Паспорт предателя

Глава вторая Гамбургская школа шпионов

В Вашингтоне Дж. Эдгар Гувер, директор Федерального следственного бюро (ФСБ), внимательно изучал копию донесения, которое пришло в министерство внутренних дел с дипкурьером из консульства в Кельне. В донесении подробно сообщалось обо всем, что произошло с Себольдом с момента, как он вышел на гамбургскую пристань и вплоть до первого визита в американское консульство. Гувер был одним из немногих людей в Вашингтоне, которые с первых же дней войны в Европе предвидели масштабы и размах надвигающейся бури. Первым таким человеком был, разумеется, президент Рузвельт. Государственный секретарь Хэлл специально посетил Белый Дом, чтобы информировать Рузвельта о предложениях гестапо американскому гражданину. Линдберг и другие изоляционисты уверяют народ, что у Гитлера нет злых умыслов против Соединенных Штатов. Рузвельт, осведомленный лучше, не мог ничего возразить, не выдавая источников своей информации. Но он многое говорил Гарри Гопкинсу и другим своим приближенным.

Только впоследствии, через несколько дней после вторжения Германии в Польшу, было отмечено следующее происшествие, которое агенты ФСБ сочли весьма серьезным.

Двое солдат береговой охраны на побережье Атлантики у Лонг-Айленда заметили небольшой баркас под названием «Лекала», стоявший на якоре на расстоянии мили от берега. Береговая охрана разглядела в бинокли семь человек, ходивших по палубе. Опытный глаз офицеров сразу же опознал в них неморяков, что возбудило подозрение.

Стража приблизилась к баркасу и заговорила со шкипером, угрюмым молодым человеком, по имени Эдуард Керлинг. Судьба готовила этому Керлингу мрачный сюрприз: ему предстояло в августе 1942 года сесть на электрический стул как шпиону и диверсанту, высадившемуся с подводной лодки на атлантическом побережье Америки.

Но в тот день, осенью 1939 года, когда береговая стража опрашивала его, Керлинг держал себя вызывающе. Он сказал, что никому не дела до того, куда он направляется или как стал владельцем баркаса. Его взяли на берег и допросили. Выяснилось, что он работает метрдотелем в Шорт-Хилсе (Нью-Джерси). Береговой охране показалось странным, что заработков метрдотеля могло хватить на покупку баркаса стоимостью в несколько тысяч долларов.

Судебное преследование против Керлинга и его шести товарищей возбуждено не было. Это входило в тактику дяди Сэма. То была идея Дж. Эдгара Гувера — выпустить рыбку из сети и поглядеть, куда она поплывет. Керлинга задерживали всевозможными формальностями на берегу все время, пока производился осмотр судна.

«Лекала» имела достаточный запас пищи в виде концентратов, чтобы кормить команду в течение нескольких лет. Это привело к заключению, что баркас направлялся навстречу немецкой подводной лодке. Имелись и другие основания считать, что кто-то из этой гитлеровской стаи подводных пиратов должен был войти в контакт с «Лекалой». Наблюдения показали, что условия плавания в районе, где находилась «Лекала», особенно благоприятны для подводных лодок.

ФСБ установило слежку за Керлингом и его шестью спутниками. Все они пересекли реку Гудсон и высадились в Северном Нью-Джерси. Вскоре выяснилось, что вся эта группа принимает участие в деятельности «Германо-американского союза», в то время широко орудовавшего в этой местности.

30 сентября 1939 года, на исходе первого месяца немецкого «блицкрига», Себольд отправился в кабинет Гасснера на Вильгельмштрассе. Чиновник гестапо сделал все легко и быстро. С тех пор как Себольд видел его в последний раз, Гасснер сильно изменился: война взвалила на гестаповца чрезвычайные и разнообразные обязанности, и у него был измученный вид. Он вручил Себольду одновременно с железнодорожным билетом до Гамбурга запечатанный конверт и велел американцу представиться с этим конвертом фрау Гут, которая содержала пансион на улице Клопштока в северной части города.

Фрау Гут оказалась ловкой, энергичной женщиной средних лет. Она прочитала письмо Гасснера и сказала Себольду по-английски:

— Да, я ждала вас. Идемте, я покажу вашу комнату.

Очевидно, дом фрау Гут принадлежал гестапо. Когда Себольд спустился в столовую, он увидел более десяти мужчин, молодых и среднего возраста, двадцатилетних девушек и сорокалетних женщин; все они, видимо, проходили подготовку в гестапо. Над домом тяготела атмосфера взаимного недоверия; она давила всех, как могильный камень.

Себольд попытался было завязать беседу с соседом справа, но к нему тут же подошла Гут и резко оборвала его.

Школа шпионажа помещалась в многоэтажном здании рядом с гамбургским полицейским управлением. Комната, где Себольд должен был начать курс обучения, напоминала классную комнату в колледже. Преподаватель восседал за кафедрой на возвышении, а позади виднелись черные доски и большой лабораторный стол. Себольд оглядел своих товарищей по классу. Их было всего 35 человек, большинство — старше тридцати лет, в том числе несколько женщин. Американец заметил здесь лишь троих из тех, кого видел в пансионе Гут, и умозаключил отсюда,— как оказалось, совершенно правильно, — что пансион был лишь одним из домов, где расквартированы будущие шпионы.

В курсе фотографии, преподававшемся Себольду, основное внимание уделялось микропленкам. На микропленку — кусочек целлулоида величиной примерно с половину почтовой марки — снимки делаются с помощью фотокамеры, снабженной специальными линзами. Представьте себе исписанный на машинке листок бумаги размером 8х10 дюймов, который фотографируется на такую микропленку, и преимущества этого метода съемки станут для вас очевидны. Кусочек такой пленки легко можно спрятать под языком или в волосах, или же, подвергнув специальной обработке, проглотить, а потом снова извлечь. Когда пленка доходит до места назначения, ее увеличивают до таких размеров, чтобы написанное можно было прочесть невооруженным глазом.

Овладев искусством микрофотографии, американец начал проходить курс радиотехники. Его научили собирать из отдельных частей коротковолновую рацию. Эти части он должен был закупить по приезде в США, но отнюдь не в одном и том же месте, дабы не возбудить подозрений.

Потом Себольд изучил азбуку Морзе и шифр. Но это было не так просто, как кажется на первый взгляд. Немцам не повезло с их кодами в прошлую войну, и они не забыли этого. Новый шифр в том виде, в каком его передали Себольду, слишком сложен, чтобы приводить его здесь. Но некоторые характерные черты общей схемы могут дать представление, как хитроумно он задуман. Прежде всего следовало взять основное число 20. К этому прибавлять число, в основу которого была положена дата отправки телеграммы. Если, скажем, Себольд послал телеграмму 28 марта, он прибавлял 3 к основному 20, ибо март — третий месяц года. В итоге у него получалось 23. К этому числу он должен прибавить 28 — число, указывающее на тот день в марте, когда была послана телеграмма. Таким образом, окончательная цифра будет 51. Она-то и будет служить ключом к шифру на сегодняшний день, т. е. в данном случае на 28 марта.

Затем следовало взять экземпляр определенной книги и раскрыть ее на странице, номер которой соответствует шифру сегодняшнего дня; в данном примере это будет страница 51. Далее последую новые расчеты, чрезвычайно сложные, в основном построенные на частоте чередования известных букв, появляющихся в известных строчках на известной странице книги. Вы видите, таким образом, что шифр меняется каждый день. Вы видите также, что даже если кто-нибудь уловит основную идею, он все-таки будет блуждать в потемках, пока не узнает, какая книга применяется в качестве ключа.

К концу ноября, когда Себольд прошел уже более половины курса, он все еще мог сообщить консульству в Кельне немногим больше того, что узнал в самом начале. Ему не удалось также ничего проведать о жильцах пансиона Гут и студентах школы шпионов.

В конце января Себольду сказали, что курс обучения закончен. Он приехал в Берлин, где беседовал с Гасснером, который вручил ему билет на американский пароход «Вашингтон», отходивший 30 января из Генуи в Нью-Йорк, и четыре микропленки. Он не имел ни малейшего понятия о содержании этих пленок. Даже сейчас, став уже винтиком в гитлеровской шпионской машине, Себольд, тем не менее, попрежнему пребывал все в том же неведении о характере и подробностях своего назначения.

Загадка частично разрешилась, когда Гасснер объяснил:

— Все эти микропленки ничем не отличаются одна от другой. Вы раздадите их четырем разным людям.

Затем Себольду велели запомнить четыре имени и адреса. Во главе списка находилось имя Дюкена, о котором Себольду уже приходилось слышать. Дюкен был немецким шпионом в прошлую войну. Тот был один из самых коварных и изобретательных негодяев современности. Красивый бур пятидесяти с лишним лет, Дюкен, как это знал Себольд, слыл отчаянным субъектом, готовым итти на все во имя своей ненависти к Англии.

— Дюкен — наш агент в Нью-Йорке, — сказали Себольду. — Вы получите от него инструкции. Это адрес на Уолл-стрит — контора, которая служит для него ширмой.

Второе имя в списке ничего не говорило Себольду. То было имя Лили Штейн, занимавшей квартиру на 54-й Восточной улице в Нью-Йорке.

— Лили Штейн, — объяснили Себольду, — натурщица. У нее есть ценные связи с некоторыми руководящими работниками на заводах Детройта.

Третьим значилось имя принявшего американское гражданство немца Германа Ланга. Он жил в Лонг-Айленде и работал мастером на заводе авиаприцелов Нордена в Бруклине, где применялось одно из самых важных секретных изобретений американского военного производства.

Четвертую микропленку следовало передать служащему на заводе «Сперри Жироскоп Компани» в Бруклине, где изготовлялась большая часть авиаприцелов Соединенных Штатов. Человек этот, по имени Эверетт-Минстер Редер, был инженером-конструктором завода.

Себольд известил обо всем этом атташе при американском консульстве и отбыл в Геную. В Нью-Йорк он прибыл 8 февраля 1940 года. Агенты ФСБ по канатной лестнице поднялись на борт парохода. Один из них сказал Себольду пароль, и человек, который стал теперь главным козырем контршпионажа дяди Сэма, передал им пленки. Ему велели прямо с пристани направиться в Йорквилл, немецкий квартал Нью-Йорка в верхней части Ист-Сайда, и ждать там, пока агенты ФСБ не встретятся с ним под покровом ночной темноты. Гувер стал осторожен. Он опасался, как бы это Дюкен не начал слоняться вокруг места стоянки «Вашингтона» исключительно для того, чтобы посмотреть, куда и с кем пойдет Себольд.

Наконец, увеличили микропленки. Все они, как и говорили Себольду, оказались одинаковыми. Письма к Дюкену и его трем помощникам были на немецком языке. Позвали переводчика и прочли следующее:

«1. Узнайте, предложило ли Международное общество телеграфной и телефонной связи французскому и английскому правительствам новый способ бомбометания. Изобретение, повидимому, заключается в том, что самолет управляется на расстоянии с помощью двух лучей различной длины, один из которых вступает в действие непосредственно над целью. Постарайтесь раздобыть все подробности конструкции изобретения и узнайте, как оно действовало во время испытаний, а также велись ли переговоры о покупке с французским и английским правительствами.

2. Говорят, что в Монреале имеется отделение французских авиазаводов Потез. Узнайте точное местоположение, тип изготовляемых самолетов... Строятся ли истребители?.. Сколько их выпускается в неделю? Численность рабочих?

3. Узнайте все, что возможно, относительно профессора (имя профессора должно остаться в тайне. — А. X.), авторитета в области химической войны... Предполагают, что им открыто против горчичного газа новое средство... которым пропитывается ткань обмундирования. Каков химический состав этого нового средства?.. Испытывается ли оно или уже имеется распоряжение о массовом выпуске химической промышленностью? Если это так, то какие фирмы и в каком количестве производят это средство?

4. Узнайте все, что возможно, о последних изобретениях в зенитной артиллерии. Нам нужно знать все: калибр орудий, вес снаряда, начальную скорость, дальность вертикальную и горизонтальную, скорострельность, управление огнем. Кем производятся и в каком количестве? Сроки сдачи заказа. Дайте подробности о фирмах, выпускающих зенитные пушки, — наименование, адрес, число рабочих, производственная мощность.

5. Производится ли где-нибудь в Соединенных Штатах зенитный снаряд с так называемым «электрическим глазом»? Узнайте все, что возможно, о результатах испытаний... Как невзорвавшиеся снаряды обезвреживаются? На какой дистанции (в метрах или футах) от самолета должен пройти снаряд, чтобы взорваться под действием отраженного луча?

6. Достаньте копию закона о шпионаже.

7. Держите нас в курсе всех изобретений в авиационной промышленности. Постоянно следите за всем, что делается па ведущих заводах, особенно Кертис, «Норт-Америкен Эркрафт», Гленн-Мартин, Дуглас, Боинг, «Юнайтед Эркрафт» и на крупнейших заводах авиамоторов, особенно Рай и «Пратт-энд-Уитни».

8. Утверждают, что в «Белл Корпорейшен» изобретен новый кабель. Узнайте, введен ли он в американской армии, структуру кабеля, диаметр. Какой длины и где он применяется, на поверхности или под землей, как он выглядит? Имеется ли какое-нибудь специальное оборудование для закладки кабеля? Достаньте образчик.

9. Что слышно об изобретениях в области борьбы с туманами?

10. Что слышно нового о бактериологической войне? Сообщите все детали.

11. Относительно «Сперри Рейндж Файндерс» узнайте, имеется ли у новейшего типа дальномера приспособление для регистрации изменения высоты и как оно действует.

12. Узнайте, отправляются ли в Европу целые воинские части или только так называемые добровольческие корпуса. Сообщите немедленно, имеются ли признаки мобилизации: вербовка волонтеров, учреждение мобилизационных пунктов, призыв офицеров и рядовых Запаса в широких масштабах, отправка воинских частей США и массовая посылка в Европу военных материалов из складов армии и флота США. Укажите названия пароходов и сроки отплытия. Для телеграмм пользуйтесь шифром».

Вдумчивый анализ этих вопросов привел работников ФСБ к заключению, что, хотя многое в военной подготовке США оставалось для Берлина неведомым, все же в некоторых областях немецким шпионам удалось достичь серьезных успехов. Кроме того, эти вопросы устраняли последнюю тень сомнения относительно намерений Гитлера по отношению к США. Очевидно, Дюкен и другие работали уже довольно долго. Некоторые из вопросов касались таких секретов, которые могли раскрыть лишь самые искусные шпионы.

У человека, менее уверенного в себе, чем Дж. Эдгар Гувер, или у сыскного агентства, менее приученного иметь дело с самыми крупными преступлениями, перспектива борьбы с Дюкеном, вероятно, вызвала бы беспокойство. Как следовало из досье, имевшегося в ФСБ, этот человек занимал одно из центральных мест в галлерее крупных преступников нашего времени, за исключением толстого каролинца, по имени Гастон Беллок Минс, бывшего чиновника министерства юстиции, который считается в официальных полицейских кругах самым изобретательным преступником XX века, Дюкен, по всей вероятности, был наиболее искусным злодеем современности. Более трех десятилетий он доставлял массу хлопот полиции, контрразведке и сыскным агентствам четырех континентов — Северной Америки, Южной Америки, Европы и Африки.

Дюкен родился в Африке, в Трансваале, и происходил из богатого бурского рода. Он утверждал впоследствии, что во время англо-бурской войны англичане якобы надругались над его матерью и сестрой и якобы этим объясняется его деятельность в последующие годы. Каковы бы ни были причины этого чувства, он фанатично ненавидел англичан. Еще до начала прошлой войны Дюкен, способный лингвист, усвоил оксфордское произношение английского языка и действовал в Англии как немецкий шпион.

Следуя инструкциям гестапо, Себольд навестил Дюкена в небоскребе на Уолл-стрит, где было теперь пристанище бура. В разные времена он выдавал себя то за корреспондента газеты, то за сотрудника журналов, назывался лектором, ботаником, ученым.

Себольд постучал в дверь.

— Открыто, — донесся изнутри низкий голос, — войдите!

Себольд очутился лицом к лицу с человеком, с которым ему предстояло померяться силами в борьбе.

— Я — Гарри Сойер.

То было имя, которое в гестапо дали американцу для работы, оно же должно было послужить паролем для Дюкена.

Дюкен окинул Себольда взглядом с ног до головы, прежде чем заговорить. Затем поднялся со стула и прошептал на ухо:

— Не здесь: как знать, где именно ФСБ поставило диктограф.

Оба отправились в кафетерий на углу Бродвея и Джон-стрит; Себольд передал одну из своих микропленок.

— Что там написано? — спросил Дюкен.

Себольд ответил, что ему это неизвестно.

Бур, который не отличался излишней скромностью, рассказал кое-что о себе, чтобы Себольд мог по достоинству его оценить. В частности, бур остановился на некоторых сторонах своей деятельности в прошлую войну, сообщив подробности, впоследствии оказавшиеся абсолютно точными. Между прочим, Дюкен побывал в Южной Америке, где выступал в качестве ботаника, собирающего редкие экземпляры флоры для Королевского ботанического парка в Амстердаме. Он прятал зажигательные аппараты в ящики с травами и луковицами, адресованные Королевскому ботаническому парку, и передавал эти посылки морякам на пароходах с боеприпасами, отправлявшихся в Европу. Когда суда выходили в открытое море, адские машины Дюкена вызывали пожары и взрывы; таким путем удалось погубить более десяти пароходов. Британская разведка, которой стало известно о «ботанике» от случайно уцелевшего члена экипажа погибшего корабля, направила в Бразилию своих агентов, но Дюкен успел во-время скрыться.

У Дюкена были смелые планы, связанные с надвигавшейся войной между США и Германией. Он рассказал, что подготовляет поджог французского пассажирского парохода-люкс «Нормандия», стоявшего тогда на якоре в нью-йоркском порту. Кроме того, им были уже собраны важные сведения от рабочих завода «Дженерал Электрик» в Скенектеди (Нью-Йорк) и пороховых заводов Дюпона в Уилмингтоне (Делавэр) с целью организовать па этих предприятиях диверсионные акты.

Но и это было далеко не все. Во время беседы в кафетерии Дюкен со знанием дела говорил о размерах производства вооружения и самолетов на множестве американских заводов от Пенсильвании до Калифорнии, от Массачусетса до Флориды. Когда Себольд передал полученную информацию ФСБ, выяснилось, что Дюкен называл факты и цифры с потрясающей точностью.

Следующим делом Себольда было передать микропленки остальным шпионам, имена которых назвали в Германии: Лили Штейн, выдававшей себя за натурщицу; Лангу — мастеру на заводе авиаприцелов Нордена; Редеру — инженеру-конструктору на заводе жироскопов Сперри.

Лили Штейн оказалась элегантной женщиной лет тридцати, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы ее не портила неприятная усмешка, не сходившая с губ. Когда Себольд пришел к ней и представился как «Гарри Сойер», она первым делом предложила ему рюмку виски.

— Мы делаем здесь большие дела, мистер Сойер, — сказала Штейн. — Мне известно все о каждом новом изобретении на заводах Детройта. Я надеюсь, что со временем вы сочтете возможным послать благоприятный отзыв о моей работе.

Лили поместила микропленку под лупу при сильном освещении.

— У меня уже есть ответы на некоторые из этих вопросов,— сказала она.— Что ж, мистер Сойер, очень мило с вашей стороны, что вы зашли. Надеюсь, у меня будет кое-что новенькое, когда вы заглянете в другой раз.

Герман Ланг, мастер на заводе авиаприцелов Нордена, жил в Глендейле (Лонг-Айленд), типичном американском пригороде. Только суровое, сумрачное лицо отличало Ланга, по крайней мере внешне, от остальных жителей Лонг-Айленда, которые рано утром уходят из дому, чтобы попасть на работу в центр Нью-Йорка, и возвращаются вечером.

Ланг повел Себольда в комнату, очевидно отведенную для секретной работы, отпер письменный стол и вынул лупу. Затем он четверть часа разглядывал микропленку. За все это время Ланг не промолвил и десятка слов.

Покончив с микропленкой, он буркнул:

— Ол райт!

— Может быть, желаете передать со мной что-нибудь? — спросил Себольд, который уже начал сомневаться, удастся ли когда-нибудь завоевать доверие Ланга.

— Я дам вам знать, — сказал Ланг тоном, указывающим, что тема исчерпана, во всяком случае на это раз.

И Эверетт Редер, инженер-конструктор на «Сперри Жироскоп Компани», который также жил в Лонг-Айленде, оказал Себольду ледяной прием. Это был усатый, длинноволосый субъект с массивной челюстью и в больших очках с толстыми стеклами. Он принял конверт с микропленкой из рук посетителя и стал в дверях, дожидаясь, когда Себольд уйдет.

— Скоро мы, возможно, узнаем много интересного, — сказал Себольд, пытаясь завязать беседу и познакомиться поближе с Редером.

— Каждый день приносит что-нибудь интересное, — сухо ответствовал Редер. — Всего хорошего, герр Сойер.

Тем временем ФСБ неприметно навело на Редера и Ланга свою «лупу». Оба были немцами, но приняли американское гражданство за несколько лет перед описываемыми событиями. Обоих окружающие считали добрыми гражданами, которые, невзирая на происхождение, оставались лойяльными американцами. От Ланга, например, слышали такие замечания: «Не правда ли, этот Гитлер обходится с поляками чудовищно!», а Редер частенько говаривал своим соседям, как он рад, что он — американец, а не подданный «нового порядка».

Выяснить прошлое Лили Штейн, девицы, выдававшей себя за натурщицу, было труднее. Лили изредка позировала натурщицей для рекламы чулочных фирм. Уроженка Германии, она была привезена сюда еще ребенком и впоследствии натурализовалась подобно Редеру и Лангу.