Паспорт предателя

Глава двенадцатая Конец шайки Людвига

Агенты ФСБ, выслеживавшие тем временем нашего старого знакомого Людвига, очутились в Фримонте (Огайо). Им было известно, что Фримонт — родина Людвига. Их не удивило, когда он отправился оттуда в магистра в Сандаски и получил копию своей метрики. Предполагалось, что шпион держит курс на тихоокеанское побережье и метрика ему нужна, чтобы отплыть из Сиэтла или Сан-Франциско через Японию в Германию.

Будучи в Огайо, Людвиг посетил форт Клинтон и лагерь Эри, рассматривал их в бинокль и делал записи. Он побывал в окрестностях испытательного аэродрома подле Райт-Филда. Видимо, здесь охрана была довольно бдительной, но ему удалось схитрить. Людвиг остановил свою машину на боковой дороге, откуда открывался прекрасный вид на аэродром и на бомбардировщики, отлетающие или делающие посадку, вынул автомобильную шину и стал в ней ковыряться. Так он смог набросать ряд заметок обо всем, что происходило вокруг.

7 августа Людвиг был в Детройте, где бродил вокруг аэродрома Селфридж-Филд. Затем зашел на завод Форда, где некогда работал его старый друг, Фриц Кун, ныне находившийся в тюремном заключении. У Людвига нашелся и другой друг на фордовском заводе, которого он вскоре навестил.

Из Мичигана шпион направился в Миссури, в окрестности озера Озарк, где сфотографировал плотину Багнелла. Из Миссури проследовал в Колорадо и 21 августа въехал в восточные ворота Йеллоустонского национального парка. Повидимому, у шпиона возникло подозрение, что за ним следят. В парке он ездил, то замедляя ход, то устремляясь вперед с головокружительной скоростью. Агенты старались не отстать. Прежде чем подъехать к гостинице, Людвиг добрых двадцать минут кружил по шоссе, как бы с целью удостовериться, что нет слежки. Затем внезапно пустился прочь со скоростью восемьдесят миль в час.

Шпион въехал в парк рано утром. Было четыре часа дня, когда он остановился в хижине № 47 у Мамонтовых горячих ключей, в сосновой роще. Агенты караулили, спрятавшись за сосной, и с наступлением темноты заметили дым, поднимавшийся из трубы хижины. Они знали, что у шпиона не было с собой продуктов, и решили, что он сжигает какие-то уличающие бумаги. Но это их не обеспокоило: они еще только готовились нанести удар; прежде чем Людвиг закончит свой путь, он сможет навести агентов на след других предателей, как это произошло на заводе Форда. Когда шпион уедет, агенты войдут в хижину и бережно соберут обуглившиеся остатки того, что он жег. Затем это пепел будет уложен в ватное гнездо и отправлен в «дом черной и белой магии», известный под именем лаборатории ФСБ в Вашингтоне. Там пепел подвергнется действию инфракрасных лучей и другим процедурам, пока все написанное на сожженной бумаге не будет восстановлено, словно по волшебству. Все это очень просто и давно известно.

Следующую остановку Людвиг сделал в Бьютте (Монтана). С Северного Тихоокеанского вокзала он отправил два чемодана в Дюмон (Нью-Джерси). Очевидно, он весьма тщательно просмотрел содержимое чемоданов, когда находился в хижине на Мамонтовых горячих ключах, и сжег ненужные или опасные бумаги. Теперь шпион избавлялся от багажа, решив бежать из страны.

Людвиг уже был в штате Вашингтон, в городке Кле-Элам, около ста миль к востоку от Сиэтля, когда Гувер в Вашингтоне решил, что пора действовать. Извлеченные из камина в хижине обуглившиеся остатки бумаг раскрыли множество загадок. Чемоданы, отправленные в Нью-Джерси, были задержаны, и в них нашли около пятидесяти военных кар и других секретных документов. Руководитель ФСБ отдал приказ. Были одновременно арестованы шпионы из порта — Мюллер и Нагель, секретарь Людвига Люси Бемлер, домашняя хозяйка из Бруклина Эллен-Паулина Мейер, которая так ловко собирала сведения у доверчивых рабочих авиационных заводов, и солдат-предатель на Говернорс-Айленд Рене Фрелих. «Профессор» Борхардт, аналитик из той же компании, еще не был задержан; ФСБ оставляло его пока на свободе, чтобы напасть на след других. Слежка за самим Людвигом по всей стране закончилась в Кле-Элам. Он очутился лицом к лицу с двумя агентами, и это был конец.

Людвига привезли в Спокан и поместили в федеральную тюрьму. К нему приставили специального агента, по имени Рой Киллиан. Шпион немедленно выказал желание подружиться со своим стражем. Киллиан понял, что именно предстоит; он тоже оказался неплохим актером и словно ненароком обмолвился о том, что трудно жить на жалованье: едва удается свести концы с концами.

— Скажите, — спросил Людвиг однажды, — хотели бы вы заработать пятьдесят тысяч долларов наличными?

Киллиан вытаращил глаза. Он оглянулся, как бы желая удостовериться, что никто не подслушивает.

— Каким образом?

— Выпустив меня.

— Но как же это сделать, чтоб не попасться?

Людвиг улыбнулся.

— Это не так трудно, — сказал он. — Закажите второй ключ от камеры и дайте мне. Я выйду и запру дверь за собой. Они подумают, что мне удалось самому сделать ключ, здесь, в камере.

Киллиан сделал вид, что размышляет.

— Неплохая идея, — сказал он.— Но могу ли я быть уверен, что получу деньги?

Людвиг убедительным жестом положил руку Киллиану на плечо.

— Вы получите их в течение двадцати четырех часов. Я встречусь с вами на свободе и телеграфирую в Буэнос-Айрес относительно денег.

— У вас есть там человек, который может выслать столько денег?

Людвиг, желая показать Киллиану, что он предлагает честную сделку, раскрыл свои связи в Буэнос-Айресе. Киллиан рассказал обо всем прокурору. Проверка показала, что Людвиг сообщил подлинное имя и настоящий адрес. Так удалось вырвать еще один секрет у нацистского шпионского центра уже после того, как глава его был заключен в тюрьму.

Агент продолжал свою игру. Когда стало очевидным, что от узника нельзя больше добыть никаких сведений, Киллиан высмеял его предложение насчет пятидесяти тысяч долларов, и Людвига увезли на самолете в Нью-Йорк. Вскоре после этого был арестован и Борхардт. К тому времени белокурая секретарша Людвига — Люси Бемлер — призналась во всем и согласилась выступить в процессе главной свидетельницей.

После ареста людвиговского шпионского центра шайка Вонсяцкого забила тревогу. Нацистов, которые оставались в поле зрения агентов ФСБ, трясла лихорадка.

К концу года состоялся процесс Дюкена. К тому времени большинство из тридцати двух его сотоварищей по скамье подсудимых признало себя виновными в шпионаже. Киноленты, пленки, диктографы, обличающие улики, собранные ФСБ в огромном количестве, — все это лишило их возможности отпираться. Любовница Дюкена, девушка из высшего света, признала себя виновной, что не выдала агента иностранной державы, но против нее не было возбуждено обвинение в шпионаже, ибо ее признали слепым орудием в руках бура. Герман Ланг, мастер завода авиаприцелов. Нордена, был в той группе, которая избрала своим жребием итти до конца вместе с буром Фрицем. 13 декабря 1941 года после почти трехмесячного судебного разбирательства всем был вынесен обвинительный приговор: Дюкен и Ланг получили по восемнадцати лет тюремного заключения, а остальные меньше. В общем обвиняемым повезло, что преступления их были совершены в мирное, а не в военное время. Дюкен держался на процессе то стоически, то нагло. Он высказал лишь одно страстное желание: своими руками задушить Себольда.

8 февраля 1942 года прокурор США Матиас Ф. Коррез начал процесс шайки Людвига. Людвиг, Борхардт и Фрелих получили по двадцати лет тюрьмы, Эллен Мейер и Мюллер, как и признавший себя виновным Пагель, — по пятнадцати лет. Люси Бемлер отделалась всего пятью годами, но ей пришлось бы отсидеть значительно дольше, если бы она на процессе не помогла дяде Сэму.

Вонсяцкий в конце концов решил отказаться от услуг священника. Вероятно, у него возникли подозрения. Но священник сослужил дяде Сэму хорошую службу — сообщил о десятках вражеских диверсантов и шпионов, которых можно было арестовать в любой момент.

Агентам, занятым слежкой за «графом», стало казаться, что затевается серьезное дело. Такое же впечатление производили и его сообщники. Похоже было на то, что они ожидали какого-то сигнала.

«Граф» отправился к Кунце. Агенты видели в сильные бинокли, как Вонсяцкий расхаживает в гостиной, жестикулируя и указывая на стенную карту Европы. Точно такая же карта висела у «графа» на стене в его кабинете-доте.

Раном утром к «графу» и Кунце присоединился еще один посетитель. То был достопочтенный Мольцан, дом которого находился как раз напротив, через реку. Вонсяцкий, жестикулируя, обращался к пастору и указывал на карту. Пастор сидел, покачивая головой; казалось, слова «графа» производили большое впечатление.

На следующий день Вонсяцкий отправился в Чикаго. Два агента заняли соседнее купе. Они знали, что «граф» возил с собой портативную пишущую машинку, и когда агенты установили свои аппараты для подслушивания возле стенки купе, то услышали, как стучит машинка.

В Чикаго один из сыщиков задержался, чтобы осмотреть купе, только что покинутое «графом»; сыщики слышали, как «граф» рвал бумагу, ругался, затем скомкал ее и швырнул на пол. Но теперь ни одного обрывка не было в купе: перед уходом он тщательно подобрал каждый клочок.

Агенты не были удивлены, когда Вонсяцкий направился прямо к дому Виллюмейта. Их больше удивило, когда через час после приезда «графа» появился Кунце. Еще больше их удивил приход Эбелла, медика из Эль-Пасо. Видимо, затевалось что-то из ряда вон выходящее.

Но узнать не удалось ничего. Через двадцать четыре часа после встречи в доме Виллюмейта Кунце сел в поезд и поехал в Камден, а Эбелл вернулся к себе домой в Эль-Пасо. И агенты только видели, как Кунце передал пастору Мольцану пачку банкнот.

Тем временем Вонсяцкий отправился обратно в свое имение в Коннектикуте. Через сутки после его возвращения приехал пастор из Филадельфии. Агенты, следившие за ними в сильные бинокли из хорошо укрытых пунктов возле имения, заметили, как пастор и «граф» пошли в похожее на крепость сооружение и оставались там больше часа.

Потом пастор уехал в Чикаго к Виллюмейту, после чего вернулся в Филадельфию. Не прошло и двух часов после его отъезда, как Виллюмейт сам отправился в Эль-Пасо, где встретился с Эбеллом. Не успел Виллюмейт сесть в поезд, как Эбелл вскочил в автомобиль и помчался через границу в Мексику. Что он затевал? Приступят ли, наконец, подозреваемые к непосредственным действиям и тем дадут улики в руки агентов?

ФСБ пока не хотело захлопнуть западню, в которую попался Эбелл. Агенты знали, что он работал продавцом в Мексике до того, как приехал в США и стал заниматься врачебной практикой: ему были хорошо известны все дороги по ту сторону Рио-Гранде. Но почему именно пастор используется в качестве курьера между Коннектикутом и Чикаго и почему Виллюмейт, выступая в той же роли, совершает рейсы между Чикаго и Эль-Пасо? Эбеллу, видимо, передают сведения либо деньги. Если это деньги, то подтверждаются прежние подозрения, что Вонсяцкий финансирует всю группу. Но откуда «граф» достает средства?

Агентам ФСБ не разрешалось пересекать границу США для преследования преступника; пришлось прервать слежку. Но они вошли в соглашение с мексиканской федеральной полицией. Вот что ей удалось выяснить.

Эбелл подъехал к рыбацкому поселку в десяти километрах к югу от Вера-Крус. Там он остановился в гостинице, пользующейся не особенно хорошей репутацией, и связался в деревне с несколькими темными личностями. Мексиканские сыщики из опасения быть замеченными не рискнули приблизиться к Эбеллу и его сообщникам, чтобы установить, имели ли здесь место какие-нибудь денежные передачи. Но, видимо, некоторые из новых знакомых Эбелла получили деньги, так как после его отъезда обратно в США рыбаки, с которыми встречался Эбелл, стали обнаруживать признаки определенного материального благополучия, чего раньше за ними не замечалось.

Эбелл долго не возвращался в Эль-Пасо. Затем внезапно появился Кунце. Оба сели в машину Эбелла, снова пересекли границу и направились в ту же рыбацкую деревушку, где вместе и остановились в той же самой гостинице. Эбелл, как и раньше, записался под своим настоящим именем, Кунце изобразил из себя сеньора дон-Альфонсо графа Габведес; причем мексиканские агенты заметили, что он говорит по-испански.

Вонсяцкий направился к верфи, одной из крупнейших в стране. Он позвонил по телефону из автомата у входа. Через десять минут оттуда появился человек в рабочем комбинезоне и вошел в фешенебельный лимузин «графа». Они представляли собой странную пару — рабочий в промасленной одежде и элегантный «граф».

Беседа их длилась почти два часа и происходила в отсутствии шофера, которому «граф» предложил прогуляться. Когда свидание закончилось, агенты разделились на две группы: одни последовали за Вонсяцким, другие отправились на верфь. Выяснилось, что рабочий был немцем, американским гражданином, занятым на одной из важных работ. Все это было знакомо Гуверу. Он уже давно знал, что немецкие и японские шпионы пытаются получить важные сведения относительно оборонной промышленности США о весьма почтенных по своему положению людей, занимавших высокие командные посты на заводах, производящих оружие, танки и снаряды, а также в армии. Рабочий верфи, друг «графа», подвергся обычному, принятому ФСБ методу слежки. Он даже не знал, что за ним следят, и все же с него ни на минуту не спускали глаз. Делалось это для того, чтобы пустить рыбку в воду и поглядеть, куда она поплывет. То же самое происходило повсюду в стране. Предателям подсовывались составленные ФСБ ложные сведения, и таким образом все, что они передавали шпионскому центру, только вводило немцев в заблуждение.

Вонсяцкий возил с собой в лимузине много багажа, и ФСБ решило, что он отправляется в долгое путешествие. За «графом» следили уже третий год и до сих пор бесплодно, но теперь похоже было на то, что слежка дает, наконец, плоды.

На другой день «граф» остановился у одного из самых больших военных заводов в мире. Повторилось то же, что на верфи: Вонсяцкий больше часа беседовал с каким-то рабочим. А ночью рабочий снова зашел к «графу» в местный отель. Агенты ФСБ сидели в соседнем номере и подслушивали.

— Боюсь, потребуется несколько недель, чтобы достать просимое вами, граф, — сказал рабочий. — Это, знаете ли, нелегкое задание.

— Может быть, — ответил «граф», и в голосе его появились резкие ноты. — Но если вы подумаете, то поймете, что в ваших интересах выполнить задание. Я даю ровно неделю срока. Доставьте ко мне домой, в Коннектикут.

Тем временем пациентам Эбелла в Эль-Пасо было сказано, что врачу, возможно, придется отлучиться на некоторое время, и тогда следует обращаться к другому доктору. Разумеется, это стало известно ФСБ. Достопочтенный пастор Мольцан, видимо, тоже готовился к отъезду: он рассказывал прихожанам, что чувствует себя не совсем хорошо и, может быть, отправится в места, где потеплее, например в Мексику.

Сцена и актеры были готовы. Агенты ФСБ следили, затаив дыхание.

Мольцан совещался с Кунце. Кунце разговаривал по междугородному телефону с Вонсяцким, а затем отправился в Эль-Пасо. Мольцан поехал в Коннектикут и вышел от «графа» с большим чемоданом. Агенты решили, что в этом чемодане содержались все сведения, собранные «графом» за время путешествия. Мольцан отвез чемодан в Чикаго и оставил у Виллюмейта. Виллюмейт повез чемодан в Эль-Пасо, куда прибыл через несколько часов после Кунце. Но он не стал задерживаться, а сразу уехал обратно в Чикаго.

Эта «эстафета с чемоданом» носила такой характер, что Гувер сразу понял: пора! Момент казался решающим.

Агенты ФСБ последовали за Кунце и Эбеллом, когда те сели в машину и направились к границе. Мексиканские власти, предупреждённые о готовящейся поездке, продолжили наблюдение за немцами, когда те пересекли границу и направились в рыбацкую деревушку, где бывали и раньше.

Содержимое чемодана не беспокоило ФСБ. Благодаря системе контршпионажа оба предателя везли с собой информацию, которая будет для Германии и Японии скорее вредной, чем полезной. Правительственные чиновники позаботились, чтобы тем работникам военных заводов, у которых побывал «граф», были подсунуты неверные планы и сведения. Немцы приехали в рыбацкую деревушку и остановились на убогом постоялом дворе. Затем Эбелл отправился обратно в Техас.

Через неделю мексиканская полиция известила Гувера, что Кунце все с тем же чемоданом сел в рыбацкую лодку. Ночь была безлунной, и вскоре лодка потерялась во тьме.

Куда отправился Кунце? Что он собирался делать с чемоданом? Потеряв Кунце из виду, раздосадованная мексиканская полиция ломала голову над этими вопросами. Через несколько часов они увидели Кунце возвращающимся без чемодана и вспомнили слухи о подводной лодке, изредка показывавшейся у этих берегов. Очевидно, Кунце нанял рыбака, и тот доставил его к подводной лодке, по всей вероятности японской, которая и приняла на борт шпионский чемодан. Сразу после ночной поездки по морю Кунце вернулся в США.

Теперь агенты собрали достаточно улик. Но, чтобы быть вдвойне уверенным, Гувер все еще выжидал. Слежка за шпионами продолжалась. Вонсяцкий отправился в новую поездку по военным заводам. А пастор Мольцан переписывался с Лиссабоном: он пользовался шифром, который быстро разгадали британские цензоры на Бермудах. Содержание этих писем изобличало не только Мольцана, но также Эбелла и Виллюмейта.

Наконец, был отдан приказ арестовать шайку. Кунце тогда находился в Мексике, и задержать его попросили мексиканскую полицию. Шпиона застигли как раз в тот момент, когда он готовился выйти в море с рыбаками, очевидно, собираясь бежать на подводной лодке.

Все пятеро были обвинены в «заговоре с целью собирать и передавать германскому и японскому правительствам сведения относительно численности, личного состава, расположения, снаряжения, вооружения и состояния духа армии Соединенных Штатов; местонахождения, масштабов, мощности и других особенностей военных заводов, необходимых для национальной обороны Соединенных Штатов».

Все эти люди были заключены в тюрьму в Хартфорде (Коннектикут) до процесса, происходившего под председательством федерального судьи Джозефа Смита.

Группа «графа», за исключением лютеранского пастора, признала себя виновной еще до суда. Дело Мольцана разбиралось в Хартфорде, в Федеральном суде. Присяжные признали его виновным, и пастора приговорили к десяти годам тюрьмы. Федор Возняк, диверсант, который так и не успел приступить к действиям, был вскоре арестован. До ареста он успел навести агентов на след дюжины подобных ему негодяев; все они также были арестованы.

Но Гувер не забывал и об американских немцах — молодых нацистах, вернувшихся в Германию, чтобы пройти курс в гитлеровской «академии» диверсантов. Теперь, когда война началась, они должны были появиться с минуты на минуту.

В конце мая Гувер получил предупреждение, что некоторые диверсанты уже в пути. Откуда и как пришло предупреждение, еще нельзя рассказать, как нельзя до конца войны раскрыть и некоторые другие детали. Уже в конце мая стало известно, что диверсанты попытаются высадиться с помощью резиновой шлюпки на побережье либо в окрестностях Лонг-Айленда, либо во Флориде, либо в обоих местах одновременно. Был усилен надзор над немцами, проживавшими в Лонг-Айленде, в Йорквилльском районе Манхаттана, во Флориде и в Чикаго. Было очевидно, что если диверсантам удастся благополучно высадиться, они будут искать пристанища у этих людей.