Письма в пустоту

БЛАЖЕН, КТО ВЕРУЕТ

Маленький мышонок изо всех сил рвался к спасительной щелочке в стене старого коридора, ведущего в помещение библиотеки монастыря розенкрейцеров.

Пушистый персидский кот, подавляя свою природную лень, следовал по пятам за своей серой жертвой. Но тучность и неповоротливость мешали усатому охотнику настигнуть цель.

Казалось, мышонок спасен — ведь до норы оставался какой-то жалкий метр.

Но тут вмешался сам бог, точнее его верный служитель.

Худой высокий мужчина с нервическими чертами лица и такими же нездоровыми ужимками одним махом пригвоздил мышку к месту, прижав лакированным ботинком хвост бедняги.

Кот неторопливо настиг беглеца, а мужчина с довольной ухмылкой тонких губ передал чужую жизнь в руки мучителя. Кот забавлялся, играя жертвой в удушливом захвате белых лапок.

Мужчина сделал шаг назад и прислонился к стене. Он скрестил костлявые руки на груди и с довольным лицом стал наблюдать, как угасает жизнь. Черная атласная сутана монаха делала его кожу серой, и отбрасывала тень на возню кошки с мышкой. На лице незнакомца играла довольная улыбка, и тысячи мелких морщинок подчеркивали ее, сплетаясь в лик садистского наслаждения. Мужчине было далеко за сорок, но поджарость и худоба делали его моложе. К тому же он обладал густыми черными волосами, аккуратно постриженными и уложенными волосок к волоску. Короткая геометрически выверенная челка обрамляла мощный крутой лоб мужчины, зрительно делая его еще выше и круче, чем он есть. А квадратный подбородок с ямочкой придавал лицу неуловимую суровость. Из-под лидерского разлета черных бровей нездоровым блеском мерцали темные глаза. Но самым значимым в лице был орлиный нос, величающий профиль мужчины. Казалось, лик Мефистофеля лепили именно с этого монаха.

Торжество жестокости разбил Рауль, так неожиданно выплывший из-за угла и спугнувший кота, который по нерасторопности упустил мышонка, подарив ему жизнь.

— Э! — Рауль растерялся, — Забавляешься, брат Игнасио?

— Суешь нос в чужие дела, брат Рауль? — на автомате отозвался мужчина, выпрямляясь.

Рауля неприятно обдало сухим ветром опасности.

— Я шел на заседание Лиги…

— Я понял, как всегда опаздываешь. Все наставники уже там и возможно даже старейшины заняли свои почетные места.

— Ты тоже не вовремя.

— А я не тороплюсь, — высокомерно произнес Игнасио, улыбнувшись, что делало его худое лицо отталкивающе сморщенным.

— Как идет задание? — выпалил Рауль.

— О каком именно задании идет речь? — Игнасио приподнял левую бровь, сверля брата по ордену колючим взглядом.

— Я про Альентеса…

— Что с ним?

— Э, да ничего! Информации нет, вот… Я и интересуюсь, как он? — Рауль начинал сбиваться. Так бывало всегда, когда он оказывался под обстрелом невыносимых глаз Игнасио. Рауль ненавидел это чувство растерянности, в которое его ввергал старший наставник.

— Мышонок жив, пока еще, — равнодушно произнес Игнасио, — В нем еще есть энергия, думаю, эту миссию он завершит. А потом… Я жду его смерти, хочу посмотреть, как он сгорит. Зрелище обещает быть потрясающим.

Рауль нервно сглотнул.

От подобной дикости он просто напросто опешил.

Уловив замешательство собеседника, Игнасио рассмеялся низким неприятным, почти демоническим смехом.

— Не понимаешь, как Учитель может желать смерти воспитаннику? — спросил он, отсмеиваясь, — Рауль, ты так молод и наивен, что я удивляюсь, как ты попал в Лигу. Хотя ты всегда умел подлизывать нужную пятую конечность. Верно? Какой же ты тупой, мне даже жаль тебя.

Рауль хотел было ответить, но слова как назло вылетели из его головы. Лихорадочное и неразборчивое бормотание одними губами — все, что он смог выжать из себя.

— Э-э-э, да я смотрю, тебя всего трясет от ненависти, — Игнасио положил руку на плечо молодого наставника и всмотрелся в его лицо, — Ты так меня презираешь, так желаешь моего исчезновения. Но этого не произойдет. Пока я и мои методы воспитания нужны ордену, я никуда не денусь. И позволь напомнить, именно мои воспитанники становились самыми прославленными бойцами розенкрейцеров.

— Политика переменчива, — сумел пробормотать Рауль.

— Ну, да. Только мне все равно. Я служу ордену и счастлив, выполнять любую работу. Поэтому мне нет дела до политики верхов, я наслаждаюсь своей ролью, и знаешь, она чертовски приятна.

Рауль отвернул лицо от неприятного ему лика монаха.

— Все же ты, Рауль, бесконечно примитивен. Винишь меня? В чем же? — Игнасию наигранно поднял брови в удивлении, — Жалко моего мышонка? Но постой-ка! Прояви ты хоть капельку сознательности, Альентес сейчас был бы твоим воспитанником. Но ты ведь подошел к делу с присущей тебе безалаберностью и манерой все делать в последний момент. Конечно, когда оставался день до конца срока подачи заявок на воспитанников, ты очухался. Прости, я оказался быстрее, поэтому сейчас Альентес мой. Неужели ты винишь меня в своей расхлябанности, брат Рауль?

— Я… — осекся тот.

— Вот именно. Ты делаешь вид, что переживаешь за мышонка, но это лишь видимость. Переживай ты за него, Рауль, ты бы проявил рвение тогда, девять с половиной лет назад. Теперь же… Уже ничего не исправить, твои вопросы излишни. Альентес подарит мне свою смерть, и его кровь вдохнет в меня новую порцию жизни, как и в свое время случилось с Пабло…

Рауль вздрогнул и по его щекам растекся румянец алого негодования.

Игнасио самодовольно оскалился.

— Ты так снисходителен к Альентесу, он ведь тебе напоминает твоего друга, да? О, они похожи, поверь, я-то знаю. И твой Диего вылитый ты в молодости. Как трогательно! Ну, да ладно, — Игнасио убрал ладонь с плеча растерянного и психологически поверженного противника, — Я скажу тебе одно, — процесс разрушения уже начат.

— Что? — выпалил Рауль, непроизвольно сжимая в руках подол сутаны.

— Альентес сегодня лишился глаза, — Игнасио приправил новость гнусавым смешком, — Он сообщил мне это по телефону таким испуганным голосом. Боже! Он не хотел меня огорчить, он переживал больше за меня, а не за свое здоровье. Глупый мышонок… Ему даже невдомек, что мне наплевать, я лишь делаю вид, что злюсь. На самом деле мне доставляет удовольствие его лишний раз помучить. Когда я услышал его голос, полный боли, когда я представил его страшное увечье, я чуть не получил оргазм. И получил бы, если бы мог…

Сказав это, Игнасио торжествующе вскинул голову и, развернувшись, скрылся во мраке коридора.

Рауль выдохнул. Он смахнул дрожащей рукой пот, выступивший на его лбу.

— Старый импотент, — зло процедил мужчина сквозь зубы.

Игнасио его просто бесил, вызывая желание совершить самый тяжкий грех — убийство. Но монаха грызло неприятное ощущение правоты садиста. Ведь в случившемся была доля вины самого Рауля, он упустил сроки, он проявил невнимательность…

К тому же гнетущая тоска покрыла сердце молодого наставника, он снова с горечью вспомнил Пабло.

— Ты всегда защищал меня, — прошептал Рауль в воздух, — Как Диего защищал Альентеса, ты был таким сильным… Надеюсь, сейчас ты тоже кого-нибудь прикрываешь своей крепкой спиной. Я так хочу, чтобы ты был жив! Пожалуйста… Только живи…

Опустив голову, Рауль побрел по направлению к старой библиотеке, где заседала Лига. В синих глазах мужчины плотной пеленой стояли слезы.