Патриот

Глава 16

«Власть в России сменится не в результате выборов», — эту фразу я произнёс в интервью ещё в 2011 году. Однако нельзя отрицать, что, во-первых, в преддверии выборов всеобщее внимание приковано к политике и этим нужно пользоваться, а во-вторых, власть в этот момент всегда очень уязвима. Мы видели это всё в том же 2011 году — «Единая Россия» выиграла с помощью фальсификаций, но это сразу привело к большим протестам.

Тогда, в 2011-м, я призывал голосовать за любую партию, кроме «Единой России». В 2018-м, после того как меня не допустили к президентским выборам, я призывал к бойкоту. Меня за это много критикуют, считая мою позицию непоследовательной, но на самом деле она совершенно логична: всегда следует использовать выборы, чтобы нанести Кремлю максимальный урон.

В конце 2018 года мы придумали новую стратегию — «Умное голосование». С её помощью мы собирались разрушить монополию «Единой России». Раньше это никогда не получалось: кандидат от путинской партии на выборах набирал минимум 25–30 % голосов, а оставшиеся голоса дробились между представителями системной оппозиции. Кремль ревностно следил за тем, чтобы «системные» не договаривались между собой, — перед каждыми выборами начинались ссоры, делёж округов: все хотели выдвигаться в «хороших» округах, и это приводило к тому, что в центральных районах баллотировалось сразу по несколько оппозиционных кандидатов, которые перетягивали друг у друга голоса и таким образом помогали избраться единороссу. Если политики не могут договориться между собой, пусть договорятся избиратели.

Идея была в том, что наш штаб выбирал «второго по силе» кандидата и призывал всех голосовать за него, отбросив идеологические разногласия. В своём анализе мы использовали результаты прошлых выборов и мнения экспертов, которые разбираются в местной политике. Почти всегда вторым по силе кандидатом оказывался коммунист. В этой книге я исписал немало страниц, рассказывая о своей нелюбви к коммунистам, но тут ситуация была другая: я не желал победы коммунистам, я желал поражения «Единой России».

Летом 2019 года мы тестировали «Умное голосование» на выборах в Московскую городскую думу. Я не мог избираться, но многие из моих коллег и соратников — могли. Наш план мы объявили за несколько месяцев до выборов и получили большое одобрение. Конечно, находились и недовольные: «Я двадцать лет голосовал за партию „Яблоко“ и продолжу голосовать за партию „Яблоко“, несмотря ни на что!»; «Коммунисты?! Эти людоеды?! Никогда». Я терпеливо разъяснял, что в нашем положении можно проголосовать и за табуретку — она и то будет лучше, чем единоросс. Второй мой аргумент состоял в том, что чем больше неединороссов окажется в Думе, тем смелее они станут. Когда их меньшинство, они не решаются пойти наперекор «Единой России», но всё может измениться, если они почувствуют свою силу.

Кремль быстро понял, что наша тактика пользуется популярностью и осенью их ждёт разгром. Поэтому они использовали уже отработанный метод: просто отстранили от участия всех самых популярных кандидатов, причём не просто отстранили, а и арестовали большинство из них на месяц (некоторых — на дольше).

Независимые кандидаты бились до последнего. Любовь Соболь была одной из них. Когда чиновники отказались регистрировать её кандидатуру на выборах, она в ответ объявила голодовку и отказалась покидать помещение избирательной комиссии. Видео, на котором Соболь выносят из здания вместе с диваном, стало символом той кампании.

Выборы в Мосгордуму, которые ещё за пару месяцев до того вызывали у всех только зевоту, приковали к себе внимание всей страны. Массовый недопуск независимых кандидатов привёл к огромным уличным протестам в Москве. Против нескольких протестующих были возбуждены уголовные дела, чаще всего — по статье «Применение насилия в отношении сотрудника полиции». «Насилием» объявляли, например, брошенный в омоновца пустой бумажный стаканчик. Это была важная веха в истории российского протеста — не только потому, что к нему присоединились совершенно новые люди, но и из-за ужесточения репрессий. В 2017 году за участие в митинге ты получал пятнадцать суток спецприёмника. В 2018-м — уже тридцать суток. Начиная с 2019-го ты рисковал провести в тюрьме годы.

Выборы состоялись в сентябре. Даже несмотря на то, что настоящих кандидатов отстранили, «Умное голосование» сработало. Количество депутатов от путинской партии уменьшилось — было сорок, стало двадцать пять. Нам даже удалось лишить мандата главу «Единой России» в Москве. Мы смогли избрать несколько по-настоящему оппозиционных депутатов, которые теперь открыто критиковали и мэра Москвы, и президента Путина прямо с трибуны столичной Думы. Вместе с ними (так уж работает «Умное голосование») избрались и несколько вообще ничего не подозревающих людей, которые были выставлены техническими кандидатами и собственной победой были шокированы больше, чем мы. Так или иначе, как я и надеялся, Московская городская дума обрела совершенно другой состав: от монополии «Единой России» не осталось ни следа, а системная оппозиция заговорила гораздо громче.

Обо всём этом я узнавал по радио. Тюремному радио. Я снова сидел под арестом, куда меня теперь отправляли после каждого митинга, но ликовал: раз «Умное голосование» сработало в Москве, значит, мы повторим его по всей России. Тем более что следующим летом — выборы в региональные парламенты в Сибири, а ещё через год — выборы в Государственную думу.

Почти год мы готовились к сибирской кампании, а летом я полетел, чтобы нанести завершающий удар: снять расследования в Новосибирске и Томске. Всё шло очень хорошо, видео мы сняли. 19 августа вечером я зашёл в ресторан гостиницы, где жила наша команда. Ресторан закрывался рано, но мои коллеги, уже успевшие поужинать, уговорили кухню немного подождать и принять мой заказ. «Пожалуй, не буду есть, завтра самолёт очень рано, — сказал я. — Только выпью что-нибудь с вами быстро и пойду». Из-за барной стойки на меня очень внимательно смотрел новый и какой-то странный бармен — вчера работал другой. Наверное, новая смена. «Дайте мне, пожалуйста, „Негрони“», — попросил я официанта и перестал обращать внимание на бармена. Когда мне принесли коктейль, он оказался настолько гадким на вкус, что я не смог сделать больше одного глотка. В голове опять мелькнула мысль про странного бармена, который и на бармена-то не был похож. Не допив, я попрощался со всеми и пошёл в номер.

20 августа 2020 года. Будильник звонит в 5:30. Я просыпаюсь без малейшего усилия и иду в ванную. Принимаю душ. Чищу зубы. Шариковый дезодорант закончился — потерев подмышки голым пластиком, я выкидываю пустой флакон в мусорную корзину. Там его позже и найдут мои коллеги, когда придут обыскивать номер.

Я боюсь опоздать на самолёт.

Если я попытаюсь вспомнить момент, когда я понял, что моя жизнь отныне в опасности, — я не смогу. Не было такого момента. Наоборот, до отравления я был уверен, что я с каждым годом всё надёжнее защищён. Чем известнее я становлюсь, тем проблематичнее им меня убить — так мне казалось.

Даже сейчас я думаю, что самой опасной моя работа была в 2004 году, когда я ещё состоял в партии «Яблоко». Тогда я организовывал «Комитет защиты москвичей» — мы боролись с незаконной застройкой в городе. Местные жители были очень ею недовольны, а я, как юрист, пытался им помочь.

Застройщики в России — это такие люди, которые запросто могут нанять кого-то, чтобы тебя избили битой у дверей квартиры. Для них это традиционный метод решения проблем — «заказать» тебя. Поэтому мне всегда казалось, что бороться с коррупцией на местном уровне — самая опасная работа. Я восхищаюсь активистами, которые занимаются этим в регионах, особенно на Кавказе.

А я теперь публичная фигура. Слишком публичная, чтобы они рискнули меня убить.

Я явно ошибался.

Однажды у меня с Борисом Немцовым произошёл диалог, который я никогда не забуду. Это было буквально за десять дней до его убийства. Мы сидели втроём — я, Немцов и его коллега, — и Немцов объяснял мне, что я в опасности и Кремль легко может меня убить, потому что я вне системы. А вот он, Немцов, наоборот, неуязвим, потому что он из системы — бывший заместитель председателя правительства и к тому же лично знает Путина, работал с ним. Через три дня меня арестовали. Ещё через неделю Немцова застрелили в двухстах метрах от Кремля. Так я понял, что все эти разговоры о том, кто в опасности, а кто в безопасности, даже вести бессмысленно. Мы понятия не имеем, что будет дальше, — есть один конкретный сумасшедший по имени Владимир Путин, иногда у него в мозгу просто что-то срабатывает, он пишет имя на бумажке и говорит: «Убейте его».

Когда убили Немцова, это для всех стало огромным ударом, и очень многие были напуганы. Даже моя жена Юля, человек невероятной храбрости, позже сказала мне, что ей было очень неуютно той ночью одной дома с детьми и она думала: «Началось? Они теперь убивают оппозиционеров? Сейчас и сюда ворвутся с автоматами?» Как человек, знавший Бориса, я тоже был в ужасе, однако даже тогда я не чувствовал, что угроза моей собственной жизни как-то возросла.

Я всегда старался игнорировать тот факт, что на меня могут напасть, меня могут арестовать или даже убить. Я всё равно не могу это контролировать. Зацикливаться на этом было бы саморазрушительно. Какие шансы у меня выжить сегодня утром? Не знаю: шесть из десяти или восемь из десяти. А может, и все десять. Дело не в том, что я стараюсь об этом не думать, зажмуриваюсь и делаю вид, что опасности не существует, — просто однажды я принял решение не бояться. Я всё взвесил, понял и отпустил. Я занимаюсь оппозиционной политикой и хорошо осознаю, кто мои враги и на что они способны, но, если я всё время буду беспокоиться, не убьют ли меня, мне не стоит жить в России. Лучше эмигрировать. Или просто сменить работу.

Но я люблю свою работу и считаю, что должен продолжать её делать. Я не чокнутый, не безответственный, да и не бесстрашный. Это вообще не про бесстрашие — просто я внутри себя знаю, что должен заниматься этим, потому что таков мой жизненный выбор. Есть люди, которые верят в меня. Есть моя организация, Фонд борьбы с коррупцией. И есть моя страна, и я очень хочу, чтобы она была свободной. Возможные угрозы тоже часть моей работы, но я принимаю её целиком.

Я очень волнуюсь за детей и за жену. И одна мысль о том, что мне могут намазать «Новичком» дверную ручку, а потом за эту ручку возьмутся Захар или Даша, приводит меня в ужас. Чудовищная история была в Калининграде за пару месяцев до моего отравления: мы с Юлей сидели в кафе, и ей неожиданно стало плохо — она в прямом смысле умирала на стуле напротив меня, а я этого не осознавал и беспечно предложил: «Ну пойди полежи в номере». Сейчас мы понимаем, что её, вероятнее всего, тоже отравили «Новичком». Ощущения, которые она описывала, были идентичны моим в самолёте, только слабее. Позже мы узнали, что те же люди из ФСБ, которые отравили меня в Томске, следили за мной и во время этой поездки в Калининград. И меня ужасает мысль, что, когда Юля всё же ушла, её две минуты спустя могли найти мёртвой на скамейке в парке. Осознавать это невыносимо, но это тоже не вопрос храбрости.

Я сделал свой выбор. Конечно, я стараюсь держать свою семью как можно дальше от его последствий и минимизировать их риски, но есть вещи, которые мне неподвластны. Мои дети знают, что меня могут посадить, моя жена это знает, мы всё много раз обсудили. Что могут ещё и убить — это оказалось неожиданностью, но это ничего не меняет.

Я гражданин России, у меня есть права в своей стране, и я не намерен жить в страхе. Если мне предстоит сражаться, я буду сражаться, потому что я знаю, что я прав, а они — нет. Потому что в этой ситуации я на стороне добра, а они на стороне зла. Потому что множество людей поддерживает меня.

Я понимаю, что это какие-то базовые вещи и, возможно, популистские. Но я верю в это и поэтому не боюсь — я знаю, что прав.

Мне не нравится сидеть в тюрьме. Я совсем от этого не в восторге. Это неприятно, это бездарная трата времени, но, раз уж так сложилось, я готов. Я понимаю, как всё устроено. Я выступаю и говорю, что, когда я приду к власти, я буду требовать суда для этих людей в Кремле, потому что они грабят российский народ. Конечно, им такие перспективы не нравятся, поэтому они пытаются остановить меня любыми способами.

Я не знаю, как сложится моё будущее, и рассуждения об этом — чистая спекуляция. Есть две противоположные точки зрения. Половина людей считает, что раз меня однажды уже пытались убить, то дело доведут до конца: Путин отдал личный приказ, и его злит, что он до сих пор не выполнен. Вторая половина, включая меня, считает, что после неудачного покушения и нашего расследования они предпочтут держаться от всей этой ситуации подальше. Они же повторяют, что никто меня не травил! Если меня опять отравят и я умру от «Новичка» или просто от внезапного сердечного приступа, как они это объяснят? Возможно, так я себя успокаиваю, но, в любом случае, никто не знает будущего, и бесполезно пытаться его предсказать.

Зато я знаю точно: мне повезло войти в один процент счастливчиков на нашей планете, которые обожают свою работу. Я наслаждаюсь каждой её секундой. У меня есть огромная поддержка людей. Я встретил женщину, с которой мы не только любим друг друга, но и разделяем одинаковые убеждения. Она так же, как и я, не согласна с тем, что происходит в России. Наша страна заслуживает лучшего. Россияне могут жить в двадцать раз богаче, чем сейчас. И для меня, и для Юли это не просто рассуждения: это то, что мы должны сделать или хотя бы попытаться, потому что это явно того стоит. Может быть, у нас не получится, может быть, всё изменится уже после нас, но попробовать мы обязаны. Я хочу, чтобы наши дети и внуки знали, что их родители — хорошие люди и что они потратили свою жизнь на что-то стоящее.

Когда мой сын Захар учился в начальной школе, класс попросили рассказать, чем занимаются их родители. Дети отвечали что-то вроде: «Мой папа — врач», «Моя мама — учительница». А Захар сказал: «Мой папа борется с нехорошими людьми за будущее нашей страны». Когда мне об этом рассказали, это был лучший момент в моей жизни — мне как будто медаль повесили на грудь.

Я не думаю как-то особенно о любви к своей стране. Я просто люблю её. Для меня Россия — одна из частей, из которых состоит Алексей Навальный. Это как правая рука или левая нога: вы же не можете описать, насколько они вам нравятся. Тут то же самое.

Каждый раз, возвращаясь из-за границы, ещё до того, как я выхожу из самолёта, я уже иррационально понимаю, что я дома. Есть страны, где кухня лучше, порядок, очень красивая архитектура. Я люблю путешествовать, но возвращаться в Россию я люблю больше, потому что, когда я иду по улице, я чувствую, что здесь мои самые близкие люди. Почти как родственники.

Люди в России прекрасные. Они не слишком дружелюбны при первой встрече, но я должен признаться, что мне это даже нравится. Они сложные и любят ударяться в философию. Я тоже люблю. Любую ерунду они превращают в экзистенциальный вопрос и начинают обсуждать будущее страны. Я делаю то же самое. Однажды я описал Прекрасную Россию Будущего как метафизическую Канаду: богатую северную страну с низкой плотностью населения, где все живут хорошо и одержимы философскими рассуждениями.

Я люблю русский язык. Я люблю меланхолические русские пейзажи: когда смотришь из окна и хочется плакать — это прямо отлично. Мне здесь очень хорошо, потому что мне всё это близко. Я люблю наши грустные песни. Я люблю русскую литературу и кино. Это всегда про надрыв, размышления, страдания, тоску и саморефлексию.

По моему описанию Россия, наверное, представляется очень печальным местом, но на самом деле мы весёлые. Мне нравится русский чёрный юмор. Люди обожают шутить политически некорректно, наши шутки часто бывают на грани допустимого, но именно поэтому для меня современный российский интернет гораздо смешнее, чем западный.

Главная ошибка, которую совершают на Западе, заключается в том, что они ставят знак равенства между российским государством и россиянами. На самом деле между ними нет ничего общего, и это большое несчастье нашей страны — что из всех миллионов людей, живущих в ней, власть раз за разом оказывается в руках самых циничных и самых лживых. Существует расхожая фраза, что каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает, и многие считают, что в отношении России это правда, ведь иначе россияне давно бы взбунтовались и свергли режим. Однако я в эту фразу не верю: огромное количество моих соотечественников не согласно с тем, что происходит, и не выбирало этого. Но если допустить, что персональная ответственность всё-таки лежит на каждом из нас, то она лежит и на мне. Значит, я ещё сильнее должен бороться за то, чтобы это изменить.

Если бы у меня спросили, ненавижу ли я Владимира Путина, я бы сказал: да, я его ненавижу, но не потому, что он пытался убить меня или посадил моего брата. Я ненавижу Путина, потому что последние двадцать лет он у России украл. Это могли быть невероятные годы, каких ещё не случалось в нашей истории: у нас не было никаких врагов, вдоль наших границ царил мир, цены на нефть, газ и другие природные богатства взлетели до небес, мы заработали огромные деньги на экспорте. Путин мог использовать эти годы, чтобы сделать Россию процветающей страной. Мы все могли жить лучше.

Вместо этого у нас двадцать миллионов человек живут за чертой бедности. Часть денег Путин и его друзья просто украли, часть растранжирили по глупости. Они не сделали ничего хорошего для нашей страны, и в этом их главное преступление — преступление против наших детей, против нашего будущего. Я боюсь, что такого сытого, мирного и счастливого периода у нас не будет больше никогда, и не могу не испытывать сожалений из-за этого и ненависти к тем, кто лишил нас возможности им воспользоваться.

Символ моих убеждений — уже упомянутая Прекрасная Россия Будущего. Я верю, что Россия может быть нормальной страной, богатой страной, страной с верховенством закона. Но главное, Прекрасная Россия — это нормальная Россия.

Давайте для начала перестанем убивать людей. Займёмся борьбой с коррупцией: коррупция есть и в США, и в Европе, но если мы хотя бы снизим её нынешний дикий уровень в нашей стране, то неожиданно обнаружим, что у нас есть деньги и на образование, и на здравоохранение. Мы поймём, что у нас могут быть независимый суд и честные выборы. В истории России у нас были сначала цари, потом императоры, потом генсеки, потом президенты, но все они были авторитарными правителями. Так не может продолжаться.

И наша задача заключается в том, чтобы разорвать этот бесконечный порочный круг, при котором снова и снова, кто бы ни оказался у власти, возрождается авторитаризм. Полномочия президента нужно сокращать, сейчас их слишком много. Власть должна быть распределена между парламентом, губернаторами, мэрами, а не сосредоточена в одних руках. Налоги, собранные в регионах, должны там и оставаться, а не отправляться в Москву. Но у нас всё вертится исключительно вокруг Москвы: Кремль и тот конкретный кабинет, в котором сидит президент, — единственный источник власти. Такой огромной страной, как Россия, просто нельзя так управлять.

В общем, давайте просто наконец-то станем нормальными — это будет так прекрасно!

Это не что-то недосягаемое. Описывая Прекрасную Россию Будущего, я хочу, чтобы вы поняли: это вполне реальная страна, и за неё стоит бороться прямо сейчас.

История продолжится, но, что бы ни случилось со мной, моими друзьями и союзниками в оппозиции, Россия имеет все шансы стать процветающей, демократической страной. Зловещий режим, основанный на лжи и коррупции, обречён на провал. Мечты могут стать реальностью.

Будущее за нами.