Пинакотека 2001 01-02

К истории одного мифа: баранец *

Мишель Мерво

* Сокращенный и переработанный вариант статьи «Diderot et l'Agnus Scythicus: le mythe et son histoire» [Дидро и скифский ягненок: миф и его история], готовящейся к публикации в изд.: Studies on Voltaire and The Eighteenth Centmy. Oxford.

В своем отчете о путешествии в Московию, вышедшем в 1549 году, барон Сигизмунд фон Герберштейн описывает удивительного растительного барашка:

«Между реками Волгой и Яиком, около Каспийского моря, жили некогда заволжские цари […] Димитрий Данилович, муж важный и достойный всяческого доверия, насколько это возможно у варваров, рассказывал нам про удивительную и едва ли возможную вещь, встречающуюся у этих татар. Его отец некогда был послан московским государем к заволжскому царю; во время этого посольства он видел на том острове некое семя, в общем очень похожее на семя дыни […] Если его зарыть в землю, то из него вырастает нечто, весьма похожее на ягненка, в пять пядей высотой; на их языке это называется «баранец» (Boranetz), что значит «ягненочек», ибо у него голова, глаза, уши и все прочее, как у новорожденного ягненка, а кроме того еще нежнейшая шкурка, которую очень часто в тех краях употребляют на подкладки для шапок; многие утверждали в нашем присутствии, что видывали такие шкурки. Он рассказывал также, что у этого растения, если только можно назвать его растением, есть и кровь, но мяса нет, а вместо мяса какое-то вещество, весьма напоминающее мясо раков […] Корень находится у него около пупка, т.е. посредине живота, живет оно до тех пор, пока не съест вокруг себя траву, после чего корень засыхает от недостатка корма. Это растение на удивление сладко, почему за ним охотятся волки и прочие хищные звери» 1* .

Сам Герберштейн этого баранца, которого считает «вымыслом», не видел, но, однако же, рассказывает о нем, ссылаясь на людей «отнюдь не пустых». Вдобавок похожие вещи он слышал от Вильгельма Постелла, «многоученого мужа», который, в свой черед, слышал их от «некоего Михаила, государственного толмача с турецкого и арабского языков в Венецианской республике». Этот Михаил «видел, как из пределов татарского города Самарканда […] привозятся некие нежнейшие шкурки одного растения, растущего в тех краях […] Михаил не видел самого растения и не знает его имени, знает только, что оно зовется там самаркандским и происходит от животного, растущего из земли наподобие растения. «Так как это не противоречит рассказам других, говорит Постелл, то к вящей славе Творца, для которого все возможно, я почти убежден в том, что это не просто выдумка» 2*.

Устное свидетельство Постелла, приведенное Герберштейном, подтверждает четыре года спустя и сам Постелл: ссылаясь на сочинение барона Сигизмунда, он повторяет другими словами его рассказ. Местом обитания «баранца» – «разом растения, животного и рыбы», свидетельствующего о «бесконечном могуществе» Творца, «коему по силам любое чудо», – Постелл называет берега «Гирканикского» (Каспийского) моря 3* . В отличие от Герберштейна, который с трудом соглашается поверить в существование растительного барашка, Постелл не высказывает ни малейшего сомнения в том, что он существует: для него это странное создание, как и все прочие чудеса природы, – очередное доказательство всемогущества Божия. Люди эпохи Возрождения, которые, вслед за Аристотелем, размышляли о границах природных царств, проявляли интерес к зоофитам – растениям-животным. Неудивительно, что после Герберштейна множество авторов уделяло особенное внимание тому «растению-животному», которое они называли «скифским» или «татарским» ягненком.

Нашлись и те, кто оценивал миф о баранце критически. В 1698 году шотландский естествоиспытатель Ханс Слоун публикует в «Философских трудах» статью, где объясняет, что сведения о «баранце» – просто мистификация; на Ямайке растут особые папоротники, покрытые черно-желтым пухом, «которым искусный мастер может придать вид ягненка, ибо корни у них походят на тело, а стволы на ноги сего животного» 4* . В 1725 году в тех же «Философских трудах» появляется латинский текст немецкого врача и ботаника Иоганна Филиппа Брейна, который, развивая мысль Слоуна, вторично разоблачает обман: некий русский, пишет Брейн, пришел в его кабинет редкостей, чтобы взглянуть на татарского барашка; тут-то и обнаружилось, что это всего-навсего корень или ствол волокнистого растения, которому придали вид четвероногого 5*. В 1712 году немецкий естествоиспытатель Энгельберт Кемпфер предложил другое толкование мифа о растительном барашке: в Татарии ягнят убивают еще до рождения, и их шкурками, особенно тонкими и нежными, оторачивают кафтаны, платья и тюрбаны 6*. На самом деле речь идет о ягнятах каракульской породы, которых убивают не до, а сразу после рождения; их шкурки называются каракульчей.

В 1743 году Роберт Джеймс посвятил «Скифскому барашку» (Agnus Scylliicus) статью в «Медицинском словаре». Здесь он сначала ссылается на многочисленных авторов, распространявших мифическую историю о растительном барашке, а затем приводит толкования Слоуна и Кемпфера. Абсурдность этой легенды была настолько очевидна, что Дидро, принимавший участие в переводе «Медицинского словаря» Джеймса, не преминул использовать ее как пример «суеверия», с которым необходимо бороться. В статье «Agnus Scythicus», написанной для Энциклопедии, он сопровождает это разоблачение комментарием, так сказать, методологического характера. Дидро размышляет о сущности «суеверий и предрассудков» и противопоставляет «средневековью» современную науку. При этом он упускает из виду два обстоятельства: во-первых, мысль людей эпохи Возрождения работала и развивалась внутри теологической системы координат, а во-вторых, «растение-животное» служило им точкой отсчета для размышлений о проблемах теоретического характера, а именно о границах разных царств природы, – проблемах, о которых (разумеется, в менее простодушной манере) охотно рассуждал сам Дидро! Постелл, описывая «баранца», говорит о перетекании одной стихии в другую: «баранец», «растение, животное и рыба разом», соединяет в себе три «духа»: «растительный, витальный и животный». Блез де Вижинер в связи с «баранцом» (а также пальмами) сочиняет вдохновленное Плинием рассуждение о сходстве между существами, принадлежащими к разным царствам природы 7* . Амбруаз Паре также упоминает о зоофитах в связи с существами «промежуточными».

Для Постелла скифский барашек был «чудом», доказывающим «бесконечную мощь Господа». Клод Дюре, посвятивший последнюю главу своей книги о чудесах природы «скифским или татарским Борамецам, истинным зоофитам, или живорослям», с первых же строк объявляет растительного ягненка самым изумительным чудом, какое когда-либо было сотворено Господом 8* . Лоран Сурий в свидетельствах «многих особ именитых и влиятельных» касательно «преудивительного семени» – живоросли казанских татар – видит доказательство могущества Господа, коего мы обязаны превозносить и прославлять в молитвах и делах наших и для коего нет ничего невозможного 9* . Сходным образом и для Дю Бартаса баранец – одно из многочисленных проявлений Божьего всемогущества: в своей «Второй неделе» он прославляет «чудесное мановение божьей десницы», вследствие которого является на свет растительный барашек 10* . Возникновение мифа не объяснить и ссылками на слепое доверие авторитетным именам. Наши эрудиты не просто копируют друг друга. Они вступают между собой в спор; так, Скалигер просит Кардано объяснить ему, как могут родиться из одного ствола четыре ноги со ступнями; Кардано склоняется к мысли, что баранца в природе не существует и что он – плод чистого вымысла, однако в то же самое время допускает, что «жирная и плотная» почва Татарии способна породить растение, у которого есть «мясо» 11* .

Как же все-таки возник этот миф? Что стояло у его истоков – растение или животное? И в какой момент появилось выражение «скифский ягненок», или «скифский барашек»? Судя по всему, первым употребил латинское выражение «agnus Scythae» Дейзинг в 1660 году 12* . Прежде авторы, писавшие на эту тему, употребляли слова «баромец» или «боромец» – искаженное русское «баранец», причем обозначали эти слова не барашка, а папоротник Lycopodium Selago 13*. Еще одна странность: Слоун говорит о папоротниках, растущих на Ямайке, миф же неизменно называет «баранца» феноменом скифским или русско-татарским.

2. Растительный барашек Гравюра с рисунка Сэра Джона Мандевилля Издание 1481 года, Аугсбург