Паспорт предателя

Глава третья Секретное радио

При помощи ФСБ Себольд закупил оборудование, чтобы смонтировать коротковолновую радиостанцию. ФСБ выбрало для станции коттедж на пустынной лесистой косе возле Сентерпорта в Лонг-Айленде. Двое агентов были откомандированы для работы с Себольдом, когда начнется прием и отправка радиограмм. Один из агентов был пять лет дипломированным любителем-радистом и мог передавать тридцать зашифрованных слов в минуту; другой когда-то жил в Германии и в совершенстве владел немецким языком.

Подробности о коттедже нельзя рассказать до конца войны. Место было выбрано так, чтобы агенты ФСБ могли попадать туда без малейшего риска быть замеченными Дюкеном. Ведь Гасснер предупреждал, что в США за Себольдом будет установлена слежка. И у Себольда и у ФСБ имелись основания полагать, что это был один из тех редких случаев, когда Гасснер говорил правду.

Было очевидно с самого начала, что борьба с Дюкеном и его товарищами окажется долгой, утомительной и весьма рискованной. Надо было держаться с полной естественностью; если Себольд проявит беспокойство или вообще поведет себя как-нибудь психологически неправдоподобно, это тотчас же вызовет подозрения Дюкена. Тогда закроется самый ценный источник информации.

За несколько недель не произошло ничего особенного. Себольд смонтировал радиостанцию и повел Дюкена в Сентерпорт взглянуть на нее. Дюкен остался доволен, но не мог сообщить, когда именно Себольду будет дана возможность применить познания в коде и радиотехнике, полученные в Гамбургской школе шпионов. Было также неизвестно, когда, наконец, Себольд начнет свою деятельность в качестве специалиста по микрофотографии. Наверняка многое происходило вне его поля зрения, но ФСБ не могло выяснить этого. Себольд также не делал никаких попыток. Излишнее рвение могло погубить все дело. На предприятия Нордена и Сперри были посланы сыщики, чтобы следить за Лангом и Редером, но пока слежка ничего не дала. Ланг и Редер усердно занимались своим делом и не принимали у себя дома ночных посетителей.

Лили Штейн, видимо, тянула время так же, как и Дюкен.

Однажды ночью Дюкен привел Себольда в пивную под названием «Маленькое казино» — на 88-й Восточной улице, в самом центре Йорквилля, густо населенного немецкого квартала Нью-Йорка. Он познакомил Себольда с несколькими официантами, поварами и пекарями пассажирских пароходов «Северогерманского Ллойда», все еще совершавших рейсы между Нью-Йорком и Гамбургом. Эти люди, объяснил Дюкен, были курьерами, переправлявшими сведения в Германию и обратно; они же будут отвозить микропленки, которые «в свое время» заготовит Себольд.

Вскоре перед ФСБ, уже взявшим на заметку курьеров, стала вырисовываться общая картина.

Как-то вечером, это было в конце апреля, когда Себольд и Дюкен, мирно беседуя, потягивали пиво в «Маленьком казино», к ним подошел человек, по имени Вильгельм Зиглер, шеф-повар на пароходе «Америка». Это был курьер, который привез письмо от гестапо. Себольд должен был начать связь по радио с Третьей империей 15 мая в 7 часов вечера. В этот час он должен слушать позывные, которые гестапо дало его станции. Вызывать будет гамбургская станция АОР.

Как это ни странно, Дюкен не выразил желания присутствовать при первой пробе новой шпионской рации. Дж. Эдгар Гувер заподозрил хитрость. Возможно, Дюкен нанесет неожиданный визит Себольду. Поэтому из предосторожности 15 мая в 7 часов вечера местность вокруг коттеджа в Лонг-Айленде кишела агентами ФСБ.

В самом коттедже Себольд и двое агентов напряженно следили за стрелками часов. Ровно семь.

Один из агентов начал выстукивать позывные. Потом подождал ответа. Снова дал позывные и снова подождал, но тщетно. Так продолжалось целый час. Ответом было абсолютное молчание — тревожное и гнетущее.

На следующую ночь процедура повторилась с тем же результатом. Приемник оставался немым.

В ночь на 17 и на 18 мая повторилось то же самое.

Но 18 мая произошла странная вещь. Дом, где жил Дюкен, возле Центрального парка, разумеется, находился под постоянным наблюдением. В ночь на 15, равно как и на 16 и 17 мая Дюкен, очевидно, был у себя на квартире, по крайней мере в то время, когда делались попытки наладить радиосвязь с Германией. Он каждый вечер возвращался не позднее семи часов, и больше его не видели выходящим из дому.

Однако 18 мая, около 10 часов вечера, гуверовские агенты неожиданно встретили Дюкена на улице, шагавшим по направлению к Центральному парку. Между тем агенты были уверены, что он с четырех часов дня находится дома.

Не означало ли это, что у пройдохи Дюкена имелся про запас другой выход на квартиры? Не отправлялся ли он каждую ночь в Сентерпорт, где учуял вещи, показавшиеся подозрительными? Не связался ли он с Гамбургом по телеграфу и не было ли это причиной молчания гамбургской радиостанции АОР?

Но беспокойство, созданное поведением Дюкена, рассеялось благодаря хорошим новостям, которые к полуночи пришли в нью-йоркское отделение ФСБ. Себольд, или, вернее, агент ФСБ, наконец-то, связался с Гамбургом. И Гамбург передал зашифрованную телеграмму гестапо:

«Шлите передачи только два раза в неделю. Назначьте дни, в которые вы намерены передавать. Нам годятся любые. Для верности дублируйте передачи. Мы готовы в 7, 13 и 17 часов».

ФСБ ответило:

«Ваши сигналы очень слабы. Нельзя ли улучшить? Буду передавать по вторникам и четвергам в 13 и 17 часов. Слушать буду ежедневно, кроме вечера субботы и воскресенья».

Дюкен казался чрезвычайно довольным, когда Себольд сообщил, что радиосвязь установлена. Он повел Себольда в Сити-Холл-Парк; оба сидели на скамейке и беседовали, так как Дюкен чувствовал себя здесь в безопасности от диктографов. Но он не знал, что кинооператор ФСБ направил на него телеобъектив — все это для того дня, когда суду понадобятся документальные доказательства этой встречи.

Вскоре Дюкен взял с собой Себольда на Уоррен-стрит, где они сели на паром, направлявшийся в Джерси-сити. Дюкен сказал, что на пароме он может убить двух зайцев сразу: нужно передать кое-что Себольду для радиостанции и, кроме того, он хочет взглянуть на суда, стоящие на якоре на Гудсоне.

Сведения, которые Дюкен продиктовал для передачи на станцию АОР, были следующие:

«У Ролс-Ройса спроектирован авиамотор, помещающийся в крыльях, как колбаса в бутерброде. У Ликоминга — также. Я послал чертежи через Китай. Союзники заказали дополнительно 10 000 пулеметов для мотоциклов и прицелов к ним. Разведка Соединенных Штатов получает сведения через Мирона Тейлора в Ватикане. Тамошний священник передает их. Пароход «Чемплен» производит погрузку военных материалов из США. Он вооружен против воздушных налетов и подводных лодок. На нем, возможно, будут находиться члены французской комиссии. Возле Бермудских островов он войдет в состав каравана конвоируемых судов и возьмет курс на Шербур».

Теперь перед ФСБ возникла дилемма. Некоторые из продиктованных Дюкеном сведений отличались абсолютной точностью, другие были ошибочными — частично или полностью. В передаче сведений, не соответствующих действительности, особой беды не было, но если задержать правильную информацию, немцы могу заподозрить Себольда. Было принято компромиссное решение. Ночью, когда связались со станцией АОР, некоторые факты, сообщенные Дюкеном, подвергли легкому искажению, другие же передали в точности так, как продиктовал Дюкен, но тем временем были приняты меры, чтобы эти данные более не отвечали действительности.

Следующий важный запрос, присланный по эфиру из Гамбурга, гласил:

«Срочно требуются... данные о месячной продукции авиационных заводов на экспорт во все страны, особенно в Англию и Францию. Нужны номер и дата отправки заказов и сведения о том, будут ли самолеты отправлены по воздуху или морем, данные об их оборудовании и вооружении. Укажите: оплата наличными или в кредит и т. д. Привет».

Немного погодя Себольд по поручению Дюкена запросил Гамбург:

«Джимми (псевдоним Дюкена. — А. X.) спрашивает, получили ли вы маску и коробку противогаза, предназначенного для защиты от горчичного газа, которые он послал на „Конте ди-Савойя“ и „Рекс “».

Станция АОР ответила:

«Маска и коробка еще не получены».

ФСБ становилось все более ясно, что выявлена только самая небольшая часть шпионской сети Дюкена. Маэстро шпионажа был самым увертливым из всей шайки, и не раз агенты Гувера вынуждены были прекращать слежку, чтобы не подвергнуться риску быть обнаруженными.

Из радиограмм Гамбурга становилось очевидным, что Дюкен не зевал, когда оказывался вне поля зрения ФСБ. Запросы эти, бесспорно, основывались на сведениях, которые он пересылал в Германию иными путями, минуя Себольда.

Через месяц после установки радиостанции в коттедже на Лонг-Айленде Дюкен вернулся из поездки на Запад. Он привез сенсационную информацию — цифровые данные о производстве танков у Крайслера, а также другие сведения первостепенной важности и передал их Себольду для записи на микропленку. Сведения подверглись изменениям, затем Лонг-Айлендская радиостанция запросила у станции АОР:

«Готовы микропленки о танках Крайслера, сведения о сталелитейных заводах Файрстона в Акроне и другая информация. С кем переслать?»

Гамбург ответил:

«Перешлите с Зиглером на пароходе «Америка», который прибудет в течение суток или тридцати шести часов. Пожалуйста, обратите особое внимание на отправку военных материалов из всех портов восточной части Соединенных Штатов и Канады; эта информация нужна нашим подводным лодкам. Привет».

Все последующие месяцы Себольд и ФСБ продолжали рискованную игру. Гуверовская организация еще не могла нанести удар, опасаясь, что он будет преждевременным.

Однажды в разговоре с Себольдом в Сити-Холл-Парке тщеславный Дюкен обронил замечание, что Берлин собирается организовать в Нью-Йорке еще один самостоятельный шпионский центр. Дюкену это совсем не нравилось: Берлин, рассказал он, обещал сделать его большим человеком в Нью-Йорке, а теперь гестапо передает важнейшие задания другим. Шпион не сказал, кто должен возглавить новый центр, а Себольд не рискнул спросить.

Тем временем ФСБ не спускало глаз с Эдуарда Керлинга, который был замечен на баркасе, стоявшем на якоре у берегов Лонг-Айленда больше года назад.

Летом 1940 года Керлинг съездил в Чикаго. Там он связался с Отто Виллюмейтом, лидером Западного «Германо­американского союза», давно подозреваемого в принадлежности к «пятой колонне»[4]. Через Виллюмейта, как установили агенты ФСБ, Керлинг близко познакомился с двумя чикагцами, Германом Нейбауэром и Гербертом Хауптом. Их имена знакомы всем, кто читал список диверсантов, казненных в августе 1942 года. Но эти люди далеко не пользовались такой известностью в день, когда ФСБ впервые занялось ими.

Нейбауэр служил поваром в отеле Луп, а Хаупт, которому было. всего двадцать лет, работал подмастерьем на оптическом заводе Симпсона, где изготовлялись детали авиаприцелов.

Фотографии повара и подмастерья скоро очутились у ФСБ в Вашингтоне. Портрет Керлинга был там уже давно вместе с тысячами других субъектов, незаметно заснятых в немецких колониях по всей стране (люди, изображенные на этих фотографиях, были те самые, среди которых ФСБ зимой 1942—1943 гг. начало массовые аресты). Когда же Керлинг и Нейбауэр присоединились к орде молодых американизированных немцев, которые явились в нацистские консульства в конце 1940 года для репатриации, агенты стали следить за каждым их движением.

Достаточно было обладать хоть каплей здравого смысла, чтобы понять, что для таких парней, как Нейбауэр и Керлинг, возвращение в Германию не является поездкой на курорт. Их фотографии вместе со снимками остальных репатриировавшихся молодых немцев были переданы в государственный департамент и посланы представителям дяди Сэма в Берлине и в других городах Третьей империи.

Таким образом, несмотря на гестапо, за каждым движением людей, сфотографированных перед тем, как они покинули Америку, шла успешная слежка.

Некоторые из репатриированных стали работать на немецких фабриках, некоторые ушли в армию. Другие, в том числе повар из отеля Луп и молодой человек с подозрительного баркаса, очутились в том пресловутом здании в Берлине, которое вызывало столько слухов и споров среди американских журналистов и радиорепортеров, находившихся в немецкой столице, а также среди атташе нашего посольства.

Слухи исходили от хорошо осведомленных берлинцев, которые из инстинкта самосохранения прикидывались лойяльными нацистами, но в глубине души ненавидели Гитлера. Эти сведения, а сомневаться в них не приходилось, гласили: в здании находилась так называемая гитлеровская академия диверсии. Затем разведка установила, что Керлинг и Нейбауэр, американские граждане, проходят там курс обучения. После объявления войны Америке они будут посланы снова в США, вооруженные всем необходимым, чтобы развернуть программу диверсий, какой еще не видел мир.

Итак, к началу 1941 года у Гувера имелось на руках несколько козырей. Он знал об академии диверсантов в Берлине, знал о Дюкене и о существовании неопознанного шпионского центра в Нью-Йорке.

Но существует ли второй шпионский центр, о котором упомянул Дюкен? Какой бы энергией ни отличалось ФСБ, на сей раз ему требовалась помощь. На помощь пришла сама судьба.