Письма в пустоту

И СЕ АЗ УМИРАЮ

Джордж вернулся в номер глубоко за полночь, как только почувствовал, что пальцы от холода уже не слушаются, отзываясь тревожным покалыванием. Американец не хотел превратиться в калеку, поэтому, оставив недопитую бутылку коньяка на балконе, он вернулся в номер. В помещении было свежо, плохо запертая балконная дверь дала волю морозному ветру. Он щедро обласкал края мебели, покрывала и серебристую гладь кинокамеры, оставленной на столе.

К ней-то и направился Гленорван.

Вынув кассету, он задумчиво покрутил ее на пальце.

— Мышонок, — хмыкнул Джордж.

Он достал ноутбук из сумки, подключил к нему нужное оборудование и синий свет лучей монитора озарил мрак гостиничного номера.

Послышался торопливый стук клавиш.

— Позор, позор, — тихо напевал Гленорван с хулиганской ухмылкой.

Через некоторое время своих усилий, американец довольно потянулся и набрал номер.

— Hello, ни Лау, как дела?

— Нормально, — в телефонной трубке послышался смешливый и свежий женский голос.

— Ты еще не забыла своего верного почитателя?

— О, тебя забудешь, как же! — рассмеялась собеседница.

— Все еще выкрикиваешь мое имя в моменты страсти? — подколол Гленорван.

— М-м, я не хочу осложнить китайско-американские отношения.

— Ха-ха, — от души рассмеялся Джордж, — Ах, да, я и забыл, там же муж-посол страшно ревнивый. Bastard!

— Прекрати, змееныш, я пытаюсь красить ногти, а ты меня смешишь.

— Ну, прости, госпожа Лау, не смею мешать тебе наводить красоту! Твои ногти должны блистать, как и твоя нежная кожа.

— Льстец, причем наглый и самоуверенный, — рассмеялась китаянка, но тут же ее голос стал серьезным, — Говори, что хотел?

— Да ничего, — лукаво протянул Джордж, — Могу же я соскучиться по лучшей любовнице востока и хоть раз в жизни позвонить?

— Ой, только вот не надо прикидываться. Ты бросил меня пять лет назад и не сильно переживал по этому поводу. Уж я-то знаю, тебе явно понадобилось что-то от моего гениального мозга!

— Тебя не обманешь, baby! Ты не могла бы подъехать ко мне? Radisson…

— А что такое? — вмиг напряглась женщина.

— Будем снимать кино и монтировать. Одна запись есть… Но надо кое-что привнести…

— Очередные коварные происки Акведука?

— Наоборот, милая, наоборот… Казанова исправляется, — хохотнул Джордж.

— Змей, тебя исправит только могила, но это даже к лучшему. Мир осиротеет без такого блистательного интригана как ты!

— Люблю комплименты, darling.

— Я констатирую факты, не более. И еще… Бесплатно я не работаю, прошли те времена.

— Лау! Я мысли не допускал о халяве. Сколько?

— Попросила бы голову Иоанна крестителя, но, к сожалению меня, обидел совсем другой человек и он свою белобрысую башку точно не отдаст. Тридцать…

— Только не говори, что еще дуешься?! Тридцать?

— Ты ушел, не сказав ни слова, оставил в отеле чужого города. Да, тридцать!

— Так бывает, shit happens. Двадцать пять?

— Бывает, но я год жила на транквилизаторах и антидепрессантах. Ты обещал мне свадьбу, детей и домик на берегу океана. Я любила тебя до безумия, и сначала чуть не умерла от волнения за тебя, вдруг тебя убили или что-то еще… Тридцать пять!

— Ну, я должен был уйти. Любовь кончилась, проза жизни, а я не перевариваю слезных расставаний и долгих объяснений. Хорошо, тридцать!

— Все с тобой ясно! Мне хватило разочарований, когда я увидела тебя с другой женщиной, а ведь на тот момент я уже решила, что ты мучаешься в плену у Роз. Я плакала каждый день. Тридцать семь, за споры!

— Лау, тридцать семь.

— Договорились.

— Буду минут через сорок.

— Жду.

Гленорван отключился.

Он скользнул глазами по кассете и его веселое выражение лица в миг сменилось на мрачное.

— Альентес, — тихо произнес он, — Бездомная мышка… Не повезло тебе. Но я не Игнасио, Акведук тем и отличаются, что не безосновательно жестоки.

Джордж хмыкнул.