, Михалычу перерезали глотку… Документы достали из сейфа… Унесли. Только что…

— Кселофонт Петрович, взгляните! — крикнул Арык и ткнул пальцем в стул. Keen двумя пальцами поднял со стула фотографию, посмотрел на нее и поморщился.

— Так, Арык, иди вниз, позвони ребятам, пусть врачей каких сюда доставят. Возьми Володю из машины и обыщите район. Только что ушли, говоришь? Тогда, может, сумеем поймать. Хотя… — Но Арык уже рванул по лестнице. Внизу хлопнула дверь.

Один раз живем. В ментуру мне звонить уже смысла не имело, все равно загребут за покушение на убийство и превышение самообороны. А денег в пакете много лежит, можно куда-нибудь уехать, концы в воду…

Я, делая вид, что испытываю страшную боль в голове, медленно выполз из-за стула и, пока Keen еще раз уставился на фотографию, выстрелил ему в плечо. Я бы с огромным удовольствием размазал его мозги по стенке, но что-то в последнюю секунду меня удержало. Впрочем, вероятно, я задел какую-то артерию, так как кровь в мгновение бка залила ему костюм, обагрив рубашку. Keen схватился за плечо, упал на пол и издал резкий хрип. Я ударил рукояткой по виску Владислава, сгреб пакет с деньгами и документами и побежал вниз.

Лестница, дверь. Оглянуться. Вроде в машине никого нет. Дернул ручку. Дверца закрыта, внутри нет ключа зажигания. Безусловно, выбить стекло, замкнуть контакты былр бы можно, но кто знает, может, у них какая-нибудь блокировка руля стоит, ну его, только время тратить. Я побежал вниз по улице, направляясь к реке. Там в случае чего достаточно легко спрятаться. Сверху по улице послышался крик Арыка. Так. Охота на кабана началась. Действительно, на кабана. Только тупорылое убожество вроде меня могло влипнуть в такую паскудную историю…

Воистину никогда человек не может так быстро бегать, как когда от этого зависит его жизнь. Слава Богу, что фонари в нашей долбаной стране еще работали нормально, поэтому путь виден. Раздался выстрел. Так, пошло в ход оружие. Пора уходить. Я нырнул в подворотню, потом налево, лишь бы к реке подобраться, там все места знакомые до колик, можно будет выскочить перед ментовкой, там-то стрелять не будут. Впрочем, и тут хорошо. Еще раз налево. Опять переулок. Черниговский, в конце его повернуть, там есть проходной двор, я в нем когда-то водку пьянствовал. Шум моих прыжков заглушал все, я уже не знал, гонятся за мной или отстали, но лучше скрыться. Чем дальше, тем лучше. И на вокзал тут же. До Калуги доберусь, а там у меня знакомые есть. Перекантуюсь — и домой. Впрочем, дома най…

Яркий, слепящий свет вынырнул из-за поворота…

Хруст костей, перемалываемых в прокатном стане, лязг железа, треск и боль, бесконечная боль. Огонек на кончике нерва. Разрывающаяся ткань, безумное лицо и кровь, перемешанная с мочой и машинным маслом. Карусель. Камера в летящем автомобиле! Цвета, пятна, куски, крошки и боль, боль, боушххшхрршшшхрхххршшхрхрхрхх!!! Но длится это недолго. Вот уже и последние колеса отстучали там, за гранью взгляда. Снова свет и боль. Ноющей, орущей болью пропитано все: запахи, цвета, мысли. Но не страшно. И хорошшшшоо… Хорошо-то как! А-аххх! Боль ушла, и ради таких минут стоит жить. А бесконечность, оказывается, пахнет вишневым деревом… Устал я сегодня… Ничего страшного. «В аккурат все сбудется, все образуется, все перемелется…»

Чьи-то руки весьма грубо схватили меня, какой-то скрежет над ухом… Мы едем? Я почувствовал, как перед ничего уже не видящими глазами разливается розовый свет, потихоньку принимающий вид огромного плюшевого зайца. Будто он щекочет мне нос своим хвостом. Я громко чихнул и исчез…

— Гляди-ка, очухался. Ну видимо, если и помрет, то не сегодня.

Открыв глаза, я подумал, что опять сплю. Весь мир был будто бы перевернут вверх тормашками. С потолка на меня смотрел человек. Я потряс головой, зажмурился, и все пришло в норму. Я лежал на спине, лицом вверх. Под головой была мягкая подушка; белый потолок, казалось, источал какой-то неестественно радостный, божественный свет. На меня смотрел немного староватый на вид, но все еще очень крепкий человек.

— Добро пожаловать на этот свет, — сказал он. — Я генерал Гриценко…

Конец записи 264755-Е