Паспорт предателя

Глава девятая Турне

На следующее утро Людвиг и Люси покинули отель и поехали на юг. Они направлялись в Виргинию. Преследовать их по пятам было трудно. Трое агентов ехали в одной машине. Не следовало слишком приближаться, чтобы не выдать себя. Сильно отставать тоже было рискованно.

Людвиг, очевидно, не подозревавший слежки, все же ехал со скоростью восемьдесят миль в час, как человек, который остерегается полицейских: так легче заметить, если позади едут с такой же скоростью.

Все же агенты не отставали от Людвига. Впрочем, немец, очевидно, не думал о полиции. Он даже не применил старого приема: замедлить ход и поглядеть, не замедлит ли ход и машина позади.

Весь день шпион мчался вперед. Усталые, измученные и голодные трое агентов ФСБ сидели поздно ночью в номере отеля «Кейп-Чарльз» и составляли рапорт Гуверу.

В рапорте сообщалось, что Людвиг посетил лагерь Пендлтон, форт Стори, форт Мейер, форт Бельвуар, Лангли-Филд и Ньюпорт-Ньюс. В каждом он останавливался, выходил из машины и делал снимки.

В Ньюпорт-Ньюс ему и Люси удалось побродить вокруг места, где готовился спуск на воду военного судна. Шпион сделал снимки с судна и остановился дружески поболтать с рабочими.

На третье утро шпионы направились к Южной Каролине. Новая группа агентов последовала за ними к форту Джексон. Оба «туриста» некоторое время вертелись вокруг форта, делая снимки и беседуя с солдатами. Люси, в частности, долго болтала с одним солдатом. После его ухода она поспешила обратно к машине, где дожидался Людвиг, вынула блокнот и четверть часа что-то записывала.

Затем Люси стала делать заметки под диктовку Людвига. Агенты с удобного наблюдательного пункта разглядывали эту пару в сильные бинокли: им видно было все.

От форта Джексон «путешественники» привели агентов к историческому форту Самтер. Третью ночь Людвиг и его подруга провели в отеле в Нью-Бери (Северная Каролина).

На четвертое утро шпионы направились еще дальше, в Южную Каролину. Все время они кружили возле оборонных заводов и военных лагерей. Людвиг был занят фотографированием, Люси пользовалась своими чарами, чтобы завязывать разговоры с солдатами и рабочими. Один из агентов остался на заводе подле Чарлстона, чтобы узнать, о чем она расспрашивала рабочего.

Оказывается, Люси заявила, что едет якобы с больным братом, которому врач предписал перебраться из Нью-Йорка в места с более теплым климатом, например в Южную Каролину. Ей хотелось бы знать, есть ли шансы получить работу в этом районе. Ничего не подозревая, рабочий сообщил, что завод, загруженный правительственными заказами, набирает рабочих целыми партиями.

Тогда Люси пожелала узнать, что это за работа. Парень поддался ее открытому и дружескому обращению и выболтал все, что знал. Он сообщил факты и цифры, которые, после того как будут проанализированы «профессором» Борхардтом, очень обрадуют Берлин.

Переночевав в отеле Чарлстон, на пятое утро турне шпионы приехали в штат Джорджия. Они побывали в военных лагерях Стюарт и Уилер, а затем направились в форт Беннинг. Там, как было известно федеральным агентам, служил женоподобный шпион Фрелих.

Людвиг достал из кармана письмо и передал его часовому у входа в форт. Часовой ушел и скоро вернулся, дав знак Людвигу и Люси проходить. Агенты предъявили свои удостоверения и спросили, к кому приехал Людвиг. Они не очень удивились, услышав в ответ имя рядового Фрелиха.

Людвиг и Люси провели с Фрелихом несколько часов. Солдат показал различные интересные пункты в форте. Людвиг снова занялся фотографированием, а Люси вынула блокнот и делала заметки. Агент ФСБ, приставленный в лагере к Фрелиху, сообщил приезжим агентам, что Фрелих подал прошение о переводе в Нью-Йорк, мотивировав свою просьбу желанием быть ближе к больной матери. Проверка подтвердила, что мать Фрелиха действительно живет в Нью-Йорке. Однако для агентов было ясно, что это лишь благовидный и удобный предлог, на самом же деле нацистам хотелось использовать Фрелиха в таком важном центре, как Нью-Йорк.

Военная разведка по договоренности с ФСБ устроила этот перевод. В конце апреля его должны были назначить в медико-санитарный батальон в уединенный форт, расположенный на Говернорс-Айленд, в нью-йоркской гавани. Это было такое глухое место на островке, что там можно было повеситься с тоски. Военная разведка подобрала подходящий пункт!

Простившись с Рене, «туристы» после остановки на ночь в Саванне отправились во Флориду. Они побывали в Тампа, Майами и Кис, бродили вокруг аэродрома в Майами, в аэропорту «Пан-Америкен Клиппер» сделали заметки о сроках прибытия и отбытия самолетов. В Майами осмотрели военно-морскую базу, где Людвиг сделал множество снимков. Посетили лагерь Блендинг, а затем поехали к стоянке авиачастей, в Пенсакола.

До сих пор прогулки в окрестностях правительственной зоны проходили для них благополучно. Но в Пенсакола солдаты не зевали, и как только Людвиг вышел из машины и начал было орудовать фотоаппаратом, подле него моментально очутились двое часовых. Ему здорово попало.

Объездив Флориду, шпионы вернулись через Алабаму. Они посетили Монтгомери, Бирмингем, Мобил, где бродили вокруг местных оборонных заводов. Осмотрели авиабазу Селма, форт Мак-Клеллан и аэродром в Рили. Очевидно, они пересчитали самолеты в Селма и Рили и сделали точные наблюдения. У Людвига оказался замечательно верный глаз. Он не пользовался биноклем, но когда самолет поднимался в воздух или опускался на аэродром, Людвиг стоял подле автомобиля, наблюдая, и спустя несколько минут уже что-то диктовал Люси.

Тем временем в Нью-Йорке наступило почти полное затишье. Это было понятно: глава шайки был в отъезде. Однако Эллен Мейер не оставалась совсем без дела: она отправилась в один из крупнейших нью-йоркских банков, купила на 1 000 долларов германских туристских бон и велела положить их на свой счет в немецком банке в Берлине. Похоже было, что Эллен Мейер или другой член шпионского центра собирается навострить лыжи.

До сих пор Моррисону, главному привратнику в здании Баттери-Плейс, где помещалось германское консульство, не удалось добыть ничего особенного. Он спас от огня только одну большую связку бумаг из консульства и то, осмотрев ее, он увидел, к своему огорчению, что в ней нет ничего ценного. То была обыкновенная текущая канцелярская переписка.

Двое портовых шпионов, известные уже нам Мюллер и Пагель, продолжали свое дело. Они высматривали на молах Уэст-Сайда военные грузы и подпаивали в портовых барах грузчиков и моряков, чтобы заставить их проболтаться. К тому времени агенты, считая эту портовую бригаду шпионов, быть может, наиболее опасной, нашли способ обмануть ее. Не обо всем можно рассказать, — многие из этих уловок применяются и поныне. Скажем только, что на ящиках с военным грузом стали делать фальшивые надписи.

Федеральные агенты, сменяясь, сопровождали Людвига и Люси от Алабамы до Теннесси. Пользуясь отелем «Чатануга» в качестве операционной базы, «туристы» объездили весь штат и посетили каждый пункт, имеющий военное значение. Особенно интересовали шпиона плотины Вильсона и Уилера. Он сделал так много снимков с обеих плотин, что мог бы заполнить ими альбом. Снова повторилась старая история: никто не обратил внимания на «фотографа». Это было поздней весной 1941 года, то-есть за полгода до вступления США в войну. Но Гувер тщательно отмечал все это на поступавших к нему рапортах и принимал меры, чтобы в будущем не допускать такой беспечности. У Гувера состоялся не один бурный разговор с невеждами, которые не видели ничего дальше стен своего кабинета.

Через Западную Виргинию Людвиг направился к северу. Здесь с машиной что-то случилось, и она натолкнулась на придорожный столб. Ни Людвиг, ни Люси не пострадали, но автомобиль пришлось ремонтировать. Агенты узнали в гараже, куда Людвиг сдал свою машину, что ремонт будет стоить 80 долларов. Это нарушало финансовые расчеты Людвига, который, очевидно, заранее рассчитал расходы. Ему пришлось пойти в почтово-телеграфное отделение «Уэстерн-Юнион» и дать телеграмму. После его ухода агент взял следующий бланк из пачки, на которой писал шпион, и узнал, что Людвиг телеграфно сообщил Эллен Мейер точную сумму счета за ремонт машины. Через несколько часов он получил перевод на 80 долларов.

Наконец, шпионы вернулись в Нью-Йорк.

Теперь Люси работала ночами, видимо перепечатывая стенографические заметки, сделанные во время поездки. Однажды утром Людвиг зашел к ней с набитым бумагами портфелем, а вышел с двумя пакетами. Он спешил к Борхардту.

Из соседней комнаты было слышно, как Борхардт и Людвиг беседовали на немецком языке. На сей раз с мнимым художником, агентом ФСБ, был другой сыщик, понимавший по-немецки. Он пришел раньше и усиленно торговался о цене картины, которую якобы покупал.

После прихода Людвига торг все еще продолжался. Два шпиона в соседней комнате могли бы почуять неладное, если бы агенты перестали спорить. Поэтому время от времени сыщик, понимавший по-немецки, отходил на цыпочках от стены, у которой подслушивал, и громко делал замечание по поводу картины. Разумеется, большую часть времени говорил другой агент, лжехудожник. Видимо, трюк удался, так как шпионы стали подробно обсуждать наблюдения, накопленные Людвигом во время поездки. Борхардт даже сказал:

— Если бы эти люди за стеной так не шумели, я мог бы лучше сосредоточиться.

Подслушанная беседа не добавила ничего нового. Борхардт, видимо, просматривал записи Людвига и Люси и комментировал их вслух. Затем Борхардт спросил, видимо, принимаясь за другую папку с отчетами.

— А, это тот нью-йоркский материал, который собрала миссис Мейер?

— Да, — ответил Людвиг, — я уверен, что вы найдете его интересным.

Наступило длительное молчание. Затем Борхардт сказал:

— Это очень важно. Берлин будет чрезвычайно доволен.

Больше «профессор» ничего не говорил, но агенты ФСБ знали, что все эти шпионские донесения будут перехвачены на Бермудах.

Людвиг, видимо, собирался уходить. Он сказал, что зайдет завтра взять отчет.

— Знаете, завтра отправляется самолет, — прибавил он.

— Я буду работать всю ночь, — ответил Борхардт. — У вас останется достаточно времени, чтобы написать письмо. Но я не советовал бы в одном письме сообщать всю информацию, которой мы располагаем. Вдруг что-нибудь стрясется. На всякий случай пошлите несколько писем.

— Но вы уведомите Берлин, что информация уже в пути?

— Разумеется, — сказал «профессор». — Сегодня после обеда я отправлюсь в консульство.

Борхардт сдержал слово и работал всю ночь. Рано утром пришел Людвиг. Он оставался у «профессора» ровно столько времени, сколько нужно, чтобы просмотреть отчеты.

— Доктор, вы — чудо!

— Благодарю вас, Людвиг, — ответил «профессор». Затем последовало щелканье каблуков и прозвучавшее в унисон «Хайль Гитлер!»

Людвиг вернулся к себе в Бруклин. Там его уже ожидала Люси. Агентам было известно, что Людвиг всякий раз лично проверял, чтобы ни в одно из писем случайно не попал листок с машинки Борхардта. По крайней мере ни одно из перехваченных в Бермудах писем не совпадало с шрифтом этой машинки. Образчик шрифта, который удалось достать при помощи квартирной хозяйки, был отправлен на Бермуды, а копия осталась в ФСБ. Был сделан запрос в лабораторию документов в Вашингтоне, куда направлялись все перехваченные письма. Ответ гласил, что ни в одном из писем ни одна фраза не вышла из-под машинки Борхардта.

Через несколько часов гуверовские агенты проследили, как Люси прямо от Людвига направилась в Главный почтамт и отправила письмо авиапочтой.

На следующий день начальник британской цензуры в Гамильтоне (Бермуды) Чарльз Уоткинс-Менсе в ожидании письма приказал своим служащим быть на-чеку. ФСБ сообщило, что письмо отправлено и, видимо, адресовано в Лиссабон или Мадрид.

Вскоре письмо обнаружили и подвергли действию высокой температуры. Уоткинс-Менсе увидел, что письмо отпечатано на стандартном листке бумаги. Тайный текст был написан на оборотной стороне.

Текст, отпечатанный на машинке, гласил (приводим в сокращении):

«Дорогой сэр!

Пожалуйста, извините, что я не писал вам так долго. Как вам известно, я был в отъезде... Но это не была поездка для отдыха, как вам может показаться. Напротив, я пытался сделать все, что возможно при данных обстоятельствах. Я сделал очень интересные наблюдения... Повсюду заметно оживление в сфере промышленной деятельности...»

На оборотной стороне этого невинного послания говорилось совсем иное (тоже сокращенный текст):

«Лагерь Стюарт подле Хайсвилла — громадная территория, видимо, служит центром подготовки и комплектования полков береговой артиллерии. Их теперь тренируют и как зенитчиков. Там расквартированы следующие полки береговой артиллерии (здесь Людвиг дает подробное перечисление). Лагерь Дейвис, подле Холли-Ридж, Северная Каролина, на автостраде 17, — громадная территория, лагерь создан совсем недавно, совершенно новый, расширение его еще продолжается, но в официальных списках его нет; примерная вместимость казарм от 30 до 50 тысяч человек; территория — 4 мили длиной, видели здесь части 5-й дивизии. Лагерь Пендлтон — к югу от Виргиния-Бич (штат Виргиния). Разрешение на вход получить не удалось».

Секретное письмо изобиловало подобными деталями, которые представляли огромный интерес для Берлина. Людвиг, видимо, сделал во время путешествия множество наблюдений. Уоткинс-Менсе содрогнулся при мысли о том, что подобная информация могла дойти до Берлина.

Агентам в Бруклине было известно, когда Людвиг отправляется в город. Он часто ездил к Борхардту, и Люси работала у него на дому почти все время, пока он был там, или же трудилась ночи напролет у себя дома.

Из прошлого опыта федеральным агентам было известно, что такая усиленная активность не бывает случайной: нацистские агенты подготовляют письмо или ряд писем для пересылки в Берлин. А так как Людвиг и Люси проводили долгие часы за работой, можно было заключить, что готовилась информация исключительной важности.

ФСБ снова известило британских цензоров, что надо быть на-чеку. И, действительно, цензоры в Гамильтоне обнаружили в ближайшей же почте два письма с двумя различными адресами.

Оба были написаны, как и первое секретное письмо, на оборотной стороне безобидного частного послания, напечатанного на машинке. В обоих содержались сведения, которые еще не подлежат оглашению.

Некоторые из сообщений, перехваченных на Бермудах, касались погрузки военных материалов из Нью-Йорка. Однако не всегда эти сведения были верны, ведь теперь ящики с военными грузами помечались ложными надписями.

До сих пор из Берлина или Гамбурга еще не поступало никаких жалоб по поводу изменения или задержки информации, передававшейся из Америки через шайку Дюкена. ФСБ понимало, что это значит: немцы довольны, ибо получают множество достоверной информации иными путями, о которых ФСБ еще не имеет ни малейшего понятия.

Некоторые сообщения Дюкена пропускались дословно после задержки, которая лишала их всякой ценности. Другие искусно изменялись так, чтобы быть скорее вредными, чем полезными нацистам. Иные пересылались в Вашингтон с копиями в Лондон. Наиболее аккуратными читателями людвиговской информации были президент Рузвельт, государственный секретарь Хэлл и премьер-министр Черчилль.

Фриц Дюкен узнал дату отплытия судна «Робин Мур» из Эри-Бейсин в Бруклине и передал информацию Себольду. Ложные сведения о сроке отплытия и о маршруте парохода были сообщены в Гамбург с радиостанции Себольда в Сентерпорте, и работники ФСБ решили, что, наконец-то, они провели Фрица.

Однако это пароход, шедший под американским флагом, был потоплен немецкой подводной лодкой в Южной Атлантике 21 мая 1941 года. Вашингтон решил сперва, что это было скорее результатом разведывательных поисков немецких подводников, чем плодом работы немецких шпионов. Но затем британские цензоры на Бермудских островах перехватили письмо, шедшее воздушной почтой из Лиссабона и адресованное на имя Людвига, почтовый ящик № 185, Нью-йоркский главный почтамт. С помощью обычного процесса было обнаружено краткое сообщение, написанное невидимыми чернилами:

«Большое спасибо за сведения о «Робин Муре». Мы покончили с ним 21 мая».

В самой Германии продолжали циркулировать разные слухи об «академии» диверсантов, и в Вашингтон просочились новые подробности. Гитлер явно собирался поставить дело на широкую ногу. Но осведомители сообщили, что он не спешит. Он не хотел начинать свою кампанию диверсий до тех пор, пока игра не будет стоить свеч, то-есть пока наши верфи и военные заводы, наше производство танков, самолетов и снарядов не будут пущены на полный ход.

Гитлеровскую программу, как сообщала разведка, должны были выполнять диверсанты двоякого типа — предназначенные для подпольной работы и обученные в «академии», и люди, которые будут действовать более или менее открыто. Берлин знал, что ФСБ не спускало глаз с кандидатов в диверсанты в США. Нацистам было известно, что их не арестуют до тех пор, пока они не совершат преступления. Но действовать эти люди не начнут, пока не будут готовы «поразить подобно молнии в ночи». А что случится со шпионами после того, как они выполнят задания, уже не интересует атаманов берлинской шайки. Это считается издержками производства, а человеческая жизнь не имеет в глазах Гитлера никакой цены.

Диверсанты, которым предстояло действовать в открытую, должны были отвлечь внимание от тех, кто будет «работать» в подполье. Таких молодчиков, как Джордж Джон Даш, бывший официант, как Эдуард Джон Керлинг, бывший метрдотель из Ныо-Джерси, как Герман Нейбауэр, бывший повар в отеле Чикаго, которые репатриировались в Германию, чтобы поступить в «академию» диверсантов, считали слишком ценными шпионами и не хотели подвергать их риску ареста.

Наблюдения разведки в самом Берлине и сведения из других, не подлежащих оглашению, источников показали, что для обучающихся диверсантов готовят всевозможные искусные формы маскировки. Когда даши, керлинги и нейбауэры вернутся в США на резиновых шлюпках, спущенных с подводной лодки, или сбросятся на парашютах с самолетов, базирующихся на авианосце, они будут снабжены любыми документами, ограждающими их от всяких подозрений, поддельными воинскими билетами, рекомендательными письмами, фиктивными справками о работе на протяжении того времени, которое они провели в Германии, и пр. и пр.

Образцы этих документов были обнаружены среди перехваченной почты. Найдены были также фотографии стратегических железнодорожных узлов, мостов, танковых, авиационных и пороховых заводов, а также нью-йоркских вокзалов и крупнейших магазинов.

Если в системе охранения военной тайны в США имелись свои недостатки, то таковые имелись и в Берлине.

У некоторых «студентов» берлинской «академии» диверсантов под влиянием эрзац-шнапса развязывались языки, и они начинали болтать. Так симпатизирующие США люди разузнали, что в «академии» были сотни макетов будущих объектов диверсии в США — макетов, специально построенных под руководством инженеров игрушечных дел мастерами на основании сведений, доставляемых шпионами. Инструкторы «академии» — опытные диверсанты — подробно разъясняли «студентам», как обмануть бдительность охраны, как заложить взрывчатые вещества, как добиться при этом наибольших разрушений.

Тем временем в США расширял свою шпионскую деятельность некий Гейне — бывший представитель Форда в Германии, использовавший многолетние связи, чтобы получать важные данные о производстве. Эта информация передавалась Себольду через лженатурщицу Лили Штейн. Видимо, довольный тем, что из своих связей на автомобильных заводах штата Мичиган он выжал все, что мог, Гейне поехал в Нью-Йорк и под фамилией Блекуэлл остановился в отеле Клинтон, подле Пенсильванского вокзала.

Сначала он проскользнул в Бриджпор (Коннектикут) и посетил авиационное фотоателье Торелла на Мертл-Корт, 3. Эта вполне надежная фирма специализировалась на фотографировании самолетов. Каким-то образом Гейне узнал об этом. Представившись фордовским администратором, он заказал серию снимков, которые, конечно, не предназначались для широкого обращения, так как раскрывали некоторые особенности истребителей и бомбардировщиков.

После того как Гейне сделал заказ и вернулся в Нью-Йорк, федеральные агенты побеседовали с владельцем фотоателье, в высшей степени общительным джентльменом, который был так ловко одурачен вкрадчивым нацистом и его фальшивыми документами. Отменить заказ, не возбудив подозрений шпиона, было уже невозможно. Тогда специально для Гейне изготовили несколько снимков и послали ему в отель.

Агенты ФСБ заняли соседний номер. Два курьера, работавшие на трансатлантических пароходах, — новые лица в заговоре, — навестили шпиона, и агенты услыхали, как нацисты захлебывались от радости, рассматривая снимки. Гейне сказал одному из курьеров:

— Забирайте их так, как есть.

Курьер возразил:

— Разве вы не хотите переснять их на микропленку?

— Не надо, — последовал ответ. — Я не особенно доверяю этому Себольду.

На следующий день Дюкен зашел к Себольду. Агенты в соседней комнате, соединенной звукоуловительной проводкой со «студией», слышали, как Фриц жаловался на ссору с любовницей.

— Мы попадем в ужасную переделку,— сказал Себольд, — если девушка станет вашим врагом и обратится в ФСБ.

Дюкен промолчал. Затем раздался его громовой голос:

— Мы попадем в еще большую переделку, если вы пойдете в ФСБ.

— Опомнитесь, что вы говорите, Фриц?! — воскликнул Себольд, пытаясь скрыть тревогу и изобразить притворное изумление.

— Я говорю то, что думаю, — сказал бур. — Если я когда-либо узнаю, что вы играли двойную игру, я убью вас собственными руками.

Себольд спросил, что дало Дюкену повод усомниться в его, Себольда, честности. Бур некоторое время молчал, а потом рассмеялся.

— Забудьте о том, что я сказал, Гарри. И давайте-ка пойдем, выпьем. Я нервничаю, вот и все. Иногда я готов подозревать самого себя.

— Почему же вы нервничаете, Фриц? — спросил Себольд с притворным участием.

— Всему причиной эти бестии из ФСБ, это Гувер, который суется повсюду, — и Дюкен показал на стену, отделявшую «студию» Себольда от комнаты, занятой агентами ФСБ. — Откуда я знаю, — прибавил он, — может быть, люди Гувера прячутся здесь рядом?

Себольд притворился встревоженным.

— Быть может, вы правы, Фриц, — сказал он. — Знаете что — посмотрим, что там делается.

Себольд постарался замешкаться, чтобы агенты в соседней комнате успели спрятать свою аппаратуру. Затем он и Дюкен вышли в коридор и постучались в дверь комнаты, занятой агентами. То, что произошло потом, рассказывать здесь нельзя. Достаточно сказать, что агенты были готовы к встрече.

Позже, за выпивкой, Дюкен посмеивался над собственной нервозностью. Беда в том, что трудно было сказать с уверенностью, когда Дюкен говорит правду и когда играет. Актер по натуре, он иногда любил играть ради самой игры и в то же время был столь коварен, что никогда нельзя было знать, не делает ли он чего-нибудь только для маскировки.

В довершение всего со станции АОР в Гамбурге на радиостанцию Себольда пришло тревожное известие:

«Рекомендуем сугубую осторожность. Есть сведения, что кто-то из вас под слежкой».

Было понятно, что приближается время решительных действий.