Пасынки Луны. Часть 2

Глава 2

в которой я… да, снова пью вино

«Кто хочет, пусть считает это государственной изменой – но я практически уверена, что Бориса VIII уже нет в живых!» – заявила Светка через Оши – если для безмолвного разговора были доступны оба фамильяра, как вот сейчас, Каратова всегда выбирала именно Машкиного.

Ну а вслух подобные неоднозначные вещи мы старались вовсе не произносить – даже дома.

Кстати, о доме: речь, разумеется, вовсе не о моем особняке на Мясницкой – кроме всего прочего, буквально накануне тот выгорел дотла вместе с доброй половиной улицы. Жили мы теперь вместе со всеми остальными беженцами – в кремле, где нам со Светкой выделили пристанище на третьем этаже старинного Теремного дворца – в просторной комнате с расписными стенами, высоким сводчатым потолком и огромными витражными окнами… Красиво звучит да? Вот только собственно нашей территорией было лишь чуть более четверти помещения, квадрат две на две сажени, отделенный наскоро возведенной фанерной перегородкой. За той, по соседству с нами, поселили Юльку и Настю Любомирскую, по другую сторону от девочек проживала Муравьева – изначально предполагалось, что в компании с Цой, но скоро к Машке переехал Даня Гагарин, а хабаровчанка оказалась в четвертой комнатенке, меньшей из всех и, к тому же, проходной, где до того жил в одиночестве Кир, а теперь – они вдвоем.

Что до удобств – в смысле туалета с душем – то оные располагались даже не на этаже – двумя лестничными пролетами ниже. Так-то личная гигиена для одаренного – не большая проблема, но вот той же Насте, чтобы использовать магию, каждый раз требовалось особое от меня дозволение. И стесняясь прямо называть некоторые необходимые ей техники – или же когда нужда в тех нежданно возникала в период «отката» – юная княжна была вынуждена посещать эти места общего пользования, временами отстаивая там немалую очередь из таких же немощных бедолаг.

Но в целом, положа руку на сердце, предоставленные нам условия по местным меркам были более чем неплохие. Так, Гагарин прежде, чем перебраться под бочок к «длинноножке», спал на полу в общей комнате, рассчитанной на две дюжины человек, а та же Юлька первые дни, пока не стало известно о ее иммунитете – а значит, об особой ценности моей сестренки для общества – ночевала в некоем подобии детского приюта, вынужденная не столько спать сама, сколько приглядывать за младшими. Словом, в сравнении с тем, как жило тут большинство, у нас с Каратовой были настоящие хоромы. При желании здесь даже можно было принимать гостей! Вот только время бы еще для вечеринки найти…

Но со свободным временем дело у нас в основном обстояло чуть хуже, чем никак. «Дома» мы оба почти не бывали, днем и ночью пропадая за кремлевскими стенами – пока хватало маны. А когда та заканчивалась – подзаряжались от добровольцев-доноров (холопов-«бурдюков» в убежище почти не встречалось) – и снова шли в «зараженные земли». Искали там продукты, артефакты, выживших одаренных – все как завещал Петров-Боширов. И не было тем поискам ни конца, ни края, а нам толком – ни сна, ни отдыха.

Ну и, кроме всего прочего, со Светкой мы работали в разных парах. Ко мне в партнеры определили Любомирскую – должно быть, чтобы Ди-Сы лишний раз не раздергивать – а подругу мою прикрепили к Муравьевой с Оши. Так что, даже и возвращаясь ненадолго с миссии, дома мы с Каратовой зачастую не пересекались. Как-то, правда, совпало – провели вместе треть ночи… Помнится, на утро Юлька с Настей та-ак на нас смотрели! Демонстративно-осуждающе – спать мы им, видите ли, мешали – но при этом завистливо-мечтательно, аж зарделись обе. Ну да, перегородка тонкая, а о маскировке мы не позаботились…

Юлька моя, кстати, ходила на миссии с князем Хилковым, а не с Киром. «Заикин» же работал без напарника, и, насколько я понимаю, задачи ему зачастую ставил не Иван Иванович, а лично Петров-Боширов.

Как я уже сказал, графики действия наших «двоек» чаще не совпадали, и собраться вместе, как в старые добрые времена, нам удавалось нечасто. Но вот сейчас как раз выпало редкое исключение: «домой» почти одновременно вернулись и мы с Настей, и Светка с Машкой. Ну и чем не повод посидеть дружной компанией? Тем более, что на огонек к нам в Теремный дворец заглянула Милана, регулярно наведывавшаяся к Цой по поводу своего злополучного пальца. Правую руку, поврежденную при отступлении из замка барона фон Мирбаха, Диана Воронцовой вылечила сразу по их возвращении в Москву, а вот со старой травмой молодой графини особого прогресса у них, увы, пока не наблюдалось. Целительница призывала не терять надежды, но точных сроков по-прежнему не обозначала.

Итак, мы всемером – я, Светка, Машка, Даня, Настя, Милана и Диана –набились в нашу с Каратовой комнатку, рассевшись по застеленным кроватям. Чуть позже обещал подтянуться еще и Кир – и это же почти все уже будут в сборе, мелкой только не хватит до полного комплекта!

С торжественным видом я извлек из тумбочки бутылку вина и, заставив ту совершить круг почета под потолком, водрузил на столик – под приглушенные, но искренние аплодисменты. Когда рукоплескания стихли, Муравьева, хитро подмигнув, извлекла из-за пазухи еще одну бутылку (то-то мне показалось, что «длинноножка» малость располнела!) и поставила рядом с первой – под новые овации.

Тут, уж простите, не обойтись еще без одного отступления. Вино в кремле было страшным дефицитом. Небольшими порциями его выдавали только раненым – и еще тем, кто нес общественно-полезную службу. Нам со Светкой, например, полагалось из казны за труды по бокалу в день, к ужину. Столько же получала Милана – но не за конкретные заслуги, а чисто как глава графского дома Воронцовых. Цой, помогавшая целителям в госпитале, имела право на один бокал раз в два дня. А тому же Дане Гагарину, например, вина не причиталось ни капли.

Но если для молодого князя, молодой графини и молодой баронессы мир ныне жестко ограничивался белокаменными кремлевскими стенами, то мы-то ходили наружу! Ну и как не прихватить домой бутылочку-другую, чудом уцелевшую в каком-нибудь уже разграбленном чернью погребе? На такое даже не то чтобы смотрели сквозь пальцы – Иван Иванович сам же и подал нам эту идею. Освещенная веками система кормлений – куда деваться?!

Князь Хилков просил нас только слишком уж не злоупотреблять – типа, не таскать трофеи ящиками. То есть, ящики как раз горячо приветствовались – но дабы шли оные прямиком на казенный склад.

Они исправно и шли. Как и мешки с мукой, бочки с солониной, корзины сухофруктов, штабеля замороженной рыбы… Только за минувший день мы с Настей переправили в убежище под сорок пудов самой разной еды! А ведь зачастую ту нужно было не просто забрать с полочки и пролевитировать в портал – сперва ее еще требовалось отбить у черни или откопать из-под развалин!

Так что свою бутыль крепленого «Воронцовского» я считал более чем законной и вполне заслуженной добычей. Машкин сегодняшний кагор, полагаю, тоже не сам из астрала на нее упал.

Неудобство было в другом: к нам то и дело подходили и кто смущенно, а кто и дерзко – что, вам, мол, жалко, что ли? – просили достать из «зараженных земель» ту или иную вещь. Обещали денег (ха!), покровительство (два раза «ха!»), а одна смазливого вида девица лет двадцати, ни много ни мало, молодая баронесса – запамятовал фамилию, что-то там оканчивавшееся на «…дорф» – улучив момент, поймала меня в каком-то закутке и, прижав налитым бюстом к кирпичной стене, за некое свое любимое ожерелье, в спешке забытое при бегстве, томным шепотом посулила «удовольствие, которого вы, молодой князь, в жизни своей не получали!». Причем уплатить аванс она была готова сразу на месте – серебряная шнуровка на упомянутом бюсте уже начала мало-помалу заманчиво расползаться.

Настойчивой молодой баронессе «Не-помню-что-дорф» я тогда, конечно же, без малейших колебаний отказал – кажется, немало тем самым ее изумив: девица-то в неотразимости своих чар явно была уверена на все сто. Но некоторые подобные заказы – если было видно, что вещь человеку реально нужна, а нам, к примеру, по пути – мы одно время охотно исполняли. Бесплатно, разумеется.

Но однажды – собственно, не далее как вчера – девочка лет пяти с личиком испуганного ангелочка робко подошла к Насте – к другим нашим, наверное, побоялась – и попросила принести ее любимого плюшевого мишку. Все бы ничего, но разыскать его нужно было чуть ли не в Тверской губернии – совсем не там, где нам предстояло в тот день работать. Однако дать малышке от ворот поворот не сумели ни Любомирская, ни я. В итоге, духову игрушку мы достали, но попутно нарвались на Черную гвардию и потеряли кучу времени, за что удостоились жесткого разноса сперва от князя Хилкова, а затем и от самого Петрова-Боширова.

После того случая ротмистр строжайше запретил нам принимать на стороне любые заказы. Поток просьб это, конечно, не прервало, и сегодня мы с княжной разок даже приказа жандарма ослушались – но там совсем не пришлось отклоняться от маршрута, а женщина просила принести оставшуюся в разоренном имении фотографию погибшего сына…

…Вино разлили по бокалам, и тут Даня Гагарин возьми да и провозгласи дежурный тост за Государя Императора. Настя аж поперхнулась – ей налили сладкого кагора, разбавив тот водой, чем девочка уже была не особо-то довольна, а уж упоминание о Борисе VIII, как видно, и вовсе пробудило в юной княжне не самые светлые чувства. Однако, вопреки своей обычной манере, Любомирская промолчала – а вот Каратова, уже осушив свой бокал, не преминула заметить – конечно, не вслух – что едва ли Его Величество ныне здравствует.

«Александр Русланович сказал: пока не доказано иное, Борис – наш царь», – заметила на это Муравьева – не то придя на помощь Дане, не то просто так, разговор поддержать.

«Ага, царь Пустоты», – хмыкнула, уже не сдержавшись, Любомирская.

«Нет, ну мы же были с тобой в Петрополисе, – заметила между тем Светка Машке – как раз сегодня они с “длинноножкой” мотались в столицу за каким-то редким артефактом по особой наводке князя Хилкова. – Императорский дворец захвачен чернью! Какие еще нужны доказательства?»

«Императора могли эвакуировать, – предположила, подключаясь к спору, Цой. – Элементарно: усыпить и вынести порталом!»

«И кто, по-твоему, на это сподобился? – прищурилась на хабаровчанку Каратова. – Точно не мы!»

«Кто-нибудь из Конвоя мог пожертвовать своей силой», – пожала плечами Диана.

«Тогда почему Борис до сих пор не в Москве? – запальчиво осведомилась Светка. – И ни в одном из других убежищ, с которыми у нас налажена связь? Уж объявись где-нибудь Император – об этом сообщили бы сразу! По-моему, пора признать: царь либо мертв, либо впал в немощь – что, кстати, если ничего не путаю, автоматически лишает его всех прав на российский престол!»

«А по-моему, Александр Русланович все делает правильно, – с расстановкой заметил я – без особого желания возражая Каратовой, но истина показалась мне дороже. – Если даже Борис VIII и впрямь уже давно в Пустоте – и, допустим, ротмистру это доподлинно известно – трезвонить о таком не время. Сейчас Петров-Боширов правит в Москве его именем, а если сказать, что царь мертв – сразу начнется грызня за наследство…»

«Правит? – насмешливо перебила меня вдруг Милана. – Петров-Боширов? Серьезно?!»

«А что не так?» – совершенно не понял я ее подначки.

«Александр Русланович истово льет ману, словно клейменый холоп. Не спит ночами, не дает ввергнуть убежище в хаос – это есть, да. Но правит в Москве вовсе не он: Петров-Боширов, как и вы, делает только то, что ему велят – просто на более высоком уровне. Что, это реально для кого-то тут новость?» – в искреннем удивлении оглядела собравшихся молодая графиня.

«Хм, лично для меня – да», – заметно смешавшись, кивнула Машка.

«И кто, по-твоему, отдает приказы ротмистру?» – спросил я, нахмурившись: слова Воронцовой и для меня прозвучали будто гром среди ясного неба. На первый взгляд, они казались полной чушью, но я слишком хорошо знал, что попусту трепать языком Милана не привыкла, так что…

«Их трое, – пожав плечами, как о чем-то абсолютно само собой разумевшемся проговорила молодая графиня. – Князь Михаил Репнин, граф Аркадий Киселев и барон Александр Поспелов».

«О последнем даже не слыхала никогда, – с нескрываемым скепсисом заметила Муравьева. – И за что им такая честь?»

«Все предельно просто, – развела руками Воронцова. – Князь Репнин – командир Московского лейб-гвардии полка – он опирается на поддержку своих офицеров и нижних чинов, коих в убежище немало. Сын графа Киселева, Юрий, командовал расквартированной в Первопрестольной армейской частью – не помню ее номер, да и неважно. Был любимцем солдат, верность которых своему полковнику не исчезла и после того, как тот впал в немощь дистрофии. Юрий же во всем предан своему отцу – так что сами судите… Ну а барон Поспелов владел в кремле большим частным складом пыльцы и заготовок для артефактов – думаю, там и еще что-то припрятано…»

«Вот, уже не аргумент! – решительно мотнул я головой. – Верные бойцы – это еще как-то понятно, но голимый склад… Отобрать – и все дела!»

«При складе том – неплохая охрана из челяди барона, – заметила Милана. – Конечно, против тех же гвардейцев им бы нипочем не устоять, но нервы Репнину с Киселевым Поспелов мог бы потрепать. К тому же, что значит отобрать? Конфисковать в казну? Так это, коли что-то вдруг пойдет не так, еще невесть кому потом достанется! А так можно тихо поделить на троих – и пыльцу, и власть!»

«Ну, допустим, – кивнул я – впрочем, все еще с сомнением. – Но смотри, – продолжил тут же. – Пусть у Репнина – гвардейцы, пусть у Киселева – остатки армейского полка, но, если так рассуждать, то Петров-Боширов тоже далеко не прост и не гол! За него – московские жандармы!»

«IIIОтделение сильно потрепало во время эвакуации», – опередив мою собеседницу, сообщил Гагарин.

«Да, в этом все и дело, – тут же подхватила молодая графиня. – Очень много жандармов погибло, еще больше – лишились магии. Так что, нравится это нам или не очень, за Александром Руслановичем сейчас нет достойной силы. К тому же, многими ротмистр воспринимается как худородный выскочка, тогда как Репнин – из Рюриковичей, а Киселев – родич дому Годуновых, пусть и не самый близкий».

«И претендент на престол, в случае смерти Бориса[u1] VIII?» – уточнила Светка.

«Такой же, как Милана Дмитриевна, кстати!» – заметил на это Гагарин.

«Вот только у меня, к сожалению, нет своего верного полка, – вздохнула Воронцова. – И, что куда хуже – еще кое-чего нет», – приподняла она калечную левую руку.

«Палец отрастет, я обещаю», – твердо заявила Цой.

«Ну, остается навербовать армию – и трон мой!» – невесело улыбнулась молодая графиня.

В этот момент в дверях комнаты появился сияющий, словно серебряный рубль, Кир. В каждой руке он держал по литровой бутыли вина.

– О чем молчим? – задорно поинтересовался «Заикин» у нас, переступая через порог.

– Да вот, задумались о судьбах державы… – бросил я, удаленно забирая у гостя его ношу и переправляя ту левитацией на стол. – Ого, «Киндзмараули»! – присвистнул, рассмотрев этикетку. – Подвалы Петрополиса втихаря обчистил? – поднял я снова глаза на Кира.

– И что сразу «обчистил» – подарили в Старой Ладоге! – парировал тот, плюхаясь на кровать между Дианой и Настей. – Не поверите кто, кстати!

– Борис VIII? – брякнула Любомирская, но тут же втянула голову в плечи сразу под несколькими тяжелыми взглядами.

– Почти, – невозмутимо хмыкнул «Заикин». – Светлейший князь Всеволод Романов! – сообщил он, не затягивая.

Перестук наших отвалившихся челюстей был, наверное, неплохо слышен в этой самой его духовой Старой Ладоге.