Паспорт предателя

Глава пятнадцатая По горячим следам

На следующее утро, в понедельник, около восьми часов, парикмахер из Астории Файе отправился в закусочную и купил фунт кофе, две пинты сливок, два фунта холодных котлет и картофельного салата. Агента, который, разумеется, тоже оказался в закусочной, удивило пристрастие парикмахера к сливкам. Он решил, что такое количество сливок требуется для гостей, которые собираются выпить не одну чашку доброго американского кофе после тех помоев, которыми их угощали в Германии. И другие покупки Файе могли бы привлечь внимание сыщика, даже если бы парикмахера ни в чем не подозревали. Только человек, который собирается на пикник, покупает закуски с самого утра. Агенты решили, что холодные котлеты предназначены для Квирина и Гейнка, изголодавшихся на германских эрзац-продуктах.

Гувер просматривал агентурные донесения, которые были результатом слежки, начавшейся в 1939 году, после того как Эдуард Керлинг, вместе с шестью другими немцами был задержан на баркасе у побережья Лонг-Айленда. Начальник ФСБ видел, что и Даш, приехавший в Нью-Йорк днем раньше и увлекшийся осмотром столицы, и Квирин, который укрывался теперь в доме Файе в Астории, оба были связаны с Керлингом и его друзьями — Германом Нейбауэром и Гербертом Хауптом. Но если двое из десантников так дружны с Керлингом, Нейбауэром и Хауптом, то не был ли кто-либо из этой тройки еще неизвестным членом группы, высадившейся в Амагансетте? Гувер дал просмотреть фотографии кассиру, шоферу такси в Ямайке, осведомителю в Астории и железнодорожникам. Ответ был отрицательный. Ни Керлинг, ни Хаупт, ни Нейбауэр не были в десантной группе.

Но Гувер знал, что бывший метрдотель — подходящий человек для такой экспедиции. Таковы же были и Нейбауэр, в прошлом повар чикагского отеля, и Хаупт, скромный чикагский оптик, год назад покинувший подругу сердца, девушку из косметического кабинета — Герду Меланд.

Чем больше Гувер думал о Керлинге, Нейбауэре и Хаупте и от тесной дружбе между ними, замеченной агентами ФСБ еще до отъезда этого трио в Германию, тем более убеждался, что они окажутся участниками второго десанта с подводной лодки. Гувер считал, что будет сделана по крайней мере еще одна попытка высадить диверсантов где-нибудь на атлантическом побережье Америки. Он знал немецкую психологию: немцы не стану класть все яйца в одну корзинку и, конечно, пока выжидают где-нибудь, чтобы посмотреть, что произойдет с первой группой диверсантов. Гувер решил также, что вторую попытку они сделают как можно дальше от Амагансетта. Флорида, по всей вероятности, покажется гитлеровцам чрезвычайно заманчивым местом для высадки. Там много людей из «пятой колонны».

Гувер не претендовал ни на какую особую проницательность. Он просто сделал некоторые здравые выводы, основанные на давно уже собранной информации. Было бы вполне естественно, если бы руководители «академии» диверсантов в Берлине, намечая состав второй группы, подобрали людей, у которых дружеские отношения с участниками первой высадки.

Но как повлияет столкновение на берегу с Кулленом на возможность второго десанта? Гувер решил, что если бы даже Даш и компания сочли свою авантюру провалившейся, то они все равно умолчали бы об этом из самолюбия и просто из чувства самосохранения. Значит, происшедшее на пляже в Амагансетте ни в какой мере не может изменить уже начавшие осуществляться планы берлинской «академии». Было дано указание, чтобы на дюнах вокруг места высадки первой группы в Лонг-Айленде дежурило достаточно агентов на случай, если кто-нибудь из диверсантов пожелает поглядеть, целы ли ящики.

В ночь на 15 июля 1942 года не произошло никаких новых событий. Агенты ФСБ убедились, что Квирин и Гейнк укрываются у Файе. Разумеется, можно было бы войти в дом и арестовать их, но Гуверу хотелось посмотреть, начнут ли действовать Гейнк и Квирин и куда приведут их следы. Был отдан приказ не задерживать и Даша. Кроме того, Гувера беспокоил человек, которого не удалось опознать. Начальник ФСБ надеялся, что кто-нибудь из диверсантов наведет агентов на след этого незнакомца. Затем возник вопрос, у кого укрываются остальные диверсанты? Гувер заподозрил, что, кроме явки Файе, существует немало людей в Лонг-Айленде, Нью-Йорке и особенно в Йорквилле, немецком квартале на 80-й Восточной улице. Кроме того, агенты ФСБ не знали, сколько еще задумано десантов: их могла быть и целая дюжина. Определенно, лучше выждать: аресты или гласность в печати послужили бы только предупреждением для немцев.

К полуночи во вторник, 16 июня, через семьдеся два часа после высадки диверсантов в Амагансетте, официант в Бродуэйском ресторане просматривал пачку фотографий. Это был очень наблюдательный малый. Вот почему агент ФСБ показывал ему снимки.

Официант быстро нашел портрет Даша с его характерным ястребиным профилем.

— Вот он! Еще не прошло и часа, как это человек был здесь. Он заказал два ростбифа и пять бутылок пива. Он запомнился мне потому, что пожирал ростбиф и глотал пиво так, как если бы не ел и не пил целую неделю.

Через тридцать шесть часов после разговора в Бродуэйском ресторане, в четверг утром, 18 июня, во Флоридское отделение ФСБ в Джексонвилле пришло известие, что на берегу у Понте-Верде, к югу от Джексонвилля, рыбаки нашли зарытые в песке ящики.

В мгновение ока на берегу оказались агенты ФСБ. Они нашли точно такие же четыре ящика, как в Амагансетте. Следы на песке свидетельствовали, что ящики были зарыты не позднее прошлой ночи.

На железнодорожной станции в Джексонвилле тотчас же произвели расследование: не садились ли в поезд между полуночью и утренними часами четверо подозрительных незнакомцев, говорящих по-английски с немецким акцентом? Но в Джексонвилле агентам ФСБ не повезло: вокзал был переполнен, никто не заметил подозрительных людей, и теперь они могли ехать в одном из поездов на север.

Агенты ФСБ наводнили все поезда, которые отправлялись на север из Джексонвилля, начиная с прошлой ночи и вплоть до момента, когда были найдены ящики; они начали обход вагонов, разглядывая пассажиров. Другие агенты остались в Джексонвилле на случай, если четверо диверсантов еще бродя здесь. Не было сомнения, что высадилось именно четыре человека: один ящик на каждого, как и в первом десанте.

Обстоятельства складывались именно так, как рассчитывал Гувер. Но теперь условия расследования были неблагоприятны. Никто не видел диверсантов из последней группы, поэтому опознать их было невозможно.

Что-то подсказывало Гуверу, что дом Файе — это главный козырь слежки. Парикмахер жил тогда один и все-таки регулярно закупал пищу на троих. Однако, беспрепятственно наблюдая за домом и даже заглядывая изредка в одну из комнат нижнего этажа, агенты ФСБ не видели внутри никого, кроме Файе.

В субботу 20 июня ночью, как раз через неделю после высадки в Амагансетте, Файе посетил гость. То был угрюмый молодой человек, немногим старше тридцати лет. Он казался очень взволнованным, когда шел по улице и стучался в дверь. Он оставался в доме недолго и ушел вместе с парикмахером.

Файе и его гость прошли к дому на 37-й улице. Вскоре агенты выяснили, что здесь живет молодой немец, по имени Гельмут Лейнер, который давно уже связан с «Германо-американским союзом». Он оказался зарегистрированным в архивах ФСБ, и его прошлое было доподлинно известно.

Рано утром Файе отправился домой. Затем появились Лейнер с женщиной. Почему-то она показалась агентам знакомой. Лейнер проводил женщину до метро и вернулся.

В метро агенты заметили, что женщина сильно расстроена. Они следовали за ней до квартиры в корпусе 300 на 51-й Восточной улице в Манхаттане и там поняли, почему она показалась столь знакомой: то была Мария Керлинг, жена метрдотеля. Муж ее дружил с теми тремя диверсантами, которые ныне высадились на Лонг-Айленде! Значило ли это, что сам Керлинг был среди высадившихся во Флориде?

На следующий день агенты обеспечили себе надежное местечко в здании напротив дома Лейнера, друга миссис Керлинг. Перед вечером сыщики заметили двух молодых людей, подходивших к дому Лейнера. Один из них, человек с квадратным лицом и нагло самоуверенными манерами, ожидал на 37-й улице, в то время как другой звонил. Лейнер отпер, и на лице его выразились восторг и страх одновременно.

Гость вошел в дом, а его товарищ остался бродить по улице. Через некоторое время Лейнер с гостем вышли. Все трое отправились в Нью-Йорк, на 44-ю Западную улицу, в ресторан «Синяя лента», который уже давно специализировался на немецкой кухне. Пока Лейнер и молодые люди оставались в ресторане, снятые агентами в Астории фотографии были проявлены в нью-йоркском филиале ФСБ. С помощью фототеки выяснили, что это Эдуард Керлинг и Вернер Тиль, молодые натурализовавшиеся в Америке немцы, которые репатриировались в Германию для обучения в «академии» диверсантов. Итак, Тиль был одним из четырех диверсантов из Флориды.

Покинув «Синюю ленту», Лейнер вернулся в Асторию, а оба диверсанта направились в отель Коммодор, рядом с Центральным вокзалом. Здесь они сняли номер на имя Эдварда Келли (инициалы, совпадавшие с инициалами Эдуарда Керлинга). Агенты ФСБ обратили внимание, что немец выбрал ирландское имя — незначительный, но характерный психологический штрих.

Таким образом, к понедельнику 22 июня — всего через девять дней после высадки первых диверсантов у Амагансетта и через пять дней после десанта у Понте-Верде (Флорида)— ФСБ обнаружило пятерых из восьми.

Однако, несмотря на эти успехи Гувера и его подчиненных, оставались нерешенными еще несколько важнейших вопросов. Кто был четвертый, который высадился у Амагансетта вместе с Дашем, Квиринбм и Гейнком? И кто были те двое, которые высадились во Флориде с Керлингом и Тилем? Агенты ФСБ укрылись в наблюдательных пунктах вокруг берега у Понте-Верде. Никто не видал Керлинга и Тиля и их двух неопознанных товарищей, когда они высаживались на берег в резиновой лодке, и ФСБ держало в строгой тайне всю эту историю. Гувер считал, что рано или поздно диверсанты вернутся к пескам Флориды, где они зарыли четыре ящика со взрывчаткой. В полной тайне была сохранена и высадка десанта в Амагансетте, хотя Гувер не ожидал прибытия еще одной партии диверсантов, ибо немцы должны были знать, что береговая стража подняла тревогу.

Утром в понедельник 22 июня Лейнер отправился в Нью-Йорк из своего дома в Астории и на Центральном вокзале встретился с Керлингом. Друг Керлинга, Тиль, очевидно, упорно оставался в своем номере в Коммодоре, так как агенты ФСБ не видали, чтобы он выходил оттуда, хотя к тому времени сыщики уже занимали смежные номера с обеих сторон, а также номер через коридор напротив. Посовещавшись некоторое время, Керлинг и Лейнер разошлись, и Керлинг вернулся в отель.

Лейнер зашел в бакалейную лавку на 86-й Восточной улице, в центре «Малого Берлина». Продавщица, старая дева лет сорока, видимо, была его приятельницей. Он вручил деньги, она дала сдачу. Агенты, наблюдая эту сделку с улицы, предположили, что Лейнер разменял несколько крупных банкнот, очевидно, полученных от Керлинга, который перед тем передал ему конверт. Возникло предположение, что Керлинг прибыл с большими деньгами, но опасался навлечь на себя подозрение разменом крупных банкнот: в нью-йоркских банках обращали внимание на каждого, кто приходил менять банкнот в пятьдеся долларов или крупнее.

Лейнер оставался в бакалейной лавке более часа. Затем он вместе с женщиной, которую звали Геди Энгеман, направился в Центральный парк по соседству с 86-й улицей. В этом пункте скрестились пути агентов ФСБ: туда пришли те, кто выслеживал Керлинга. Наблюдая встречу в парке, агенты решили, что у Геди Энгеман, сколь ни была непривлекательна ее внешность, роман с Керлингом. Тем временем была взята под наблюдение и жена диверсанта Мария в своей квартире на 51-й Восточной улице, но Керлинг не пытался увидеться с ней.

Встреча в Центральном парке была недолгой. Однако в тот вечер Лейнер и Геди Энгеман встретились с Керлингом в ресторане «Два дуба» на Лексингтон-авеню, недалеко от отеля Коммодор. Тиль все еще оставался у себя в номере.

Тем временем парикмахер Файе, который укрывал Квирина и Гейнка, поехал в Манхаттан. Был поздний ночной час. Он остановился у киоска и купил ранний утренний выпуск газеты, а затем отправился в пивную на Бродвей.

Агенты не зашли в пивную: это привлекло бы внимание. Но они следили за Файе при помощи сильных биноклей, направленных на окна пивной. Они увидели, как нацист из Астории присоединился к группе, которая, видимо, уже ожидала его.

Очевидно, у Файе было важное сообщение, ибо остальные придвинулись к нему поближе. Файе говорил почти полчаса, время от времени оглядываясь, не подслушивает ли кто. Затем каждый вернулся к пиву и шнапсу. Во время этой передышки кто-то из сидевших за столом взял купленную Файе газету и стал просматривать. Агентам ФСБ казалось, что он пробегает первую страницу, как бы торопясь поскорее добраться до раздела спорта. Но тут нечто поразило его. Восклицание читавшего, видимо, встревожило других: все перестали пить и разговаривать и слушали, пока он читал газету вслух. Затем газета пошла по рукам. Было ясно, что они глубоко потрясены.

Один из агентов ФСБ достал из кармана смятый экземпляр той самой газеты, которую принес Файе. Он тоже купил ее в киоске.

— Ну-ка, поглядим, — сказал он, листая газету.

Агент быстро нашел то, что ему требовалось. Не могло быть сомнения, что немцев взволновала коротенькая репортерская заметка, сообщавшая о высадке диверсантов во Флориде.

Тем временем подошли другие агенты из нью-йоркского отделения ФСБ, готовые начать слежку за каждым, кто присутствовал на «совещании» в пивной. К утру Гувер знал личность каждого из этих людей. Оказалось, их имена знакомы ему уже давно: все они были членами «Германо-американского союза» и давно находились под наблюдением ФСБ, исходившего из предположения, что если до сих пор они еще не совершили ничего преступного, то не преминут сделать это в благоприятный момент. А момент, казалось, наступил. Гувер не сомневался, что нацисты в Йорквилле, Лонг-Айленде и других местах были извещены о предстоящем прибытии диверсантов и готовились всячески содействовать им.

В Чикаго была установлена слежка за миссис Гердой Меланд, невестой Герберта Хаупта, скромного чикагского оптика, который оставил ее год назад, объяснив, что «уезжает на некоторое время». Впрочем, миссис Меланд, хорошенькую девушку, работавшую в косметическом кабинете, не подозревали в симпатиях к нацистам. Но агенты предполагали, что Хаупт постарается повидаться с ней и в объяснение своего отсутствия сочинит какую-нибудь историю. Вряд ли Хаупт, если только он был одним из четырех, высадившихся во Флориде, — а это предположение было обосновано его связями с Керлингом, — не захотел бы повидаться с такой хорошенькой молодой женщиной, как миссис Меланд.

Считая, что женщина не выдаст своего возлюбленного, агенты решили к ней не обращаться. Они достали список клиенток косметического кабинета, где работала Меланд, и нашли подходящую особу. Миссис Меланд причесывала ее уже больше года. Этой женщине, как было известно ФСБ, можно верить безоговорочно. Поэтому ее попросили при случае осведомиться у миссис Меланд о ее друге.

В полдень 22 июня клиентка делала себе прическу и маникюр. Герда была, казалось, в хорошем настроении и во время работы даже что-то напевала.

— Вы кажетесь очень счастливой сегодня, Герда, — сказала клиентка. — Неужели вернулся ваш друг сердца? Или вы встретились с кем-нибудь другим?

Герда улыбнулась.

— Мадам, вы угадали. Он вернулся.

Женщина, тщательно проинструктированная, какие вопросы задавать, понятия не имела, зачем нужны эти сведения: иначе она могла бы невзначай выдать себя.

— Что же он, все такой же?

— О, я с ним еще не виделась, — сказала Герда. — Мне позвонила его мать.

Родители диверсанта, мистер и миссис Хаупт, считались порядочными людьми, и соседи их уважали. Если сын вернулся и остановился дома, — рассуждали агенты, — то родители, вероятно, не станут скрывать его присутствия, тем более, что сын вряд ли открылся им во всем. Агенты наводнили весь район вокруг дома Хауптов. Подойдя к дому, они заметили отъезжавший новенький автомобиль. У них не было возможности последовать за машиной, и оставалось только записать номер.

Агент подошел к двери и нажал кнопку звонка. Если бы Герберт оказался дома, у агента была наготове безобидная отговорка.

Старик Хаупт, почтенный человек с холеными усиками, отпер дверь. На лице его было вызывающее выражение.

— Что вам угодно? — рявкнул он.

— Я хотел бы поговорить с вашим сыном Гербертом.

— Его здесь нет! Его и не было здесь! — вызывающее выражение на лице старого Хаупта сменялось страхом.— С чего вы взяли, что Герберт здесь?

Агент пожал плечами с таким смущенным видом, что старик несколько смягчился. Затем агент изложил свое вымышленное дело.

— А, — сказал, старик, — войдите. Можете оставить то, что у вас есть для Герберта. Если он когда-нибудь вернется, я передам.

В гостиной агент почувствовал запах только что выкуренной папиросы. Он вынул портсигар и предложил старику закурить.

— Я курю трубку, — ответил отец диверсанта. — Не люблю папирос.

Затем агент извинился за неожиданный визит, словно спохватившись, что нужно быть вежливым.

— Не помешал ли я вам, мистер Хаупт? — сказал он. — Может быть, у вас гости?

— Нет,— сказал старик.— Никого, кроме меня и старухи. Она готовит ужин на кухне.

— Мне показалось, что кто-то вышел как раз, когда я входил, — рискнул заметить агент.

— Вышел отсюда? О, нет! Здесь не было никого.

Агент пожал старику руку и ушел. За время короткого визита ему удалось установить интересные факты: старик не курил папирос; значит, их курил кто-то другой, находившийся в доме. В деле молодого диверсанта, как вспомнил агент, упоминалось, что Герберт курил папиросы. Значит, старик солгал: в доме безусловно был гость. Десять шансов против одного за то, что диверсант уехал в автомобиле как раз в тот момент, когда к дому подошел первый агент.

Еще важнее было то, что, судя по поведению Ганса Хаупта, считавшегося лойяльным американским немцем, сын рассказал ему о готовящихся диверсионных актах. Если это так, то старый Ганс сознательно укрывал врага США.

В Нью-Йорке агенты все еще следили за отелем Клинтон. Они с первого же дня расследования не пропускали ни одного человека, появлявшегося в вестибюле, но не заметили никого, хотя бы отдаленно напоминавшего Даша и его сообщников. Наконец, появился человек, обративший на себя внимание агентов. Он был зарегистрирован как Петер Мюллер из Филадельфии. То был человек тридцати восьми лет, среднего роста, красивый, но угрюмый. Агенты, вероятно, не смогли бы даже сказать, почему это Мюллер обратил их внимание. Он был хорошо одет и держался в вестибюле и гостиных отеля, как у себя дома, с персоналом был вежлив и, конечно, ничем не вызывал подозрений. Он казался кем угодно, но только не преступником, скрывающимся от властей. И все же...

Агенты ФСБ вспомнили рассказы кассира в Амагансетте, и кондуктора, который проверял билеты четырех диверсантов в поезде на пути в Нью-Йорк. Агентам пришла в голову мысль, не является ли четвертый спутник Даша и Петер Мюллер одним и тем же лицом. Поэтому кондуктору было велено сменить железнодорожную форму на штатское платье, приехать с Пенсильванского вокзала и взглянуть на Мюллера. Кондуктор сидел в холле вместе с агентом ФСБ, когда Мюллер выходил из лифта.

— Это он, — шепнул кондуктор на ухо агенту, — это он.

Агент сделал неприметный жест, которого не заметил в холле никто, кроме двух его товарищей. Они поднялись и хладнокровно последовали за угрюмым человеком, который называл себя Петером Мюллером.

За Мюллером следили, когда он взял такси и поехал в ресторан Динти Мура. Там он уселся за мраморный столик в глубине. Официант спросил заказ. Агент, сидевший за столиком неподалеку, услыхал, как тот ответил: «Я жду знакомого». Он говорил по-английски в совершенстве, но с заметным немецким акцентом.

Через некоторое время появился человек с ястребиным профилем, снял шляпу и, помахав ею Петеру Мюллеру, подошел к его столику. Это был Джордж Джон Даш, официант с большим аппетитом. Он сел рядом с Мюллером, и оба заказали завтрак. Затем он взглянул в зеркало на стене и сделал вид, что поправляет галстук и приглаживает волосы. Но ему не удалось обмануть агентов ФСБ: те поняли, что диверсант оглядывает их очень осторожно.

Вскоре появились пиво и еда для Даша. Агенты сделали заказ, как если бы не существовало ни Даша, ни Мюллера. Они решили, что встать и уйти до ухода диверсантов было бы глупо, а потому вытащили колоду кар и затеяли игру.

Время от времени Даш повторял свой маневр с зеркалом, но агенты и виду не подавали, что замечают его. Наконец, они услыхали, как Мюллер сказал: «Пойдем отсюда». Агенты ФСБ продолжали играть в карты: они не хотели рисковать, выслеживая эту коварную пару. Там, на улице, другие агенты продолжат слежку.

Слежка привела к пивной, где парикмахер Файе ночью беседовал с членами «Германо-американского союза». Один из этой группы, с которой встречались Файе и Лейнер, — любитель кислой капусты, по имени Антони Крамер,— ожидал в пивной Даша и Мюллера. Тем временем агенты выяснили, кто такой Крамер. Он жил на 83-й Восточной улице, в центре «Малого Берлина», и, подобно многим другим, работавшим на Гитлера, стал американским гражданином в 1936 году, через 11 лет после того, как приехал в США двадцатипятилетним юношей. Крамер служил инженером на конфетной фабрике. То был холостяк с тонкими губами и узкими светлоголубыми глазами, в которых застыла спокойная наглость. Он был самоучкой и особенно гордился этим.

Даш и Мюллер (ФСБ еще не было известно, кто такой Мюллер, ибо фото его не оказалось в архивах) беседовали с Крамером около получаса, выпили, а затем разошлись в разные стороны. Даш отправился к дому в Йорквилле. Выяснилось, что он живет здесь под чужим именем; еще одна забота свалилась с плеч ФСБ: теперь известно, где его найти. Мюллер вернулся в отель Клинтон. Крамер, преследуемый агентом, отправился в другую пивную, где встретился с диверсантом Тилем. Тот подал конверт. Крамер заглянул внутрь, кивнул и сунул пакет в карман. Похоже было, что в конверте лежали деньги.