Паспорт предателя

Глава одиннадцатая Усадьба в Томпсоне

Слежка за Виллюмейтом привела в Томпсон, в северной части Коннектикута, в усадьбу, раскинувшуюся на площади в 200 акров. Здесь обитал некий таинственный персонаж, международный авантюрист, известный под именем графа Анастаса Вонсяцкого. «Граф», русский белогвардеец, был некоторое время в центре внимания федеральных агентов. Именно он взял на поруки и внес залог за Фрица Куйа, пьяницу, вора, развратника, гитлеровского шпиона, в Нью-Йорке, когда того арестовали за хулиганство. Это же «граф», который никогда не пользовался в Томпсоне популярностью, еще больше оттолкнул от себя сограждан тем, что начал рисовать свастики на бумажных змеях и пускал их летать над городом.

Вонсяцкий был главой русских белогвардейцев-фашистов. В Америке, и в Вашингтоне и вне его, было два противоречивых мнения о «графе» — примерно сорокалетнем поджаром субъекте угрюмой внешности. Одни считали его просто шарлатаном. Но были и такие, в том числе Гувер, которым казалось подозрительным поведение «графа-Вон», как прозвали Вонсяцкого, который часто присутствовал на заседаниях «Германо-американского союза» в Нью-Йорке и в других городах после того, как Фриц Кун с первой встречи обратил на него благосклонное внимание.

«Граф » привлек к себе внимание еще в 1922 году. Нищий белоэмигрант, он работал на паровозном заводе Болдуина в Филадельфии за 22 доллара 50 центов в неделю и потом вдруг женился на одной из самых богатых женщин в округе — миссис Марион-Бакингем-Рим Стефенс из Чикаго, которая была на двадцать два года старше его.

Молодая чета проживала сначала в небольшом домике среди людей среднего достатка в Ридли-Парке (Пенсильвания), но недолго. Вскоре они стали показываться в различных фешенебельных местах в США и других странах, где «граф» производил на всех впечатление бездельника, отдающего все свое время проклятиям по адресу Советской России.

Агентам стало известно обыкновение «графа» бродить по городку, возле которого было его имение, рассказывая обывателям, что в свое время он будет «главой русского правительства», которое должно сменить Советы в России, и тогда возьмет с собой своих добрых друзей из Томпсона и сделает их вельможами. За этой внешностью шарлатана и болтуна агенты разгадали хитроумную тактику: «граф» изображал из себя кандидата в сумасшедший дом намеренно, чтобы лучше замаскировать свою деятельность.

Однажды, разговаривая с рабочим у себя в имении, «граф» обронил фразу, которая была повторена рабочим в местном баре и подхвачена затем агентом ФСБ.

— Не принимайте за чистую монету пакта о дружбе между Германией и Россией, — сказал Вонсяцкий, — Гитлер ненавидит красных и собирается выступить против них, когда придет время.

Незадолго до описываемых событий «граф» построил в своем поместье в Коннектикуте совершенно фантастическое сооружение. Строение было воздвигнуто на мысу, откуда открывался обзор на многие мили вокруг. То было одноэтажное, напоминавшее студию здание из камня со стенами в два фута толщиной.

Дула пулеметов высовывались из амбразур в каждой стене, а в бронебашне на самом верху этой крепости имелся пулемет на вращавшейся установке. Были сооружены специальные стальные камеры для хранения ручных гранат и баллонов со слезоточивым газом. В углу единственной большой комнаты этого бастиона помещался письменный стол «графа», а на стене висела необычно выглядевшая карта мира. Знаки свастики на территориях, принадлежащих Англии и другим странам, зловеще указывали на то, что Германия и Япония строя планы захвата и раздела между собой территории США.

Посетив Вонсяцкого, Виллюмейт вернулся в Чикаго, а «граф» упаковал чемоданы, сел в лимузин и поехал в Вашингтон. Там он направился в японское посольство.

В посольстве Вонсяцкий оставался несколько часов. Этого было достаточно для Гувера. Люди белой кожи никогда не проводили по нескольку часов с японцами, если только они не были дипломатами или выдающимися представителями прессы. Вонсяцкий не был ни тем, ни другим. Значит...

Из посольства «граф» велел ехать на вокзал Юнион-Стейшен. Там в пассажирской кассе он купил билет в Чикаго.

Агенты, следившие за ним, сделали то же самое. На следующее утро, выйдя из поезда и даже не успев позавтракать, Вонсяцкий взял такси и поехал на частную квартиру. Один из агентов остался ждать, а другой зашел в чикагское отделение ФСБ и справился, не знают ли, кто живет в этом доме.

Чикагские сыщики знали. То был дом джентльмена средних лет с квадратной челюстью и шрамом от дуэли на левой щеке. Имя его Виллюмейт. Это тот самый человек, который посетил «графа» в Коннектикуте.

«Граф» ночевал у Виллюмейта. На следующий день у дверей появился рассыльный с телеграфа. Вонсяцкий, видимо ожидавший его, открыл дверь и велел мальчику войти. Вскоре мальчик вышел. Агенты, караулившие у входа, не могли установить, с чем и для чего он приходил.

Хотя деловые отношения между телеграфными компаниями и клиентами — сугубо частное дело, но все же в распоряжении судебных властей имеются законные средства раскрыть содержание телеграммы, если подозревается преступное деяние. Так удалось узнать, что Вонсяцкому приносили телеграмму из японского посольства в Вашингтоне, адресованную на имя Виллюмейта. Телеграмма была с пометкой: «Передать лично, не по телефону». Текст гласил:

«Будьте готовы завтра утром к приезду Кунце в Чикаго, отель «Бисмарк». У него будут имена людей, с которыми следует связаться в Эль-Пасо».

Имя Кунце было хорошо известно Гуверу. Герхард Вильгельм Кунце из Камден (Нью-Джерси) — один из тех членов «Германо-американского союза», которые давно уже значились в гуверовском черном списке. Не оставалось сомнений, что Кунце замешан в нацистских интригах, но до сих пор агенты не смогли добыть никаких улик.

Теперь агенты отправились в отель «Бисмарк» и позаботились, чтобы Кунце, когда он приедет, попал в номер, соседний с тем, который заняли они.

Все шло, как по маслу. Это оказался тот самый Кунце. Агенты в холле гостиницы узнали его по фотографиям. Как и предполагали, он потребовал в отеле самый лучший номер. Вскоре агенты, имевшие специальные приспособления для подслушивания, услышали, что в соседний номер пришли гости — Вонсяцкий и Виллюмейт. Кунце встретил обоих радостно, как старых друзей.

Старшим, видимо, здесь был «граф». Он спросил у Кунце отчет, и тот сообщил, что организовал подпольную работу, дабы получить сведения на двенадцати крупных заводах, выполняющих заказы союзников.

— Прекрасно, — сказал Вонсяцкий. — Теперь скажите, кто этот человек в Эль-Пасо, с кем вы установили связь?

— Имя его Эбелл, Вольфганг Эбелл. Он местный врач. Посольство считает, что с моей стороны было удачной мыслью завязать связи возле мексиканской границы.

— Вы имеете в виду японское посольство?

— Да, японское. Но, по-моему, дело, которое мы делаем, пригодится и Германии, и Японии.

— Совершенно верно, — ответил «граф». — Информацию будете переправлять, пересняв на микропленки. Теперь относительно этого доктора Эбелла. Надежный ли он человек. Заслуживает ли доверия?

— Надежней и быть не может.

— Он — американский гражданин?

— Натурализовался два года назад.

— Каково его прошлое?

— Занимается медицинской практикой в Эль-Пасо уже около десяти лет. Пользуется большим уважением в тех местах.

— И сумеет вас переправлять через границу всякий раз, как понадобится?

— Да, у него прекрасный предлог. Примерно раз в неделю он выезжает по своим делам по ту сторону границы. Я могу в любое время сесть в его машину, тайком перейти границу и из Мексики направиться в Южную Америку, а затем в Германию.

Вонсяцкий нашел, что связь Кунце с врачом из Эль-Пасо была идеальной для его целей, но все же высказал мнение, что следовало бы иметь для связи еще одного человека, который был бы вне всяких подозрений.

Заговорил Виллюмейт:

— Я знаю как раз такого человека. Это — достопочтенный Курт Мольцан. Он — священник в Филадельфии и бывший офицер германской армии.

— Недурная идея! — воскликнул «граф».

— Эта идея представляется все более удачной, чем больше вы думаете над ней, — продолжал Виллюмейт. — Британские цензоры на Бермудах, куда будут поступать все письма от Мольцана, слишком заняты, им и в голову не придет просматривать корреспонденцию какого-то священника.

Все трое выпили за успех.

Сколько людей было в этой шпионской шайке? Был ли Вонсяцкий действительно крупной фигурой или же работал на какого-нибудь вражеского агента?

Таковы были вопросы, которые волновали ФСБ.

В то время как Курт Людвиг, ныне трепещущий за свою шкуру главарь оставшегося в Нью-Йорке шпионского центра, ехал в своей машине на запад и шпионская организация «графа» Анастаса Вонсяцкого стала центром внимания властей, в номере отеля «Бристоль» в Манхаттане открывалась еще одна важная глава нашего повествования. Священник, имя которого останется здесь неназванным, сидел в своем номере, когда в дверь постучался незнакомый пятидесятилетний человек с бледным лицом и водянистыми глазами.

— Мне известно, — сказал посетитель, — что вы находитесь в добрых отношениях с некоторыми людьми в Америке, которые готовы сделать все, что в их силах, для Гитлера.

Лицо священника оставалось непроницаемым.

— Ну, и что же? — спросил он.

— Я желал бы иметь возможность поработать для дела, — сказал незнакомец. — Я — стоющий человек; нет ничего на свете, чего бы я не мог сделать. Мне кажется, что Германия могла бы использовать меня и хорошо заплатить за работу.

— Что вы имеете в виду? — спросил священник.

— Диверсии. Я — специалист. Мое имя — Возняк.

— Не Федор ли Возняк?

Человек с водянистыми глазами кивнул.

— Итак, вы помните меня?

Священник медленно покачал головой.

— А как же не помнить? — спросил он. — Но скажите, Возняк, не слишком ли вы рискуете, придя ко мне? Почему вы уверены, что я не выдам вас?

Возняк улыбнулся.

— Не посмеете, — сказал он. — А теперь перейдем к делу. С кем вы можете связать меня, чтобы я получил задание и смог заработать?

— Все зависит от того, что вы имеете в виду.

Возняк был человек с темным прошлым. Его преступная деятельность началась еще четверть века назад — 11 января 1917 года. В это день полмиллиона снарядов, предназначавшихся для союзников, взорвались на заводе Канадской автомобильной и литейной компании в Кингсленде (Нью-Джерси). Правительственные агенты тогда установили, что взрыв в Кингсленде был делом рук диверсантов и начался от зажигательного карандаша, оставленного на месте каким-то рабочим. Это «рабочий», Федор Возняк, сделал теперь свое предложение священнику. Год спустя после кингслендского взрыва, когда судебные власти, наконец, заполучили Возняка в свои руки, он отделался тем, что выступил свидетелем перед международной комиссией, которая должна была определить вину Германии в таких диверсионных актах, как взрыв в Кингсленде и взрыв «Черного Тома». Возняк публично поведал историю о том, как его подкупили агенты Франца фон-Папена, одного из крупнейших немецких организаторов диверсий. А затем человек с водянистыми глазами пропал и не выплывал на поверхность вплоть до лета 1941 года.

В тот день в номере нью-йоркского отеля Возняк достал из кармана исписанный листок и принялся перечислять священнику факты и цифры — сведения, относящиеся к целой серии странных и как будто внешне не связанных между собой происшествий 1941 года.

— 10 января, — начал он,— британское судно «Черная цапля» таинственным образом сгорело на пристани в Бруклине. Как это ни странно, на борту «Черной цапли» находился важный груз — бомбардировщики «Дуглас».

Всего через десять дней после этого по неизвестным причинам вспыхнули пожары в двух флигелях здания морского министерства в Вашингтоне. Дня через два произошел загадочный пожар на военных верфях в Филадельфии. Еще через два дня сгорело дотла здание военно-морского флота в Норфолке (Виргиния).

В феврале произошли еще три пожара, все по неизвестной причине, на пороховых заводах, в том числе в арсенале Франкфорда в Филадельфии. Не успели закончить после этого ремонт арсенала, как ровно через месяц вспыхнул второй пожар.

В апреле на пороховом заводе морского министерства в Индиан-Хед (Мэриленд) произошел загадочный пожар, который причинил убытков почти на четверть миллиона долларов. А в мае с пугающей регулярностью начались пожары на пристанях и в железнодорожных депо на всем протяжении от Атлантического до Тихоокеанского побережья. В последний день мая в порту Джерси произошла катастрофа, причинившая убыток в 25 миллионов долларов. На верфях Кремпа в Филадельфии, которые имели крупные контракты с военно-морским флотом, при загадочных обстоятельствах вспыхнул пожар, принесший крупные убытки. Характерно, что он начался сразу в нескольких местах.

Взорваны были две плотины в Балтиморе и сгорело несколько зданий портовых ангаров в Сан-Педро (Калифорния). На военных верфях в Мэр-Айленде в Калифорнии серия необъяснимых взрывов уничтожила трансформаторы.

Пенсильванский экспресс, направлявшийся из Кливленда в Питсбург, сошел с рельсов в Пенсильвании; пять человек было убито, более сотни ранено, многие получили тяжелые увечья. Следствие установило, что катастрофа была тщательно подготовлена и произошла возле городка, кишевшего сторонниками нацистов. Лишь благодаря чрезвычайной бдительности агентов ФСБ удалось воспрепятствовать ряду взрывов на крупнейших оборонных заводах по всему штату Нью-Йорк, Среднему Западу и тихоокеанскому побережью.

Священник казался совершенно бесстрастным, пока Возняк перечислял эти факты.

— Некоторые из упомянутых вами пожаров, — сказал он, — могли произойти просто вследствие несчастного случая.

— К чорту несчастные случаи! — возразил диверсант. — Мне известно, что это не были несчастные случаи. Я знаю многих, кто обделывал это дельце. Я лучше многих из них имею возможность обратить свои способности в наличные деньги.

И Возняк стал подробно излагать свои планы. Было бы бесцельно повторять здесь его измышления. Может быть, он и преувеличивал, чтобы произвести большее впечатление, но безусловно все же далеко зашел в разработке некоторых чудовищных планов, по сравнению с которыми взрыв в Кингсленде казался детской забавой. Он был в курсе всех последних изобретений в области диверсий.

— Они поймали меня в прошлый раз, потому что мой зажигательный карандаш не уничтожался огнем. Но новейшие карандаши сгорают целиком, так что от оболочки не остается ни малейшего следа.

Священник пожелал узнать подробности устройства новых карандашей. Возняк с готовностью удовлетворил его желания. Имеются разные сорта, объяснил он, и Берлин, как ему дали понять, весьма гордится ими. Принцип этого прибора остается прежним: фальшивый свинцовый кончик срезают в тот момент, когда карандаш надо пустить в ход, и кислород, входящий таким образом в узкую камеру с химическим веществом, воспламеняет это вещество,— происходит сильный взрыв.

— Преимущества нынешних карандашей в том, что для них уточнены сроки, — объяснил Возняк. — Одни взрываются в течение пяти минут, другие через четверть часа, а некоторые даже спустя несколько часов.

Возняк рассказал священнику о существовании «снарядов-пакетов»: химические вещества помещают в двух различных отделениях внутри пакета, имеющего самый заурядный вид. В нужный момент его можно смять, чтобы химикалии смешались, и бросить в мусорную корзину на пороховом заводе. Вскоре, в зависимости от того, когда химикалии в пакете соединятся, произойдет ужасный взрыв.

Диверсанту были известны и «овощные» зажигательные приборы: они действовали по тому же принципу, что и зажигательные карандаши, с той разницей, что химические вещества прятали во фруктах и овощах. Немцы, как заявил Возняк, усовершенствовали также яд, предназначенный для пищевых грузов. Они соорудили бомбу в форме консервной банки, на которую наклеивали поддельную этикетку обычного томатного пюре, распространенного в армии, а также экспортируемого за границу. Когда такую банку начинают вскрывать ключом для консервов, происходит взрыв и осколками убивает всех, кто находится на расстоянии двадцати футов. Это прибор легко спрятать в крупный груз консервов.

— Вы видите, — заключил Возняк, — что я следил за изобретениями. Я полагаю, у вас нет сомнений в том, что я могу быть вам полезным.

— Я не сомневаюсь в этом ни минуты, — сказал священник. — Приходите через пару дней, и, может быть, у меня будут хорошие новости.

Возняк ушел весьма довольный собой, считая, что произвел большое впечатление, но результат оказался обратным: священник решил сообщить о террористе в ФСБ.

Дня через два, когда Возняк вновь пришел в отель «Бристоль», священник сказал:

— Я сообщу о вас графу Вонсяцкому. Вы, конечно, знаете, кто он такой.

Священник отправился в имение «графа» в Коннектикуте. Белогвардеец слыхал о нем и рад был его видеть. Священник намеревался войти в доверие к Вонсяцкому, утверждая, что у него имеются в резерве и другие диверсанты типа Возняка, которые смогли бы пригодиться «графу». Ему хотелось сманеврировать таким образом, чтобы люди вроде Возняка были заняты установлением связей, а не организацией взрывов. Таким образом ФСБ в конечном счете смогло бы разоблачить крупную шайку диверсантов.

Вонсяцкий был хитер, но принял заявления священника за чистую монету и проглотил целиком приманку вместе с удочкой.

— На будущей неделе у нас важное совещание в отеле «Бисмарк» в Чикаго, — сказал «граф». — Я хотел бы, чтобы вы присутствовали.

На собрании в Чикаго священник встретился с четырьмя лицами, уже известными ФСБ. Это были Герхард Вильгельм Кунце — главарь «Германо-американского союза» в Нью-Джерси, достопочтенный Курт Мольцан — лютеранский пастор из Филадельфии и бывший офицер германской армии, Отто Виллюмейт — заправила упомянутого союза в Чикаго, Вольфганг Эбелл — врач из Эль-Пасо.

У «графа» были крупные планы. Вместе с Кунце и Виллюмейтом он еще несколько лет назад установил ценные связи. Когда начнется война между Германией и США, — а это, уверял он, вопрос всего нескольких месяцев, — то Кунце и Виллюмейт смогу повести атаку на США одновременно на нескольких диверсионных фронтах.

Сам «граф», несмотря на свои аристократические претензии, поддерживал знакомства с руководящими работниками пороховых заводов Дюпона в Уилмингтоне (Делавэр) и различных авиационных и военных предприятий в штате Нью-Йорк и штатах Новой Англии, а также в армии, флоте, морской пехоте и пограничной береговой охране. Кунце, благодаря его положению в немецко-американских колониях, удалось устроить сторонников Гитлера на ответственные должности более чем в двадцати крупных предприятиях. То же сделал и Виллюмейт.

Планы передачи информации через Эбелла во время его периодических поездок по ту сторону Рио-Гранде предусматривали четыре способа. Первый — почтой из Мексики в Японию, — маршрут, дававший возможность обойти британскую цензуру. Вонсяцкий боялся британских цензоров и не хотел сталкиваться с ними в тех случаях, когда этого можно избежать. Второй способ — с курьерами, работающими на японских кораблях, которые останавливаются в мексиканских портах. Третий — с помощью подпольных коротковолновых радиопередатчиков. Вонсяцкому было известно, что у мексиканского правительства нет ничего, подобного американским контролерам, снабженным аппаратурой, которая моментально улавливает и определяет местонахождение коротковолновых радиостанций. Четвертый способ — непосредственный контакт с японскими подводными лодками, которые всплывают на поверхность в мексиканских водах. Кунце должен был связаться с этими лодками, либо выходя навстречу в открытое море на рыбачьем ялике, либо устанавливая место встречи на берегу, куда подводники могли бы высадиться с резиновой шлюпки.

Записи не были единственным типом информации, которую Вонсяцкий намеревался переправлять за границу с помощью Кунце. После провала шайки Дюкена, а вместе с ней и курьеров, немцам и японцам становилось все труднее переправлять громоздкие предметы, как, например, образцы новых снарядов, противогазов и оружия. Тот факт, что Кунце уже давно ездил в оба конца через границу у Эль-Пасо, теперь, как подчеркнул «граф», делает его наиболее способным продолжить работу, оставленную курьерами Дюкена помимо их воли.

Священник узнал многое в отеле «Бисмарк». Когда Вонсяцкий кончил говорить, священник предложил привлечь Возняка и сумел так удачно повести дело, что тому велели временно воздержаться от диверсионных актов.

— Я достану средства на расходы, — сказал «граф».— Моя жена очень богата и никогда не спрашивает, куда я деваю деньги. Разумеется, она не знает, что я работаю на Германию и Японию.

«Граф» был чванливый и тщеславный субъект. Он закурил сигарету и, прохаживаясь взад и вперед, дал понять присутствующим, что собирается занять высокий пост в Берлине или в Токио — где ему вздумается,— после того как «высшие расы заставят США занять подчиненное положение».

— Я мог бы занять пост Геббельса, — сказал он. — Мог стать правителем Манчжоу-Го!

К концу конференции в чикагском отеле Вонсяцкий стал, смеясь, рассказывать, как легко, по его мнению, организовать вредительство на американских заводах. Конечно, он упомянул о наждачном порошке и о том, что ничтожное количество такого порошка может мгновенно вывести из строя машину огромной мощности.

— Я знаю, что говорю, — сказал «граф», — ибо в одном из писем ко мне фон-Риббентроп пожаловался, как много хлопот доставляют нацистам чешские рабочие этим порошочком.

«Граф» сообщил своим слушателям о некоторых экспериментах, проведенных немцами на своих военных заводах. Они нашли, например, очень простой и не поддающийся разоблачению способ «запороть» винтовку; тогда ствол лопается после первого же выстрела.

Затем Вонсяцкий, Кунце и Виллюмейт стали обсуждать, в каких масштабах можно развернуть диверсионные акты на авиационных заводах, незаметно закладывая в мотор небольшую адскую машину, которая начинает действовать лишь после того, как самолет пробудет некоторое время в воздухе. Пилот услышит резкий треск, но будет уже поздно. Прежде чем он сможет что-либо предпринять, с самолетом будет покончено.