Падший

Глава 26

Нагорный парк в эту ночь утопал в огнях. Никогда в жизни не видел подобной иллюминации, и даже больше - представить себе не мог, что подобная красота вообще возможна. Феерия света рождалась будто бы ниоткуда, не получалось разглядеть и четверти прожекторов и фонарей, вдруг в одночасье обосновавшихся на главной концертной площадке парка. Ночь за пределами неё, стоило пересечь границу света, как-то враз почернела и стихла, лишившись звёзд и даже луны. Казалось, вовне перестало существовать вообще всё: и город, и моя “банда”, хитрец Разумовский и даже неунывающая Ксю. Остались лишь двое: я и та, кто ждала меня в самом средоточии этого света.

В центре площадки цветастым неподвижным пауком на тонких ножках-растяжках расположился громадный цирковой купол. Он будто бы притаился, притих в ожидании чего-то. Или кого-то. Изнутри не доносилось ни музыки, ни голосов, ни звуков представления. Зато был манящий свет вокруг него, а также направленный на него. Я шёл к цирку, чувствуя себя мотыльком, обречённым на гибель. Но я был не один такой, о нет. Невзирая на глубокую ночь, к внезапно появившемуся на окраине города цирку медленно стекались люди всех возрастов: от всегда бодрствующей молодёжи до глубоких стариков, которых в такой час тут быть не могло. К куполу шли даже дети. Хотя, это могло мне только показаться.

Я вошёл внутрь вместе с десятком других таких “мотыльков”, и тут же ощутил, как снова перестали пульсировать все Имена, кроме одного. Но в этот раз того, звучания которого я не знал. Его хозяйка была рядом. Ждала меня. И я пришёл.

Казус гомункула будет решён этой ночью, тут Разумовский прав. Решён, чем бы он ни был.

— Дамы и господа! - грянул вдруг отовсюду раскатистый голос конферансье. - Сегодня и только сегодня! В эту самую ночь мы рады приветствовать всех под взором госпожи Маржерѝ!

Установленные по границе арены прожекторы одновременно ударили в вершину купола, и зрители громко ахнули, увидев там живой громадный женский глаз. Который, впрочем, существовал лишь секунду, а после вдруг растворился, вынудив людей зайтись волной аплодисментов. Только сейчас я понял, насколько много тут собралось народу. Восходящие ярусы зрительских мест были сплошь забиты разномастными людьми: кто-то сидел в дорожной светоотражающей спецовке и оранжевой пластиковой каске, кто-то в деловом костюме или выходном платье, а кто-то и вовсе в ночном пеньюаре или пижаме. Ума не приложу, как все эти люди оказались здесь, пройдя через ночной город. Но они здесь были.

— И сегодня у нас особая программа, - понизил голос невидимый конферансье, умело напуская туман таинственности. Выждав нужную паузу, он продолжил, произнеся название цирка подчёркнуто по-французски: - Оторвавшись от родной труппы du Soleil, госпожа Маржери прибыла в ваш уютный городок прямиком из Монреаля, преодолев за короткое время Тихий океан! И всё ради одного-единственного гостя! Итак, встречаем: несравненный, долгожданный, юный и строптивый, А-а-а-александр-р-р Зо-о-ор-ри-и-и-и-ин!!!

Настала очередь прожекторов, развешанных под куполом. Они включились разом, с громким щелчком, и почудилось даже, будто я ощутил толчок от скрестившихся на мне лучей ярчайшего света. Люди почему-то и этому бросились аплодировать, а неутомимый конферансье, словно бы невзначай прочистив горло, подбодрил:

— Не стесняйтесь, Александр! Арена ждёт только вас!

Чем бы всё ни закончилось, здесь я был именно за этим. Разумовский, а вернее мудрствующий лукаво демон Хиреоф, остановил своей властью готового меня уничтожить Измаила, чтобы я пришёл сюда. Так чего же ждать? Вперёд!

И я, почему-то не ощущая ни малейшего страха, пересёк массивный борт с прожекторами, оказавшись на цирковой арене. Грянул невидимый оркестр, и конферансье натужно взвыл:

— А-а-а теперь встречайте: несравненная и незабвенная, го-о-оспожа Маржери-и-и-и-и!..

Свет снова попутно хлестанул меня, устремляясь ко второй точке на арене. Словно бы загипнотизированные, зрители бросились рукоплескать с удвоенной силой, оркестр пафосно громыхнул, раздался громкий хлопок, сверху полетели блестящие конфетти, и основной свет под куполом сгинул. Остались лишь два перекрестия прожекторов на арене, под которыми стояли мы. Я и та женщина, померещившаяся мне в клубе островом посреди бушующего моря разгорячённой танцем толпы.

Подобно тому, как граница света на площадке парка отрезала всю остальную ночь, арена отрезала нас от зрителей. Я знал, что они всё ещё там, но не видел и не слышал их, в то время как демоница, наряженная в цветастый камзол с “павлиньим” хвостом, кружилась на месте и широко улыбалась, словно бы ей продолжали аплодировать. Это выглядело жутковато: я слышал только её хрипловатое дыхание и глухое бумканье помоста под нами от её низких каблуков. Белила на лице циркачки от размашистой улыбки местами уже трескались, и с такого расстояния я рассмотрел, что ей вовсе не тридцать, и даже не сорок. Под белыми эстрадными лосинами виднелись слишком выступающие колени, выдающие больные уже суставы, трицепсы приветственно расставленных рук заметно висели, и никакие акробатические этюды были уже не в силах вернуть их на законное место. Сквозь слои грима на шее и сверху декольте выглядывали тёмные наросты родинок, а довершала всё нездоровая желтизна густо накрашенных глаз.

“Мы всего лишь функции”, - сказал о демонах Хиреоф. - “Мы дышим условностями своих натур”. Вот госпожа Маржери изо всех сил и дышала. Вероятно, каким бы демон ни был древним и могущественным, перешагнуть через себя он был не в силах.

Я скривился. Наверное, я должен был бояться её. Ведь внутри дряхлеющего тела знаменитой циркачки обитала демоница, сущее исчадье пекла, но мне было плевать. Глядя на её ритуальные пляски перед загипнотизированной толпой, я только… нет, даже не жалел её. Чувствовал брезгливость, притом куда большую, чем к тем двум неудачникам-псам, решившим закусить мной в полутёмном ангаре. И даже большую, чем к скулившему у моих ног Сурку. Закончив купаться в ложном обожании, она наконец встала напротив в цирковую позу и уставилась на меня голодно и жадно:

— Сладкий.

А вот голос её был полной противоположностью внешности. Он звенел китайской “музыкой ветра” или металлическим ловцом снов туманным прохладным утром в горах. Казался сказочно красивым и переливчатым, и сравнить его я бы, наверное, больше не осмелился ни с чем. Абсолютная красота звучания.

— Ты меня не боишься?

— Я пришёл убить тебя, - ответил я, не имея ни малейшего понятия, каким именно образом намеревался это сделать.

Запрокинув голову так, что расправившиеся складки на шее стали похожи на поперечные трещины, Маржери заливисто рассмеялась и вдруг закружилась:

— Ну попробуй!

“Тата-та-та-а-а!” - надорвалась труба избитым цирковым мотивом, и арена под нами неожиданно пришла в движение, пойдя по кругу против часовой. Я покачнулся и слегка присел. Маржери, смеясь и танцуя перед невидимой для меня публикой, выкинула вперёд обе руки, и в них возникли… рапиры. Она ловко бросила мне одну и встала в позу Д’Артаньяна.

— Защищайся, убийца!

Она напала изящно и невесомо, и только Имя Измаил уберегло меня от мгновенной смерти. Укол тонюсенького жала я прочувствовал врезавшейся в бронежилет пулей, дыхание сшибло, я попятился и со стоном согнулся, едва не выронив свою рапиру. Отшагнув ещё, я снова зажёг первую руну и изготовился, наблюдая довольную ухмылочку на дряхлеющем, некогда красивом лице демоницы.

— Ату!

Маржери опять сделала выпад, но на сей раз я был готов. Ушёл чутка вбок, хоть и недостаточно, чтобы успеть атаковать самому. Заливисто и звонко смеясь, под треклятое цирковое “тата-та-та”, она вертелась и плясала, а платформа арены под нами набирала ход и вроде бы даже немного поднималась вверх.

Вся надежда была на Имя Измаил и полноту посоха-факела, что позволит отражать уколы как можно дольше. В фехтовании мне с ней было не тягаться. Пусть и разными руками, но рапиру демоница держала уже сотни лет. И ничуть не сомневалась в том, что с её помощью решит сегодня Казус самонадеянного гомункула.

На том я её и поймаю.

Она прыгнула ко мне с издевательским “але-оп!”, и наша дуэль продолжилась под грохот оркестра и пляску прожекторных лучей, так и норовивших угодить мне в лицо. Под вращение арены я подстроился сразу. С уколами оказалось сложнее. Я старался отражать их по-максимуму, вертеться бешеной юлой, не иначе, ведь каждый такой чувствовался ударом кувалды как минимум, и одним махом гасил Имя Измаил, которое мне ещё нужно было успеть зажечь, чтобы не остаться лежать у ног демоницы. Только защищаться тоже было нельзя, и я выискивал возможность сделать неумелый выпад, чем только забавлял демоницу. Маржери издевательски смеялась и всё больше выкрутасничала перед невидимой публикой, пока в какой-то момент я всё же ни достал её своим остриём.

Невидимый оркестр слажал и не попал в ноты, когда я кольнул её, а платформа под нами дрогнула и начала выписывать едва ощутимую “восьмёрку”. По ощущениям, мы были уже на высоте верхних зрительских ярусов. А демоница лишь, по-прежнему хохоча, с задором глянула на кровь вокруг дырочки в камзоле, потом вдруг провела пальцем центра лба до паха, и… раздвоилась.

— À la guerre comme à la guerre! - звонко возвестила одна она, а копия её резко напала.

От выпада я увернулся машинально, тем самым подставив себя под настоящий, куда более мощный, чем обычно, удар. Имя Измаил погасло с хлопком, я вскрикнул от неожиданности и острой боли, попятился, схватившись левой рукой за пронзённый насквозь бок. Но быстро сообразил и восстановил себя Пламенем.

Та-а-ак… А вот это нехорошо…

— М-м-м, не я одна люблю фокусы?! - почти даже обрадованно выкрикнула старая циркачка.

Госпожа Маржери отшагнула вбок, оставив после себя ещё одну ухмыляющуюся близняшку. Не давая мне сообразить, первая копия опять напала справа, но я осознанно не отреагировал, получив новый укол. И не прогадал. Ничего не произошло! Её копии были всего лишь иллюзиями, не способными причинить никакого вреда! Ха!

Имя Измаил, наконец, восстановилось и я его спешно зажёг. Изготовился, ни на миг не упуская из поля зрения оригинальную Маржери. Ну сейчас ты у меня…

И тут грёбаная платформа резко замедлилась. Я шлёпнулся плашмя, больно пропахав шершавый настил лицом. Вскочил под насмешливое “уак-уак-уа-а-ак” невидимого трубача и понял, что понятия не имею, кто из трёх Маржери настоящая.

Они не атаковали, чтобы не выдать себя. Смеялись и гримасничали, плясали и скакали, дразня меня ложными уколами, постепенно заходя со всех сторон. Слегка покачивающаяся платформа опять ускорялась, оркестр тоже набирал темп, а чёртов свет прожекторов в конец меня дизориентировал. В итоге я не понял, кто из них нанёс удар. Имя уберегло меня опять, но под кожей на мышцах уже ощущалась одна сплошная гематома.

Снова укол! И снова! Я успевал что-то отразить. Успевал вновь зажечь белый огонь защитного Имени, но и только. Долго я так не протяну. Нужно что-то придумать! Отступить? Провалиться прямо сквозь платформу с помощью Имени Абитус?..

А дальше что? Бежать обратно в город? Трусливо спасаться?

Время от времени каждая из Маржери кланялась или взмахивала руками, поворачиваясь ко мне спиной, в общем делала что угодно, чтобы не упустить даже малейшей толики внимания невидимой для меня публики. Для демоницы это было чуть ли не сродни вдоху.

В какой-то момент удачно извернувшись, я вдруг, сам от себя не ожидая, точно уколол нападавшую циркачку, и та вмиг схлопнулась, оставив после себя облако разноцветных, медленно опадающих в сизом дыму конфетти.

— Ты уже заготовила себе новое тело, а Маржери? - выкрикнул я как можно громче, стараясь перекричать проклятый оркестр. Обе оставшиеся циркачки осклабились. - Или будешь вилять обвислой жопой перед ними пока позволяют колени и на харе держится хоть сколько-нибудь сносный грим? Или дождёшься, когда хруст суставов начнёт заглушать оркестр, а, Маржери?

Та что слева покривилась. Всего на миг, не больше, но этого было достаточно. Под жаровней факела уже не было подтёков, но я решился на ва-банк. Бросился на демоницу открыто, как чёртов камикадзе, и она среагировала быстрее кобры. Наши рапиры достигли цели почти одновременно. Только вот моя прошла плоть Маржери насквозь, а её звонко сломалась пополам, в очередной раз не преодолев Имя Измаил.

Платформа вскинулась и со стоном накренилась, а мы, кувыркаясь, полетели вниз. Раздался оглушительный грохот, треск, оркестр смолк, повсюду вдруг начали кричать люди, и… я почувствовал смерть. Рухнувшая платформа угодила прямиком на зрительские ряды!..

Мы поднимались в пыли и осколках прожекторов. Одновременно, и Маржери уже не смеялась. Даже демону не до смеха, когда твоё смертное тело пронзено рапирой у самого сердца. Сантиметр, не больше. Какой-то сраный сантиметр промаха не позволил мне закончить сегодняшний вечер прямо сейчас! Скалясь уже злобно, циркачка медленно вынула из себя оружие, которое сама мне же и дала. И вдруг потянулась за Пламенем тех, кто только что погиб по нашей с ней вине.

Она даже не пошевелилась для этого, но и так было ясно, что она делает. Сейчас Маржери напитается загубленной жизнью тех, кто вдруг оказался раздавлен платформой, и тем самым вылечит себя, возможно став сильнее или быстрее. А я проиграю эту схватку. Ведь останусь почти пуст.

А я останусь?..

Нет, я тоже потянулся к смертям. К терпким и горьким, к странным образом тёпло-сладким, к колко-солоноватым огням людей, которые оказались тут не по своей вине. Против воли прикоснулся к желанию вывезти наконец семью на море, к неустанным попыткам завести детей, к ностальгической тоске по прожитой жизни, к гордости за погибшего при исполнении сына, к мечте о… маленьком лохматом щенке?

Я застонал, стискивая зубы до боли. Пути назад не было. Уже нет.

Лицо с растрескавшимися белилами вытянулось от удивления, когда поток Пламени распался надвое, и стал питать нас обоих. Желтоватые глаза циркачки вдруг застыли, остекленели и увеличились, растянулись вширь. А затем, словно желтки по раскалённой сковородке, потекли по лицу в разные стороны. Теперь их было четыре, и все - самое настоящее зеркало с едва заметными иголочками вертикальных зрачков. Маржери трансформировалась. Принимала свою истинную форму, и притом на ней невозможно стало сфокусировать взгляд. Я видел её тонкие изящные ноги все в крючковатых костяных наростах. Видел когтистые руки с лишним суставом и пышный веером хвост, вместо перьев на котором трепетали плоские не то черви, не то змеи. Но видел я всё это боковым зрением. Куда ни глянь, всюду взгляд проваливался сквозь демоницу, словно бы проделывал в ней дыру. И, главное, невозможно было хоть как-то различить её лицо. Зеркальные глаза, хаотично плывущие по нему в разные стороны, мистически привлекали внимание к себе, и даже с такого расстояния казалось, что смотришь в собственное отражение.

— Такой ты мне нравишься больше, - захлёбываясь отголосками человеческих жизней, рассмеялся я не своим голосом.

Демоница метнулась ко мне, раскинув когтистые руки и разинув пасть. И почему-то уже не смеялась, когда я, отступив вбок на полшага, полоснул рапирой, что всё ещё была у меня. Оставив дымный шлейф, тварь пролетела мимо и с треском и позвякиванием развернулась. Провела ладонью по лицу и оставшимися тремя глазами ошалело уставилась на фосфорисцирующе-белую в полумраке кровь на когтистых длиннющих пальцах. Рапира скорее рассекла лицо демоницы, чем разрезала. И теперь я точно знал, куда бить. О да.

— Убийца!..

Она сделала ложный подскок, и я повёлся. Чудовищная Маржери едва ли была больше меня, но зато оказалась несравнимо сильней - подхватила обеими руками и, подпрыгнув вместе со мной, впечатала в пол.

Я успевал с обновлением Имени в самый последний момент. И как мог уворачивался, пытаясь выползти из-под неё - острые когти дважды скрежетнули рядом, но в итоге всё же сшибли к чертям собачьим дыхание, забрав с собой часть одежды и кожи. Демоница, звонко вереща, опять подхватила меня, словно избалованное дитя, у которого никак не получалось сломать слишком крепкую игрушку, и отшвырнула прямо в накренённую, частично вошедшую в зрительские ярусы, платформу.

На миг я потерялся, утонув в удаляющихся криках спасшихся и в стонах и мольбах тех, кто ещё остался под обрушившимися металлическими конструкциями. А когда удалось впихнуть кислород обратно в лёгкие и открыть глаза, она была уже вплотную.

— Ну вот ты и мой, гомункул! - триумфально прозвенело чудовище прекраснейшим из голосов и нанесло удар.

Но я был первым. Схватил её за зеркальную талию и Имя Абитус погасло, увлекая нас обоих сквозь платформу. Я оказался достаточно ловок, чтобы отдёрнуть руки, едва только сам очутился вне её.

— Нет! Нет! Нет! - забилась Маржери, оказавшись наполовину запертой внутри платформы, но даже её демонических сил не хватало, чтобы высвободиться. Одна её рука тоже очутилась в металле и дереве. Вторая же опасно близко рассекла когтями воздух возле моего лица. Не ощущая ничего, кроме омерзения и гнева, я сломал об колено рапиру, и получившимся штырём одним ударом пригвоздил её свободную руку к доске.

— Имя! - с присвистом потребовал я, понимая вдруг, что давно уже смеюсь. И, не дожидаясь ответа, погрузил большой палец в один из трёх зеркальных глаз. Он с треском, словно новогодний шарик, лопнул и белым потёк по чудовищному лицу. - Имя!

— Убийца! Убийца! - звенела Маржери и ей отовсюду вторил невидимый, перепуганный насмерть конферансье.

— Имя! - рявкнул я и лишил её ещё одного глаза, порезавшись о его осколки.

А в последнем оставшемся я вдруг увидел себя. Точнее того, кто орудовал в моём хилом теле. Решительного. Яростного. Гордого.

— Постой! Остановись! - зазвенела Маржери, но я был неумолим:

— Имя!!

— Сóлис! Солис!

Всё ещё смеясь, я оглянулся и увидел массивную металлическую трубу, что изначально служила частью опоры для вращающейся платформы. Взял её, медленно повернулся и… одним размашистым ударом, словно грёбаный мячик для гольфа, со смачным звуком снёс демонице голову.

Дальше нахлынули пульсирующая по всему телу боль и туман. И то ли это были мои шаги, то ли сердце так медленно билось, понять я не мог. Но когда я открыл глаза, то никакого цирка уже не было. Передо мною вдаль стелился родной город, где-то в центре которого виднелся знаменитый старинный шпиль. Город опять пробуждался под первыми робкими лучами вновь восстающего солнца, как и вчера, и позавчера, как и за сотню лет до меня. Но сейчас наступал новый рассвет. Иной, нежели раньше. Я сидел на пятках, коленями в прохладную землю, весь в крови, что виднелась сквозь десятки разрывов в рубахе, которая превратилась в лохмотья. И думал - сейчас уже всё будет по-другому…

Что-то зудело внутри меня. Звало и стенало. Умоляло меня о чём-то звенящим, прекраснейшим из голосов. Никогда ещё не вмещавший в себя такое количество Пламени, факел мой бушевал. Как в полусне я наклонил его к последнему Имени и негромко повелел:

— Солис.

И оно покорно вспыхнуло. Теперь точно всё. Теперь я был полон.

Но… что это? Звенящий женский голос переливчатым эхом всё ещё носился в моей голове, и я знал, что он заключён в жаровне. А к моим ногам с пепельного потолка медленно спускалась лестница. У её основания наверху вдруг вспыхнула арка, или даже своего рода дверь, на которой ослепительно-белым воссияли все три Имени, что были на выступах. И как только я ступил на первую ступень, умоляющий перезвон захваченной мной Солис превратился в визг и плач. Надо же, ужасу всё же удалось сделать этот голосок ещё прекрасней…

Я медленно поднёс факел к печатям на двери и коснулся навершием той руны, что изображала Имя Солис. Стоило мне сделать это, трезвонящий голосок сгинул, чтобы больше никогда уже не зазвучать. Сгинула и дверь, являя непроглядную серость вездесущей “паутины”. Передо мною открывался новый этаж. Меня ждали новые испытания и силы. А выше, теперь знал я, находились ещё этажи. Ещё и ещё, друг над другом, выстраиваясь в башню.

И я шагнул вперёд, проделывая себе путь горящим чужими жизнями воронёным посохом.

Ведь моя Пепельная башня звала меня.

Конец первой книги.

От автора:

Дорогой друг! Если книга пришлась по душе, не стесняйся, прожми сердечко “нравится”. И даже простое “спасибо” в комментариях для меня будет приятно.

Благодарю.