Пасынки Луны. Часть 2

Глава 9

в которой мне на плечи кладет крылья серебряная птица

Ладно, ладно, что уж там, соглашусь: атаковать Романова было с моей стороны, скажем так, не самым разумным поступком. Мне об этом уже только ленивый не рассказал: сначала Цой, приведшая меня в чувство (с ноткой профессионального сочувствия в голосе: у пациента нервный срыв, не иначе), затем Юлька (прочихвостила старшего брата по полной, это моя мелкая умеет), а потом и Петров-Боширов (вроде как извиняясь за удар перчаткой, а по сути: сами, мол, молодой князь, виноваты). Ну да, если бы в тот момент я сподобился хотя бы на миг задуматься, «два» и «два», наверное, сами собой сложились бы у меня в законное «четыре» – появление в дворцовом коридоре Светлейшего князя Всеволода и внезапный падеж среди наших конвоиров напрямую бы одно с другим увязались. Беда в том, что ничего доброго я от Романова категорически не ждал, и, находясь в плену этого предубеждения (кстати, отнюдь небезосновательного!), очевидный, казалось бы, вывод – нынче Светлейший князь, типа, «за нас» – мой мозг попросту проигнорировал.

Ладно, спишем это на стресс последних часов (идея Цой, если что, а она в таком, вроде как, шарит) – тем более, что закончилось-то все хорошо!

Ну, то есть как хорошо закончилось… Да, мы с Юлькой более не находились под стражей, выпустили из-под домашнего ареста и Светку с Машкой. Из недр духоловки освободили Ди-Сы и Оши. Князь Репнин, граф Киселев, барон Поспелов и некоторые из их вернейших приспешников, напротив, угодили в темницу. Петров-Боширов вернулся в свой прежний кабинет… Вот только сидел теперь здесь ротмистр у стеночки, на стуле, а в кресле за бывшем его письменным столом по-хозяйски расположился Романов. Люди Светлейшего князя, из Староладожского армейского полка, стояли ныне и на постах во дворце, и по территории кремля – лишь в малой степени разбавленные московскими жандармами.

Помимо Романова и Петрова-Боширова, в кабинете сейчас находились князь Хилков, Кир – ну и я. Сперва разговор носил чисто рабочий характер: Светлейший князь Всеволод, Александр Русланович и Иван Иванович обсуждали вопросы управления Первопрестольной, мне же оставалось лишь недоумевать, что тут делаем мы с «Заикиным» – тем более, что начало совещания я и вовсе пропустил, отданный на попечение Цой. Но как только целительница со мной закончила, Ди-Сы передал мне приказ незамедлительно явится пред начальственные очи. Юльке, Светке и Машке, к слову, также было велено подтянуться на второй этаж Большого дворца – и ожидать до поры в приемной.

Вполуха слушая Романова с Петровым-Бошировым и Хилковым, лично я впереди ничего хорошего не ждал – ни для перезревшим плодом упавшей в руки Светлейшего князя Москвы, ни для себя лично. Да, те же Репнин или Поспелов, мягко говоря, не были ко мне душевно расположены, и в особом радении об интересах собравшихся в кремле беженцев их трудно было заподозрить… Но по крайней мере никто из павшего триумвирата прежде не отметился убийством Цесаревича, сотрудничеством с нигилистами или устройством пушки, выстрел из которой погубил второго наследника престола и послужил спусковым крючком разворачивавшемуся ныне в мире кошмару! А попытка барона подставить меня с тем духовым складом (недоказанная, кстати – Ди-Сы, вон, сомневается!) в своем коварстве, пожалуй, все же недотягивала до некогда устроенной Романовым и Огинским провокации в Петрополисе, когда я, по их задумке, должен был протащить в императорский дворец Фу-Хао – и сгинуть при пробое.

Словом, иначе как «из огня да в полымя» сложившуюся ситуацию я назвать не мог.

А между тем, покончив с очередным организационным вопросом, Светлейший князь Всеволод вдруг повернулся ко мне.

– Ну а с вами нам как быть, молодой князь? – с ехидной усмешкой спросил он.

Ну и что на такое можно ответить? Я лишь пожал плечами.

– Ваша неприязнь лично ко мне воистину поразительна, – продолжил между тем Романов.

– Неужели? – буркнул я, решив уж не отмалчиваться.

– Вот и я не перестаю удивляться: чем же я вам, сударь мой, так насолил?

– Э… Вы сейчас серьезно? – опешил я.

– Более чем, – заверил мой собеседник. – Обстановка – что в Первопрестольной, что в Империи, что в мире в целом – к юмору как-то не очень располагает, согласитесь.

– Вот и ответ на ваш вопрос, – запальчиво вскинул я голову. – А кто виноват в том, что она ныне такова, эта обстановка? Пушкин?

– Пушкин? – не понял мой собеседник. – Какой из Пушкиных?

– Никакой, – скривился я. – А вот пушка тут очень даже при чем! Жюльвернова, ага! Из которой подстрелили луну – и пришел Белый Центаврус. Стреляли нигилисты – а вот кто снабдил их артефактами? Кто прислал в помощь магов? Мне кажется, мы оба знаем кто.

– Помилуйте, молодой князь, – сокрушенно покачал головой Романов. – Ну что вы такое несете, право слово? Вы же у нас не чернь какая неграмотная – все ж таки курсант одной из лучших военных школ Империи! И что, искренне верите, будто луну можно подстрелить из пушки, пусть даже и солидных размеров? И что из пролитой с неба крови способен народиться Центаврус Мор?

– Я верю своим глазам, – угрюмо отрезал я. – Ваша пушка выстрелила. Луна окрасилась алым. Мор явился – и принес магам немощь!

– Пушка не моя – сие во-первых, – нахмурив брови, с расстановкой произнес Светлейший князь. – А во-вторых, как говаривали еще латиняне, post hoc nonest propter hoc – «после» не значит «вследствие»! Наш мир уже очень давно шел к кризису, многие прозорливцы о сем без устали твердили. Увы, но явление Мора – отнюдь не случайность, не роковое стечение обстоятельств! И ежели оное и связано с устроенным нигилистами в Африке фейерверком, то лишь косвенно! Не случись того духова выстрела из пушки – астрал нашел бы иной повод извергнуть из себя сию мерзкую тварь. Разве сие не очевидно?

– Отнюдь, – мотнул головой я. – Но даже и будь так: первый выстрел из пушки – и его последствия – уж точно ваших рук дело!

– Не отрицаю, – неожиданно согласился Романов. – Но Государь, несмотря на весь свой гнев, признал, что сие – дело семейное. Иначе, к слову, уделом моим после того подстроенного покаяния стала бы не темница, а плаха. Как бы то ни было, только перед Его Величеством царем Борисом мне и держать ответ за содеянное. Не перед вами, молодой князь!

– Кроме всего прочего, во время того выстрела погибли мои друзья! – заявил я, несколько оторопев от подобной постановки вопроса. – А сам я лишь чудом выжил!

– Так выжили же в итоге, – пожал плечами Светлейший князь. – А насчет друзей – сие вы про молодого графа Бестужева-Рюмина и госпожу Перовскую? Их судьбу определяли есаул Корнилов и князь Сергей, ваш приемный отец – я в подобные детали даже не вникал.

– Тем, кто в результате сошел в Пустоту, от этого не легче!

– Файербол в цель летит – по пути искрами сыплет, – развел руками Романов. – Госпожа Перовская, молодой граф Бестужев-Рюмин, Цесаревич Иоанн – досадные жертвы, сопутствовавшие великому делу. Грандиозному замыслу, по вашей, в том числе, вине, не увенчавшемуся успехом. В некотором смысле, их гибель оказалась напрасной именно благодаря вам, молодой князь!

– Не вижу ничего грандиозного в том, чтобы сменить фигуру на посту Главы кабинета министров, – хмыкнул я.

– Сменить фигуру – нет, разумеется. Развернуть политику Империи – с ошибочной, ведущей прямиком в пропасть, на выверенную и, не побоюсь сего слова, спасительную – уже да. Не стану отрицать, я не лишен амбиций, подвержен тщеславию, но что бы я ни предпринимал – раньше ли, теперь ли – в первую очередь всегда делалось и делается в интересах державы. И лишь потом – в потакание моим собственным страстям. Что, кстати, коренным образом отличает меня от господ Репнина, Киселева и Поспелова. Вот они, по праву сильного превратив Первопрестольную в собственную вотчину, забыли о главном – о государственном благе. И именно посему я столь охотно откликнулся на призыв Александра Руслановича, – последовал короткий кивок в сторону Петрова-Боширова, – и вмешался в ситуацию на Москве.

– Ну да, а вовсе не затем, чтобы самому подмять под себя обезглавленную Первопрестольную! – язвительно усмехнулся я.

– И в мыслях подобной нелепости не держал! – будто бы искренне возмутился на это мое замечание Романов. – Ах да, сие обсуждалось без вас… – проговорил он, словно что-то вдруг припомнив. – Что ж, знайте: сегодня же я с большей частью своих людей Москву покину – у меня и в Старой Ладоге забот хватает. Оставлю здесь небольшой отряд – но прослежу, чтобы числом он не превышал сохранивших силу московских жандармов! Вся власть в Первопрестольной таким образом сосредоточится в руках Александра Руслановича – если, конечно, у вас, молодой князь, нет на сей счет возражений! – ответил мне собеседник сарказмом на сарказм. – Ведь нет?

– Нет, – почти машинально обронил я, ждавший чего угодно, но только не такого.

Вот просто так возьмет и уйдет, уступив власть ротмистру? Не верю!

– Вот и отлично, – кивнул тем временем Романов. – Чем ни основа для дальнейшего сотрудничества?Впереди всех нас ждут тяжкие труды по спасению того, что осталось от Империи – и по отстраиванию оной разве что не наново. И скажу прямо – да вы, молодой князь, и сами сие прекрасно понимаете – без таких как вы, неуязвимых для Мора, нам будет стократ труднее! Что, вы думаете, я тут распинаюсь, как черный комиссар на митинге? Это Репнину с Киселевым с их местечковым мышлением вы лишь мешали! Но нам – мне, Александру Руслановичу или, скажем, князю Бельскому, вставшему ныне во главе Херсонеса Таврического – нам без вас, без Ивана Ивановича, – кивнул он на Хилкова, – без Станислава Станиславовича, – удостоился кивка и «Заикин», – без Светланы Игоревны и Юлии Леонидовны просто не обойтись! Прошлое – в прошлом, пора подвести под ним своего рода черту! Будущее лишь зарождается – здесь в Первопрестольной, у меня в Старой Ладоге, в том же Херсонесе, в Казани, в Дербенте… Готовы творить его вместе со мной или зациклитесь на былом? – слегка подавшись вперед, испытующе воззрился на меня Светлейший князь.

«Вне зависимости от любых обстоятельств, единственно правильным ответом сейчас будет однозначное “Да!”, сударь», – прорезался молчавший до сей поры Ди-Сы.

«У вас же нет доступа в этот кабинет!» – вспомнил я.

«На пару с Одной Шестнадцатой отыскали-таки лазейку, – сообщил мне дух. – Простите, что возились так долго – задача выдалась непростой…»

Что до сути совета «паука», то понять это мне и самому уже хватило ума: в конце концов, мое согласие вовсе не станет клятвой верности лично Романову, а отказ… Отказ несомненно был бы чреват немалыми неприятностями, причем, возможно, не только для меня, но и для Светки с Юлькой – не случайно Светлейший князь перечислил их, отсутствующих, поименно…

Нет, ясно, что на нашем староладожском госте клейма ставить некуда! Свяжешься с ним – и придется, конечно, держать ухо востро, жить в постоянном ожидании подставы, но сейчас мне действительно стоило проявить толику сдержанности.

– Готов, – твердо глядя в глаза собеседнику, выговорил я.

– Мудрое решение, – удовлетворенно заключил Романов. – Что ж, так тому и быть!

* * *

Вопрос со мной оказался в повестке Светлейшего князя последним и, благополучно его закрыв, Романов покинул кабинет – сказал, что пойдет проверить своих людей. Вместе с ним – похоже, по предварительной договоренности – ушел князь Хилков, а вот нас с Киром Петров-Боширов, не преминувший сразу же пересесть за освободившийся стол, попросил остаться. Более того, ротмистр пригласил к нам присоединиться Светку, Юльку и Машку, до сей поры скучавших в приемной.

– Дел на сегодня еще много – так что буду краток, – проговорил жандарм, когда девушки расселись. – Как советовал Светлейший князь, речь у нас не о прошлом – о ближайшем нашем будущем. Задачи решать вам предстоит серьезные, и полагаю необходимым, чтобы при сем ваш статус в глазах как москвичей, так и жителей других убежищ, с которыми вам неизбежно придется иметь дело, выглядел соответствующе. Посему, милостивые государи и милостивые государыни, мной принято решение о присвоении вам офицерских чинов. Отныне вы пятеро – прапорщики жандармского корпуса! – за спиной Александра Руслановича будто сам собой распахнулся стоявший на полке золоченый сундучок, и из его недр, словно серебряные птицы, выпорхнули и полетели к нам по кабинету пять пар офицерских эполет.

– Что, и меня тоже – в офицеры? – не удержалась от вопроса заерзавшая на стуле мелкая.

– Случай необычный, – тепло улыбнулся ей Петров-Боширов. – Но подобные прецеденты уже случались. Около ста лет назад один шестнадцатилетний юноша – молодой барон Аркадий Гайдар – даже командовал полком! Полка под ваше, Юлия Леонидовна, начало я покамест дать не могу, но да, отныне вы один из самых молодых офицеров в истории III Отделения!

– А я что, я и полком могу, если надо! – заявила моя самоуверенная сестренка, ловко вылавливая в воздухе спикировавшую к ней «птичку» эполет.

– Кроме всего прочего, с сего момента все вы считаетесь достигшими полного совершенства лет, – заметил между тем ротмистр. – Так что скидок на молодость впредь не ждите! – проговорил он, вроде бы, все еще с улыбкой – но уже явно не шутя. – Ну и не думайте, что, по случаю, отвертелись от скучных учебных классов – отсидите свое за партой, когда все закончится!.. Офицерские мундиры получите у моего нового адъютанта, поручика Козицына, – продолжил Александр Русланович затем, посерьезнев уже и лицом. – У вас какой-то вопрос, молодой князь? – повернулся он затем ко мне, что-то прочтя уже на моем.

– Если позволите, господин ротмистр, – поднялся я со своего места. – А что насчет княжны Любомирской? Она тоже получит офицерский чин?

– По Анастасии Августиновне решим после ее выздоровления, – помедлив, ответил жандарм. – Если она сможет продолжить службу – без чина не останется.

– А есть сомнения? – нахмурился я. – В том, что сможет?

– Поживем – увидим, – пожал плечами Петров-Боширов. – Что ж, господа офицеры, – встал он из-за стола. – Поздравляю вас с возведением в чин!

Я и так был на ногах, а вот Кир, Светка, Машка и Юлька повскакивали со стульев только теперь.

– Служим России и Его Величеству Государю Императору! – дружно гаркнули мы – правда, несколько смазав концовку ритуальной фразы: с Россией-то все всем было ясно, а вот с упомянутым Государем – увы…