Песочные часы

В новом классе. Ёлка

В новом классе я сразу подружилась с Ёлкой Явич. Она сама ко мне подошла в первый же день и предложила сесть за одну парту.

У нас с ней оказалась куча общих интересов. Нам нравились одни и те же книжки и фильмы. Мы обе любили Маяковского. Обожали песни. Ёлка тоже каждое лето ездила в пионерский лагерь — в Ильинское, и мы с ней обменивались песнями. Завели тетрадь, куда записывали слова. Она мне пела свои, а я ей свои — Плёсковские. Мы радовались тому, что многие песни у нас и у них совпадали, хоть и с небольшими вариациями. Она от меня узнала «Девушку в серенькой юбке» и «Креолку», а я от нее — «Бригантину», «Глобус» и еще одну, которая стала нашим гимном:

Нам представлялись извержения вулканов, битвы с пиратами, крепкие, отважные парни и мы в их компании. Под впечатлением этой песни мы придумали игру в остров Голубых Туманов. Как будто нас с ней бурей занесло на этот остров в океане и с нами вместе — любимых героев книг и фильмов. Там очутились Мартин Иден и граф Монте-Кристо, Дик Сенд и капитан Немо, и еще многие, и с нами там происходили невероятные приключения и расцветала романтическая любовь под сенью пальм. Ну, такая смесь «Таинственного острова» с девчачьей «Швамбранией».

Раз в неделю мы с Ёлкой по ее инициативе ездили на Краснопресненскую, где пожилой изящный Раздватрис учил желающих бальным танцам. Мы танцевали падеграс, падекатр, падепатинер, польку, краковяк и вальс с такими же, как мы, неуклюжими прыщавыми подростками, жаждущими обрести красоту и изящество. А потом приходили к Ёлке на Большой Могильцевский и уединялись в ее закутке за шторой. В другой части комнаты ее мама, тетя Рая, корпела над шляпками, к ней приходили заказчицы, важные дамы, в основном жены писателей, и вели взрослые разговоры. А мы за своей шторой уносились на крыльях фантазии на свой остров.

Еще мы с Ёлкой говорили про «это». Ёлка мне показала «такое» место в «Тихом Доне», а я ей — «такое» место в «Милом друге». Хотелось узнать про «это» побольше. Иногда удавалось пробиться на фильмы, которые детям до шестнадцати смотреть не разрешалось. Но они только еще больше разжигали нашу фантазию.

— Как ты думаешь, — спрашивала Ёлка. — Если бы капитан Немо учился в нашем классе, в кого бы из девчонок он влюбился?

И я, не кривя душой, отвечала:

— В тебя!

Потому что она была очень хорошенькая со своими кудряшками, смуглым личиком и большими черными глазами.

Учиться я стала получше, и это понятно — в прошлом году я все это худо-бедно проходила. Но вот с математикой опять заколдобило. Ёлка подсовывала мне свои тетрадки с решением задач, я все сдувала, и мы шли к австрийскому посольству строить глазки красивому посольскому милиционеру, шлялись по Арбату, покупали у лоточниц горячие пирожки с повидлом, хохотали без причины.

Контрольные по алгебре и геометрии Ёлка тоже за меня писала — сначала решала свой вариант, потом мой. У нее с математикой проблем не было.

Совесть моя дремала, хотя перед началом учебного года я дала маме и главное самой себе слово: с первого дня не запускать учебу! Каждый день учить уроки, особенно налечь на математику! Шпаргалками не пользоваться, не сдувать и отвечать без подсказок.

И вот, все мои благие намерения пошли прахом. Все вело к повторению истории с Катей Шапошниковой в шестом классе, потому что уже и Ёлка стала хуже учиться, и тетя Рая посматривала на меня с осуждением. И все могло бы кончиться плачевно, если бы инициативу не перехватила Нина Рудковская.