Перспективы украинской революции

Москва пытается от них спрятать. Кроме того, правдивые ведомости про развитие

событий в Венгрии распространяются тысячами ручейков и доходят во все уголки

большевицкой тюрьмы народов. В частности красноармейцы-участники событий

разносят очень опасные для большевизма мысли и опыт. А справиться с ними так, как

когда-то с участниками катастрофического похода в Финляндию, сегодня Кремль уже не

может.

Так под влиянием событий, которые имели место в прошлом году, во всех

народах под большевицким господством быстрыми темпами вызревают революционные

настроения, революционное сознание и уверенность. На первом месте стоит укрепление

веры, что освободительная революция собственными силами порабощенных народов

реально возможна, и что она может неожиданно разбудить колоссальные силы народа.

Не только Венгрия проявила свою непредвиденную до того силу. Это самоощущение

почувствовали все порабощенные Москвой народы. Среди этих народов начало

выкристаллизовываться яркое политическое осознание, что освободительная революция

– это совместное дело всех народов, скованных одной большевицкой неволей. Это

сознание уже проявилось динамичной формой во время Венгерского восстания. Оно

руководило теми украинцами и другими военнослужащими советской армии, которые с

симпатией отнеслись к повстанцам и не дали возможности большевикам задушить

революцию в зародыше. Многие из них активно проявили себя на стороне восстания.

Именно такого происхождения были многочисленные проявления усиленной

революционной активности, прямых революционных действий для поддержки

венгерской борьбы, главным образом в Украине, акты саботажа против переброски войск

в Венгрию и т.п. Так же и разные проявления симпатии к венгерским повстанцам в так

называемых сателлитных странах, хотя и не имели практических последствий для

венгерской борьбы, способствовали всеобщему распространению идеи совместной

освободительной революции всех подсоветских народов. Этот процесс вызревания идеи

совместной противобольшевицкой борьбы в сознании народов не прекратился после

удушения венгерской революции. Он развивается дальше под влиянием рефлексий об

упущенной великой возможности.

Особое значение Венгрии для приближения всеобщей освободительной

революции состоит в том, что там так ярко выступили рабочие и вся молодежь, как

главный боевой актив и движитель революционной борьбы. Это имеет сильное

притягивающее влияние на рабочих и молодежь во всех странах, закрепощенных

красной тиранией. Эти факты тормошат и ту часть советской молодежи, которая по

причине оппортунизма или других причин стала безразличной к делам освободительной

борьбы.

Подводя итоги и выводы из венгерской революции для дальнейшей

освободительной борьбы, надо учитывать и влияние, которое может иметь позиция

западных стран. Отношение этих государств к героической борьбе венгерского народа

против жестокой большевицкой агрессии показало, чего можно от них ожидать в таких

случаях. С одной стороны, была заметна необычайно живая заинтересованность

венгерскими событиями и неординарные проявления трогательной симпатии всех

западных народов к воюющей Венгрии, хотя и только в сфере платоничной или

харитативной (благотворительной). С другой стороны, осталась невозмутимая

пассивность политики западных государств, избегание любого намека на активное

выступление против грубой советской интервенции. Это был очень поучительный

пример того, что информированность и симпатии западных стран – это одно, а

действенная политика – другое дело, полностью независимое от первого. Из этого

вытекает серьезное предостережение, что концентрация освободительной политики на

информировании внешнего мира об освободительной борьбе и постановка основного

акцента на приобретении симпатий для этой борьбы может привести к фатальному

самообману. Очевидно, что такая деятельность нужна и может дать свои некоторые

плоды, ее необходимо вести, как только возможно. Но никак нельзя считать ее основным

фактором политики, основой, на которой можно строить планы освободительной

борьбы. Нет сомнений, что западные государства хорошо осведомлены о том, что

отвоеванная Венгрией независимость от СССР была бы выгодна и им тоже. Но основной

направляющей их активной политики является позиция, ни в коем случае не выступать

против агрессии большевицкого империализма, разве что только в тех случаях, когда он

вторгается в сферу их непосредственных интересов. Они держатся вдали от любых

действий, которые могли бы вызвать конфликт с СССР. Так что и в другом подобном

случае нельзя рассчитывать на их поддержку.

Для революционной организации, которая свою освободительную программу

издавна строит на концепции собственных сил, очередное подтверждение этой

действительности не может быть неожиданным ударом. Но нас интересует и вопрос,

какая может быть реакция настроения народных масс в таком случае; не вызовет ли

печальный опыт потерю веры и отступничество? Жизнь уже дала ответ и на этот вопрос.

В политическом сознании и отношении широких масс порабощенных Москвой народов

перевешивает трезвая оценка реальной действительности, а не какие-то собранные

отовсюду спекуляции, как это часто бывает у публичных политиков. Идя за голосом, так

называемого житейского ума, эти народы уже давно сделали трезвую оценку политики

западных стран, их целей и средств. Начиная со Второй мировой войны и раздела Мира

между СССР и Западом на сферы влияния, через все проявления безразличия Запада к

судьбе порабощенных народов и их борьбе, все развитие международной политики

неоднократно подтвердило, что этим народам не следует возлагать свои надежды на

Запад. В политическом сознании этих народов уже нет надежды на спасение или хотя бы

на серьезную поддержку от западных стран. Известно, что за пределы проявления

словесных симпатий и тактически-политических препираний с большевиками, Запад

дальше не пойдет. Поэтому неактивность Запада в случае с Венгрией усилила огорчение

порабощенных Москвой народов западными государствами, но не вызвала

разочарования или отчаяния. А все потому, что политическое внимание этих народов

еще перед тем переключилось с посторонней помощи на собственную борьбу и на

благоприятное развитие событий внутри большевицкой империи.

Доказательство именно такого отношения находим в реакции народов на

события в международной политике. Видим, что международная ситуация – обострение

или примирение противостояния между СССР и западными странами – не имела

серьезного влияния на подъем или спад революционных настроений на

подбольшевицком пространстве. Например, во время наибольшего обострения так

называемой холодной войны и локальных войн в Корее и во Вьетнаме не было ни в

СССР, ни в сателлитных странах каких-либо революционных вспышек. Напротив,

революционные события осени 1956 г. произошли в часы главенства, так называемого

духа Женевы, во время примирительных заигрываний между Западом и СССР, но после

ХХ съезда КПСС и замешательства в коммунистических рядах, вызванного так

называемым курсом десталинизации. Проявления внутреннего кризиса в большевицком

лагере вызывают очень оживленную, спонтанную и массовую реакцию населения в

подбольшевицких странах. Это свидетельствует о том, как подает голос здоровый

политический инстинкт, который ищет единственный путь к освобождению в

собственной революционной борьбе. В этом лежит основная суть психологического

вызревания революции.

В самом коммунистическом лагере замешательство и противоречия не

уменьшаются, а нарастают с каждым разом больше. Как уже было замечено, это

замешательство вызвано, в основном, растущим сопротивлением и давлением

порабощенных народов, дальше – безысходностью, что большевикам посчастливится

когда-нибудь ликвидировать это враждебное отношение. Хрущевская тактика была

рассчитана на серьезное облегчение, на новый идеологический старт коммунизма без

темного прошлого. Тем временем дальнейшие события перечеркнули все эти расчеты и

принудили большевиков на практике показать свою неизменную природу, которую они

хотели замаскировать новой тактикой. Все большие противоречия между словами и

делами, некоординируемые скачки между одной и другой тактиками и безуспешность

всех попыток отыскать доверие и свободное послушание у покоренных народов

увеличивают идеологическую растерянность коммунистической верхушки, что вызывает

дальнейшую утрату политического равновесия.

Кремль ощущает главного противника большевицкого империализма в

непобежденном национализме порабощенных народов. Хотя последнее время наиболее

сильные революционные волнения проявились в так называемых сателлитных странах,

все-таки большевики чувствуют большую угрозу и в революционном национализме

народов в составе СССР, в первую очередь в Украине. Поскольку предыдущий опыт

показал, что одними репрессиями, даже наиболее жестокими, нельзя искоренить

самостийницкие тенденции, Москва пытается разрядить их напряжение дальнейшими

уступками. Это все делается в таком плане, чтобы вызвать впечатление далеко идущего

расширения автономии или как бы советской суверенности союзных республик, чтобы

скрыть колониальную покорность народов Москве, и в то же время удержать и укрепить

главные средства московского господства. Такими пропагандистскими актами

кажущегося расширения прав, так называемых союзных республик, были в последнее

время признание за этими республиками устанавливать свои кодексы уголовного и

административного права по директивам, которые предоставляет Москва, компетенции

устанавливать административное деление, в конце концов, перенесение в республики

некоторых функций хозяйственного планирования. В этих переменах может играть свою

роль необходимость разгрузить доведенный до абсурда советский бюрократический

централизм; но большевики демонстрируют эти перемены, как факторы далеко идущего

увеличения самостоятельности так называемых союзных республик, чтобы затюкать

самостийницкие стремления порабощенных наций. Чтобы подчеркнуть, что эти акты

являются влиянием нового курса в национальной политике, к ним присовокуплены еще

постановления про восстановление республик тех кавказских народов, которые были

выселены сразу после войны за «сотрудничество с немцами». Такого рода мероприятия,

рассчитанные на пропагандистский эффект и лишенные большего политического

значения, никого не обманут и не остановят борьбу народов за настоящую

независимость. Но они имеют свое значение, как доказательства, что после жестокого

удушения венгерской революции Кремль пытается разрядить национально-

самостийницкие настроения ограниченной уступчивостью.

Описанные моменты являются свидетельствами вызревания всеобщей

антибольшевицкой революции. Можно с уверенностью утверждать, что этот процесс

перешел начальную стадию, в которой самостийницкая борьба каждого из народов

развивалась обособленно, в одиночку искала свой собственный путь. В формировании

политической позиции и настроений порабощенных народов утратила предыдущее

обманчивое влияние ориентация на благоприятное развитие международной ситуации и

на освобождение при помощи западных государств. Все внимание подсоветских народов

уделяется одному присущему направлению, направлению собственной освободительно-

революционной борьбы. Все потоки освободительно-революционных движений разных

народов потекли в одном направлении, которое определяется одинаковым политическим

положением, из которого есть только один выход. Революционные энергии всех народов

дальше все отчетливее будут направляться в одно русло совместной освободительной

революции. Парализующее влияние большевицкой террористической системы разорвано

во многих местах. Распространяется дух бесстрашной освободительной борьбы. Народы

почувствовали свою силу и осознали искусственность большевицкой диктатуры, в

которой малая горстка господствует над народом из-за раздробленности национальной

энергии. Рост национального сознания и готовности к борьбе происходит незаметно, под

поверхностью жизни. Одинокие спонтанные взрывы свидетельствуют о нагромождении

и напряжении революционных энергий. Эти взрывы не уменьшают те энергии, а только

увеличивают и ускоряют процесс их вызревания во многих других местах.

Большевицкие попытки разрядить нагроможденные революционные настроения

тактикой малозначимых уступок остается без успеха так же, как террором не удалось

искоренить стремление к свободе. Более серьезные уступки режима, делаемые под

давлением национальных стихий, воспринимаются как часть достижений революции и

используются для к ее дальнейшему укреплению. Оценить рост революционных

настроений более подробно не удается. Первая основная стадия этого процесса часто

проходит в подсознании людей и не имеет почти никаких спонтанных проявлений. Зато

дозревание готовой к поступкам революционной энергии на такой подготовленной почве

может происходить с молниеносной скоростью. Потрясение может быть вызвано каким-

нибудь незначительным поводом.

Из анализа всего внутреннего положения на подсоветском пространстве

выходит, что процесс глубинного нарастания революционных энергий и настроений

происходит во всем комплексе, на всех отрезках и в разных плоскостях. Нельзя

предвидеть, будет ли этот процесс удерживаться длительное время в потенциальном

состоянии в глубинах жизни, или в скором времени выйдет на поверхность и перейдет в

состояние активной борьбы. Необходимо учитывать обе возможности. А из этого

вытекает требование к ведущим организованным революционным силам быть готовыми

к великим переменам, которые могут дать единственный шанс к полному развертыванию

освободительной революции и приведения ее к победе.

Спонтанные революционные взрывы могут из незначительных начинаний

распространяться до великих повстанческих действий, охватывать целые народы и на

определенной территории уничтожать все вражеские силы. Но укрепление достижений

революции и обеспечение ее окончательной победы великой мерой зависит от того,

приобретет ли революционная борьба организованные формы и будет ли иметь единое

руководство, действующее в соответствии с рациональным планом. Очень маловероятно,

чтобы план, стратегия и руководство революции сформировалось бы импровизированно

в самом разгаре революционной борьбы, если к тому нет ранее подготовленных

предпосылок. Из этого вытекает необходимое условие, чтобы всеми возможными

усилиями удержать в Крае ядра организованной революционной силы ОУН.

Деятельность Заграничных Частей в данном направлении стоит на первом месте среди

всех прочих заданий.

(После этого окончания редакция «Визвольного Шляху» пропустила следующие

предложения, которые мотивируют подготовку практических действий для того

времени:

Также очень важной является подготовка в том направлении, чтобы в любой

момент, когда этого потребуют события в Украине, или на соседних с Украиной

территориях, из-за границы перешли бы к непосредственным активным действиям

группы организаторов освободительной революции. Такие группы, даже малочисленные,

могут играть очень важную роль, когда они придадут революционному процессу меткие

лозунги, разумный план и хорошую стратегию борьбы. Все это надо держать наготове,

чтобы решающий час на застал нас врасплох!)

38. ВОПРОС ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ

И ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

(ПИТАННЯ АТОМОВОЇ ВІЙНИ

І ВИЗВОЛЬНА РЕВОЛЮЦІЯ)

Размышляя, увеличивают ли или уменьшают вероятность возникновения мировой войны

современные достижения в военной технике, атомные и водородные бомбы, межконтинентальные ракеты

и т.п., автор в своей статье приходит к выводу, что эта техника не обязательно должна стать причиной

тотальной ядерной войны, которая уничтожит половину, если не все человечество; однако могут быть

меньшие локальные войны с использованием т.н. конвенционного оружия (сравни со ст. 11: «Третья

мировая война и освободительная борьба»). Какие же шансы для национально-освободительной борьбы

украинского народа могла бы дать предполагаемая мировая война, вызванная московской агрессией? По

мнению автора статьи, такая война могла бы принести пользу, но для ее достижения необходима большая

и совместная подготовка всего украинского народа и его эмиграции на чужбине. Кроме того, автор еще раз

указывает, какой должна была бы быть тогда наша позиция по отношению к Западу.

Статья под названием «Вопросы ядерной войны и освободительная революция» была

напечатана в четырех частях за подписью Степана Бандеры, в журнале «Визвольний Шлях», Лондон, год

IV/X, кн. 7/43/111 за июль 1957 г., год V/XI, кн. 1/49/123 за январь и кн. 2/50/124 за февраль 1958 г.

Длительный перерыв в публикации отдельных частей статьи был обусловлен работой автора по

подготовке засылки связной группы в Украину.

Отрывок этой статьи был еще раз напечатан в указанном журнале, год изд. XI/XVII, кн. 10/200

за октябрь 1964 г. под заголовком «Щоб не було ілюзій».

І.

Войны часто вызывают большие подвижки и завершают основные перемены в

политической и общественной структуре, как отдельных государств, так и целых

континентов, и даже мира. В определенных случаях такие изменения создает – так

сказать, совершенно механически – сама война и ее результат. В других случаях войны

создают более выгодные условия для разворачивания и завершения тех процессов,

которые волновали общество еще до того. Именно поэтому революционные движения,

которые стремятся к коренному изменению общества, часто связывают свои планы с

войной.

Но такие планы не всегда сбываются. Конечно, история предоставила много

случаев, в которых внешняя война по настоящему помогала революции вынырнуть из

глубин на поверхность и осуществить свою программу. Вместе с тем, в истории много и

других примеров, когда революционные идеи и начинания, изначально рассчитанные на

взрыв войны, бесследно исчезали. Так что для того, чтобы связывать революцию со

взрывом войны, всегда необходимы предпосылки, в которых должны быть учтены цель

внешней войны, ее развитие и возможный исход. Кроме того, следует учесть: ход

военных действий часто изменяет характер войны, и даже программу политики

воюющих сторон, поэтому чрезвычайно важно, наперед предусматривать возможное

развитие конфликта и в соответствии с тем придать направленность проектируемой

революции.

Когда какая-то из стран решается реализовать свою политику методами войны,

то, обыкновенно, она стремится к тому, чтобы эта война происходила на чужой

территории. Это и понятно: таким способом она оберегает от разрушений свою

собственную территорию. Как правило, оборонные войны навязывает только

агрессивный противник. Народ, подвергшийся нападению, вынужден воевать, чтобы не

утратить того, на что посягает враг, и что для него ценнее, чем мир. Значит, в

нормальных обстоятельствах оборонную войну на своей собственной территории не

хочет никто. Исключение в этом отношении могут составлять порабощенные народы.

При условии, что война может принести избавление, порабощенный народ может хотеть

войну, даже если она должна происходить на его территории и даже грозит ему

жертвами среди населения и опустошением в хозяйстве. Расчет простой: ввязавшись во

внешний конфликт и потерпев в нем поражение, поработитель теряет силы

контролировать порабощенных.

Порабощенный народ может желать внешней войны против своего

поработителя по двум соображениям. Во-первых, когда его собственное

освободительное дело тесно переплетается с программой войны (или также входит в

программу) внешних союзников. В таком случае порабощенный народ может считать

врага своего поработителя собственно сообщником, а войну – общим делом; тогда и

может координировать свою борьбу с союзником, разворачивать национальную

революцию по совместному плану, в тесном согласовании с фронтовыми действиями.

Другая реальность – та, где программа воюющей стороны не пересекается с целями

освободительной борьбы и просто не имеет к ней никакого отношения, не поддерживает

ее, хотя и не отрицает. В таком случае порабощенный народ может применять

негативный постулат – «враг моего врага – мой друг», и поставить свое дело вровень с

внешним конфликтом. Враг будет вынужден разделить свои силы надвое, и это принесет

выгоду обоим партнерам. На такой основе может придти даже согласие о сотрудничестве

– что-то вроде временного союза, распространяемого так далеко, как далеко обе стороны

заинтересованы в том, чтобы быть связанными условием о согласованных действиях и

взаимопомощи. Ибо – это надо отметить – только тактическая целесообразность такой

связки тут не решает всего вопроса.

Бывает так, что воюющие государства имеют жестко определенный участок

войны и, чтобы не дать ей перерасти определенные границы, не хотят вступать в

формальный союз с более радикальным и широким в своих стремлениях

революционным движением. Такая сдержанность может быть продиктована воюющему

государству позицией полностью посторонней третьей силы, желанием выиграть

моральный настрой у противника, а то и собственным внутренним положением. Точно

так и освободительно-революционному движению может быть невыгодно, связывать

себя с политикой постороннего государства – из-за политических противоречий или

незаинтересованности в том, чтобы внимание и силы поднятого на борьбу народа

распылять на ненужные дела. В таких ситуациях складывается лишь фактическое

союзничество по умолчанию, без договора. Революционное движение и воюющее на

фронте чужое государство используют друг друга взаимно, каждое на свой лад и с

собственной целью.

Такая война чужого государства против поработителя может быть полезна

освободительной борьбе порабощенного народа, но только в той мере, в какой она

создает благоприятные условия, делает возможным или облегчает распространение

национального движения, которое – вне зависимости от того – вынуждено бороться за

свою цель собственными средствами и силами. Даже полное поражение поработителя в

войне с чужими государствами в такой ситуации не приносит порабощенному народу

освобождение, если он одновременно не добывает и не обеспечивает свои интересы

собственной борьбой.

Народы, порабощенные московским большевизмом, встречали войну Германии

против СССР в июне 1941 г. с надеждой на освобождение. Страх перед ужасами

современной войны не мог перевесить радостного ощущения, так как ненавистное

вражеское господство превышало любую предусматриваемую беду. И надежды

порабощенных не вытекали из какой-то однобокой политической ориентации на

Германию. Напротив, в их памяти остался от предыдущей войны горький опыт

немецкого хозяйствования в оккупированных странах, а некоторые, хотя и скупые

сведения про сущность гитлеризма, возбуждали предубеждение и предосторожность.

Речь шла, прежде всего, о том, чтобы избавиться от большевицкой неволи, и в

сравнении с этой целью второстепенным делом выглядело и то, какая именно сила

начала воевать против СССР.

Революционно-освободительные движения на территории СССР – как

Организация Украинских Националистов и подобные организации в других странах,

например в балтийских – не ограничились пассивным наблюдением. Они использовали

войну как возможность для того, чтобы порабощенные народы активно стали

формировать свою судьбу способами борьбы собственными силами.

Опыт прошлой войны наглядно показал, что принцип «враг моего врага – мой

друг» не всегда оправдывается. Так как если такой «друг» в войне ставит перед собой

целью отвоевать у предыдущего поработителя порабощенные народы только для того,

чтобы навязать им свое собственное господство, то надежды на освобождение нельзя

возлагать ни на «друга», ни на «дружбу». В таком случае все равно, какая из воюющих

сторон победит, а которая проиграет. Смена одной неволи на другую, даже не смотря на

то, что может принести порабощенному народу некоторые льготы в одном отношении и

увеличить трудности в другом, одинаково противоречит основному принципу:

восстановлению независимости! В такой войне порабощенному народу остается

возлагать надежду и прилагать усилия к тому, чтобы войну фактически не выиграла ни

одна из воюющих сторон; чтобы обе, обессиленные войной, не имели сил править теми

народами, за господство над которыми воевали. С такой целью он (народ) мобилизует

свои силы и начинает борьбу на два фронта, не позволяя закрепиться на своей земле ни

одному из оккупантов, и не оставляя без внимания конечную цель: в определенный час

очистить страну от захватчиков и приступить к восстановлению и укреплению

собственного государства. Таким был план революционно-повстанческой борьбы ОУН-

УПА во время Второй мировой войны, план борьбы на два фронта против

коммунистической Москвы и против гитлеровской Германии.

Упомянутый план оправдался лишь на половину. В результате войны сгинули

силы гитлеровской Германии, но остался при жизни и вырос в угрозу всему свободному

миру старый московский империализм. И хоть это так трагично и парадоксально, но

Москве помогли добыть победу и захватить под свое господство новые страны именно

западные усилия, которые от страха перед сепаратным соглашением между СССР и

Германией Гитлера забыли про основное: что не только порабощенные народы, но и они

сами были кровно заинтересованы в уничтожении обоих.

Вопрос Третьей мировой войны автоматически восстал в результате

предыдущей войны, из нового порядка противопоставленных тенденций и сил. И стоит

этот вопрос открытым уже двенадцать лет. Развитие международных взаимоотношений и

событий за это время не приблизило его развязки – позитивной или негативной – ни на

один сантиметр. А та развязка в конце войны лежала на расстоянии вытянутой руки.

Если бы политика западных сил развивалась бы согласно с законами простой

логики, – а эта линия перекрывалась бы с линией надежд порабощенных Москвой

народов, – то они должны были бы искать решительного уничтожения СССР сразу после

разгрома Германии. Жизненные интересы западных государств наравне с интересами

порабощенных народов требовали уничтожения, или как минимум – ограничения

московско-большевицкого захватничества. Условия для этого были неповторимо

благоприятные: военная машина Запада была в динамичном движении, под ружьем

стояли миллионы опытных солдат, тогда как советская армия, не взирая на свою

численность, была до края измождена и ограничена в самых необходимых боеприпасах.

В довесок Запад в большевицком тылу мог рассчитывать на поддержку разбуженных

национально-освободительных движений, в частности тех народов, которые были в

союзе с Западом, и, исходя из этого статуса, уже имели полное право ждать от него

помощи.

Однако политика Запада пошла против здравого смысла, далеко обходя

интересы не только порабощенных народов, но и свои собственные. И, что естественно,

в процессе союзно-московского братания после войны порабощенные Москвой народы

перестали ориентироваться на войну Запада против СССР. Ясно стало, что во имя

сомнительного мира западные силы сознательно отписали большевикам целую группу

народов Восточной и Центральной Европы, в том числе и недавних союзников против

Германии. Правда, в политических декларациях западных правительств все еще

проскальзывала заинтересованность положением этих народов, и даже желание им

помочь. Но западная благосклонность никогда не приближалась (тем более не

переступала) к линии реальной угрозы конфликта с Москвой, военного, а хоть бы и

дипломатического. А без конфликта с большевиками помощь порабощенным народам

практически была невозможна.

Больше того, послевоенное развитие международных отношений выявило, что

западным силам не хватает воли и решительности даже для того, чтобы, строя плотину

от распространения большевизма, обеспечить свои собственные интересы.

Время было потеряно без пользы для Запада. В начальный послевоенный период

количественный перевес советских дивизий был не только уравновешен, но и с лихвой

перекрывался значительным материально-техническим превосходством военной

машины западных сил. И если эти силы своим преимуществом не воспользовались (не

обязательно для войны, а, собственно, во избежание войны соответственным давлением

на Москву), то тем хуже для них. С ходом времени соотношение сил стало меняться в

пользу СССР, и именно тогда начались разговоры про возможность новой войны.

Западные государства в большей части демобилизовали не только свои армии, но и

военную продукцию, переведя свою промышленность на производство мирной

продукции. Совсем наоборот сделала Москва, где развитие хозяйства и, в частности,

индустрии по линии подготовки к войне шло, не ослабевая, и где упор на вооружение

только увеличился. Собственно демобилизации СССР не проводил никогда. Были

проведены только определенные перегруппирование, реорганизация и перевооружение,

разрекламированные вовне, как часть разоружения. Мирное время большевики

использовали для наведения внутреннего порядка, и в программе того упорядочивания –

удушение всякого рода «врагов народа», и прежде всего – революционно-

освободительных движений порабощенных народов. В условиях массовых военно-

политических действий, собственных огромных потерь, при стабилизации

международного положения на длительное время, порабощенные народы были

вынуждены приостановить войну повстанческими армиями и ограничиться

подпольными действиями.

С другой стороны, советы получили серьезное подкрепление своего военного

потенциала от свежезахваченных стран в Европе и Азии. Экстенсивным использованием

материальных ресурсов, а также ресурсов людских – обычных рабочих и крестьян, а

прежде всего ученых, конструкторов, техников и специалистов из различных отраслей, –

большевики относительно за короткое время добились таких успехов, которые Запад

даже не предвидел.

Больше всего повлияли на смену в соотношении военных потенциалов Запада и

СССР советские достижения в части разработки современного оружия: ракетного,

атомного и водородного. То, что Москва получила в собственное владение атомное

оружие, очень отрицательно сказалось на всей послевоенной политике западных

государств, и очень похоже, что будет иметь негативное влияние и далее. Монопольное

владение атомным оружием Соединенными Штатами Америки создало как бы

усыпляющее ощущение безопасности во всем западном блоке. Так как не только

американцы, но и другие полагались на то, что атомное оружие может отпугнуть Москву

и ее миллионные армии от агрессии. Рассчитывалось на то, что Москва не осилит тайну

расщепления атома, и в развитии атомных опытов никогда не сумеет догнать Запад.

Такой расчет оказался ложным. Теперь уже точно известно, что Москва имеет и атомную

бомбу, и водородную – при этом атомное оружие ставит на вооружение регулярной

армии, – и межконтинентальные баллистические ракеты, и военно-воздушные силы, и

флот, которые, по крайней мере, количественно, не уступают Западу. Западные

счетоводы просчитались, во-первых, в том, что не взяли серьезно во внимание то

усиление научно-техническим потенциалом и индустриальными мощностями, которое

получили советы, захватив новые европейские страны, например, часть Германии. Во-

вторых, подвела западная система безопасности, и большевицкая разведка и агентура

получили много важных секретных материалов от самих таки западных сил. Наконец,

было упущено из внимания и то, что, хотя уровень развития советской промышленности

низок, Москва умеет и может нагонять и выравнивать свои недостатки методами насилия

и давления в нужном направлении.

Прошлое исключительное владение атомным оружием было для западных сил

тем фактором, которым они обеспечивали себя в случае крайней необходимости.

Применение уничтожающей силы атома подразумевалось только в случае военной

агрессии непосредственно против Запада, конкретнее – против Западной Европы. И,

наверное, в этом отношении расчеты в какой-то мере оправдались, возможно, что угроза

атомной бомбардировки сдерживала большевиков от заманчивой агрессии против

Западной Европы. Но дальнейшая надежда на силу атома не оправдалась и, в конечном

итоге, сыграла на руку большевикам. Во-первых, приняв оборонную позицию под

прикрытием атомной силы, как окончательный способ против агрессии, Запад полностью

забросил наступательную стратегию. Во-вторых (и в связи с первым), от ощущения

безопасности при владении атомным оружием тот же Запад сократил вооруженные силы,

которые применяют так называемое конвенциональное оружие. В результате этого,

возможность Запада противостоять Москве одним лишь конвенциальным оружием, не

прибегая к атомному, несоизмеримо упала. В свою очередь, это стало причиной того, что

западные силы еще глубже, чем раньше, погрязли в пассивности и глухой обороне.

Определение условий, при которых Запад был готов применить атомное оружие,

имело тот недостаток, что Москве освободили руки для экспансии во всех направлениях,

кроме западного. Это потому, что западные государства, гарантируя свою

непосредственную безопасность дома, «забыли» определить четкую границу своей

уступчивости на континенте, скажем, в Азии. Тем и воспользовалась Москва. Всегда

заботясь только о том, чтобы не вызвать серьезного удара, она захватила Китай и

разожгла серию «локальных конфликтов» и «гражданских войн», как в Иране, Греции,

Корее, Индо-Китае и Среднем Востоке. Московскому империализму осталось огромное

поле для роста.

Так что, не отрицая допущение, что владение Западом атомным оружием

отложило взрыв Третьей мировой войны, можно смело утверждать, что оно не сделало

этот взрыв невозможным. Как раз наоборот, Запад без войны проиграл, тогда, как

Москва выиграла, наверное, даже больше, чем могла бы выиграть в мировой войне. Дело

в том, что атомное оружие давало западным государствам ощущение безопасности

несоизмеримо больше той силы, которую оно на самом деле имело. Очень возможно, что

без ощущения безопасности Запад серьезнее отнесся бы к угрозе и выжал бы из себя

дополнительно столько энергии, чтобы иметь возможность прекратить московскую

экспансию. Нам кажется, что для оправдания такого тезиса нашлось бы столько же

аргументов, как и для другого, что-то вроде атомное оружие в монопольном владении

Запада спасло миру мир. Оба тезиса приводят к теоретизированию в плоскости «что

было бы, если бы было не так, по-другому».

II.

Американская монополия на владение атомным оружием, объединенная с

полной мобилизацией всего военного потенциала англо-американского блока в конце

Второй мировой войны, давали западным государствам военное превосходство над

советами. Если бы тогда эти государства, в частности США, руководствовались бы теми

же самыми морально-политическими принципами против большевицкого

империализма, какими руководствовались в отношении гитлеровской Германии и

Японии, то их превосходство в первые послевоенные годы не было бы так

растранжирено. В той ситуации даже первая атомная бомба была очень сильным

способом наступательной, а не только оборонительной политики и стратегии. Успешное

применение этого оружия в войне против Японии показало его огромное военное

значение. После этого уже только угроза и готовность применить его в новом конфликте

были бы средством очень сильного давления и могли вынудить большевицкий

империализм к отступлению. Таким образом, твердая и наступательная политика

западных государств, подкрепляемая военным превосходством, давала серьезный шанс

на уменьшение большевицкой угрозы и на долгосрочную нейтрализацию опасности

новой войны. Исторический факт в том, что США даже не попытались пойти по этой

линии.

Оборонительная, или скорее оборонительно-затворническая политика западных

союзников свела атомное оружие к роли обеспечения Запада от непосредственной

военной агрессии СССР. Но политика предостережения от агрессивной войны,

опираемая на монопольное владение атомной бомбой, оказалась действенной только в

краткой перспективе. Большевики успели малыми, периферическими войнами и

ползучей экспансией распространить свои владения на великие просторы в Азии.

Одновременно они могли без опаски и с полным напряжением работать над разработкой

и использованием термоядерного и других новых видов вооружений.

Вопреки предположениям и уверениям руководящих политических и военных

кругов Запада, СССР неожиданно быстрым темпом догнал США именно в тех сферах

военной техники, в которых американцы считали себя недостижимыми лидерами в

длительной перспективе. Теперь уже нет сомнений, что СССР имеет не только научные и

технологические ключи к производству различного термоядерного оружия, но уже

прошел стадию начального экспериментирования, производит и нагромождает и

водородные бомбы, и другие средства удаленного и массового поражения. Правда, гонка

еще не закончена и продолжается в силовом, количественном и разнородном накоплении

и изготовлении термоядерного оружия. Но теперь даже серьезная разница в достижениях

одной и другой стороны уже не имеют решающего значения. Важно то, что как Америка,

так и СССР готовы к применению таких бомб и в таком количестве, что ими можно

уничтожить целые страны (в 1957 году человечество еще не приняло мысль, что

мощности атомного оружия хватает на уничтожение всей планеты). Когда обе

стороны достигли такого уровня, то дальнейшие «усовершенствования» родов и

мощности термоядерного оружия имеют уже второстепенное значение.

После примерного выравнивания возможностей производства термоядерного

вооружения, особенное значение получили проблемы его применения и защиты от него.

Похоже, что наиболее слабым звеном остается дело противоядерной защиты, то есть

изобретение достаточно успешных средств и методов активного защитного

противодействия. А эти вопросы становятся для Запада очень болезненными, потому что

в руках агрессивной и беспощадной Москвы находятся страшные средства массового

поражения. То, что касается практической возможности атаковать противника разными

видами и калибрами термоядерного оружия, то оба противника уже давно подготовлены.

Вопрос баз для размещения этого оружия в основном решен у обеих сторон. Дальнейшее

переоборудование и усовершенствование таких баз могут укрепить силу и готовность

одного или другого блока, но шансов на серьезное изменение соотношений нет.

Западные государства имеют преимущество в том, что они обладают опорными и

оперативными базами, размещенными вокруг большевицкого лагеря. Однако размеры

последнего в значительной мере ослабляют значение этого преимущества. Внутренняя и

внешняя стратегии имеют свои положительные и отрицательные стороны в каждой

войне. Наверное, так будет и в атомной эре. Когда обе стороны оперируют

приблизительно равнозначными техническими средствами и готовятся к войне в заранее

известных условиях, тогда для военных действий, как окружающих, так и в окружении, в

частности на огромных территориях, будут польза и трудности.

Оба блока, западный и советский, имеют уже достаточно союзников, способных

применять атомные и водородные бомбы или ракеты. ВВС обоих блоков с технической

стороны развиваются более-менее одинаково. Но СССР имеет преимущество в их

количестве, удерживая производство самолетов на наивысшем уровне напряжения. Нет

предпосылок допускать, что советы уступают американцам в конструкции или

производстве

бомбардировщиков

среднего

и

дальнего

радиуса

действия,

приспособленных нести на себе термоядерные бомбы, если известные достижения их

авиационной промышленности оказываются на высоком уровне.

Западные государства, скорее всего еще имеют значительное преимущество над

СССР на море. Совместные военно-морские силы Запада намного многочисленнее,

также и качественно большевикам будет нелегко его догнать. В этом отношении много

значит общий уровень, достигнутый великими мореходными нациями на протяжении

столетий, и дальше бережно сохраняемый. К тому же географическое положение

значительно ухудшает военно-морскую ситуацию СССР, вынуждая его разделять свои

флоты в мировой войне на три обособленных морских комплекса: северный, южный и

далековосточный. Собственно в морской войне географическое положение дает более

выгодные условия западным государствам, которые будут действовать соединенными

морскими силами со всех сторон. Большевики не смогут состязаться с ними своими

разделенными морскими силами.

Учитывая эту ситуацию, Москва пытается выровнять свою слабость на море

необычайно сильным подводным флотом. Западные эксперты утверждают, что СССР

имеет подводных лодок больше всех и в этом плане далеко превзошел бывшую силу

гитлеровской Германии. Необходимо учитывать и то, что большевики использовали

опыт минувшей войны, достижения немецкой техники и применяют различные новые

изобретения. Благодаря этому подводные лодки могут быть в атомной войне очень

опасными не только для морских, но и для наземных объектов. Если бы в атомной войне

советы использовали бы свое большое преимущество в подводных лодках, то этим они

бы смогли в значительной мере выровнять нехватку постоянных баз возле американского

континента, какие есть в распоряжении американцев, для обстрела противника ракетами

с ядерными боеголовками.

В последней гонке вооружений главное внимание обеих сторон сосредоточено

на ракетном оружии. Не только в лабораториях конструкторов и на испытательных

полигонах появляются все новые типы ракет, достаточное количество их производится

серийно или хранится на военных складах. Совместно с выпуском и испытаниями самых

тяжелых, дальних, или так называемых межконтинентальных ракет, военная

промышленность уже выпускает в большом количестве различные ракеты среднего и

ближнего радиуса действия. На последнем октябрьском параде в Москве уже показывали

крупнокалиберную реактивную артиллерию, которая, вроде, в значительной мере

превосходит мощность и дальность известных «Катюш» (род московско-большевицкой

ракетной артиллерии, который использовался большевиками во время Второй мировой

войны против немцев, также называется «Сталинским органом»). Разнообразность и

широкое распространение ракетного оружия указывают на общее убеждение в советском

и атлантическом блоках, что именно такого рода оружие может предоставить

окончательное превосходство во всем вооружении. В частности ракеты среднего и

дальнего радиусов действия будут иметь большое значение для массированного

уничтожения вражеских территорий тяжелыми термоядерными боеголовками. В этом

отношении ракеты дальнего радиуса действия, примененные на далеких расстояниях, а

тем более баллистические, открывают почти неограниченные возможности в

бомбардировке территории противника. Защита от них значительно тяжелее, чем защита

от бомбардировки с помощью авиации и морского флота.

Сначала казалось, что Америка далеко опередила Москву в конструировании

ракет дальнего радиуса. Именно это давало Западу ощущение преимущества в

современном оружии еще некоторое время после того, как советы разрушили монополию

на атомную и водородную бомбы. Неожиданно для Запада, СССР перегнал США и с

запуском «спутников» вокруг Земли занял первое место в производстве и успешном

применении ракет самого дальнего радиуса действия. При этом стало публично известно,

что совет имеют новое, не знакомое на Западе взрывоопасное вещество необычайной

силы. Это придает их достижениям в области ракет и артиллерии еще большего веса и

уверенности.

Большевики, как обычно, с громкой шумихой используют свое сегодняшнее

преимущество в отдельных отраслях военной техники, сколачивая на том политически-

пропагандистский капитал для своей дальнейшей экспансии. Но, если рассмотреть дело

без горячки, нельзя считать большевицкие достижения теми факторами, которые

основательно и на долгое время изменят соотношение сил в пользу Москвы. Временные

достижения и даже длительный перевес в отдельных видах вооружения еще не дают ни

одной из сторон абсолютного преимущества, потому что военный потенциал

складывается из многих факторов, а разные виды современных вооружений взаимно

дополняются и выравниваются.

Пересматривая главные достижения в производстве современной военной

продукции, приходим к выводу, что оба противоборствующих блока, атлантический и

советский, оперируют приблизительно равноценной военной техникой. Бесследно

пролетело то время, когда США монопольно владели атомным и водородным оружием,

которое, хотя бы даже не усовершенствованное, давало западному блоку единоразовый

перевес над СССР, и его нельзя было компенсировать другими факторами. Дальнейшее

развитие

вооружений

пошло

вопреки

надеждам

Запада.

Оно

принесло

усовершенствование термоядерного оружия и другой различной военной продукции, от

реактивной авиации до ракет, и не только для США, но и для СССР, делая невозможным,

таким образом, всестороннее применение средств массового и дальнего уничтожения.

Теперь оба блока, США и СССР, более-менее одинаково готовы воевать этими

современными самыми страшными средствами уничтожения. Можно сказать, что

ракетно-термоядерная война технически дозрела в обоих противоположных лагерях.

Благодаря выравниванию, хотя бы приблизительному, самых новых технических средств

массового поражения у одной и другой из сторон, круг замкнулся. Остается еще большой

разбег открытых ножниц между: современным наступательно-уничтожающим оружием

и противопоставленными ему методами и средствами обороны. Но этот разрыв тоже

одинаковый для обеих сторон, поэтому он не имеет решающего значения, тем больше,

что недостатки в собственной обороне обычно не останавливают агрессора от

провоцирования войны.

Такое развитие придало атомно-водородному оружию совершенно иное

значение, чем было у него вначале. Владея им монопольно, США трактовало его, как

окончательное безусловное оборонное средство против агрессии СССР, как фактор

отпугивания, который должен был бы не допустить начала третьей мировой войны.

Американские атомные и водородные бомбы должны были быть сдерживающими

средствами против большого военного пожара. Теперь же, когда термоядерные бомбы и

ракеты могут падать с обеих сторон, они становятся тем материалом, который любой

маломальский военный пожар может превратить в планетарную катастрофу всего

человечества. Принцип, на котором основывается конструкция и действие атомного

оружия, то есть принцип цепной ядерной реакции взрыва – переносится и на последствия

применения этого оружия. Если бы какая-нибудь из сторон начала воевать

термоядерными бомбами, то это автоматически вызвало бы точно такой же ответ

противника. Окончательный конец такой войны нельзя предвидеть детально, но ее

последствиями точно стало бы страшное опустошение территорий обоих воюющих

блоков. С этим согласны и компетентные политические эксперты.

В нашем обзоре существенное значение имеет вопрос: увеличивают ли, или

уменьшают вероятность возникновения новой войны современные достижения в

военной технике, и насколько? Когда американское монопольное владение атомным

оружием сводило его исключительно до оборонного средства от большевицкой агрессии,

то нет сомнений, что такое оружие в исключительном советском владении было бы

только поршнем и орудием большевицкой агрессивной войны. Так как движителем того

или иного использования своей силы и своих средств в обоих случаях было и дальше

будет основополагающая политически-волевая позиция данного государства. Внешние

обстоятельства и способность собственных сил в сравнении с силами противника только

подталкивают или притормаживают прямое непосредственное действие, идущее от

внутреннего убеждения.

Рассматривая этот вопрос на базе реальной политической действительности,

надо разъяснить постоянные действия доминирующего в современных международных

отношениях

фактора,

каким

является

экспансия

московско-большевицкого

империализма. В своем неудержимом стремлении и дальше расширять свои владения и

покорять себе все новые народы под видом их коммунизации, красная Москва

использует все возможные средства, которые дают ей вероятность успеха. К ним

относится и скрытая или открытая агрессивная война, в которой большевики надеются

победить, так как другие средства не приносят успеха из-за сопротивления атакованного

народа.

Если атомное оружие исключительно в американских руках не остановило

московскую империалистическую экспансию, то нет оснований предполагать, что это

произойдет теперь, когда ним завладели и большевики. Напротив, московский

империализм проявит еще больший размах и остроту под влиянием ощущения роста

собственной силы. Это ощущение и им подстегиваемая экспансивность не будут

придерживаться сознанием, что противоположный блок имеет равнозначное

современное оружие. На большевиков сильнее влияет гордость от того, что в некоторых

технических направлениях, в которых Запад до недавнего времени обладал неоспоримым

преимуществом, он их с трудом догоняет.

Но можно допустить, что усиление и обострение большевицких

империалистических стремлений еще не обязательно увеличивают готовность Москвы

разжечь войну в существующей ситуации. Она может пытаться осуществить свои

империалистические планы исключительно мирными способами, избегая военных

авантюр. В этом решающее значение должен будет иметь не вопрос соотношения сил, а

только убеждение, что атомная война не сможет дать никому никакой выгоды, только

обязательно принесет обоим воюющим лагерям – агрессору и подвергшемуся

нападению, победителю и побежденному – катастрофические жертвы и разрушения, а

значит почти одинаковое, абсолютное поражение.

Такими, собственно, аргументами оперируют многие ответственные и

влиятельные люди на Западе. Не желая войны, они пытаются доказывать, что она

невозможна. Основанием для таких мудрствований является тезис, что новая мировая

война должна бы быть атомной, в ней было бы полностью применено все современное

оружие. Это было бы ужасное взаимоуничтожение, которое стало бы могилой для обеих

воюющих сторон, а не только для побежденных. Значит никто, ни одно государство не

может разжигать такую войну, так как никто не захочет добровольно совершать

самоубийство. Таким-то, мол, образом развитие военной техники сделало войну

абсурдной, а из-за этого и невозможной.

Этого рода аргументация не лишена логики и она, безусловно, отвечает

большинству настроений человечества. Но не всегда события идут по линии

доминирующих желаний и логических предусмотрений. Важнее угадать, как понимает

дело и как к нему относится тот фактор, который держит в руках инициативу, и от

которого зависит вопрос: будет, или не будет новая война. Другими словами, что именно

планирует и делает советская верхушка в Кремле. Чтобы иметь верный ответ, надо

смотреть на те факты, которые проявляют настоящее отношение, характер и способ

продвижения красной Москвы.

Мы уже вспоминали, что исключительное американское владение атомной

бомбой не отпугнуло большевиков от провоцирования все новых военных конфликтов в

разных частях земного шара. Гражданская война в Греции, великая коммунистическая

война в Китае, война в Корее, войны в Индо-Китае и Индонезии – все это звенья

неразрывной цепи военных интриг, инспирированных и управляемых из красной

Москвы. США могли ответить на них атомной бомбой, и это вынудило бы Москву

урезать свою агрессивно-империалистическую политику. Или Москва с уверенностью

рассчитывала на то, что США в таких случаях не станет применять свой наисильнейший

военный аргумент? Если такой расчет и был на первом месте в московских прогнозах, то

была рассмотрена и другая возможность. Территории и способ московского разжигания

малых, периферийных войн ясно свидетельствуют, что большевики всегда

резервировали за собой возможность отскакивать от начатой войны и прекращать ее,

когда она приобретала угрожающее для них развитие. Атомная реакция Запада, скорее

всего, была причислена именно к таким исключительным и нежелательным

вероятностям, которые вынудили бы ее сменить курс своей политики.

После такого сравнительного анализа появляются серьезные сомнения, теперь,

когда Москва тоже имеет атомное оружие, будет ли она осторожнее в разжигании

военных пожаров. Решающим моментом такой сдержанности Москвы должно было бы

быть убеждение, что при современном состоянии вооружений обоих блоков каждая

война должна автоматически развиться в войну атомную. Но руководствуется ли

московская верхушка таким же убеждением, и имеют ли они такой же страх перед

атомной войной, как и Запад? Правда, последнее время угрозы атомной войны сыпятся с

обеих сторон значительно реальнее и чаще, чем когда-то, но цель этих угроз не

одинаковая.

Во время коммунистических периферических и локализированных войн в Азии

западные государства опасались непосредственно угрожать атомными бомбами, хотя

имели для этого возможность и уважительную причину, так как сами были

заангажированы в военных конфликтах. Только потом они начали угрожать, что в случае

новой агрессии применят атомное оружие, приняв стратегию отпугивания и возмездия.

Атомное вооружение западных государств Москва впервые использовала

пропагандистски, встав в позу «гуманного» защитника мира. Когда же ей удалось

догнать Запад в производстве атомного, водородного и ракетного оружия, тогда угрозы

стали средством ее политики – политики устрашения и шантажа. Теперь советская

пропаганда и дипломатия на все стороны использует утверждение, что каждый военный

конфликт обязательно должен перейти во всеуничтожающую атомную войну.

Одновременно с этим Москва выразительно подчеркивает свою заинтересованность, а за

ней и неминуемое активное вмешательство во всех назревающих конфликтах. Она

угрожает, что сможет поражать всеуничтожающими атомными бомбами и ракетами

любую часть земного шара. Таким способом она пытается угрозами терроризировать

весь мир и вынудить все народы и государства ко все большим уступкам в пользу

московской захватнической экспансии. Если какой-то народ поддается убеждениям и

давлению советского устрашения и становится на путь все больших уступок и

капитуляции, то это приводит его, без боя и сопротивления, в московские

коммунистические тенета, в которых его ждет погибель хуже, чем в кратерах атомных

бомб.

Что же будет, когда московское наступление угрозами не достигнет успеха,

когда оно натолкнется на неподатливость и сопротивление западных государств? Может,

и тогда Москва будет руководствоваться теми же самыми призывами, которые она

использует в современной ракетно-атомной дипломатии? Отречется ли она от

дальнейшей империалистической экспансии, если для нее не будет других путей, кроме

войны, или наоборот – разожжет термоядерный катаклизм?

Предыдущие размышления приводят к выводу, что ни западный, ни

коммунистический блок не имеют шансов на то, чтобы ударами современного оружия

сразу разбить и парализовать противника в такой степени, чтобы он уже не смог

отплатить таким же самым оружием. Если бы западные государства атаковали СССР

сосредоточенными силами всех своих военных баз, размещенных вокруг подсоветского

пространства, то один такой удар еще не смог бы парализовать военную мощь

противника. Очевидно, что такого рода военная инициатива никак не укладывается в

доктрину и политику западных государств. Значит, такую возможность надо исключить.

Но надо взять ее во внимание с теоретической точки зрения, чтобы иметь оценку чисто

военного характера.

Пока наступление западных союзников разгромит наземные и воздушные силы

советского блока, эти силы будут пытаться начать наступательные действия в Западной

Европе, на Ближнем и Среднем Востоке и в районах Юго-Восточной Азии. Не

уничтоженные при первом наступлении союзников военные базы термоядерного оружия,

в частности ракеты, были бы немедленно использованы советами в наступлении на Запад

– водным и воздушным путями. Помехой для проведения молниеносной уничтожающей

противника войны, Атлантическому блоку будут огромные просторы противника, на

которых расположены его военные базы и силы. Эти препятствия усилены еще и

беспомощной слабостью западной военной разведки, которая не может сообщить

хорошие и точные сведения о состоянии советских вооруженных сил, их размещении и

передвижении, как и не имеет достаточных сведений о размещении советских военных

баз.

Но и советы не имеют больших шансов на успешность молниеносной атомной

войны против западных государств. Главным препятствием для них будет размещение

фронтовых и тыловых сил и баз противника в межконтинентальном масштабе, так что

даже ликвидация одних фронтов не завершает войны. Западный блок может задавать

большевикам чувствительные удары с разных сторон. Разожженная тотальная война в

глобальных масштабах и с использованием современных средств не будет предрешена

начальными успехами, даже если бы они имели бы большое стратегическое значение.

Когда же такая война продолжится до полного истощения и капитуляции одного из

блоков, то при современных средствах массового уничтожения и победивший блок

понесет такие огромные потери, что ценность его победы будет весьма сомнительной.

Логический вывод, который преобладает, наверное, с обеих сторон,

подтверждает убеждение, что ни западные государства, ни СССР не планируют атомную

войну в расчете на ее молниеносное и победное развитие. Если Москва сама не решается

на атомную войну, то одновременно рассчитывает на то, что в западных государствах

страх к войне вообще, а к атомной тем более, имеет значительно более сильное и

останавливающее влияние. И именно на таких расчетах могут строиться очень смелые и

рискованные спекуляции Москвы. Каждое проявление страха к войне на Западе будет

еще больше укреплять московскую агрессивную политику устрашения войной. Но,

скорее всего, на том не кончится.

Большевики могут, вопреки собственным утверждениям и западному мнению,

предполагать, что война в современной ситуации формой и размерами не обязательно

разрастется в атомную мировую войну, а удерживаемая в определенных границах будет

и дальше успешным средством их экспансии. Приняв такой постулат, Москва может

снова развязать серию ограниченных конфликтов, чтобы пробивать ими сопротивление

там, где другие средства не приносят успеха, и постепенно расширять свое господство

над другими народами.

Какие есть основания для такого допущения? Первое – это вышеупомянутый

расчет на то, что западные государства боятся великой атомной войны больше, чем

большевики. Значит, они будут любой ценой оттягивать момент применения атомного,

термоядерного и ракетного оружия, то есть применят его лишь в крайне острой

необходимости. Но большевики надеются, что провоцированные ними ограниченные

войны и такие же агрессивные намерения не вызовут крайней реакции Запада и дадут им

возможность расширять свою экспансию без особого риска. Крайняя реакция Запада на

большевицкую агрессивность зависит в первую очередь от территории, размеров и

характера военного конфликта, то есть от тех факторов, которые большевики могут

регулировать сами, как агрессоры. Если бы они напали прямо на какое-нибудь из

западных государств на его собственной территории или начали бы воевать тяжелым

ракетным термоядерным вооружением, тогда западный блок был бы вынужден

отплатить оборонной атомной войной. Но они, наверное, не рассчитывают на такую

реакцию Запада в ситуации, когда начинают периферические войны, ограниченные

применением обычного вооружения, в которых западные государства будут защищать

свои интересы и позиции тоже в ограниченном объеме, так как те не будут иметь для них

первоочередного жизненного значения. Москва надеется, что в таких случаях Запад, как

и в предыдущие разы, не будет расширять размеры и остроту конфликта и не применит

оружие массового поражения.

Другой фактор, который может толкнуть СССР к ограниченным военным

агрессиям – это соотношение потенциальных возможностей постоянно готовых военных

сил в части так называемых обычных вооружений. В этом плане советы имеют

преимущество над западными государствами. Поэтому советская инициатива в

ограниченной войне, в которой оба блока воевали бы только конвенциальным оружием

без мощных средств дальнего, массового уничтожения, обещает для Москвы, как для

агрессора, начальное преимущество. Она также может рассчитывать на то, что западные

государства предпочтут проиграть в малой, периферической войне и понести некоторые

ограниченные потери вне собственных стран, чем расширять войну или начать ее

превращение в мировое атомное пожарище.

Чтобы не спровоцировать тотально-военную реакцию Запада, Москва,

правдоподобно, при разжигании военных конфликтов будет применять тактику

прикрытия и уменьшения их объема и остроты. Такая тактика отвечает стратегии

постепенной империалистической экспансии и подкрадывания Москвы. В ее применении

имеется много возможностей. Типичный пример такой тактики – когда Москва

официально не принимает участия в войне, спровоцированной нею, а проводит ее через

посредников, руками своих сателлитов или так называемых «добровольцев». А

непосредственное, открытое участие Москвы в войне может быть замаскировано как-бы

«гуманными» мотивами вооруженной интервенции.

Как видим, сегодняшнее развитие военной техники в обоих блоках, ну, никак не

является гарантией от возникновения ограниченных военных конфликтов. Решающее

влияние тут имеет политически-волевая позиция с обеих сторон, в частности

неослабляемая динамика московского империализма, который не сталкивается с

соответствующей решимостью западных государств. Доминирование советской

экспансии при выясненном здесь соотношении военных потенциалов дает большевикам

главную инициативу в формировании международной ситуации и позволяет им

пользоваться не только угрозами войны, но и военной агрессией.

Основные изменения в вопросе войны могут придти тогда, когда изменится

соотношение сил между обоими противостоящими блоками не только в плане военной

техники, но в плане общей способности и готовности к войне. Центральное значение

всегда имеет состояние политической готовности государств и морально-волевой

решительности народов. Возможности применения в войне тяжелого современного

вооружения вырастут только тогда, когда один из блоков получит в этом отношении

абсолютное преимущество, или когда будет иметь соответствующие средства и методы

успешной защиты от действия такого оружия. Кроме того существует еще возможность

отчаянного его применения в безвыходном положении.

Когда говорится о современной военной технике, как об отдельном факторе,

который влияет на ведение войны, то имеются ввиду не все военные изобретения и

технические модернизации, а только межконтинентальные баллистические ракеты. Часть

новых военных изобретений входит в состав обыкновенного оружия, как его дополнение

или модернизация. Например, атомная и реактивная артиллерия, ракеты малого радиуса

действия и т.п. уже входят в состав обычного, тактического оружия. Они внедрены и в

структуре армии и в новых основах стратегии и тактики, как неотъемлемые факторы, и

это развитие уже не остановить и не развернуть. Поэтому в каждом новом военном

конфликте с непосредственным или непрямым участием великодержав, скорее всего,

будет применяться современное оружие меньшего калибра для решения тактических

задач фронта.

А вот дальние виды термоядерного и ракетного вооружения, даже и без

применения в боевых действиях, будут одним свои существованием влиять на образ и

развитие войны, на стратегию и тактику. Ни один из воюющих блоков не может быть

уверен, что не будет атакован неожиданно таким оружием врага, и, считаясь с такой

возможностью, должен соответственно располагать свои силы. В общем можно

предположить, что будущие войны будут отличаться большой подвижностью,

порывистостью и необычайной глубиной фронтовых линий разграничения, а тактика

будет больше напоминать тактику партизанской, а не позиционной войны.

Углубляя изучение развития современной военной техники, можно прийти к

печальным выводам. Общее развитие техники ставит машину и разнообразные

технические средства на службу человеку, облегчает его труд, производственные

процессы и освоение разных участков жизнедеятельности. В то же время новая военная

техника выполняет противоположную роль, он делает человека своим невольником,

объектом своей уничтожающей силы. Из-за ее развития война с каждым разом

становится все более массовой, всасывает в свои непосредственные уничтожительные

действия не только огромные армии, но и целые народы и их страны. В образе

современной войны проявляется весь трагизм современной цивилизации, причина

которого кроется в том, что вместе с материально-техническим прогрессом не идет

соответственно духовно-моральный рост людей и народов. Если немеханизированная

война имела, кроме негативного, и позитивное влияние на развитие народов, выращивая

героические примеры, то современная, чисто техническая война, как процесс массового

машинального убийства людей и уничтожения их достижений, выродилась в

бессмысленное преступление. Уже Вторая мировая война неоднократно принимала

такой характер. Наиновейшие рода вооружений, в полном объеме примененные в войне,

привели бы это развитие к окончательной катастрофе.

Если государства не смогли взять под контроль гонку вооружений и удержать

развитие военной техники в разумных пределах, то такое положение, которое делает

более вероятным самоограничение в применении наиважнейших родов вооружения,

благодаря паритету и обоюдному шаху будем оценивать позитивно. Но это положение и

его тормозящее действие не имеют признаков стабильности и долговременности, так как

гонка вооружений мчится дальше. Если бы Москва получила абсолютный перевес в

ракетно-термоядерном вооружении, то тормозящее влияние пропало бы, а опасность

применения возросла бы многократно.

Самое последнее развитие атомной военной техники разбивает обманную

ориентацию западных государств на неизменное преимущество в современной технике,

которое, вроде как, обеспечивает им безопасность. Когда Западу не удалось использовать

те преимущества, и то, что должно было быть защитным щитом, обернулось в самую

большую угрозу, тогда в политическом и стратегическом мышлении западных народов

может наступить здоровый перелом, который приведет к собственной оценке всех

факторов, в частности на подсоветском пространстве.

III.

Антибольшевицкая, национально-освободительная революция рассчитывает на

другой, противоположный способ действия, чем современная механизированная война.

Решающей действующей силой революции выступает человек, который во имя

наивысших национальных и общечеловеческих идеалов ведет борьбу с московско-

советским империализмом и человеконенавистническим коммунизмом. Процесс

революции должен вырвать народ и человеческую единицу из-под власти советского

режима и сделать из них сознательных, активных борцов за волю и правду. Этот процесс

должен сбросить власть всего механизма советско-московской силы, в том числе и

военной. Советская военная техника будет парализована, если люди, которые производят

и обслуживают ее, перестанут выполнять приказы советского режима, и свои силы,

объединенные в революционном порыве, подкрепленные военной техникой, направят на

разгром командных центров советско-московских агрессоров и преданных им

исполнительных и боевых соединений.

Естественно, война благоприятствует развитию революционной борьбы. Если

механизация войны уменьшает непосредственное влияние воинской массы на развитие

событий, превращая ее в объект войны, то уравновешивание технических средств и

изъятие из применения самых тяжелых из них является полезным явлением, так как хоть

в какой-то мере возвращает внимание к человеку-воину.

Возможности возникновения мировой войны, вызванной советско-московской

агрессией для захвата очередных стран, не обещают полезной и легкой ситуации для

антибольшевицкой освободительной войны. И все-таки такая война может создать

удобные условия для широкого разворачивания революционной борьбы. Каждая война

рождает собственную динамику и часто далеко переступает те границы, которые

изначально были очерчены инициирующей стороной. Революционная борьба

порабощенных Москвой народов своим самостоятельным развитием и своей энергией

могут придать войне совсем другое течение и результат, чем было предусмотрено

планами воюющих сторон.

Чтобы так получилось, революционные силы порабощенных народов должны

приложить все силы и своевременно развернуть революционную борьбу в таких формах

и размерах, которые могут иметь важное значение для всей военной ситуации. Для этого

необходима соответственная подготовительно-революционная деятельность среди

порабощенных Москвой народов – деятельность идейно-политическая, организационно-

оперативная и военная. Самое важное – чтобы освободительно-революционные силы

захватили в свои руки инициативу. Конечно, распространение широкой революционной

борьбы в военной ситуации должно быть приспособлено к развитию военных событий.

Но это приспособление основывается на предвидении и чувствовании приближающихся

моментов благоприятной ситуации, на самостоятельном укреплении революционно-

вооруженной борьбы. Надо использовать все трудности врага, его поражения,

связанность его рук войной и революционными действиями, мобилизовывать рост

революционных настроений среди народа и армейских вооруженных подразделений.

Мы уже отметили, что нынешнее морально-политическое и военное состояние

Запада и соотношение сил не дают оснований надеяться, что в развитии будущей

международной ситуации западные государства перехватят инициативу в свои руки. В

частности, в вопросе войны против СССР им тяжело выбраться из глухого угла и

перейти к решительным шагам. Для этого нужны серьезные изменения. Даже тогда,

когда западные государства будут втянуты советами в военный конфликт, они будут

пытаться ограничить его до минимально возможных размеров. Это касается не только

территориального простора и остроты, но в той же мере и намеченного результата

войны. Западные государства будут сначала пытаться каждый военный конфликт

заканчивать компромиссом с Москвой, если он будет возможен, без особо

чувствительных потерь.

Если позиция Запада не изменится, то в случае войны между СССР и западными

государствами порабощенные народы не смогут трактовать эту войну, как войну

освободительную. Это значит, что революционно-освободительная борьба не сможет

ставить себе целью содействие с военными действиями западных государств, если они не

включат в свою военную программу освобождение порабощенных народов. Тактическое

сотрудничество в отдельных делах и ситуациях, взаимный обмен поддержкой и услугами

могут и должны иметь место, очевидно в меру целесообразности и возможности даже в

таком случае. Но ограниченное сотрудничество не принесет такого эффекта, какой

может дать согласование целей освободительной революции и войны и направление всей

антибольшевицкой борьбы, всех сил и на всех фронтах в единодушном стремлении.

Если воюющие против СССР государства не внесут дело освобождения

порабощенных Москвой народов в цели и план войны, тогда революционно-

освободительные силы должны организовать революционную борьбу самостоятельно, по

собственному плану, а войну будут трактовать только как вспомогательный,

благоприятный международный фактор. При этом главное внимание сосредотачивается

на самой войне, на ее развитии, а не на окончательном результате. Такое различие имеет

существенное значение для планирования освободительной революции. Речь идет о том,

чтобы своевременно использовать все последствия и влияния военных действий,

полезные для революционного процесса, а особенно о том, чтобы словить самый

удобный момент для разворачивания широкой борьбы. Для революции существенное

значение имеют все те, связанные с войной, явления и события, которые расшатывают

внутренние позиции и силы оккупантского режима и подпитывают революционны

настроения народа. Однако они не всегда совпадают с развитием внешних военных

событий, которые происходят на фронтах. Не раз происходило наоборот – внутренние

процессы и стремления режима, которые не проявляются непосредственно на фронте,

создают благоприятную почву для и дают «горючий материал» для освободительно-

революционной борьбы. Этот внутренний, тыловой аспект военной ситуации имеет

большее значение для революционной ситуации, чем внешний, фронтовой, особенно в

такой войне, которая не совпадает с целями и действиями освободительной революции.

При такой войне было бы совсем ошибочно полагать все освободительные

надежды на окончательные ее результаты, или отказываться от самостоятельной

революционной борьбы. В сегодняшнем международном укладе сил нет никаких основ

для концепций, которые рассчитывают на то, что в ближайшей войне западные

государства легко победят СССР и будут по собственным планам устанавливать новый

строй в освобожденных от коммунизма странах. Такую войну западные государства не

хотят и идут на все возможные уступки для Москвы, чтобы ее избежать. Если же Москва

навяжет войну Западу, но оставит возможность вести ее в ограниченном виде и

закончить полезным для нее компромиссом, то Запад, скорее всего, и дальше будет

уступать и идти путем, который ведет в глухой угол. Правда, каждая война создает иную,

чем в мирных обстоятельствах, ситуацию, а ее развитие не проходит под контролем

только одного из враждующих лагерей. Начатая война может в краткие сроки произвести

на Западе глубокий моральный и политический перелом, который, в свою очередь,

может направить военную политику западных государств в полезном для всего

антибольшевицкого фронта направлении, в том числе и для освободительной борьбы

порабощенных Москвой народов. Такая перемена возможна, но она настолько зыбка, что

нельзя на нее полагаться.

В планировании революционно-освободительной борьбы надо брать во

внимание, прежде всего такие перспективы развития ситуации, которые имеют больше

всего реальных задатков. Переориентирование на лучшие условия и удобное положение

всегда проходит легче, чем наоборот. В каждом случае решительно отбрасывать мысли о

пассивном выжидании окончательных результатов войны с надеждой, что победа

западного блока принесет нам автоматическое освобождение. Без самостоятельной

активной борьбы никакая война, при современном международном раскладе сил, не

принесет нам избавления.

Ограниченные локальные военные конфликты, разжигаемые московской

экспансией, могут иметь серьезное значение для освободительной революции, если брать

во внимание их внутренние последствия, а не внешний, военно-политический эффект.

Такие войны не несут надежду на внешнее поражение большевиков, которое бы

расшатало внешнее положение СССР. Если не будет определенных шансов на успех

военной агрессии, Москва будет поступать осторожнее, чтобы при неудаче легко

отступить и погасить конфликт. Так что ждать на окончательный результат

ограниченной войны и надеяться, что он будет полезным для национально-

освободительной борьбы, было бы необоснованным самообманом.

Революционная деятельность обязана быть направлена на использование

внутренних последствий любой большевицкой военной авантюры. Разжигание войны

раскрывает перед народами лживость московско-советской политики и пропаганды,

которая «борьбу за мир» использует в форме фальшивых лозунгов. Каждая московско-

советская агрессия дает обширный материал для революционной антисоветской

пропаганды,

а

разнообразные

военные

тяготы

населения

обостряют

антикоммунистические настроения. Революционная деятельность должна не только

подпитывать напряжение настроений, но и мобилизовывать их к активному

сопротивлению и саботажу планов режима.

Наиважнейшая революционная работа во время войны направляется в армию, на

активных и мобилизованных солдат, во фронтовые и тыловые военные части, их надо

призывать не воевать за антинародные, империалистические большевицкие цели,

использовать удобные случаи и повернуть оружие против ненавистного режима, чтобы

выбороть свободу своего народа.

Военное положение обычно вызывает особенное напряжение настроений и

готовность к революционным действиям. Организованное революционное действие

имеет задание расшевеливать потенциальную революционную энергию в народе, в

частности среди военных, и создавать кристаллизационные центры ее роста. Нельзя

ждать, когда созревшая и накопленная революционная энергия сама начнет проявляться.

Тогда может быть уже поздно, чтобы ее оседлать и направить на соответствующий путь

организованной борьбы. Действуя стихийно, революционная энергия может,

взорвавшись, растаять в хаотических, разрозненных вспышках, без большего значения и

эффекта. Поэтому необходимой является постоянная организованная революционная

работа, которая увереннее всего обнаруживает рост напряженности и направляет ее в

русло плановой освободительной борьбы.

Если Кремль разожжет агрессивную, захватническую войну, тогда лозунг

«война войне» будет противорежимным, революционным лозунгом. Правда, большевики

и тогда не оставят методы вранья и будут пытаться этим призывом закрывать настоящую

суть своих поступков. Но противоречия между действительностью и их пропагандой

будут слишком очевидны. Они сами будут дискредитировать большевиков до конца.

Когда же антибольшевицкая революция поднимет призывы против войны, придаст им

настоящее действенное содержание и будет мобилизовать ими народ, а особенно

военнослужащих, к активному сопротивлению и саботированию большевицких

народных планов, то это и будет активизация всеобщей революционной борьбы.

Агрессивная война на чужой территории тоже сулит народу большие жертвы и

потери. Поэтому она дает пригодную почву для революционных действий, временами не

меньше, чем война на собственной территории, навязанная вражеским нападением, в

частности тогда, когда другая воюющая сторона неблагосклонна к самостийницким

освободительным стремлениям народа. Современное оружие тоже влияет на укрепление

антивоенных, и тем самым – противорежимных настроений. Применение некоторых

родов такого вооружения в войне катастрофично увеличивает количество человеческих

жертв, а ответственность за это падет на агрессора. Атомные и водородные бомбы и

ракеты дальнего радиуса действия во время войны являются постоянной угрозой для

всего населения, даже тогда, когда ними не воюют. Причиной всех тех бед является

московско-советская империалистическая политика и вмешательство в войну наперекор

желаниям и интересам народов. Этот факт дает хорошую почву для распространения

влияния и действия освободительной революции, так как свержение коммунистического

режима и освобождение от московского империализма автоматически закончат войну,

устраняя одновременно всю неволю и лихолетье, принесенные коммунизмом.

Мы уже упоминали о некоторых переменах и способах ведения войны, которые

навязывает атомное, водородное и ракетное оружие. Эти изменения имеют серьезное

значение для революционной борьбы с преимуществом полезных, хотя и не одинаковых

моментов. Революционные силы, ведя вооруженную борьбу, вынуждены применять

партизанскую и повстанческую тактику. Основные положения и формы этой борьбы

неоднократно опробованы в практических действиях, они и дальше остаются важными.

Современное оружие и большим, регулярным армиям навязывает необходимость

приближать свою тактику больше к партизанской, чем к позиционной войне. Например,

надо будет избегать больших сосредоточений войск, оперируя довольно

самостоятельными войсковыми соединениями. Новые войны, которые будут под знаком

термоядерного оружия, хотя бы всего лишь под угрозой его применения, не могут иметь

фронтовых линий старого типа. Они будут отличаться прерывистыми и очень

подвижными, но необычайно глубокими фронтами. Граница между фронтовой и

тыловой зоной часто будет затерта, только на далеких расстояниях, в глубине, будет

заметна разница между ними. Это касается и группировок вооруженных сил, и самих

войсковых операций.

В таких условиях вести партизанскую борьбу, а в частности – революционно-

пропагандистскую деятельность в армии, будет легче, чем это было когда-то в

прифронтовой полосе, сильно насыщенной и детально контролируемой вражескими

силами. Но глубина военных зон нового типа имеет, кроме полезных, и неполезные

моменты. Все-таки, можно сказать, что такие зоны будут более удобными, чем прошлые

прифронтовые, но более трудные, чем обычное тыловые.

Перемены в способе военных группировок и операций имеют наибольшее

значение для революционной деятельности в самой армии и сотрудничества с

отдельными ее частями. При очерченных условиях будет легче доступ в военную часть и

к солдату. Внутренний контроль МГБ над армией во фронтовой зоне не может быть

таким плотным, как в другой ситуации. А самое главное то, что будут значительно

лучшие возможности для революционных действий военных частей и для их перехода на

сторону освободительной революции.

Новые рода вооружений ставят еще один важный вопрос для революции во

время войны. А именно: насколько смогут воевать новым вооружением и

революционные силы тоже, и в какой мере враг сможет им воспользоваться для

подавления освободительной революции? Основным источником приобретения

революционными силами оружия будет советская армия – ее склады и снабжение.

Добыча оружия различными способами является одним из важнейших и трудных дел в

разворачивании революционно-вооруженной борьбы. Большевики специальными

мероприятиями пытаются сделать это невозможным. В мирных условиях это им по

большей мере удается, так как из земель, где действуют повстанческие подразделения,

они могут оттянуть и оружие, и, особенно, амуницию, оставив только необходимое для

них самих количество под строжайшим контролем. Но совсем по-другому будет идти

дело во время войны, когда армия во фронтовой зоне вынуждена иметь на месте

боеприпасы. Изменения в военной тактике, продиктованные новым оружием и новой

механизацией – в частности необычайная глубина фронтовых зон и широкое применение

тыловых десантных операций – не будут позволять большевикам применять практику

минувшей войны, когда даже фронтовые подразделения, вне непосредственного боевого

столкновения, оставались без амуниции.

Это изменение военных условий несколько увеличивает возможности

революционных сил добывать в прифронтовых зонах боеприпасы. Подобные

возможности откроются и на тех территориях, через которые будут проходить пути

снабжения фронтов и на которых будут расположены стратегические резервы и

боеприпасы. Если революционные вооруженные силы будут добывать оружие и

амуницию в советской армии, тогда можно рассчитывать на то, что в их распоряжении

будет все то оружие, которое будет на вооружении советской армии, в том числе и

легкое современное оружие общего тактического применения. Это и будет составлять

главную и наиболее вероятную базу, которую можно предусматривать в планах

освободительной борьбы.

Вторым источником обретения оружия, амуниции и другого военного инвентаря

для революционно-повстанческих сил может быть поступление от военных противников

СССР. Техническую сторону дела можно во время войны как-то наладить, если между

революционными

силами

и

соответствующими

государствами

существует

взаимопонимание и практическая связь. Этот вопрос зависит, прежде всего, от всей

военной политики. Поэтому для революционно-освободительных сил такой источник

снабжения может быть только дополнительной, вспомогательной базой.

Доставка оружия с другой стороны фронта имеет, при соответствующих

политических условиях, большое значение для революционной борьбы. Самое важное

тут то, что это оружие может быть приспособлено к условиям и потребностям

партизанско-повстанческих действий, с использованием новейших военных изобретений

и совершенствований. Производство такого рода специального оружия должно бы

входить в планы вооружения соответствующих государств, так как десантные,

партизанские и диверсионные операции в тылах фронта будут иметь все большее

распространение в современной войне. Специальное современное оружие может придать

боевым действиям революционных сил необычайную остроту. Такими средствами

можно уничтожить и парализовать важнейшие большевицкие силы. Это имело бы

большое значение для развития и результатов революционной борьбы и войны.

Когда речь идет о применении врагом современного оружия против

революционных сил, в общем можно сказать, что он не будет иметь решающего

значения, так как практические возможности в данном плане довольно ограничены.

Большевики, конечно, будут бороться с революционными военными подразделениями и

их действиями современным оружием ближнего радиуса действия, которое

приспособлено для этой цели. Но применение против революционных сил тяжелого

современного вооружения – атомных бомб и крупного ракетного вооружения – не надо

брать во внимание, так как на территориях, где они действуют, будут и собственные

силы врага.

Оружие массового поражения дальнего радиуса действия может быть

применено только против полностью вражеских территорий. Такая опасность может

стать актуальной тогда, когда освободительная революция победит на определенной

большой территории и очистит ее от вражеских, большевицких сил и превратится в

освободительную войну. Наступая на освобожденную уже страну новой внешней

агрессией, Москва может атаковать ее всеми средствами, которые будут ей доступны. Но

это уже вопрос оборонной стратегии самостоятельного государства, а не революционной

борьбы.

Современное тактическое оружие, которое большевики будут применять против

революционных вооруженных сил, будет иметь тем более широкое применение и более

тяжелые последствия, чем большее сосредоточение эти сил подставится под такой

обстрел. Это обстоятельство заставляет подбирать соответствующую тактику в

вооруженной борьбе. Наименее уязвимыми для массовых уничтожающих ударов врага

будут революционные силы тогда, когда они будут действовать малыми

подразделениями, которые быстро проводят боевые операции и исчезают. Значит,

усовершенствованная партизанская тактика будет иметь наиболее широкое применение

так долго, пока враг будет еще крепок. Переход на повстанческую тактику может быть

целесообразным тогда, когда есть предпосылки для удержания освобожденной

территории, для успешной защиты от вражеских сокрушительных атак или для быстрого

распространения восстания на дальние части страны и народа. В затяжной ситуации,

когда сначала надо подрывать силу врага длительной вооруженной борьбой и

постепенно мобилизовывать к революционной борьбе с каждым разом все больше

людей, самой надежной будет партизанская тактика – объединенная с широкой

политически-революционной деятельностью в единую борьбу.

IV.

Если самостийницкие силы порабощенных народов рассматривают вопросы

войны и освободительной революции, как два фактора, которые при взаимной

координации смогут быстрее свергнуть большевизм, то в политических кругах Запада

часто трактуют эти вопросы совсем по-другому. Там заинтересованность в

антибольшевицкой революции, в связи с вопросом войны, сосредоточена на том, сможет

ли эта революция обезопасить Запад от советской военной агрессии. Руководствуясь

желанием избежать войны, некоторые западные круги смотрят на освободительную

борьбу порабощенных Москвой народов только как на фактор, который связывает

большевикам руки и останавливает их от разжигания большой войны. Тормозящее

влияние может быть последствием того, что действующая революционная борьба уже

теперь привлекает внимание и силы режима. Тормозом является уже сама угроза, что в

военной ситуации на подсоветском пространстве разразится революция.

Действительно, революционная деятельность, между прочим, приносит в

некоторой степени и такие последствия, хотя они и не относятся к ее основной цели.

Заинтересованность революционно-освободительной борьбой порабощенных Москвой

народов только с этой стороны ни в коей мере нельзя считать по-настоящему

приемлемой. Для факторов, которые интересуются антибольшевицкой борьбой только в

упомянутых рамках, хватает существования революционной деятельности, а

окончательный ее результат для них дело второстепенное. Такая позиция не раз

переходит в желание, чтобы между большевицким режимом и освободительно-

революционными силами постоянно существовал своеобразный паритет. Тогда Запад

чувствовал бы себя в безопасности от большевицкой агрессии.

Другие же политические круги Запада желают освободительной борьбе

порабощенных Москвой народов полного успеха потому, что победа над большевизмом

навсегда устранила бы наибольшую опасность для Запада. Но они хотели бы, чтобы всю

антибольшевицкую борьбу порабощенные народы вели собственными силами и

жертвами, без активной помощи Запада. Западные государства ограничивались бы

только выражением словесных симпатий. Те же круги, однако, исключают активное

вмешательство в эту борьбу – поддержку порабощенным народам, так как революция

имеет для них ценность только тогда, когда она освобождает западные государства от

войны, а не тогда, когда втягивает их в нее.

Есть еще третья, полностью негативная позиция на Западе по отношению к

антибольшевицкой освободительной революции, связанная с проблемой войны. Кое-кто

из влиятельных западных политиков считает, что любые революционные процессы

внутри СССР могут быть поводом для большевицкой военной агрессии против других

государств, а поэтому, они не желательны. Эти опасения они обосновывают тем, что,

мол, диктаторские тоталитарные режимы не раз вызывают военные конфликты, чтобы

ими приглушить и прикрыть внутренние трудности. Над такими тезисами не надо копья

ломать, так как они основываются на полном непонимании природы московско-

большевицкого империализма. Естественно, большевики не признают никаких

моральных норм и для победы над внутренними противниками без разбора применяют

жесточайший террор и репрессии. Для этого им не надо оправдываться военной

необходимостью или обращать внимание на внешние события.

Другие западные не сторонники антибольшевицкой революции, запуганные

войной, считают, что революционно-повстанческие взрывы порабощенных народов

ставят перед западными государствами необходимость прийти к ним с активной

помощью, а это вызовет военное столкновение с Москвой. А именно этого они боятся

больше всего. Исключая активное участие на стороне антибольшевицкой революции,

они одновременно понимают, что и пассивная позиция в ситуации, которая требует

активного вмешательства и действия, не пойдет Западу на пользу. И, собственно, такого

выбора, обусловленного антибольшевицкой революцией, они себе не желают. Пассивная

политика показала бы неспособность западных государств активно влиять на развитие

ситуации в подсоветском пространстве и предоставит помощь тем силам, которые могут

направлять развитие революционных процессов в СССР в сторону, желанную для всех

свободолюбивых народов. Неиспользование такой возможности свидетельствовало бы о

слабости Запада, а это еще больше ослабило бы его позиции против большевицкого

экспансивного натиска.

Чтобы избежать ситуации, в которой западные государства были бы вынуждены

занять четкую позицию, глашатаи этого направления хотели бы, чтобы порабощенные

народы забросили бы революционную борьбу и стали на путь эволюционного смягчения

отношений в советском блоке. Вместо революционного свержения коммунизма и

московского рабства, они предлагают найти способ сотрудничества с ними, чтобы

влиять, как бы, на их постепенную либерализацию и эволюцию. Такая концепция должна

была бы быть целью политики порабощенных народов. Только тогда западные

государства могли бы поддерживать разными способами их стремление к постепенной

эмансипации, не нарываясь на непосредственный конфликт с Москвой.

Не надо доказывать, что такое отношение некоторых политических кругов

Запада совершенно вредное и неприемлемое для освободительных движений. Но в

пользу этого направления придется отметить, что упомянутые политические круги

открыто демонстрируют свое отношение к судьбе порабощенных Москвой народов, а

значит, не создают никаких ложных надежд. С этой стороны, они имеют более четкую и

последовательную линию, чем те политики, которые проявляют приверженность борьбе

порабощенных народов, но исключают какой-либо собственный риск или жертву.

Очевидно, что самостийницкая политика порабощенных Москвой народов не может сама

изменить негативного отношения к делу освободительной революции некоторых

западных кругов. Так как такое направление является составной частью, так называемой

коэкзистенциальной политики, которая вынуждена, прежде всего, показать собственную

недееспособность и вред для самих западных государств в делах, которые затрагивают

их интересы ближе и острее, чем дело порабощенных Москвой народов.

В нашей статье обратим внимание на направления благоприятного отношения к

антибольшевицкой освободительной борьбе, для которых вопрос военного конфликта с

СССР является главным движителем или тормозом. На практике оба эти направления

сходятся к тому, что приверженность освободительному делу порабощенных народов не

может спровоцировать серьезные жертвы среди западных государств, в частности не

может их стравить на войну против СССР. Такая позиция имеет главенствующее

влияние в западной политике, и самостийницкая политика порабощенных народов имеет

с ней много общего.

Настоящая ценность такой приверженности освободительной борьбе

демонстрировалась в живой действительности неоднократно, например, год тому во

время венгерского восстания. Одни лишь симпатии и сочувствие не справляются там, где

необходима практическая поддержка свободными народами освободительной борьбы

народов

подневольных.

Вооруженная

борьба

с

московско-большевицким

империализмом требует всесторонней поддержки извне. Если же какое-то государство

заявляет свою поддержку, но потихоньку придерживается позиции, что такая поддержка

не должна создавать угрозу войны против СССР, то на практике это значит, что

поддержки не будет именно в решающей ситуации на самом важном участке, а

освободительная революция, которая на нее рассчитывает, будет брошена, оставлена

только со своими собственными силами. Достаточно, чтобы большевики пригрозили

войной, и приверженность революционно-освободительной борьбе со стороны

государств с такой позицией ограничится одними словесными симпатиями. Для народа,

который поднимает освободительную революцию, лучше сразу осознавать настоящее

положение, полагаться только на собственные силы, чем рассчитывать на нереальную

внешнюю помощь. В соответствии с этим революционное движение планирует свою

борьбу на основе собственных возможностей или сдерживается от разворачивания

открытого, вооруженного восстания в соответствующей международной ситуации.

Страх перед войной против СССР и желание избежать ее любой ценой – это тот

фактор, который все время парализует западную политику против московско-

большевицкого империализма, забирает инициативу и решительность во всех узловых

делах современного международного устроя. По этой причине остаются

неиспользованными разные возможности сотрудничества между антибольшевицкой

освободительной борьбой порабощенных народов и западными государствами в их

попытках сдержать дальнейшую экспансию московского империализма. Сотрудничество

внешних антибольшевицких сил и деятельности с силами внутренними, действующими

на территории СССР и его сателлитов, при соответствующих усилиях привело бы к

свержению большевизма-коммунизма, то есть – освобождение из неволи для одних, а

для других – ликвидация постоянной угрозы. Поэтому совместная борьба порабощенных

Москвой народов и еще свободных, но уже находящихся под угрозой большевицкой

агрессии, государств является необходимой как для одних, так и для вторых. Уклоняться

от нее, полагаясь на то, что всю ее тяжесть вынесет другой партнер общей участи –

вредно и безответственно не только по отношению к общему делу, но и к общей судьбе.

Антибольшевицкая революционная борьба для западных государств является

таким же важным вспомогательным фактором и удобным случаем для уничтожения

московско-советского империализма, как и их война против СССР была бы для

освободительной борьбы порабощенных народов. Рациональное использование такой

возможности как одними, так и другими состоит, прежде всего, в том, что развернув

одновременную борьбу, – разделяем силы врага на два фронта, внутренний и внешний.

Ни первые, ни вторые не требуют в этом руководствоваться альтруистскими мотивами,

достаточно национального эгоизма, как движущей силы, если он будет объединен с

правильным пониманием ситуации и неотвратимой исторической безысходности,

которая вынуждает принять борьбу с московско-большевицким империализмом и вести