ЛОУСОН
Настоящее
Я зажмурился от утреннего солнца, хлынувшего в спальню, и попытался убрать вес с больного плеча — того самого, что я повредил еще в школе на бейсболе. Но пошевелиться не вышло. Черт, я едва мог дышать: маленькая пятка упиралась прямо в диафрагму.
Шестилетний ребенок не должен обладать такой силой. Но Чарли спал так, будто его заперли в клетке и он пытался вырваться. Пинался, махал руками. Однажды даже поставил мне фингал. Объяснять это на смене было очень весело.
Сейчас он лежал поперек моей огромной кровати, и у меня оставалось меньше тридцати сантиметров свободного пространства, а пятка глубоко въедалась в живот. По крайней мере, в лицо не попал — уже неплохо.
Будильник заорал на тумбочке, и я дотянулся через маленький клубок в кровати, чтобы его выключить. Глаза жгло, будто кто-то плеснул туда кислоту.
Кофе. Срочно нужен кофе. Желательно в виде капельницы, которую можно носить с собой весь день.
Я снова опустил голову на подушку, и в этот момент Чарли дернулся — его ноги взметнулись и одна врезалась мне прямо в пах.
Сдавленный звук, вырвавшийся у меня, был похож на стон раненого зверя, который переживает переходный возраст. Я прикусил щеку так сильно, что почувствовал кровь.
Чарли потянулся, даже не подозревая, что только что лишил меня шансов когда-нибудь иметь еще детей. Хорошо, что трое, которые у меня уже есть, — более чем достаточно.
Он причмокнул губами.
— Доброе утро.
Я вдохнул носом, выдохнул ртом, пережидая боль.
Брови Чарли сдвинулись.
— У тебя странное лицо, пап.
Я выдохнул последний раз.
— Просто устал, малыш.
Он расплылся в улыбке.
— Я отлично выспался.
Ну конечно. И даже несмотря на риск для моей жизни и здоровья, я не мог отказать, когда мой шестилетний появлялся в дверях после кошмара.
Я посмотрел на своего пацана — темные волосы торчали в разные стороны. Кошмаров у него было больше, чем у старших братьев. В животе неприятно заныло: а вдруг прошлое так засело в нем, что теперь выходит ночами?
Чарли щелкнул меня по носу.
— Не пялься.
Я хмыкнул и стал щекотать его по бокам. Он завизжал и выскочил из кровати, мелькнув пижамой — той самой, любимой, вся в лягушках. Мне пришлось заказать еще две пары, потому что он отказывался спать в чем-то другом.
— Пааааап, — протянул Чарли, но в голосе звенел смех.
— Сделай одолжение, разбуди братьев.
В глазах Чарли вспыхнул озорной огонек — тот самый синий оттенок, что и у меня.
— Можно прыгать на них?
— Делай, что нужно, медвежонок.
Он широко улыбнулся и, издав боевой клич, помчался из комнаты.
Я рухнул обратно на матрас — в паху все еще ныло. Этот ребенок меня когда-нибудь доконает.
Голова гудела, пока я пытался вспомнить, когда в последний раз спал полночи. Честно говоря, в памяти этого не осталось. Может, чудо случится на выходных. Если Чарли вымотается на свадьбе у дяди, а Дрю и Люк не сотворят какую-нибудь глупость.
Я бы продал почку за двенадцать часов нормального сна.
— Убирайся из моей комнаты! — заорал Люк в конце коридора.
Вот черт.
Я поднялся, свесил ноги с кровати. О двенадцати часах можно было забыть.
— Ты убил мои Фрут Лупс, — прорычал Люк на младшего брата.
Дрю поднял взгляд от телефона и пожал плечами:
— Я проголодался.
Люк метнул в меня свою грозовую тучу:
— Дай угадаю. Больше нет.
Я стиснул задние зубы и двинулся к кладовой. Я ведь понимал, что подростковый возраст будет непростым, но Люк будто превратился в другого человека, когда ему стукнуло шестнадцать. Он общался в основном рычанием и мрачными взглядами и никогда не говорил, что творится у него в голове.
Это ранило сильнее, чем он когда-нибудь узнает. Он сделал меня отцом, у нас всегда была особая связь. Рыбалка, походы, палатки. Мы делали все вместе. Пока он вдруг не решил, что я ему больше не нужен. Почти за одну ночь.
Я осмотрел полки: Cheerios. Cocoa Pebbles. Shredded Wheat. Cap'n Crunch. Kix. Фрут Лупс — ноль. Я поморщился — хлопьев у нас было хоть отбавляй, а вот всего остального почти не осталось. Нужно в магазин. Срочно. Я сгреб коробки и вернулся на кухню.
Поставив их на остров, я встретил взгляд разъяренного Люка.
— Плохая новость: Фрут Лупс нет. Хорошая — у нас есть все остальные хлопья, которые придумало человечество.
Люк отодвинул табурет:
— Поем в школе.
Я открыл рот, чтобы возразить, но закрыл. Я уже понял: с Люком нужно выбирать, за что именно стоит сражаться. И вопрос, где он позавтракает, — не тот холм, на котором стоит умирать.
Дрю и Чарли даже не обратили внимания на вспышку старшего брата. Такое случалось так часто, что теперь просто стало фоновым шумом. Чарли уткнулся в книгу о рептилиях, а пальцы Дрю бегали по экрану телефона. Я купил ему эту чертову штуку, чтобы он мог сообщить, где находится, или предупредить, если тренировка затянулась, а она теперь намертво приросла к его руке.
Я развернулся к столешнице. Бананы давно перезрели, но в миске лежал одинокий апельсин. Я взял его, очистил, разрезал и разложил по мискам, пододвигая их тем двоим, кто еще разговаривал со мной.
— Сделайте одолжение — съешьте хоть что-то, кроме сахара и углеводов. Чтобы меня не уволили с должности отца, ладно?
Чарли хихикнул и сунул дольку в рот:
— Не уволят.
Дрю скривился, будто учуял тухлятину:
— Апельсины — гадость.
Я уставился на своего тринадцатилетнего. Его челка падала на глаза так, как нравилось девчонкам. Цвет волос был светлее моего, ближе к оттенку его матери. Одна эта мысль вызвала вспышку злости — даже спустя столько лет. А за злостью, как всегда, пришла вина.
Я сделал то, что делал всегда: отправил все это в тот закрытый угол внутри, который никогда не открою.
— С каких пор? — спросил я.
Дрю передернул плечами:
— С тех пор, как понял, что эти волокна — мерзость. Будто жуешь один из бабушкиных вязаных проектов.
Чарли замедлил жевание, потом выплюнул дольку обратно в миску:
— Фу.
Я метнул в Дрю уничтожающий взгляд:
— Спасибо тебе большое.
Он только рассмеялся:
— Что поделать, если я всегда прав. Поэтому меня и обожают девчонки.
Я наклонил голову и сжал переносицу. Если мы пройдем школу без истории с беременностью, это будет чудом.
— Пап, а Кэйди может прийти после школы поиграть? — спросил Чарли.
— Завтра свадьба дяди Роана, у них, думаю, много дел, малыш.
Чарли нахмурился:
— Раз дядя Роан женится на маме Кэйди, это значит, я не смогу жениться на Кэйди?
Дрю поперхнулся хлопьями:
— Это почти как инцест, мелкий.
— Что такое ин-ин-це-ст? — выговорил Чарли с трудом.
Я смерил взглядом старшего из младших:
— Мы же говорили: не все слова подходят для маленьких ушей.
Чарли насупился:
— Я не маленький!
Дрю закатил глаза:
— Если ты до сих пор лезешь к папе в кровать, когда тебе снится кошмар, ты маленький.
Лицо Чарли вспыхнуло, он бросил ложку, спрыгнул со стула и умчался в комнату.
У меня дернулся мускул под глазом.
— Дрю.
Средний сын встретил мой взгляд. Волосы — в мать, а вот глаза — мои. До последнего оттенка.
— Но это правда. Ты его разбалуешь, он до двадцати будет спать с тобой.
Я вздохнул:
— У него был кошмар.
— Это не значит, что он не может ночевать в своей кровати. И он меня будит — идет по коридору и включает все лампы на свете, потому что боится.
— Мне жаль, что он тебя разбудил, но это не повод заставлять его чувствовать себя виноватым за страх. Мы все это проходили. Насколько я помню, у тебя был период, когда ты боялся зеленого монстра под кроватью.
В выражении Дрю промелькнула вина, плечи опустились:
— Ладно. Пойду поговорю с ним.
Я положил руку ему на плечо:
— Ты хороший брат.
Один уголок его рта дернулся вверх.
— Скажи это, когда высадишь меня у школы. Чтобы девчонки услышали. Они такое обожают — «я хороший старший брат».
Я легонько шлепнул его по затылку:
— Не называй женщин и девочек «детками».
Улыбка Дрю стала шире.
— Это ласково. Им нравится.
Еще бы.
Я впился в него взглядом:
— Мы относимся к женщинам с уважением. И не играем их чувствами.
Дрю поднял руки, соскальзывая со стула:
— Полное уважение, бро.
— Я твой отец, а не твой «бро».
Дрю только рассмеялся:
— Ладно, папуля. Где мои щитки? Надо собрать сумку.
Я выругался. Я всегда старался быть осторожнее с языком при детях, но иногда подходящих слов просто не существовало. Например, когда должен был постирать лакросс-щитки своего сына… и напрочь забыл.
— Пап, — застонал Дрю. — Они же воняют. А тренер любит, чтобы мы бегали разминку в полном обмундировании.
Я направился в прачечную:
— Сейчас постираю и подвезу сумку в школу.
Дрю нахмурился:
— А работа?
— Сегодня утром у меня собеседования в участке, — бросил я, проскальзывая в прачечную.
— Нам не нужна гребаная няня.
Глухой голос Люка донесся из-за двери. Я сразу напрягся и вернулся в кухню, сжимая в руках вонючие щитки.
— Еще раз скажешь это слово — и лишу тебя всех устройств на двое суток.
Выражение Люка стало жестким:
— Ты не можешь так сделать.
Я поднял бровь:
— Это привилегия, а не право.
— У всех есть телефон и компьютер. Отбирать их — как в тюрьму посадить.
Я едва удержался, чтобы не расхохотаться. Понятия он не имеет, насколько ему повезло. Я честно старался, чтобы деньги не портили моих детей. Они не получали все подряд и должны были зарабатывать на карманные деньги, но у них было все нужное.
Я зарабатывал прилично как шеф полиции Сидар Ридж, но состояние от отцовской фирмы по туристическому снаряжению означало, что мне и моим четверым братьям и сестрам никогда не приходилось беспокоиться о деньгах. Он продал компанию, когда я был в старших классах, и это обеспечило нас всех на всю жизнь. Но к своему трасту я почти не прикасался.
Это всегда раздражало мою бывшую, Мелоди. Она не понимала, почему я хочу работать. Почему мы не ездим каждый месяц в роскошные поездки и не гоняем на Ламборгини.
Свою часть я потратил на дом. Еще потрачу на учебу для мальчишек. А остальное мне не нужно. Я любил жить просто.
Моя семья не раз показывала, что важны не вещи, а люди и то, что вы проходите вместе.
— Ну и ладно, — буркнул Люк, засовывая что-то в рюкзак.
Он был моей копией — и при этом будто чужим человеком. Он теперь носил только черное, и я видел переписку с другом, где он обсуждал, как достать фальшивое удостоверение, чтобы набить татуировку.
В дверь постучали, но Люк проигнорировал. Мышца под глазом заходила мельче и быстрее, но я ничего не сказал, просто пересек огромную гостиную-кухню, чтобы открыть.
Удерживая снаряжение на одной руке, я кое-как повернул ручку. С порога раздался легкий смешок.
— Ты в порядке, братец? — спросила Грей, проскальзывая внутрь.
— Прям чудесно, — пробормотал я.
— Тетя Грей! — завопил Чарли, несущийся по коридору.
Он прыгнул ей на руки, и она легко его поймала.
— Как мой парень?
— Хорошо! А ты зачем пришла? — спросил он с широкой улыбкой, будто и не плакал пару минут назад.
— Я отвезу тебя в школу. Но, боюсь, в пижаме тебя не пустят.
Я взглянул на часы и едва сдержал очередное ругательство. Мы опаздывали.
— Поторопись, медвежонок. Переоденься и почисти зубы. Я сейчас подойду, но сначала включу стирку.
— Я занялась им, — успокоила Грей. — Ты — за белье.
Люк направился к выходу:
— Можно я подожду в твоей машине?
Брови Грей сомкнулись:
— Конечно. Она открыта.
Люк вышел, даже не взглянув на меня.
— С ним все в порядке? — тихо спросила она.
Боль полоснула меня.
— Подросток.
Но я уже не был уверен. Что-то с Люком было не так, и как бы я ни пытался, он не говорил, что именно.
В последнее время я чувствовал, что чаще проваливаюсь, чем справляюсь с ним. И это разрывало меня. Но я был готов сражаться до последнего, чтобы мои дети были в безопасности, здоровы и целы. Я дрался бы до смерти, лишь бы больше никогда не подвести их.