— Я сегодня удеру с тихого часа, — шепнула мне Нина. — Ты постой в коридоре, последи, чтобы никто не заметил, ладно?
— А куда удерешь?
— На речку.
— Ой, а можно и я с тобой?
— Ну… — замялась Нина. — Давай лучше ты в другой раз… А то вдруг попадемся? Так хоть мне одной влетит…
— Что ты! — горячо возразила я. — Наоборот, вдвоем безопаснее!
— Ну, я не знаю… — согласилась Нина.
И вот мы лежим в палате — пять девочек из второго звена старшего отряда. Хорошо быть старшей. Не так донимают дисциплиной. Во время тихого часа вожатые не заглядывают в палату — все-таки нам уже по тринадцать. Инна читает, Валя разглядывает себя в зеркальце, Аня рисует карикатуру для стенгазеты. Нина лежит с закрытыми глазами, но веки ее вздрагивают. Я понимаю: она ждет, когда затихнут шаги пионервожатой в коридоре.
Под окном раздался тихий свист. Я выглянула, но никого не увидела. Наверно, птица. Нина встала с постели и сказала, ни к кому не обращаясь:
— Пойду, что ли, схожу в туалет.
И вышла из палаты.
С минуту я еще полежала — усыпляла бдительность подруг, потом сказала, не придумав ничего другого:
— Я, что ли, тоже в туалет, — и шмыгнула за дверь.
Нины в коридоре не было, значит, она уже вылезла из окна и ждет меня там, в кустарнике. Окно в конце коридора открыто. Через него до самой крыши проходит пожарная лестница. Я взобралась на подоконник, оттуда шагнула на ступеньку и быстро спустилась со второго этажа. Не страшно, не в первый раз. Оглянулась — никого. Лагерь затих на целых два часа. Я пересекла тропу и нырнула в густой кустарник.
— Нина! — шепотом окликнула я.
Никто не ответил. Я опять позвала. Молчание.
— Нина! — окликнула я почти громко.
И вдруг увидела ее пестрый красно-белый сарафан совсем близко, за елкой. Нина смотрела на меня из-за ствола и молчала. За спиной у нее стоял Сашка Тарасов.
— И ты удрал? — обрадованно спросила я Сашку. — Вот здорово! И мы тоже! Ты куда? На речку? И мы — на речку! Нина, примем его в компанию?
— Ладно, пошли, — ответила Нина.
И мы зашагали, сначала по пятнистой от солнца лесной тропинке, потом спустились с крутого откоса и пошли скошенным лугом. Идти босиком было колко, я подволакивала ноги, чтобы приминалась короткая, жесткая стерня. Солнце слепило, пахло свежескошенным сеном.
Я чувствовала себя ловкой и отважной — здорово нам удалось всех обмануть! Теперь поскорее — туда, где нам запрещалось купаться, где наша неширокая речка делала поворот и была шире и глубже, чем в других местах, почти сразу от берега — с головкой. Нас водили купаться на песчаную отмель, где в самом глубоком месте — по пояс.
— Давайте поскорее! — торопила я своих спутников. — Купаться очень хочется.
Но они почему-то еле тащились, и приходилось то и дело останавливаться, ждать их.
— Да ты иди, — сказала Нина. — Не жди нас.
— Нет уж, — ответила я. — Давайте уж вместе, а то не по-товарищески.
И остаток пути честно шла рядом с ними.
Вот, наконец, омут. Мы с Ниной скинули сарафаны, под которые у нас заранее были надеты купальники, и погрузились в чистую, прогретую солнцем, искрящуюся воду. Сашка прыгнул с разбега и поплыл саженками. Нина плавала по-собачьи. Сашка кружил вокруг нее и смеялся над ее стилем. Я плавала лучше Нины — на боку.
— Давайте наперегонки! — предложила я.
Но Нина устала. Она вылезла из воды и села на траву у берега. Сашка тоже вылез и сел рядом с ней.
— Правда, здорово? — радовалась я, растягиваясь возле них. — Давайте и завтра удерем?
— Можно… — как-то вяло согласился Сашка.
— Вообще, давайте каждый день сюда приходить! — с энтузиазмом предложила я. — Можно еще кого-нибудь с собой взять. Нет, правда! Чем больше народу, тем веселее!
— А спорим, — сказал Сашка, — слабо тебе переплыть на тот берег и обратно без передышки!
— Да? Слабо? — загорелась я и вскочила на ноги. — Смотри!
Я вошла в воду и поплыла. Я представляла за своей спиной одобрительный взгляд Сашки. Поэтому старалась плыть не только быстро, но и красиво: делала рукой изящное круговое движение, опускала ее в воду почти без брызг. У того берега, честно не касаясь дна, повернула и поплыла назад. Теперь солнце било мне в глаза, мешало смотреть. Но мне было приятно от мысли, что Сашка видит меня хорошо и любуется моим стилем.
— Ну что? — торжествующе закричала я, подплыв к этому берегу. — Вот и не слабо!
— А второй раз туда и обратно — спорим, не сможешь, — сказал Сашка.
— А вот смогу!
— Ну, попробуй!
Я поплыла снова. До того берега я еще сохраняла кое-как изящество стиля, но на обратном пути мне стало уже не до стиля, руки устали, в уши залилась вода. То и дело я опускала ноги, пытаясь нащупать дно, но дна все не было, а расстояние до берега как будто совсем не сокращалось. Поддерживала мысль, что с берега на меня смотрят Сашка и Нина и восхищаются тем, как я здорово плаваю.
Наконец, я коснулась вязкого, илистого дна и некоторое время стояла, тяжело дыша, не в силах произнести ни слова. Потом ухватилась за прибрежный кустик, с трудом выползла на берег и повернулась к Сашке:
— Вот и проспорил! — крикнула я, все еще задыхаясь, но ликуя от ощущения своей победы. — Видел, как я без передышки? Видел?
Сашка сидел спиной к реке, лицом к Нине. Водил травинкой по ее лицу и плечам. Он обернулся ко мне.
— Приплыла? — спросил он. — Ну, сплавай еще раз.
…До меня вдруг дошло. Господи, какая же я дура!
Торопливо натянула сарафан на мокрый купальник и побежала в сторону лагеря. Они меня не окликнули. Скошенная трава больно впивалась в босые ступни, но боль от унижения была в сто раз мучительнее.
…Тихий час еще не кончился. Почти не скрываясь, я поднялась по пожарной лестнице, спрыгнула с подоконника и вошла в свою палату. Валя и Инна спали. Аня на секунду подняла голову.
— Куда это вы с Нинкой подевались? А где Нинка?
Я ничего не ответила. Рухнула на постель и натянула на голову одеяло.