Паспорт предателя

Глава седьмая Продавец из книжной лавки

Тем временем Уилер-Хилл был занят в Буш-Терминале, одном из самых важных портов на всем атлантическом побережье.

Действуя подобно Янке, он в свою очередь получил кое-какие весьма важные сведения. Однако благодаря бдительности агентов ФСБ были приняты меры, сделавшие информацию, собранную этими шпионами, бесполезной для гитлеровских подводных лодок. Но сколько было еще уилер-хиллов и янке, о которых федеральные агенты ничего не знали!

На следующий день два шпиона поехали на грузовике фирмы прохладительных напитков в книжную лавку на 85-й Восточной улице, в самом сердце «Малого Берлина», как называют теперь некоторые агенты Йорквилл. Продавец, темноволосый молодой человек, лет двадцати с лишним, обменялся с посетителями быстрым взглядом. Он поспешил к полкам, взял книгу в коричневой обертке и подал ее Уилер-Хиллу. Агенты ФСБ, которые наблюдали за происходившим в сильные бинокли, не заметили, чтобы между обоими шпионами и продавцом происходили какие-нибудь долгие разговоры. Одно только было твердо установлено: Уилер-Хилл не спрашивал книги, которая была передана, и не платил за нее. Таким образом, книжная лавка и служивший в ней молодой человек попали под наблюдение ФСБ.

Выяснилось, что молодой человек действительно работает продавцом и живет недалеко от лавки. На следующее утро сыщикам удалось сфотографировать его с помощью потайного аппарата. Было выяснено, что продавец этот, по имени Пауль Шольц, никогда не был под судом. Больше того, он никогда не попадал на заметку, несмотря на то, что ФСБ уже давно держало под наблюдением почти весь Йорквилл. Это был молодой парень с невинной внешностью, довольно апатичный на вид.

В ту же ночь Шольца выследили, когда он шел через мост Джорджа Вашингтона на Гудсонские горы, тихий маленький район в Северном Нью-Джерси. Он направился к дому на Палисад-авеню. Дом это находился на территории одного из местных филиалов ФСБ (район Ньюарк). Нью-йоркские агенты запросили, не знают ли их местные коллеги, кто занимает комнату на втором этаже, ход со двора, в доме на Палисад-авеню, куда направился с визитом Шольц.

Да, кое-что было известно. Человек, к которому пришел Шольц, — Карл Альфред Рейнер, тридцатисемилетний натурализовавшийся в США немец, работавший механиком на авиационном заводе «Бендикс Эр-Ассошиейтед» в Порт-Джерси. Рейнер находился некоторое время под наблюдением. У ФСБ не было против него никаких улик: нет, наблюдали просто потому, что он состоял членом «Германо-­американского союза» и работал на авиационном заводе.

Случилось, что Рейнер завел тесную дружбу с одним американским немцем, работавшим на заводе Бендикса, лойяльным молодым человеком, которого здесь мы назовем только по имени Курт.

Агенты ФСБ переговорили с Куртом и просили известить, как только Рейнер начнет обнаруживать дурные намерения.

Как часто случается, стало выплывать наружу все сразу. Не успели еще агенты выяснить отношения между Рейнером, Уилер-Хиллом и Янке и роль Шольца, как Курт явился в ньюаркский филиал ФСБ и рассказал, что Рейнер, наконец, объяснился с ним начистоту.

— Курт,— промолвил он как-то во время обеденного перерыва, — ты можешь сделать много хорошего для мира, если захочешь.

— Каким образом? — спросил Курт.

Рейнер улыбнулся.

— Очень просто. Тебе известны важные производственные секреты, которых они не хотят никому открыть?

Курт кивнул.

— Отлично. Все, что от тебя требуется, — достать мне чертежи. Ты все время торчишь в конторе, где они хранятся.

— Но как? — спросил Курт. — Они хватятся, увидят, что чертеж исчез.

Рейнер снова улыбнулся.

— Ты просто сунешь его ночью в карман и тайком передашь мне. Я сфотографирую и верну через час.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Это для отечества. Курт, ты должен сделать все на свете для страны, где ты родился. К чорту эту Америку!

Курт, заранее подученный ФСБ, спросил:

— Сколько я за это получу?

Рейнер уже не улыбался. Лицо его омрачилось.

— Как! — воскликнул он. — Ты можешь думать о деньгах в такое время?

— Но неужели я так-таки ничего не получу?

— Ты получишь нечто такое, чего нельзя купить ни за какие деньги. — Лицо Рейнера приняло торжественное выражение. — Курт, ты получишь портрет фюрера с его автографом!

Итак, Рейнеру понадобились производственные секреты завода Бендикс. Прекрасно, ФСБ снабдило его «секретами»— но какими! Специально для него был изготовлен фальшивый чертеж. Он был тщательно скопирован и через посредство Шольца переслан Уилер-Хиллу и Янке.

Обнаружилось, что Рейнер возглавляет нечто вроде самостоятельной шпионской организации, состоящей из членов «Германо-американского союза», которые работали на пяти­шести важнейших заводах в Северном Нью-Джерси и Восточной Пенсильвании и регулярно поставляли ему информацию. Агентам ФСБ становилось ясным, что нацисты ведут свою подрывную работу в США уже долгие годы.

К 1 мая 1941 года, когда шайка Дюкена находилась под наблюдением уже пятнадцать месяцев, а шайка Людвига около шести недель, было перехвачено еще одно письмо, отправленное по нацистскому подставному адресу в Лиссабон. Достаточно было взглянуть на это письмо, чтобы установить: оно было напечатано на машинке Люси Бемлер, девушки из Маспета, которая работала для Людвига. Текст гласил:

«...С финансовой точки зрения, моя нынешняя работа не оправдала ожиданий... Как я уже писал, расходы оказались гораздо большими, чем можно было предположить, и в дальнейшем еще увеличатся, так как я ставлю свое дело на широкую ногу... За прошлые два года не имел возможности внести на текущий счет ничего... напротив, мне пришлось израсходовать то, что отложил в лучшие времена».

Письмо было подписано «Джо», что значило Людвиг. Когда чистая сторона бумаги подверглась соответственной обработке, выступил второй текст, написанный рукой Людвига:

«Авиационный завод Груммана в Лонг-Айленде: согласно сведениям, только что полученным от друга Эллен, который работает там, производство нового типа ракет (ФСФ-1) еще не началось, единственный экземпляр, который был изготовлен, имеется в распоряжении флота США. Сейчас они работают над новым самолетом для флота — подробности позднее. Строительство новой фабрики еще не закончено, возникают затруднения с поставкой стальных ферм и других стальных частей, — уже возведены стены, и часть здания перекрыта кровлей. Некоторое время назад Грумман получил заказ на сотню истребителей (Г-36А-2), — двадцать из них закончены, но все еще стоят здесь и покрываются пылью. Работа по заказам Британии временно прервана, видимо, до тех пор, пока не будут урегулированы платежи. В производство к концу 1940 года были включены истребители для флота США, гидропланы и самолеты для гражданской авиации. Теперь выполняются заказы флота США на 81 истребитель (Фи Ф32); нынешняя продукция — четыре истребителя в день; в прошлом году было два в день. Британские заказы составляют около 15 процентов всей продукции».

Агенты ФСБ обратили внимание на имя «Эллен». Для них оставалось неясным, псевдоним ли это Люси Бемлер или же в заговоре замешана еще одна женщина. Если так, то женщина эта создавала для ФСБ новую проблему, ибо любые сведения о заводе Груммана были важной военной тайной.

Кроме того, завод Груммана был не единственным предприятием, находившимся под бдительным надзором шайки Людвига.

В лаборатории британской цензуры на Бермудах обнаружили написанное невидимыми чернилами письмо:

«Авиационный завод Белла-Буффало

Рабочих и служащих . . . 15 октября 1939 г. — 1 064

Рабочих и служащих . . . 1 января 1940 г. — 1160

Рабочих и служащих . . . 15 октября 1940 г. — 3 237

Рабочих и служащих . . . 31 декабря 1940 г. — 4 300

Оборот: на 15 октября 1940 г. — около 65 миллионов долларов, январь 1941 г. — около 60 миллионов долларов. Продукция: октябрь 1940 г. — около трех Р-39 для армии США и трех Р-40 для Британии».

И, наконец, еще одно письмо, также от Людвига:

«... 30 и 22 апреля у мола был замечен пассажирский пароход «Принц Египетский» в 3 490 тонн, — черный корпус, желто-бурая палубная надстройка. 20 апреля на баржах возле мола 90 обнаружены четыре бомбардировщика (Гудсон) и три торпедных катера; 13 апреля на молу 4 Бруклин — британское судно «Принц Уэльский», — темносерый корпус, желтая надстройка, черная дымовая труба. На молу 3 — голландское судно, на молу 2 — английский пароход, около шести тысяч тонн, черный корпус, желто-бурая надстройка, черная дымовая труба, название, к сожалению, не удалось выяснить».

Кто поставляет Людвигу эти сведения, в которых каждая мелочь соответствует действительности? Людвиг редко получал письма по домашнему адресу в Бруклине и на почтовый ящик в Центральном почтамте Нью-Йорка. Наблюдение за ним не прекращалось с тех пор, как впервые напали на след; между тем агенты ФСБ были уверены, что всю эту шпионскую работу Людвиг выполнял не один.

Однажды ночью Людвиг отправился в небольшой городок Нортпорт, что возле Ойстер-Бей, на северном побережье Лонг-Айленда. Он зашел в маленький темный коттедж, расположенный в уединенном месте, у самой воды. В одной из комнат зажегся свет, но шторы были задернуты. Сыщикам так и не удалось увидеть, что там происходит. Людвиг оставался в коттедже почти два часа. Потом он вышел, и его проводили до самого дома; дальше преградой для агентов ФСБ оказался закон: им не разрешалось входить в частные квартиры без ордера на обыск.

Все же было ясно, что у Людвига имеется радиопередатчик — третья нацистская радиостанция в Нью-Йорке — и налажена связь со станцией АОР в Гамбурге. Очевидно, он оперировал одним из новых нацистских кодов, которые нельзя расшифровать, не зная, какая книга является ключом. Видимо, Людвиг пользовался радио лишь для самых срочных сообщений, например об отплытии судна с важным грузом в Англию.

Вслед за открытием, сделанным агентами ФСБ в Норпорте, Люси Бемлер и Людвиг были замечены в Риджвудском квартале в Бруклине. Они вошли в обыкновенный деревянный домик, ничем не выделяющийся среди других стандартных домов. При обычных обстоятельствах это, конечно, никак не могло бы показаться интересным. Но любой дом, в который заходил любой человек, с которым встречались Людвиг или Люси Бемлер, становился подозрительным. Соседи сказали, что в домике живет супружеская чета Мейеров. Никто не знал имени мужа, но каждый знал его жену. Ее звали Эллен-Паулина Мейер; это была высокая, стройная тридцатилетняя женщина увядающей прелести. Известно было, что некий немец приехал сюда за несколько лет перед войной и здесь женился на Эллен, бруклинской девушке немецкого происхождения. Муж, работавший в механических мастерских, вовсе не стремился стать американским гражданином или сколько-нибудь усовершенствоваться в английском языке. Недавно он покинул жену и уехал в Германию.

Неказистый домик Эллен-Паулины Мейер за последнее время стал местом ночных сборищ. Гости расходились обычно к утру, и соседи изредка слышали, как они прощались с возгласами: «Хайль Гитлер!»

Между тем Людвиг продолжал навещать дом в Манхаттане, возле моста Джорджа Вашингтона, где жил доктор Борхардт, лысый специалист по анализу фактов. К тому времени в соседней комнате под видом художника поселился агент ФСБ.

Борхардт проводил большую часть времени за чтением и пишущей машинкой. Агент ФСБ в соседней комнате слышал стук машинки даже между тремя и четырьмя часами утра. Образчик шрифта с машинки Борхардта еще не удалось достать, и не было уверенности, что перехваченные письма написаны этим человеком. Возникло предположение, что Людвиг уносил аналитические сообщения Борхардта, перепечатывал их и даже редактировал, излагая более сжато.

Не исключалась и другая возможность: Борхардт мог представлять для Берлина такую ценность, что оттуда был дан наказ не подвергать его ни малейшему, даже самому легкому, риску, связанному с подпольной работой.

Однажды, когда Людвиг отправился к Борхардту, Люси села в трамвай и поехала в Нью-Йорк. Здесь она прежде всего зашла в телеграфное отделение на 42-й улице. Агент ФСБ встал у окошечка рядом с ней и, чтобы рассеять подозрения, попросил совета: как сочинить текст поздравительной телеграммы.

— Что бы такое придумать подходящее для четырехлетней маленькой мисс ко дню ее рождения? — спрашивал он. Люси даже улыбнулась ему.

Трудясь над своей телеграммой, сыщик продолжал наблюдать за Люси. Видимо, она хорошо знала, что ей нужно писать: карандаш быстро бегал по бумаге. Агент все еще возился с поздравительной депешей, а Люси уже оторвала бланк со своей телеграммой от остальной пачки и протянула ее клерку.

Когда Люси ушла, агент взял пачку с бланками и оторвал верхний листок. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: бланк это следует отправить в Вашингтон, где при помощи лабораторной обработки сумею прочитать следы, оставленные на нем карандашом Люси. Вскоре выяснилось, что она телеграфировала Фриско, нацистскому подставному лицу в Лиссабоне:

«Доктор и Рене продолжают работать, отплытие завтра. Джо».

Это означало, что Борхардт работал над какой-то информацией, которую передал некий Рене. Подпись «Джо» означала — Людвиг. Но кто такой это Рене и где он?

Пока агент в телеграфном отделении рассматривал бланк, другие сыщики, чередуясь, чтобы не привлечь внимания Люси, провожали ее в контору трансатлантической телеграфной компании «Уэстерн-Юнион» на Гудсон-стри № 84.

Здесь она справлялась, не приходила ли телеграмма по условному адресу «Аджибоэ». Получив отрицательный ответ, Люси выразила разочарование. После ее ухода агенты ФСБ выяснили, что «Аджибоэ» — условный телеграфный адрес, присвоенный 7 марта Люси Бемлер из Маспета. Девушка получила, по словам клерка, несколько телеграмм из Лиссабона и Мадрида. Немедленно были даны указания сохранять копии всех телеграмм, получаемых на это адрес.

Из «Уэстерн-Юнион» девушка направилась в Центральный нью-йоркский почтамт на 8-й авеню; из этого почтового отделения шли все письма, перехваченные на Бермудах. Люси вынула ключ из сумочки и открыла почтовый ящик № 185. Сыщики заметили, что писем там не было, но девушка вынула два журнала. Журналы были скатаны в трубку и обернуты бумагой, так что названий узнать не удалось.

Заместитель начальника отделения сообщил агентам, что утром прибыли два технических журнала: один авиационной, другой — сталелитейной промышленности. Журналы издавались здесь же, в Нью-Йорке. Было отдано распоряжение узнать в отделах подписки, кто именно выписывал журналы на почтовый ящик № 185. Между тем заместитель начальника разыскал заявление о предоставлении ящика: оно было подписано Людвигом и датировано пятнадцатым числом прошлого месяца.

Прежде чем уйти, Люси купила марок для авиапочты на пять долларов. Видимо, Людвиг и его группа собирались отправлять много писем.

Гувер был озабочен. Прежде всего нехватало работников: многие из лучших агентов были заняты шайкой Фрица Дюкена. Грозовые тучи войны, собиравшиеся на горизонте, и связанная с этим работа поглощали внимание других квалифицированных и опытных работников. Спешно принимали и обучали новых агентов, но события шли быстро, и люди не успевали пройти курс обучения.

Но вернемся к Люси... Она вышла из метро и направилась к дому на Айшем-стрит, где жил Борхардт. Здесь пути агентов скрестились. Сыщик, игравший роль художника, сидел в своей комнате, приложив ухо к стене. Он услышал, как к Борхардту вошла Люси. «Профессор», видно, никогда не встречался с девушкой.

— Ах, — сказал он по-английски, — какая же вы красотка! Давайте выпьем, прежде чем говорить о деле!..

Люси рассмеялась и ответила, что не откажется пропустить стаканчик-другой.

— Мне кажется, что кто-то шел за мной от почтового отделения по дороге сюда,— сказала она.

— Почему вы думаете? — живо спросил Борхардт.

— Не знаю, — сказала девушка. — Просто было такое чувство.

— Вы кого-нибудь видели?

— Нет.

— Ах, — заключил Борхардт, — конечно, за вами шли. И кто бы не пошел за такой хорошенькой девушкой, как вы? Но Люси не собиралась поощрять ухаживания Борхардта.

— Где мистер Людвиг, профессор? — спросила она. — Я думала встретить его здесь.

— К сожалению, он должен был уйти. Вот ваше виски.

— Благодарю, профессор. Я принесла кисточки из верблюжьего волоса; мистер Людвиг говорил, что они вам нужны.

Впоследствии удалось установить, что некоторые из писем, перехваченных на Бермудах, были написаны секретными чернилами с помощью таких кисточек.

Затем собеседники перешли на немецкий язык. Агент не понимал по-немецки. Но он заметил, что в разговоре часто повторялось слово «Рене».

Имя Рене неоднократно повторялось и в телеграмме, которая на следующий день пришла на имя Люси. Сам по себе текст казался довольно безобидным, но это Рене — мужчина или женщина — был, очевидно, немаловажной спицей в шпионском колесе. В телеграммах на имя Люси упоминались и другие персонажи: профессор, иногда называемый доктором; Эллен (очевидно, Эллен Мейер), домашняя хозяйка из Бруклина, и два новых имени — Ганс и Карл.

В отделе подписки на журналы выяснилось, что издания, высылавшиеся Курту Людвигу на почтовый ящик № 185, проходили через руки продавца журналов по имени Рене Фрелих из Бруклина. Может быть, это даст ключ ко всей проблеме!

Отправившись по адресу Фрелиха, который жил недалеко и от Эллен Мейер и от Курта Людвига, агенты ФСБ узнали, что Рене служил в армии Соединенных Штатов. Он был одним из тех, кого в конце февраля мобилизовали и направили на пункт сбора призывников в лагерь Аптон (Нью-Йорк).

По спискам личного состава лагеря Аптон установили, что Фрелих отправлен в форт Беннинг (Джорджия) 28 февраля, через четыре дня после зачисления на военную службу, и что сейчас он служи в 4-й дивизии, рота Ф, 8-й пехотный полк.

Агент из Атланты поехал в форт Беннинг поглядеть на Фрелиха.

На первый взгляд казалось, что это юноша с почти девичьей походкой не в состоянии раздобыть сколько-нибудь важные шпионские сведения. Впрочем, любые сведения из армейского лагеря всегда представляли бы ценность для такого искусного аналитика, как Борхардт.

За Фрелихом следили круглые сутки. Сыщик заметил: всякий раз, когда нужно было отправить письмо, Рене выходил за пределы форта. Это был хитрый парень. Он никогда не оставлял в казарме ничего, что могло бы вызвать хоть малейшее подозрение.

Отправленная Люси в Лиссабон телеграмма с указанием, что «готовится отплытие», подействовала именно так, как предвидели агенты. Людвиг сделал еще один визит «профессору». Борхардт в это время усердно печатал на машинке. Агент в соседней комнате услышал, как Людвиг сказал по-английски, видимо, просмотрев написанное Борхардтом: «Профессор, это великолепно. Они будут довольны».

Затем агент слышал, как щелкнули каблуки и два гортанных голоса воскликнули в унисон: «Хайль Гитлер!»

В ту ночь Эллен Мейер устроила большой прием. Агенты, направившие бинокли на окна гостиной Мейеров, видели много мужчин со стаканами и кружками в руках. Это было непохоже на обычную вечеринку. Люди собирались в уголках гостиной, видимо, обсуждая нечто серьезное. Здесь были Людвиг и Люси. Нехватило агентов, чтобы выследить каждого из гостей до его дома; и сыщики решили следовать за двумя молодыми людьми, которые держались все время вместе и на вид казались еще более прожженными малыми, чем остальные.

Оказалось, что они живут недалеко друг от друга в Манхаттане. Оба были немногим старше двадцати лет. Гуверовским агентам скоро удалось выяснить их личности. Один был Ганс Пагель, мрачный человек в очках с толстыми стеклами, а другой — Карл Мюллер. Ганс и Карл — типичные немецкие имена. Как раз те самые имена, которые упоминались в телеграммах на имя Люси из Лиссабона. Молодые люди, казалось, не имели определенных средств к существованию.

Теперь даже самому Гуверу было трудно удержать в памяти все имена и обстоятельства дела. А ведь это было лишь одно из многочисленных дел, которым занимался руководитель ФСБ. И все же ситуация прояснялась с каждым днем. Людвиг был приемщиком всей информации, какую поставляли Фрелих, Эллен Мейер и, несомненно, также Ганс Пагель и Карл Мюллер. Затем Людвиг передавал все сведения «профессору» для анализа. Борхардт возвращал их в обработанном виде, и тогда Людвиг, Люси и Эллен Мейер спешно принимались за письма.

На следующее утро после визита к «профессору» Людвиг подъехал в автомобиле к дому Люси Бемлер в Маспете. Он выглядел бледным и усталым; в этом не было ничего удивительного: после вечеринки в доме Эллен Мейер, закончившейся к трем часам утра, Людвиг проработал всю ночь напролет. Он спустил шторы в комнате, но до утра в щель был виден свет. Очевидно, Людвиг работал над последней информацией, которую собирался послать в Лиссабон. Пароход отбывал в то же день.

Людвиг недолго оставался у Люси. От нее он сразу же отправился к себе. Через несколько минут после его ухода Люси поехала в Нью-Йорк. Она пошла прямо в главный почтамт, к окошку воздушной почты. Прежде чем открыть сумочку, она достала из кармана и надела перчатки. Затем вынула письмо и опустила в ящик для воздушной почты.

Агенты ФСБ отметили про себя, что, несмотря на всю свою осторожность и хитрость, члены шпионской шайки подчас вели себя просто глупо. Люси надела перчатки для того, чтобы на конверте не осталось отпечатков ее пальцев, как будто бы это могло иметь какое-нибудь значение после того, как конверт пройдет через столько рук.

Дальше стало выясняться, что оба парня — Пагель и Мюллер — немаловажные звенья шпионской шайки. Они работали главным образом на пристанях. Утром, в первый же день слежки, каждый из них отправился из дому пешком по направлению к реке Гудсон. Встретившись здесь, они побрели в нижнюю часть города, стараясь держаться поближе к молам больших пароходных компаний вдоль Гудсона. В 1941 году, когда все это происходило, дядя Сэм еще не был на-чеку. Самолеты, боеприпасы для союзников складывались в штабеля на доках Уэст-Сайда в Нью-Йорке, и их местонахождение отнюдь не хранилось в секрете. Агенты видели, как Мюллер и Пагель бродили по докам и разглядывали большие ящики с надписями, указывавшими их содержимое и место назначения. Шпионы ухмылялись друг другу, делая заметки и слоняясь то по одному молу, то по другому.

Федеральные агенты не сомневались в огромной ценности информации, собираемой Пагелем и Мюллером, особенно если она передавалась такому человеку, как Борхардт. Но у агентов были связаны руки: они не могли задержать этих двух парней сейчас же. Преждевременный арест подал бы сигнал тревоги всей шайке. К счастью, у дяди Сэма имелся козырь: цензура на Бермудских островах.

Однажды утром Борхардт неожиданно изменил своим привычкам. Вместо того чтобы после короткой прогулки и покупки утренних газет вернуться на Айшем-стрит, он сел в такси и отправился на Баттери-Плейс, № 17. Сыщики остались у входа. Они не имели права войти: там помещалось германское консульство.

Борхардт вошел в здание с пустыми руками, а вышел с большим пакетом. Затем он направился домой. Долгое время сыщик в соседней комнате ничего не слышал. Он решил, что сосед изучает принесенное из консульства. Затем заработала машинка, и стук ее продолжался непрерывно несколько часов. Перед вечером Борхардт вернулся в консульство на такси; он вез тот же самый пакет, но теперь паке стал объемистее. «Профессор» оставался в здании на Баттери-Плейс всего несколько минут и вышел оттуда с пустыми руками.