Паспорт предателя

Глава шестая Заокеанская разведка

Диверсионные планы Берлина все более расширялись. Это подтверждалось известиями, приходившими в Вашингтон из-за границы. Гиммлеру требовалось все больше студентов из США — молодых немцев, которые приняли американское подданство и прожили в стране достаточно долго, чтобы в совершенстве знать язык и обычаи. Так, например, стало известно, что некий Джордж Джон Даш, высокий тридцатилетний мужчина с крючковатым носом, работавший в Америке официантом, теперь репатриировался и учится в академии диверсантов. Узнали также, что Даш был другом Эдуарда Джона Керлинга, бывшего метрдотеля, и Германа Нейбауэра, бывшего повара в отеле Чикаго, которые к тому времени распростились с США и уехали в Берлин.

Таким образом, более чем за год до высадки восьми нацистских диверсантов на побережье Лонг-Айленда и Флориды Гувер знал о троих из них.

В скрытой борьбе с Дюкеном наступил период затишья. Себольду попрежнему удавалось перехватывать важную информацию, которую Дюкен добывал для передачи в Германию. Но коварный бур ухитрялся то и дело ускользать от агентов; становилось все более ясно: именно тогда, когда он скрывался из виду, он направлял сведения в Германию иными, неизвестными ФСБ путями.

«Натурщица» Лили Штейн работала в контакте с неким Эдмундом Карлом Гейне. Человек это некогда был представителем «Форд Мотор Компани» по организации фордовских предприятий в Германии и других зарубежных странах и сохранил связи на автомобильных заводах в Детройте, которые тогда как раз перестраивали свою работу для военных нужд. Благодаря прошлым связям Гейне имел доступ на множество заводов в Детройте и во время инспекционных поездок доставал любые производственные данные, какие требовались Гитлеру.

Данные эти передавала Себольду Лили Штейн. Обязанностью Себольда было заносить их на микропленки и вручать таким «верным» людям, как Вильгельм Зиглер, шеф-повар на пассажирском пароходе «Америка». Что касается Германа Ланга, угрюмого мастера с завода авиаприцелов Нордена, который как будто недолюбливал Себольда, — то теперь выяснилось, что он еще раньше взял на заводе отпуск и отправился в Германию. За время пребывания там он сообщил нацистским инженерам и конструкторам все, что мог вспомнить о деталях авиаприцелов; но эта информация не принесла им особенной пользы.

Берлину требовались детали авиаприцелов. Станция АОР в Гамбурге запрашивала об этом все более настойчиво, и теперь у Себольда был хороший предлог для свидания с Лангом. Выяснилось, что для Ланга это был прежде всего вопрос о денежном вознаграждении. У него было на 3 000 долларов ценных бумаг, курс которых упал; в связи с этим Ланг поставил условием, что германское правительство оплатит любой убыток, который он потерпит при ликвидации акций перед возвращением на родину.

— За этим дело не станет, — сказал Себольд. — Но сможете ли вы достать некоторые детали авиаприцела, чтобы мы могли переслать их через кого-нибудь вроде Зиглера?

Ланг засмеялся.

— Нет ничего проще, — похвастал он. — Я один из тех, кому больше всего доверяют на заводе. Я мог бы залезть в стол хоть к самому директору, никто и слова не сказал бы.

— Замечательно! Но сколько деталей вы сможете раздобыть?

Конечно, не весь авиаприцел, но в данном случае достаточно некоторых деталей для того, чтобы воспроизвести его целиком там, в Германии, если, вдобавок, я еще и сам буду присутствовать при сборке, чтобы восполнить недостающее по памяти.

Агенты ФСБ, управлявшие радиостанцией Себольда, передали предложение Ланга в Гамбург. Через пару дней пришел ответ, смысл которого сводился к следующему. Пообещайте Лангу что угодно. Нам бы только заполучить его сюда с деталями, а когда авиаприцел будет сконструирован, с Лангом мы уладим дело.

Это звучало зловеще, но агенты рассмеялись. Они знали, как нацисты собирались «уладить дело» с Лангом!

Эвере Редер, инженер-конструктор на заводе «Сперри Жироскоп», где производилась значительная часть всех выпускавшихся в США авиаприцелов, не ставил таких условий, как Ланг. Единственное затруднение с ним заключалось в том, что теперь он не мог орудовать так легко, как раньше. Едва только он нацеливался на какой-нибудь чертеж, чтобы сделать с него снимок, как чертеж исчезал самым таинственным образом. Разумеется, Редер не знал, что на заводе Сперри работали специальные агенты, следившие за каждым движением шпиона.

Дюкен жил в роскошно обставленной квартире на 74-й Западной улице подле Центрального парка. Его сожительницей была молодая женщина, настоящее имя которой нет надобности называть. Эта женщина, происходившая из очень почтенной семьи на Юго-Западе США, где-то повстречалась с Дюкеном, влюбилась, и они стали выдавать себя за супружескую пару, под именем мистер и миссис Данн. Когда возникло подозрение, что эта элегантная особа не только любовница, но и сообщница Дюкена, агенты ФСБ принялись следить и за ней. Однажды заметили, как она опускала письмо в почтовый ящик в Центральном парке. Тотчас же связались с почтовым ведомством и, вскрыв ящик, выяснили адресат. Письмо с обратным адресом миссис Данн было адресовано «Истмен Кодак Компани» в Рочестере (Нью-Йорк).

Когда письмо пришло, в фирме Истмена уже ждал агент ФСБ. Любовница Дюкена, рекомендуясь специалисткой в области фотографии, что совершенно не соответствовало действительности, интересовалась достижениями «Истмен Компани» в опытах фотографирования в тумане. Разумеется, это был правительственный секрет, но чтобы не возбудить подозрений, был послан вежливый и бессодержательный ответ.

Тем временем шпион сам написал письмо, которое, вероятно, останется «классическим» образцом нацистской наглости. Вот оно:

«В военное министерство. Отдел химической войны. Вашингтон.

Джентльмены!

Мы заинтересованы в возможностях финансирования нашего изобретения в области химической войны. Нам неизвестно, оригинально ли оно, но мы желали бы изучить эту область, чтобы быть информированными на сей счет прежде, чем откроем наш секрет.

Мы слышали, что правительство опубликовало брошюру для тех, кто интересуется данными вопросами. Если это так и если есть возможность, просим сообщить нам, как мы могли бы получить экземпляр этой брошюры.

Считаем также нужным указать, если это имеет для вас значение, что мы патриоты и не допустим разглашения государственной тайны.

С уважением

Ваш Ф. Дж. Дюкен».

Когда это письмо попало в руки агентов, Дюкен получил из военного министерства любезный по форме и насмешливый по существу ответ. Ему писали, что хотя просьба и не может быть удовлетворена, тем не менее военное министерство не питает никаких опасений, ибо он-де явно не такой человек, который был бы способен злоупотреблять секретной информацией.

Не проходило и дня, чтобы не раскрывалась какая-либо новая сторона деятельности и организации Дюкена. Однажды Франц Штиглер, старший пекарь на пассажирском пароходе «Америка», и шеф-повар Зиглер пригласили Себольда на вокзал, чтобы познакомить его с каким-то важным лицом. Человек этот, по имени Рене Мезенен, оказался официантом на трансатлантическом пароходе. В вокзальной уборной Мезенен извлек из носка и передал Себольду микропленку.

— Отправителю спешно нужны эти сведения, — сказал он. — Передайте Дюкену как можно скорее.

Уполномоченный ФСБ Фоксуорт спешно увеличил микропленку и прочел:

«Передайте всем друзьям... что технические вопросы сейчас не так интересуют нас, как военные. Мы желаем, чтобы каждый работал изо всех сил, непрерывно поставляя информацию по следующим вопросам:

а) точная мощность авиации с цифрами летного состава и вспомогательного технического состава на аэродромах;

б) подробности об авиационных школах, местонахождение, число учащихся, подготовка по специальности, длительность срока обучения, типы учебных самолетов;

в) особый интерес представляют все виды учебников, особенно такие, которых нет в открытой продаже;

г) исключительно важно: если летчики обучаются специально для Англии, то где именно проходят они курс обучения; сколько их, каким путем они направляются и когда назначены к отправке;

д) отправляют ли их на пароходах или на самолетах и какими именно маршрутами? Желательно завязать знакомство среди персонала военно-воздушных сил, найти людей, которые смогли бы дать все эти сведения».

ФСБ велело Себольду продолжать игру и отдать Дюкену точную копию микропленки. Такие запросы всегда передавались шпиону в нетронутом виде главным образом для того, чтобы знать, как много ему известно.

Между тем Себольд сделал своей штаб-квартирой музыкальную студию в комнате № 629 дома № 152 на 42-й Западной улице. Дюкен нашел идею замечательной. Ему и в голову не пришло, что в студии установлены диктофоны и агенты ФСБ в соседней комнате слышат каждое произносимое здесь слово. Не догадывался он и о том, что в одной из стен студии скрыта камера киноаппарата.

Когда Себольд показал увеличенный снимок микропленки, которую привез официант с парохода, Фриц внимательно прочитал вопросы.

— Как? — воскликнул он. — Чортовы идиоты! Две недели назад я сообщил, что высылаю как раз эту самую информацию или большую часть ее.

— Вы послали не через меня?

— Гарри, — сказал Дюкен, всегда называвший Себольда псевдонимом, который присвоило ему гестапо, — никогда не кладите всех яиц в одну корзинку.

— Вы хотите сказать, что есть другая радиостанция, о которой мне ничего не говорили?

— Да, в городе есть другая радиостанция, которую в любой момент можно пустить в ход, если ваша будет провалена. Но я не собираюсь пользоваться ею, а также не все доверяю курьерам.

— Вы ставите меня втупик, Фриц, — сказал Себольд.

— У меня имеются подставные адресаты в Южной Америке и в Китае, — сказал Дюкен. — В Шанхае есть китаец по имени Ванг, владелец туристского агентства. Я посылаю ему материалы авиапочтой, а он переправляет их своими путями в Германию. Все это очень просто, Гарри!

Упоминание о второй радиостанции в Нью-Йорке представляло величайший интерес для Гувера. Директору ФСБ было известно, что какая-то подпольная радиостанция с позывными РЕН была запеленгирована в районе Бронкс в Нью-Йорке некоторое время назад, но с тех пор молчит, что не дает возможности засечь ее.

Теперь Гувер разослал агентов по фирмам, которые продают радиооборудование. Быстрее, чем он сам мог надеяться, агенты напали на след. Продавец в магазине на Корт-ленд-стрит, в нижней части Манхаттана, вспомнил, что он продал части для рации человеку по имени Джозеф Клейн, с адресом — меблированные комнаты на 126-й Восточной улице.

Продавец припоминал теперь, что Клейн показался ему весьма подозрительным малым. Но потом он опять с головой окунулся в повседневную суетню и позабыл обо всем, пока не явились агенты ФСБ.

На 126-й Восточной улице агенты узнали, что Джозеф Клейн — молодой человек, не имеющий определенных доходов или заработка. Он снимал большую комнату вместе с двумя другими мужчинами — мистером Фредериком и мистером Хиллом.

Вскоре выяснилось, что мистер Фредерик — это бывший офицер германской армии Феликс Янке, а третий из этой компании оказался Акселем Уилер-Хиллом, женственного вида молодым человеком и редкостным подлецом. Уилер-Хилл, немец по происхождению, часто совершал рейсы между Нью-Йорком и Германией с тех самых пор, как Гитлер пришел к власти. Впоследствии он исчез из виду. Теперь, когда ФСБ принялось выяснять прошлое этого молодого человека, стало известно, что он проходил курс радио в «Союзе христианской молодежи».

К концу апреля 1941 года информация, содержавшаяся в секретных письмах Людвига, поставила агентов ФСБ втупик. Каким-то образом Людвигу удавалось узнавать все больше и больше относительно отправления пароходов из нью-йоркской гавани. Если эти сведения пропустить, они окажут неоценимую услугу подводным пиратам Гитлера. Но если информацию задержать, нацисты могу пронюхать, что за ними следят, и принять свои меры. ФСБ, поконсультировавшись с другими правительственными учреждениями, избрало компромиссный путь,— мы не можем говорить о нем сейчас подробно,— и положилось на судьбу.

Фриц Дюкен, возглавлявший другой шпионский центр, также интересовался пароходами. Однажды, в конце апреля, он сказал Себольду:

— Гарри, мы должны помогать командованию подводных лодок больше, чем до сих пор.

— Что вы имеете в виду, Фриц?

— Я беседовал по телефону с одним из моих друзей, который был в Бруклине. Там одна старая посудина готовится к отплытию, и если командование подводной лодки не получит точных сведений об этом, нам будет стыдно.

— Как называется пароход? — спросил Себольд.

— «Робин Мур».

Хотя война между США и державами оси разразилась на семь месяцев позднее, гитлеровские подводные пираты уже к началу 1941 года сильно активизировали свои действия против торгового судоходства США. Два фрахтовых парохода, принадлежавших отделению «Стандард Ойл» в Нью-Джерси, — «Джозеф Син» и «Джемс Мак-Джилл» — были торпедированы: один — на пути в Гавр, другой — в Ла-Манше. В австралийских водах был потоплен «Город Рейвилл», принадлежавший правительственной морской комиссии США и плававший под американским флагом. А четвертой жертвой стал «Чарльз Пратт», еще одна «старая посудина», как сказал бы Фриц Дюкен, торпедированная у берегов Западной Африки.

А теперь Фриц Дюкен говорил о «Робин Муре»! Себольд решил обеспечить передачу известия об отплытии парохода через свою рацию.

— Обязательно дайте мне знать о сроке отплытия, когда это станет известно, Фриц, — сказал Себольд, — и я передам по радио.

Для ФСБ было нелегкой задачей выслеживать каждого, кто входил в «Маленькое казино» — пивную в Йорквилле, ночной притон, где собиралась дюкеновская шайка. «Курьеры», которые передавали информацию, вроде Вильгельма Зиглера или Франца Штиглера с парохода «Америка», все были тертыми калачами и ловко играли в прятки.

Дюкен действовал всегда, исходя из предположения, что за ним следят, и учил каждого шпиона поступать точно так же. Он, например, входил в вагон метро на малолюдной станции, и затем, когда поезд трогался, снова выходил на платформу. Ему было прекрасно известно, что любой сыщик, который вошел вслед за ним в вагон, скорее останется там, чем выдаст себя.

Чтобы перехитрить его, ФСБ решило держать в резерве еще нескольких агентов на тот случай, если Дюкен применит свой трюк в метро. Но и это не помогло, шпион предвидел возможность подобной тактики и отвечал встречными хитростями, при помощи которых ему удавалось иногда ускользнуть от всех агентов, вместе взятых.

Повар Зиглер и пекарь Штиглер оказались в числе самых способных учеников Дюкена. Поэтому Себольд, который теперь по ночам посещал «Маленькое казино», всегда старался быть на-чеку, когда появлялась эта пара. Однажды после двухнедельного отсутствия они появились в ресторане с видом людей, узнавших массу интересных новостей, и Зиглер сказал Себольду:

— Я хотел бы, чтобы вы встретились с Францем и со мной в Центральном парке завтра после обеда.

— В чем дело? — спросил Себольд.

Зиглер многозначительно ухмыльнулся.

— Увидите. Там мы встретимся кое с кем, кто привез самые свежие новости.

На следующий день после обеда Зиглер, Штиглер и Себольд бродили вокруг назначенного места. Агенты ФСБ поместились с киноаппаратом на грузовике неподалеку. Себольд должен был, гуляя вместе с Зиглером, Штиглером и неизвестным еще третьим, маневрировать так, чтобы фигуры их попали в фокус киноаппарата.

Вскоре к ним подошел молодой человек угрюмого вида, по имени Гартвинг Клейсс, который оказался еще одним трансатлантическим «курьером». Он только что вернулся из длительной поездки на Юг, куда, как выяснилось, его сопровождали Зиглер и Штиглер. Он полез в карман и достал оттуда конверт. Зиглер велел передать конверт Себольду.

— Герр Себольд сделает для вас микропленку, — объяснил Зиглер, — и вам будет легче прятать ее на обратном пути.

Менее чем через час перед Фоксуортом лежал перевод длинного отчета, написанного Клейссом на немецком языке. Приводим здесь отрывки:

«Я закончил свои задания на Юге. Жаль, что все это время со мной не было потайной фотокамеры.

Верфи в... (зачеркнуто цензурой. — А. X.) в последнее время значительно расширились, и на них занято 11 тысяч человек. Спущены на воду различные... новые пароходы, кроме того, некоторые старые корабли от четырех до шести тысяч тонн ремонтируются и, по слухам, будут проданы в Англию... На территории самой верфи каждый квадратный метр пространства используется для строительства рабочих бараков, которое идет самым усиленным темпом. Рабочие немецкого происхождения держатся очень замкнуто. Многие из них имеют собственные дома и не пожелают скомпрометировать себя, так что никогда не знаешь, с кем имеешь дело.

Относительно авианосцев, которые строятся сейчас, я выяснил следующее: вес конструкции — 3 500 тонн; наружная броня днища до ватерлинии — один дюйм с четвертью».

Информация была занесена с некоторыми изменениями на микропленку и возвращена Клейссу.

Ясна ли для вас теперь тактика Гувера, который медлит открыть огонь до тех пор, пока в его поле зрения не окажутся все шпионы и предатели? Допустим, например, что он задержал бы Дюкена и некоторых других. Тогда другие опасные агенты, вроде того же Клейсса, которые до сих пор не показывались, ушли бы в подполье еще глубже, след их на долгое время был бы потерян.

В своей шпионской деятельности немцы применяют сейчас более изощренные и опасные методы, нежели в первую мировую войну. Тогда ведущими фигурами шпионской сети в нашей стране были видные, иногда даже официальные персоны, вроде морского атташе германского посольства в Вашингтоне капитана Бойда, Франца фон-Папена и др., — все личности, каждый шаг которых, естественно, не мог не вызывать подозрений. Теперь германское посольство и различные нацистские консульства, несомненно, точно так же были в курсе всех шпионских дел, но активными шпионами были большей частью неприметные субъекты, хитрые и опасные хищники, скрывавшиеся под невинной личиной обывателя.

Тем временем Аксель Уилер-Хилл и Феликс Янке, два нациста, которые установили вторую радиостанцию на 125-й Восточной улице, перебрались в верхний этаж дома на авеню Колдуэлл в Бронксе. Агенты ФСБ видели, как они возятся с установкой радио, и предположили, что готовится пуск рации при первом же сигнале из Германии. Новое жилище представляло идеальные условия для подпольной радиостанции, чего нельзя было сказать о прежней квартире.

Действовали они, видимо, более или менее самостоятельно. Насколько можно было установить, прямой связи между ними и Дюкеном не существовало. Если это так, значит ФСБ напало на след трех разных шпионских групп.

Уилер-Хилл работал шофером и развозчиком товара в фирме прохладительных напитков в Гринвич Виллидж. Агенты, следившие за ним, сразу же поняли преимущества этой работы: шоферу разрешалось пользоваться грузовиком и в нерабочее время. А так как на машине были намалеваны белой краской название фирмы и всякие рекламные надписи, то вряд ли она возбудит подозрения, если, скажем, и остановится неподалеку от важной оборонной зоны.

Эта догадка вскоре подтвердилась: однажды Уилер-Хилл вместе с Янке сел в грузовик и поехал в Бруклин. Агенты, следившие за ним, видели, как Янке вышел на пристани в Бруклине, возле Фултон-стрит, и, никем не останавливаемый, пошел прямо туда, где складывались предназначенные к отправке военные материалы. Янке направил на ящики карманный фонарик. Надписи на ящиках сказали ему все, что было нужно. Они раскрывали место производства, содержимое и адрес получателя. И тут же, озаренное лунным светом, виднелось судно, на котором это груз подлежал отправке.

Теперь Янке оставалось только узнать дату отплытия судна. Но и это было очень легко. Здесь же находился бар, где моряки, днем грузившие боеприпасы, проводили свои вечера. Янке зашел и заказал кружку пива. Агент, который последовал этому примеру, впервые за всю ночь смог как следует рассмотреть шпиона: бывший немецкий офицер соответственно переоделся для такого случая и выглядел портовым грузчиком.

Алкоголь в сочетании с болтливыми языками предоставлял Янке идеальные условия. Он сразу же завязал знакомство с двумя моряками. Улучив благоприятный момент, он задал простой вопрос:

— Когда вы отплываете?

— Во вторник ночью, — последовал ответ.