Падший

Глава 9

Ксюха щебетала о прошедшей репетиции, не замолкая. И я даже честно пытался её слушать. Поначалу.

Захлёбываясь восторгом, она рассказывала о том, как какой-то рукожопый тип сегодня уронил примус во время прогона известной сцены пожара в доме Грибоедова, а вместо воды в нём вдруг оказался самый настоящий керосин. И что все могли от этого сгореть. А потом выяснилось, что такая шутка профессора Разумовского, который, оказывается, большой любитель розыгрышей, и заранее подговорил пару ребят со своего факультета. Затем я получил экскурс в историю бесконечной мистификации спектакля “Мастер и Маргарита”, о том что, якобы, почти каждая его более или менее масштабная постановка хоть чем-нибудь необъяснимым да запомнилась игравшим её актёрам. И что ребята в шутку, а кто и всерьёз, размышляют как бы с ними чего такого не произошло.

Я кивал. Что мне ещё оставалось? Все мои мысли в какой-то момент превратились в сплошную математическую таблицу вероятностей. Хоть я и понимал, что занимаюсь фигнёй, но оставить попытки высчитать соответствующие шансы было выше моих сил. Что наиболее вероятно: простое совпадение, когда преподавателя моей подруги, наверняка продолжателя какой-нибудь актёрской династии, просто зовут в честь Чехова, или нифига не совпадение, когда он и есть тот самый Антон Павлович, которому с моей лоджии докладывал доходяга Семён?

Я ничего не почувтствовал, когда жал ему руку. И понятия не имел, был ли должен. А вот Антон Палыч Разумовский, казалось, кое-что во мне распознал. И очень хотелось надеяться, что всего лишь актёрский потенциал какой-нибудь. Или что моё лицо показалось ему хорошо подходящим, например, под какую-нибудь роль.

Ксенос уверенно заявила, что отпросилась у отца аж до одиннадцати часов. Лично я подозревал, что она вдрызг с ним поругалась. Ну не помнил я, чтобы Ксюха возвращалась домой позже, чем в девять. Даже летом.

— Вина хочешь? - вдруг спросил я.

Близился вечер, и мы сидели на лавочке возле “нашего” фонтана, который почему-то именно сегодня власти города решили отключить для монтажа новой подсветки. Это была древняя советская композиция в виде выпрыгивающих из воды пары дельфинов, возле которой мы не один десяток раз болтали, катались на роликах и просто слушали уличных музыкантов. Однажды я даже уговорил поиграть прилюдно её саму. Всегда любил звук виолончели на открытом воздухе. Было в этом что-то… магическое.

— Прямо тут что ли? - выпучила свои анимешно огромные глаза Ксю. Зелёные и всегда смеющиеся. Мне их будет не хватать. Как и этой непробиваемой наивности.

— Нет, - меланхолично покачал головой я. Шутить как-то настроения не было. - Видишь вон тот ресторан? Пойдём туда.

— В “Кинзу”?! - воскликнула она со смесью восторга и удивления.

Вместо ответа я встал и потянул подругу за собой. Сказать по правде, я понятия не имел, пустят ли нас туда, подобающе ли мы одеты и вообще. Так уж вышло, что я ни разу в жизни не ходил в ресторан. Да чего там, я до самой последней минуты думал, что нас ждёт японская кухня! Но это было не так.

После всего, что вывалило на меня начало этого дня, его завершение просто обязано было получиться на ура. Ну не могла же вселенная не любить меня настолько! И сперва всё было очень даже хорошо: никого не заинтересовал наш внешний вид, быстро нашёлся хороший столик в укромном месте, расторопный официант принёс меню и пожелал хорошего вечера. Делая серьёзный вид, мы заказали стейки из мраморной говядины, что бы это ни значило. Ксения хоть и делала робкие попытки докопаться до сути, но я умело уходил от ответа, откуда у меня взялись средства на ресторан.

Когда нам принесли заказ, я попросил бутылку красного вина. Но официант тонко намекнул, что неплохо было бы увидеть паспорт. Которого, понятное дело, с собой у меня не было.

Я даже рассмеялся. После того, как тебя дважды за несколько дней пытались убить, когда в тебя почти сумел вселиться самый настоящий демон, а после ещё чуть не изнасиловала отвратительная старая ведьма, просьба предъявить доказательство твоего совершеннолетия звучала мягко говоря забавно. Но официант, стоит отдать должное его профессионализму, замаскировал весь наш диалог так, что Ксюха даже не заподозрила, о чём вообще речь.

— Прошу прощения, могу ли я убедиться в возрасте вашей спутницы? - лукаво, с полупоклоном, достойным дворецкого в пятом поколении, осведомился он. На что наивная Ксю даже бровью не повела, вынула из сумки паспорт и показала. - Вот теперь всё в порядке. Какое вино предпочитаете?

— На ваше усмотрение, - наигранно-небрежно ответил я, а сам горячо поблагодарил его взглядом за такую офигенную солидарность. Надо же, как это он ловко всё обставил!

Мы взялись за мясо одновременно, в один и тот же момент отрезали по кусочку и синхронно поднесли их ко рту. И естественно, посмеялись над этим. Себе я заказал стейк с кровью и ни секунды не пожалел об этом. Единственное, чего мне в нём не хватило, так это остроты. Что, впрочем, легко исправлялось отличнейшим, душистым перчиком, который подавали отдельно.

— Ты чего, заболел? - увидев, сколько я сыплю на мясо перца, Ксюха даже жевать перестала. Наклонив лицо набок, она сделалась похожей на любопытную зеленоглазую хаски в очках.

Я намеревался выдать что-то уморительно смешное, но внезапно сквозь витраж увидел его.

Мужик был немалого роста, но стоял полусогнувшись и поджав к сокрытой глубоким капюшоном голове широкие плечи, словно бы ему было холодно. И не где-то, а прямо возле той лавочки, с которой мы не так давно с Ксюхой ушли. Он не двигался, лица видно не было, но я вот прямо спинным мозгом, его, блин, нижним окончанием, чувствовал - смотрит мужик точно на меня.

Я начинал подозревать, что вселенная меня всё-таки не любит. Сильно не любит.

— Красивая?

— Кто?.. - встрепенулся я.

— Ну та, на кого ты так смотришь.

— Ваще огонь! Красавица, каких мало! А литьё какое - м-м-м…

— Пф-ф-ф… - фыркнула Ксюха, едва поняла, что я троллю её, говоря о машине. Я снова посмотрел в сторону фонтана с дельфинами, но таинственного наблюдателя там уже не было.

Когда принесли вино, я постарался вернуть вечер в нормальное русло. Благо, особо из кожи вон лезть не пришлось - со мною же была Ксенос! Уже через пять минут мы гоготали чаечками над каким-то типом в углу, который тыкал вилкой в то и дело ускользающий одинокий маринованный огурчик, при этом что-то эмоционально ему доказывая. Понятное дело, что он просто разговаривал по телефону через гарнитуру в ухе, которую с этой стороны видно не было. Но в нашей версии происходящего огурчика звали Кевин, и он был из Сопротивления. А дальше шла несусветная дичь.

Мне всегда становилось легко с ней. Что бы ни происходило, где бы мы ни были, моя Ксю одним своим присутствием словно бы огораживала меня от всего негативного, как бы меняла режим моего восприятия, что ли... Любая хрень рядом с ней была не такой уж и хренью, и решалась в общем-то легко и просто. И так было всегда, с самых сопливых лет, с момента похорон выловленного в парковой речке калоша. Я никогда не разбрасывался этим словом - “друг”. Друзей у меня не было. Была только она - подруган. В высшей степени наивный и восторженный по жизни человечек, корнями вросший в мою душу.

Первый же глоток вина раскраснил кожу на шее Ксюхи. Обычное дело, такая вот у неё была реакция на вообще любой алкоголь. Она стеснялась этого, и потому я ничего не сказал, а сама Ксюха, снова тараторя о постановке в ВУЗе, и не вспомнила. Сегодня она была особенно болтлива. И первой осушила свой бокал, что дало мне понять - с отцом на этот раз она действительно поругалась серьёзно. И вряд ли из-за меня. Я-то так, чаще был просто красной тряпкой, триггером. Настоящих тем для войны у них после смерти Ксюхиной мамы более чем хватало…

— А давай хотя бы тут устриц пожрём? - вдруг предложил я. И, не дожидаясь ответа, бесцеремонно попытался поймать прошмыгнувшую мимо официантку. - Простите, у вас устрицы есть?

Но официантка сбежала от меня, видимо, не расслышав вопроса.

— О, или этих… мидий! - легко загорелась идеей Ксю. - Ты давай выясняй. А я сейчас. Быстренько.

Она встала из-за стола и, качая бёдрами под длиннющей светлой юбкой, направилась в уборную. Блин, когда она так научилась?..

Вот их-то, устриц, мы и пытались ловить на той рыбалке в парке. Насмотрелись программы о подводных обитателях азиатских морей и решили, что у нас тоже что-нибудь такое да водится. Дальше был калош и его похороны, после которых мы впервые с Ксюхой “забились”. Пообещали друг другу, что когда станем взрослыми, вдвоём поедем к морю и будем нырять с аквалангом, чтобы тех самых устриц ловить руками. И почему-то именно с одним на двоих аквалангом. В детстве мы не видели ничего бредового в этой затее.

Стоило бы снова попросить меню, и самому всё выяснить. Моего спасителя в ситуации с вином нигде не было видно, и пришлось даже встать из-за стола, чтобы привлечь к себе внимание персонала. И оказалось, что оно, это самое внимание, было всецело занято кое-кем другим.

Я сказал бы, что мужик этот был по-настоящему толстым. В соотношении с ростом его вес близился к критической отметке. В пошитом явно на заказ костюме в вертикальную полоску (она стройнит ведь, ага), делавшем его похожим на огромный арбуз, с обширной неопрятной плешиной и маленькими заплывшими глазками, он производил крайне неприятное впечатление. Щёки его, как у того хомяка, тряслись и сально блестели, а маленькие пухлые пальчики ловко управлялись с вилкой и ножом, разделывая сочный стейк. И, судя по вниманию официантов, уже далеко не первый по счёту.

В обычной жизни я бы не посмотрел на него так пристально. Ну мужик и мужик. Подумаешь, обжора. Но только вот обычная моя жизнь закончилась у подъезда пару дней назад, после звонка Кайрату. Я так и замер, не до конца выйдя из-за своего стола: оплывшая грудь мужика, обтянутая пиджаком в полоску, медленно раскрывалась, являя медленное белое горение. На этот раз никто к нему не спешил, чтобы сунуть внутрь руку. Я один видел это, и хорошо, сполна прочувствовал соблазн встать и повторить фокус Иосифовны. Отвернувшись, я сел обратно за стол. Вот же чёрт…

Что же это получается… Зависть, которая “с кислинкой” и имеет “чуть вяжущее послевкусие”. Похоть, которая уже совсем не та, что раньше. Гнев, которым захлёбывалась автоледи, оскорбляя ни в чём не виноватых мигрантов, просто выполнявших свою работу. И теперь вот чревоугодие…

Всё это были смертные грехи, и поддаваясь которым, люди становились уязвимыми, беззащитными даже, и как бы обнажали то, что у них внутри. Белый медленный огонь. Которым, чем питались… мы.

Меня замутило.

— Ты чего, без меня уже устрицу слопал? - глядя на зеленоватый оттенок моего лица, наивно спросила Ксюха, плюхаясь обратно за стол. Я неопределённо покивал в ответ и сказал, что мне тоже нужно на минуточку отлучиться.

— Тебе туда, - указала путь Ксю.

Чёрт, идти нужно было как раз мимо толстяка. Возле него по-прежнему сновали официанты, и похоже, он был в “Кинзе” постоянным клиентом и чуть ли не звездой местного розлива, часто делавший неплохую кассу. Я шагал уверенно и держал спину прямо, но только до тех пор, пока не поравнялся с обжорой.

Его Пламень был всё ещё доступен. Вот он, горячий, нужно лишь вытянуть руку и взять. И его много! О да, у него его более чем предостаточно, и он наверняка с сотней, нет, тысячей отличных оттенков вкуса!..

— Вам помочь? - между мной, зависшим на месте, и толстяком вдруг вырос тот самый официант. Я встрепенулся, приходя в себя.

— Всё хорошо, спасибо, - ответил я и поспешил добраться до туалета. Блин, за сегодняшний вечер этот парень выручает уже второй раз.

Ощущая одновременно и голод, и тошноту, я навис над раковиной, глубоко дыша. В отражении на меня растерянно таращился темноволосый, короткостриженый паренёк, в котором от славянина было столько же, сколько и от, например, татарина. Он повторял все мои движения, дышал моими лёгкими и носил мою одежду. Но это был не я. Уже нет. Этот пацан не питался душами людей, или чем там на самом деле являлся треклятый Пламень…

Кто я такой? Во что я превратился?!

Я заперся в одной из кабинок, сел на опущенную крышку унитаза и закрыл глаза. Факел встретил привычно - холодом. Но он изменился, стал тяжелее и от жаровни книзу теперь тянулся небольшой подтёк, как если бы горящий в ней Пламень чутка выплеснулся через край и застыл. Эдакая короткая белая полоска…

Но вернулся я не за этим. Меня интересовал символ на квадратном выступе стены, до которого так и не получилось добраться в прошлый раз. Он никуда не делся, едва виднеясь сквозь серую тёплую паутину. Поднеся факел к преграде, я продолжил освобождать пространство внутри себя и остановился только когда смог встать точно напротив того самого выступа.

На меня накатил смех. Надо же, а я ведь видел его, символ-то! И не где-то, а в грёбаном кино, хоть и сказала тогда Ксюха, что подобного эпизода там попросту не было. Этот символ красовался на скале, его собственной кровью вычертил жутко смеющийся мужик с косо срезанной белой бородой, после чего он, символ этот, или же руна, вдруг вспыхнул. А когда огонь спал, на камне остались глубокие борозды. Такие, словно бы кровь того мужика была напалмом…

Я провёл пальцем по оплавленным бороздам руны на квадратном выступе стены. Рисунок ничем, вообще ничем не отличался от того, что я видел тогда. Он был тёплым. И… шептал?..

— Измаил, - повторил я за шёпотом, и пепельные стены вздрогнули.

Это было Имя. Долбаное демоническое Имя! Откуда я его знал? Кто только что прошептал его мне?!

Я будто бы снова увидел зеркало, в котором сыпал ненужными вопросами перепуганный темноволосый мальчишка - настолько чужими казались эти мысли сейчас, в этом месте. Я глянул на посох-факел и увидел, что коротенькой белой полоски под жаровней не осталось. Наверное, я истратил её на то, чтобы добыть из плена паутины руну.

А всё ли на этом? Не нужно ли эту руну… зажечь?..

Повинуясь наитию, я наклонил Пламень к оплавленным бороздам, соединяющимся в непонятный, заключённый в круг, символ. И Имя Измаил вспыхнуло, оставив в навершии моего посоха едва ли половину белого огня. Стены из пепла снова отозвались низким гулом, а я ощутил такое удовлетворение, какое не испытывал, наверное, никогда в жизни. Моё тело наполнила странная сила, будто бы… чуждая человеческому телу.

Я открыл глаза, встал. И первым делом вслух произнёс, стараясь звучать как можно уверенней:

— Измаил.

Ничего. Не произошло ровным счётом ничего из того, что я себе успел напридумывать. Как недоумок Питер Паркер я пытался обнаружить в себе хоть какое-то проявление сверхчеловеческой силы: касался стен, пробовал ударить, подпрыгнуть, увидеть что-либо сквозь тонкую стенку кабинки - всё мимо. Произнесённое Имя не дало мне ровным счётом нихрена.

Да как так-то?!

Серый от злости, я вышел из кабинки, а потом и из туалета. И очень повезло, что к этому моменту за столиком уже не сидел тот сладенький толстяк. Кому повезло - ему или всё же мне - вопрос оставался открытым.

— Ты чё, правда устрицу без меня съел?.. - уставилась большущими глазами Ксюха, когда я вернулся. Нет, она ведь не просто наивна. Она и есть наивность.

— Ещё что-нибудь хочешь? - вместо ответа спросил я. - Официант! Ещё бутылку вина, пожалуйста.

— Саш… уже почти десять…

Я посмотрел на неё и понял, что всё это время Ксюха сильно переживала за отца. И не стал ни на чём настаивать, дав понять моему уже хорошему знакомому, что сказанное только что - ложная тревога. По-прежнему продолжая злиться, при рассчёте я оставил этому официанту такой чай, какой, думаю, он ни разу в жизни не получал. Глупо жалеть деньги, которые ты не зарабатывал собственным трудом.

Мы сели в такси прямо у ресторана, и весь путь до нашего дома я старался не показывать своего настроения. Незачем было портить его ещё и Ксюхе. Ей сейчас и дома хватит с лихвой… Этот старый любитель вынести мозг устроит скандал в любом случае, даже если она зайдёт в квартиру и извинится прямо с порога.

Во дворе уже зажигались фонари. Мы вылезли из такси чуть раньше конечной точки, чтобы немного пройтись пешком. Ксения взяла меня под руку, положила пшеничную голову мне на плечо. Да, её волосы действительно пахли хмелем, этим жизнестойким цепким вьюном с многочисленными зелёными цветами-шишками. Интересно, что раньше я не замечал этого…

И вот так вот мы, болтая ни о чём, неспешно прошагали весь путь до её подъезда, где она почему-то долго не могла найти в сумочке ключи.

— Ты хотела мне что-то сказать, - неуклюже произнёс я, не в силах отделаться от злости, привязавшейся ко мне в туалете ресторана.

Ксюха подняла на меня огромные зелёные глаза. Поправила очки и вздохнула.

— Зорин, ну ты и… Ладно. Потом скажу. Мне домой надо, ты же знаешь, - она вдруг нашла злополучные ключи и потянулась к домофону.

— Пошли. До двери тебя провожу, - предложил я, ощущая себя идиотом неясно за что. Всякое моё слово вдруг показалось недоструганной деревянной болванкой - не к месту, не в тему, ни к чему по-нормальному не приладить. И я решил молчать.

Когда мы вошли в подъезд, я сразу отметил, что свет на первом этаже не горит. А спустя мгновение понял, что не услышал стука и писка срабатывающего на закрытие домофона. Обернулся и сильным рывком завёл пискнувшую Ксюху за себя.

Он стоял молча. Здоровенный, широкоплечий, в громадном капюшоне, который целиком скрывал его лицо. Как чёртово изваяние.

И он не дышал.