Открылась дверь, и в класс вместо нашей физички Зои Федоровны вошел мужчина лет тридцати пяти, высокий, с красноватым, словно огрубевшим на морозе лицом. Белки глаз — в красных прожилках, как будто долго шел против ветра. Коротковатый коричневый пиджак в обтяжку. Под пиджаком чувствовались такие мускулы, что не учителю впору, а какому-нибудь матросу. Мы и решили вначале, что это слесарь-водопроводчик, бывший боцман какой-нибудь.
Мужчина подошел к окну, открыл фрамугу, вернулся к столу и сказал:
— Меня зовут Иван Павлович. Я у вас буду преподавать физику.
Голос грубоватый, взгляд внимательный, со смешинкой, оценивающий. Он рассматривал нас, а мы, тридцать восемь семиклассниц, рассматривали его, пихали друг друга под партами и переглядывались. В нашей женской школе были, конечно, преподаватели-мужчины — старичок-ботаник, толстяк Собакевич по литературе, историк Анатолий Данилыч, по прозвищу Пипин-короткий, но мы их не очень-то воспринимали как мужчин. Как-то они не смущали нашего девичьего воображения. А этот стоял перед нами как шокирующее воплощение мужской силы и превосходства. Насмотревшись на нас и дав на себя насмотреться, он повернулся к классу спиной, взял мел, написал на доске название темы и без лишних слов приступил к объяснению. Объяснял он до того ясно и четко, что я сразу всё поняла. Закончив, он положил мел, вытер руки тряпкой и спросил, есть ли желающие повторить. Я подняла руку. В классе возникло веселое оживление, как всегда, когда меня вызывали по математике или физике. Все ожидали бесплатного эстрадного представления. А его и не произошло! Я довольно уверенно повторила то, что говорил учитель.
— Как твоя фамилия? — спросил он.
Я сказала. Он пальцем нашарил в журнале мою фамилию и поставил против нее пятерку. Послышался глубокий удивленный вдох всего класса.
— Иван Палыч, а вы на фронте были? — спросила Наташка Пятина.
Война пять лет как кончилась. Наш историк давно заменил ордена и медали на орденскую колодку, а у Ивана Павловича на пиджаке не было ни одного наградного знака. Это, пожалуй, единственное, что немного снижало ошеломительное впечатление от его мужественного облика.
— Был, — сказал учитель.
— В пехоте или где? — пискнул кто-то с задней парты.
— Или где, — загадочно ответил Иван Павлович.
Прозвенел звонок, учитель дал задание, сунул журнал под мышку и вышел.
Толкаясь в дверях, мы выбежали в коридор и двинули вслед за ним короткими перебежками. На втором этаже, где учительская, я столкнулась со своей двоюродной сестрой Маринкой, четырехклассницей.
— Кто это? — спросила она, глядя вслед учителю.
— Наш новый физик! — похвасталась я. — Иван Палыч!
— Како-ой! — протянула Маринка. — Он прямо знаешь как кто? Как майор Пронин!
Майор Пронин и капитан Петр Сергеевич — два бесстрашных советских героя-разведчика, возможно, плод фантазии Маринкиной учительницы Александры Александровны. Когда оставалось время до конца урока, она, в качестве награды за хорошее поведение, выдавала рассказ про их подвиги и, благодаря этому нехитрому изобретению, в классе держалась образцово-показательная дисциплина.
— Тоже бывший разведчик, между прочим, — соврала я, не сморгнув.
Хотя почему соврала? Может, правда!
Вечером во дворе Маринка привязалась ко мне как комар:
— А вам Иван Палыч рассказывал, как был разведчиком?
— Нет.
— Ну, хоть что-нибудь?
— Отстань!
Мне было не до нее: я хотела выяснить у Вали, позвала ли она на свой день рождения Сережу Скворцова. Спросить прямо я не решалась, поэтому ходила вокруг да около.
— А из девчонок кто?
— Ты, Ленка, Надя Новикова, Наташка…
Я помолчала, ловя и подбрасывая мячик.
— А из мальчишек?
— Еще точно не решила.
— Только из нашего двора, или еще кого-нибудь? — и я азартно застучала мячиком об асфальт, потому что сейчас, как подсказывала логика, Валя должна была ответить на мой почти впрямую заданный вопрос.
И тут все испортила Маринка.
— А тогда откуда же ты знаешь, что он был разведчиком?
— Кто? — заинтересовалась Валя, и тонкая сеть моего хитросплетения тут же порвалась в клочья.
— Дура! Иди отсюда! — я повернула Маринку и двинула ее коленом. Она заплакала и ушла домой.
На следующий день я пожалела о своем поступке. Маринка вернулась из школы поздно, глаза у нее были красные, опухли, из них непрестанно текли слезы. К вечеру поднялась температура. Маринку на «скорой помощи» отвезли в глазную больницу.
Там всё разъяснилось. Маринка с подругой Галкой решили пойти по стопам майора Пронина и капитана Петра Сергеевича: они присмотрели на улице возле школы какого-то подозрительного гражданина и принялись его выслеживать. Подозрительный зашел во двор, где шла электросварка, и скрылся в подъезде, а Маринка и Галка остановились за спиной у сварщика и долго смотрели на слепящие искры, пока сварщик их не заметил и не прогнал.
У Галки глаза тоже покраснели и слезились, но бабушка сделала ей компресс из холодного чая, это помогло. А Маринка всю дорогу домой терла глаза и занесла инфекцию. Врач сказал, что положение серьезное.
Я пришла в больницу прямо из школы. Мне дали белый халат, и я поднялась на второй этаж. Маринкина мама стояла в коридоре и разговаривала с врачом.
— Боль мы ей сняли, — говорил врач, — сейчас ей нужно только одно — хорошее, спокойное настроение. Побольше положительных эмоций.
— Но она не ослепнет? — спрашивала тетя Лена рыдающим голосом. — Только не обманывайте меня, доктор!
— Думаю, обойдется. Но вам в таком состоянии лучше к ней сейчас не заходить. Вы ей не поможете, а только навредите.
Он посмотрел на меня:
— Подруга?
— Сестра двоюродная.
— Вот ты и пойди, развесели ее, отвлеки от грустных мыслей. Сможешь?
— Постараюсь, — пообещала я.
Но когда я вошла в палату и увидела Маринку, тихую, бледную, с забинтованными глазами, то сама чуть не разревелась.
— Мама! — позвала она и протянула руку в сторону двери.
— Это я, — сказала я виновато. — Тетя Лена с доктором разговаривает.
— А! — сказала Маринка. — Тут стул должен где-то стоять. А я ничего не вижу.
В палате, кроме Маринки, лежали еще две девочки ее возраста, тоже с забинтованными глазами.
— Прости, что я тебя пнула, — сказала я. — Это на меня что-то нашло.
— Ничего, — сказала Маринка. — На меня тоже находит. Я недавно Галку портфелем по голове ударила, потому что она сказала, что майор Пронин и капитан Петр Сергеевич — шпионы, только наши. Правда, дура?
— Конечно! Сравнила — шпион и наш разведчик!
— А доктор не говорил, что я ослепну? — помолчав, спросила она.
— Наоборот, он сказал, что все обойдется.
— Да? А я все время про это думаю.
— Хочешь, я тебе расскажу анекдот про сумасшедшего?
— Не надо. А Иван Палыч уже вам рассказывал, как был разведчиком?
— Да, рассказывал! Как учился на разведчика.
— А как?
— В специальной школе. Его еще перед войной стали готовить к отправке в Берлин. Его заставили изучить расположение берлинских улиц так, что он мог с завязанными глазами проехать на машине хоть к мосту Ватерлоо, хоть к Эйфелевой башне. И еще ему сделали специальную операцию, и у него на кончиках пальцев стала такая чувствительная кожа, что он мог нащупать самую потайную щель или царапину на совершенно гладкой с виду поверхности и обнаружить самую секретную дверь, и открыть ее специальной отмычкой…
Очень кстати пригодился трофейный фильм «Парижские медвежатники». Я его, правда, не смотрела, но знала содержание от Мишки Рапопорта, который его тоже не смотрел, но ему рассказывал старший брат Кирка. Возможно, такой «испорченный телефон» несколько искажал правдивое содержание, но какая разница? Главное, чтобы интересно.
… И вот, пользуясь чувствительными кончиками пальцев и отмычкой, Иван Палыч проник в главный штаб Берлина и открыл сейф, набитый самыми важными документами… Тут нянечка ввезла стол на колесиках — наступило время обеда, и посторонним было велено выйти из палаты.
— Завтра придешь? — спросила Маринка.
— Приду.
На следующий день у постели дежурил Маринкин папа.
— Она тебя с утра ждет, — сказал он. — Поболтайте, а я пойду покурю.
— Ну? — спросила Маринка. — Была физика?
— Была! Пол-урока рассказывал! Он загримировался под немецкого офицера и узнавал тайны командования, а потом, приняв облик простого немецкого колхозника, уходил в лес, где у него был спрятан радиопередатчик. Но однажды…
Три головы с забинтованными глазами подались вперед. Девочка с дальней кровати попросила:
— Вы не могли бы чуть-чуть погромче?
…Иван Палыча выследили. На него навалилось сразу шесть человек. Он мог бы отбиться, потому что в школе разведчиков его научили приемам японской борьбы, но снайпер выстрелил в него с дерева и тяжело ранил. Враги решили, что он мертв, и ушли. Он нашел в себе силы доползти до передатчика и передать сведения. И потерял сознание.
«Тайну профессора Бураго» писателя Николая Шпанова, из которой я извлекала и щедро дарила Ивану Павловичу эти подвиги, я читала летом в пионерском лагере. Книга выходила отдельными тонкими выпусками, мне достался только второй, так что я не знала ни начала, ни конца, и многое пришлось домысливать, но какая разница? Главное, чтобы интересно.
…Его нашла немецкая девушка Клара. Она уложила его в повозку и отвезла к бабушке в деревню. Они спрятали его на сеновале. Клара страстно в него влюбилась.
— А он в нее? — хором спросили три голоса.
— Он тоже, но у него было задание. Как только он смог ходить, он ушел искать партизан.
Маринкин папа стоял в дверях, слушал. Вошла медсестра с градусниками, присела в ногах Маринкиной кровати и тоже стала слушать.
…В поисках партизан Иван Палыч совершал такие подвиги, по сравнению с которыми все подвиги майора Пронина и капитана Петра Сергеевича, вместе взятые, должны были казаться жалким лепетом. Однажды его схватили, долго пытали, а потом замуровали в пещере на берегу моря. Чувствительными кончиками пальцев он нащупал в стене камень, закрывавший выход. Он отодвинул камень, бросился со скалы в море и поплыл. Его подобрал наш катер «Морской охотник». Он бороздил море в поисках неуловимой немецкой подводной лодки. Иван Палыч знал, где эта лодка. Он видел ее, когда был замурован в пещере (он мог видеть сквозь стены). Теряя сознание, он произнес: «Когда свет горит, она в бухте» (Это пошла в ход повесть Николая Чуковского «Морской охотник» из последних номеров журнала «Пионер»). Моряки тотчас отправились в бухту и участь лодки была решена.
Тут медсестра виновато прервала меня, объяснив, что ей нужно проводить процедуры.
— Завтра придешь? — спросили три голоса.
…Пять дней я ходила к Маринке в больницу. В ход шли эпизоды из книг Жюля Верна, Майн Рида, Луи Буссенара, но мои слушательницы бесхитростно верили во все приключения, и мне уже начинало казаться, что это правда.
На шестой день Маринку выписали. Белки глаз у нее были еще красноватые, но доктор сказал, что это пройдет. А меня доктор спросил:
— Что за истории ты рассказываешь, от которых мои больные так хорошо поправляются?
— Про нашего физика, — смущенно пробормотала я.
— Замечательный человек! — сказал доктор. — У меня во второй палате мальчик лежит после операции. Сходила бы ты к нему, рассказала что-нибудь про вашего физика!
Я решила, что доктор шутит, и к мальчику не пошла.
А может, не шутил?
Потому что за это время я получила по физике четверку за контрольную и еще одну пятерку за устный. Разве одно это не служит доказательством сверхъестественных возможностей Ивана Павловича? А кем он в действительности был на войне — мы так и не узнали. Да и какая разница.