Письма в пустоту

НИКТО НЕ МОЖЕТ СЛУЖИТЬ ДВУМ ГОСПОДАМ

Завтрак выдался поздним. Джордж не выспался и теперь ходил ворчливым. Его организм всегда так реагировал на сбои в привычном ритме. Альентес находился рядом, сидел с сигаретой во рту, изредка потягивая виноградный сок. Сам Гленорван заедал раздражение свежайшим и ароматным круассаном.

— Шумно, — неожиданно заключил Альентес, оглядывая ресторанчик.

Праздная публика пестрела спортивными костюмами от кутюр, как новогодняя елка в столичном парке для бедных. Кругом царил шум и лязг тарелок.

— Да, уж, — фыркнул Джордж, нехотя разглядывая соседей, — В следующий раз ляжешь на диван. Ты мне совершенно не даешь выспаться…

Проходящий мимо прилизанный официант, услышав реплику, с интересом покосился на американца. Гленорван наградил парня уничижительным взглядом голубых глаз и того, как ветром сдуло.

— Как скажешь, — отозвался Альентес, закуривая новую сигарету.

— Ты брыкаешься во сне и постоянно разговариваешь. Надоел.

— Я не могу себя контролировать, когда сплю.

— Без пояснений ясно! — Джордж потер виски. К общей радости у него еще и голова разболелась.

Монах не ответил. Он опустил голову и принялся ногтем скрябать плетеную салфетку.

— Прекрати, раздражает! — кинул Гленорван.

Альентес опустил руки.

— Ладно, не обижайся, — протянул американец, уловив настрой розенкрейцера, — Я страшный ворчун, если не высыпаюсь.

— Угу.

— Чего «угу»? Не обижайся, говорят тебе.

— Я и не думал. Ты же мой хозяин, ты вообще не обязан со мной церемониться.

— Ах, да. Я и забыл, — хмыкнул Джордж.

Его снова никак не покидало чувство постоянной слежки. Чьи-то недобрые глаза так и буравили его спину, прожигая невидимые дыры в дорогом пиджаке с вплетением золотых ниток.

— Если хочешь, можешь меня наказать. Побить там, убить, покалечить…

— Изнасиловать… Так просто и легко звучит из твоих уст, — продолжил Гленорван с интонациями едкой иронии.

— Не только звучит. Ты все можешь… Делай со мной, что пожелаешь.

— Выйди на середину зала и прокукарекай, — серьезно сказал американец.

— Чего? — Альентес выпучил глаза, от чего его шрам стал заметнее.

Джордж едва ли не брезгливо поморщился.

— Ничего, забудь, — буркнул он.

— Ладно.

— Блин, god deamn! И почему же ты не такой покладистый, когда речь идет о приставаниях?!

Монах промолчал, точнее, помычал какие-то бессвязные звуки.

— Альентес, я все спросить хотел, да вчера забыл, — Джордж потер на этот раз идеально выбритый подбородок, — Ты с какой целью беднягу Сурье вчера до белого колени довел?

— В смысле? Не понимаю.

— Все ты понимаешь, не прикидывайся, — высокомерно осек парня американец, — Ты, я смотрю, совершенно не следишь за словами…

— Я пошутил, — робко признался Альентес.

Его фраза прозвучало настолько непринужденно, что вобрала в себя всю, какую только возможно, детскую непосредственность оратора. Джордж помолчал, а потом от души рассмеялся, вытирая слезы из уголков глаз.

— Да уж, можешь ты поднять настроение! — сказал Гленорван сквозь смех.

— Хм…

— Бедняга Сурье! Теперь не заснет ближайший месяц. Все будет думать над твоим пассажем. Бессонница гарантирована. Для него слишком сложно осмыслить услышанное. Альентес, ты маленькое циничное чудовище!

— Хм… — Альентес снова закурил.

В разговор вклинялся его величество случай. Раздался плавный напев восточной мелодии и трепет терпких струн японских инструментов. Гленорван озабоченно глянул в экран телефона и состроил обреченное выражение лица.

— Ну, только ее не хватало, — с наигранной скорбностью произнес он.

Его пальцы скользнули на клавишу «ответить».

— Hi, mum! How are you my darling lucky widow? — весело заговорил Джордж, пряча раздражение далеко в глубину сердца.

— Сынок, — нежный и неспешный голос прорвал тишину эфира, — Ты когда-нибудь бываешь серьезным?

— Да, на похоронах, — хохотнул Гленорван.

— Ну, тебя. Лучше скажи, как ты там в этой дикой Москве среди небритых варваров?

— Тяжело, кругом, дебри непролазные, еды нет, приходится охотиться и собирать грибы. А ты же понимаешь, так недолго и отравиться, или чего еще похуже, выпасть в другое измерение.

— Джордж! Тебе уже 37 лет, а ты все никак не остепенишься. Все ребячество у тебя на уме.

— Mummy, я прекрасно знаю, к чему ты плавно подводишь, — Джордж усмехнулся улыбкой хладнокровного искусителя.

— И к чему же? — голос женщины стал вызывающим.

— Кто на сей раз тебе приглянулся? Какую девочку ты снова приготовила мне на сношение? Я жажду услышать ее родословную, ну, и на зубы взглянуть не мешало бы.

— Джордж! Хватит издеваться и паясничать! — пристыдила американца мать, — Между прочим, Элизабет прекрасная партия. Помнишь Бернардов? Шведское отделение. Отличная и респектабельная семья, верная идеалам Акведука. К тому же они богаты.

— Хм, смотри-ка, а кобылка-то с препоной, — Джордж стал особенно язвителен.

— Сын, ты стал невозможен. Это все одиночество сказывается! Тебе давно пора жениться и обзавестись семьей, — гнула свою линию женщина.

Гленорван зевнул.

— Мама, прекрати меня сватать за денежные мешки. Они меня не возбуждают.

— А что? Что тебе все не нравится. М?

Джордж мигнул глазами Альентесу, который мгновенно спрятал всю свою заинтересованность в чужом разговоре под густотой ресниц.

Гленорван расплылся в хитрой улыбке.

— Мне нужно нечто иное, — лукаво протянул он в трубку.

— Да тебе не угодишь. Нет, чтобы остановиться на какой-нибудь девочке из хорошей семьи! Мало я тебе их сватала!?

— Я не могу, мама, — будто бы раскаявшись, выпалил Гленорван, но его хитрющая усмешка никуда не делась.

— Это почему же? Просвети-ка меня!

— Ну, не могу и все… Я тут не один.

— А с кем? С очередной плебейской девкой?

Джордж впился глазами в лицо монаха, теперь он играл для двоих зрителей.

— Я с любовником.

— Ну, вот как всегда! — по инерции заключила недовольная мать, но тут же осеклась и, заикаясь, прокричала, — Что? Что ты сказал? Постой-ка! Повтори!!! Я не ослышалась?

— Мама, — совершенно спокойно и даже как-то равнодушно произнес Джордж, — Я гомосексуалист. Прости. И да… Мне пора.

Он сбросил звонок прежде, чем у его матери нашлось что ответить.

— Альентес, если б ты знал, как ты мне помог, — Гленорван мгновенно расслабился и повеселел, — Твоя шутка над Сурье навела меня на любопытный вывод. Если людям говоришь, что гей, все вопросы к тебе сразу отпадают. Нет этих вечных «почему?», «а вдруг ты заблуждаешься?», «нужно захотеть», и прочее, прочее, прочее. Ты гений.

— Она расстроится, — произнес монах, снова закуривая. Он казался безучастным.

— Да. И поспешит наябедничать Итону. Старая манипуляторша. Кажется между ней и моей матерью из детства целая пропасть.

— Люди меняются.

— И всегда не в лучшую сторону, особенно с возрастом, — засмеялся Джордж.

Мобильный телефон упорно не желал давать своему владельцу покоя, он снова сорвался на сладостный напев.

— Поспорим, это Итон? — игриво хмыкнул Гленорван.

— Возможно…

— Скучно с тобой, — вздохнул американец и принял звонок.

— Hello, Ithon! So unexpected call, — довольно промурлыкал он.

— Брось прикидываться, мне уже леди Меридит позвонила, — сердито и строго произнес Итон, — Стоит мне отвлечься, как ты уже чудишь. Ты уже родную мать довел до того, что она мне жалуется. Скажи, что на этот раз ты выдумал?

— У меня такое ощущение, что мне снова тринадцать лет, — как бы между делом произнес Джордж.

— Твои ощущения меня не волнуют, Джордж, — продолжал лидер Акведука, — Мне не нравится, что у меня под носом творится черт знает что…

— Мне тринадцать лет и меня снова пытаются отчитать, как школьника, — не смотря ни на что, закончил свою речь Гленорван.

— Джордж, я тебя понимаю. Меня тоже доставали родители пока я не женился. Знаешь, нам, древним и надежным кланам Акведука, необходимо оставлять потомство, продолжать род, не разрушая костяк организации. Но твои экзерсисы уже перешли все границы.

— Почему? — с наигранной искренностью запротестовал американец.

— Потому! С какой стати ты начал родной матери нести ахинею про себя? Ты хоть о ней подумал?

— Итон, тебе не идет менторский тон, — съязвил Джордж.

— Хочешь сказать, я зря лезу?

— Отлично, раз ты сам все понимаешь, давай прекратим нашу бессмысленную беседу.

— Джордж, ты заигрался. Ты уже не видишь разницы между миром реальности и миром фантазий. Леди Меридит всерьез обеспокоена!

— Чем? Очередным зимним садом?

— Ведешь себя как эгоистичный и капризный отпрыск царей.

— По-твоему я обижусь на столь лестное сравнение?

— Ты? Да тебе ничем не пронять, я думаю, что твой отец был бы сейчас огорчен.

Джордж сдвинул брови.

— Отца не приплетай, сделай милость, — американец ясно дал понять, что тема ему неприятна.

— Тогда ответь мне, с какой стати ты родной матери заявил, что голубой? Что за чушь?

— Ну, а если я не врал? — с провокацией отозвался Гленорван.

— Ага, расскажи кому-нибудь другому. Но только не мне! Скорее небеса обрушаться на землю, нежели ты переметнешься во враждебный нормальным мужикам лагерь.

— Эх, Итон, от тебя ничего не утаишь, — устало улыбнулся Джордж.

— Хороший анекдот, твоя придумка, — не больше.

— Да, мне банально хотелось отвязаться от материнского навязчивого участия в моей жизни.

— Уймись, Гленорван, рано или поздно придется жениться. Почему бы не сделать это сейчас, а потом не мучиться. Сделаешь ребенка и живи себе спокойно, ходи по бабам, веди светскую жизнь.

— Как отец? — с вызовом произнес Джордж. Он застыл с неподвижным лицом и на статичной живой маске двигались лишь губы. Высшая степень концентрации.

Монах, хитро прищурившись, отметил новоявленную особенность своего знакомого.

— Так все живут, что тебе не нравится? Мир построен для мужчин, точнее, для богатых мужчин.

— Здорово, разумеется, но я предпочитаю никому не лгать.

— Ага, а матери давеча?

— Ну… Приукрасил немного, — хмыкнул Гленорван.

— Про любовника? Ты, между прочим, кого имел в виду?

— Никого конкретного, абстрактно.

— Однако ты не один сейчас?

— Я редко скучаю в одиночестве, — несмотря на новую маску беспечной иронии в глазах Джорджа засверкала тревога.

— Все шутишь, но я знаю, ты ведь обзавелся новым питомцем?

— К чему мне отвечать, Итон, ты и сам прекрасно все знаешь. Твои шпионы уже замусолили мне глаза.

— А что делать? У меня развитая агентурная сеть.

— Ага, и слабенькая…

— Ты про недавний инцидент с монахом? Ничего удивительного. Его класс был выше.

— Смысл тогда в твоих боевых группах? Зачем их присылать, если они элементарно не умеют постоять за себя?

— Они могли, но никто не ожидал, что ребята столкнуться с противником наивысшего класса.

Джордж скользнул взглядом по фигуре Альентеса, сидящего напротив него, и рассмеялся.

— Я вроде не анекдот рассказывал, — подметил Итон.

— Забудь… — отмахнулся его собеседник.

— Как там Альентес?

— Так, — поперхнулся Джордж, — Уже навел справки, сопоставил фотоотчеты?! Ясно. И стоило начинать разговор со столь отдаленной темы?

— Ты во мне сомневался?! — торжествующе хохотнул Итон.

— Ни капли. А Альентес замечательно, — с безразличием кинул Гленорван, заставляя своего спутника нервно поежиться в кресле, — Привет тебе передает.

Монах поперхнулся виноградным соком и недружелюбно глянул на американца, очевидно ожидая подвоха.

— Мне расцеловать его в обе щеки? — раздраженно огрызнулся Итон. Его взбесила откровенная и насмешливая наглость коллеги.

— Нет, не надо. Он тебя не поймет, начнет действовать, ты с ним явно не совладаешь, и все… Итон, потеряем тебя для нормального общества.

— Джордж, меня никак не заводит тема нетрадиционной ориентации, оставь сальные шутки для своего любимого монаха. Ему точно понравится.

— Неужели ты злишься, my darling? Говорят, слишком агрессивная реакция на секс меньшинства выдает ее латентных представителей, — с умным и самодовольным видом подметил Гленорван, — Итон, и не стыдно тебе в твоем-то возрасте?

— Стыдливость прерогатива юных девственниц, прости, но ею я не являюсь, — парировал Буденброк.

— А жаль, хоть польза была бы от тебя какая-то. А так, очередной толстый мужик на вершине финансовой пирамиды всея мира.

— Знаешь, Джордж, тебе Россия вредна, видимо, мозги совсем обморозил.

— Ну, зато килограммы не набрал, — едко пошутил американец.

— Я не гонюсь за красотой, в отличие от молодящихся, но, увы, уже переспелых красавчиков.

— Ничего не знаю, — рассмеялся Джордж, он и не думал обижаться, — Альентесу я нравлюсь.

— И зачем? — Итон мгновенно свел шутливый тон на «нет».

— Что зачем? Нравлюсь зачем? Понятия не имею. Должно быть, я настолько неотразим, что перед моими чарами не выстояли сами розы.

— Розы… Ты, конечно, молодец, что нейтрализовал Сизифа. Грамотно. Сейчас в братстве придет к власти Дедал, а он всецело сконцентрируется на внутренних делах. Нам лучше, мы выигрываем целые площади социального пространства.

— И дальше, что? Я гений, я знаю, — насмешливо фыркнул Джордж.

— Хех, — Итон отозвался не менее иронично, — Всегда существует злополучное «но».

— No way! — Гленорван продемонстрировал трибунный тембр голоса, полный вселенского трагизма.

— Мне с самого начала показалось странным, что ты не использовал съемку с монахом, — продолжал в непоколебимом духе лидер Акведука, — Не было никакой необходимости его жалеть. Но ты смиловался над пареньком. Ладно, проехали. Но сейчас ты вообще с катушек слетел, ты его еще у себя приютил. Вы же вместе живете, как сожители.

Джордж рассмеялся свежим и свободным смехом.

— Все веселишься? — с упреком отозвался Итон, — Ну, ну. Еще скажи, что вы спите вместе!?

— А-то, еще как спим, — подтвердил Джордж, почти давясь смехом.

— И ты хочешь, чтобы я верил? — в голосе Буденброка превалировал скепсис.

— Придется, потому как это правда. Спим, причем за милую душу. Правда, Альентес постоянно дрыгается и ворочается во сне. Совсем мне спать не дает.

— Каждый сходит с ума по-своему, иногда так безнадежно, как одноименные пожухлые светские львы, — заметил Итон.

— Я не переживаю из-за возраста, не пытайся нащупать мои слабые места, и уж тем более такими недоразвитыми, как вся твоя вегетативная система, методами, — вывел Джордж.

— Слабое место у тебя только одно, им ты и думаешь, — фыркнул лидер Акведука, — Но раз система дала фатальный сбой, и ты ударился в благотворительность, то я рискую предположить, что начался сказываться возраст. Ну, ты и сам знаешь про все эти кризисы средних лет.

— А что плохого, если у меня живет Альентес? — на сей раз Гленорван не шутил и спросил достаточно серьезно. Только вряд ли он сам не знал ответ.

— Все просто замечательно, и ты, разумеется, помнишь недавнюю историю с французским делегатом Акведука, Люмьером?

— So what? — безразлично поморщился Джордж.

— Nothing special, accept one thing. Альентес все-таки монах розенкрейцер, а ты уже не чувствуешь меры в своей игре. Нравится провоцировать судьбу?

— Он не опасен… Для меня…

— Естественно, а я и не трублю тревогу. Ты взрослый мальчик сам себя сможешь защитить. Я о другом… какова цель его нахождения подле тебя? Объясни мне смысл и КПД?

— Мне любопытно. Знаешь, Итон, мне действительно давно не было так интересно, каждый день мне преподносит сюрпризы. Я-то думал, что могу расколоть и спрогнозировать любого человека, но этот монах… Он — особенный.

Альентес покраснел и едва не выронил дымящую сигарету из рук.

Джордж усмехнулся несдержанной реакции спутника.

— Ты серьезно полагаешь, что я приму весь твой бред за чистую монету? Чего ты добиваешься, Гленорван? — раздраженно проговорил Итон.

— Можешь принять и за грязную, думаю, к черным деньгам ты давно привык, — отшутился американец.

— Ну-ну, все тебе смеяться и язвить. Только за всей этой маской веселой беззаботности перезрелого циника, ты ведь прячешь нежелание слышать и принимать правду. Ты не глупый человек, ты и сам без меня осознаешь, что происходит. Джордж, нельзя играть постоянно, 24 часа в сутки. На карте стоит дело всей нашей жизни, организация, противостоящая закоренелости ордена. Акведук — дитя наших семей, мы не имеем права рисковать им в угоду личной блажи.

— В чем риск? Говори конкретно.

— Разумеется в твоем отношении к делу, не в Альентесе же. Сегодня он, завтра еще что-нибудь эпатажное. В итоге страдает организация.

— В чем выражается ее вселенское страдание?

— Ты не последний человек в Акведуке, ты не имеешь права проявлять безответственность. Только вот все твои изыскания, лишают тебя бдительности и внимания. Ты теряешь сноровку.

— Факты, Итон, факты… Где они?

— Джордж не наседай! Я ради профилактики с тобой сейчас говорю, чтобы ты взялся за ум пока не поздно. А то получится как с твоим отцом… Не увлекись он той китайской актрисой, быть может, он бы заметил подвох и не сел в машину, начиненную взрывчаткой.

— Итон, какое к черту отношение имела несчастная женщина к убийству отца. Она вообще там случайно оказалась. Не начинай…

— Я-то не начинаю, ты смотри невзначай не забудь, что обещал отцу на смертном одре.

— Ни на секунду не думал забывать.

— Вот и хорошо, ты главное себе почаще проговаривай, в голове прокручивай.

— Разберусь.

— Не злись на меня, Джордж, я знаю, как ты болезненно пережил смерть родителя. Однако мои обязанности включают в себя непрерывный мониторинг дел организации, в том числе разбор личных проблем коллег. Мне приходится проговаривать неприятные и больные вещи. Неприятно, но что только не сделаешь ради будущего Акведука.

— Осталось только прибавить звуки фанфар к твоей речи и будешь, словно республиканский президент на инаугурации. Пафосно, высокопарно и лживо.

— Кто бы говорил, мачо ты наш потрепанный.

— Итон, ты утомил. Зависть не самое лучшее качество.

— Сказал его превосходительство вальяжный лев, специализирующийся на соблазнении, как на одной из главных форм борьбы с неприятелем.

— Пошло… — заключил Джордж, добавив, — Мне надоела наша беседа, честно. Я слишком устал от этого всего… Sorry, но я прощаюсь с тобой.

Американец напустил на себя надменный вид.

— Ну, пока! И не забывай, о чем мы говорили. Если сможешь, используй своего монаха по назначению… Имеется в виду для выгоды Акведука.

— Интересно, какая с него выгода… Ладно, я даже не хочу слушать твою пламенную, но неадекватную речь. See you, — Джордж вырубил телефон и устало выдохнул.

— Начальство… — скорее констатировал Альентес.

— И не говори. Иногда мне кажется Итон тиранит хуже, чем твой Игнасио. Такое мягкое и незамысловатое насилие.

Американец рассмеялся, а Альентес дернул плечами в знак безразличия.

— Хотя нет, — Джордж заложил руки за голову, разваливаясь в кресле, — Тебе довелось пережить гораздо более страшные вещи, нежели назойливость товарища по горшкам from the kinder garden.

— Излишне…

— М?

— Да, не стоит заострять на мне внимание. Неважно, что происходило со мной.

Альентес смотрел, как его пальцы гасили окурок, лишая последних секунд жизни тлеющий огонек.

— Я вот думаю, какая с тебя может быть польза?

— В плане?

Джордж лукаво улыбнулся.

— Итон просил отыскать в твоем существовании практическую полезность для Акведука. Я честно, затрудняюсь…

Монах вздрогнул и нахмурился.

— Может, использовать тебя в качестве будильника, все равно всю ночь крутишься и болтаешь, так, может, еще песнями будить начнешь? Ты же отменный певун.

— Я не пою больше… Тогда было случайностью, ты не должен был услышать, — Альентес проковырял дыру в соломенной подложке под тарелки.

— Ясно, похоже, кроме растрат, — Джордж многозначительно кивнул на испорченную вещь, — От тебя ничего не дождешься.

— Прикажи мне служить или отрабатывать, — запросто решил все проблемы монах.

У него вообще был один ответ на все вопросы, такая своеобразная панацея от вселенских бед, разработанная в стенах монастыря розенкрейцеров.

Джордж покачал головой, лукаво протянув:

— Каким образом, и каким местом? Фокусы на Арбате будешь показывать? Чудеса эквилибристики вместе со своим Реновацио?

— Если прикажешь…

— Это рабское фуфло я уже слышал.

— Что ты от меня хочешь?

— Я? — бодро удивился Гленорван, — Абсолютно ничего. Это ты ходишь за мной по пятам как рыбины экскременты. А я ничуть в тебе не заинтересован.

— Ложь, — отозвался Альентес, — Ты не признаешь, но я нужен тебе. У нас симбиоз, взаимовыгодное использование. Мне нужен хозяин, а тебе разнообразие в жизни. Ты даешь мне первое, взамен я обеспечиваю тебе второе.

— Решил поумничать? — с надменностью кинул Джордж.

— Видишь ли, Гленорван, сырой подвал способствует формированию аналитического склада ума.

— Не сомневался, дальше можешь не продолжать просвещение в красочные ужасы своего детства. Ими я тоже уже сыт по горло.

— И не собирался.

— Ну, раз ты такой умный и самостоятельный, тогда мое пожелание в силе.

— Какое? — удивился парень.

— Выйди на середину зала и прокукарекай… — американец выжидающе замер, скрестив руки на груди.

— Ладно, — пожал плечами Альентес.

С высоко поднятой головой и идеальной осанкой он вышел на середину ресторанчика и, приставив обе руки к щекам, протяжно прокукарекал. Под общее негодование и шок публики, монах гордо вернулся на место.

— Доволен, хозяин? — скорее с претензией в голосе спросил он у американца.

— Извини, не стоило тебя стебать. Выглядело отвратительно.

Джордж показался мрачнее тучи.

— Я что… — Альентес запнулся, — Для тебя важен? Какая разница, как я выглядел… Излишне думать обо мне.

— Важен? И не мечтай, — притворно хохотнул Гленорван.

— Да, так правильнее…

— Но, если хочешь знать правду, тебе удалось затронуть некоторые струны в моей душе. Причем не мне говорить, насколько это сложно сделать.

— Джордж? — на щеках монаха появился едва уловимый румянец, — Почему? Почему ты так хорошо ко мне относишься? Разве я заслужил…

— Стоп, не начинай свой монастырский упаднеческий напев. Он уже бесит. Про грязного, бесноватого и недостойного Альентеса, я уже вдоволь наслушался. Больше ни слова!

— Приказ? — механически осведомился монах.

— Он самый.

— Хорошо, больше ни слова. Спасибо тебе.

— За что? — Джордж на самом деле не очень-то понял столь спонтанной и неожиданной благодарности монаха.

— За все, поэтому я и люблю тебя…

— Не любишь, — отрезал американец, помотав головой.

— Чем доказать?

— Навряд ли ты способен хоть как-то подтвердить свои слова. А то, что ты полагаешь доказательством, меня не убедит, и я естественно откажусь.

Гленорван подмигнул, что вызвало едва уловимую улыбку на губах Альентеса.

— Мне нравится, когда ты смеешься, — американец уловил смену настроения собеседника, — Кстати, у меня дела в штабе, там, где мы вчера были. Составишь компанию?

— Конечно, я всегда за тобой…

— Ну, да, можно было не спрашивать, — Джордж бесцеремонно перебил парня, — Пойдем, порадуем Сурье. К тому же мне надо проверить кое-что… Догадка того стоит!

— Что? — Альентес поднялся вслед за Гленорваном.

— Прости, конечно, но мои дела тебя совершенно не касаются. Ладно? Запомнил?

— Да, все верно.

— Молодец, — подмигнул Джордж.

Они вышли из стеклянных дверей, распахнутых услужливым охранником перед посетителями. За неимением швейцаров ресторанчик обходился трудом невозмутимого секьюрити.

Пешком вдоль по улице Джордж и Альентес шли впервые. Американец ловил на себе восторженные взгляды обывателей, а Альентес не обращал никакого внимания на людей вокруг, они ему были глубоко неинтересны.

Неожиданно рядом с гротескной парочкой, отозвавшись визгом тормозов, остановилась машина, новенький синий Mini Cooper.

— Ух, — присвистнул Джордж, — Неужели сама Лилия? Oh, my sweet baby.

Из открытого окна показалось хорошенькое женское лицо в обрамлении непослушных рыжих локонов. Блестящая кожа и грамотный макияж, скрывал от невооруженного опытом взгляда любого потенциального кавалера истинный возраст Лилии. А ведь она отнюдь не была столь молодой и простой, как хотела казаться внешне. Черные смышленые глаза выдавали в женщине не дюжий и гибкий ум, склонный соперничать с признанными умами эпохи из мира мужчин.

— Джордж, how are you, my lovely lover? — ответила Лилия в стиле Гленорвана.

— Хотел бы повторить, — американец излучал сексуальность и опасный искус змеиного соблазнения.

— Залезай, поблудим немного, — Лилия кивнула на сиденье рядом с собой.

— Deamn, я не один, — Джордж в искреннем огорчении развел руками.

Альентес озадаченно почесал висок и качнулся в сторону американца, бессознательно напоминая ему о своем существовании.

— Твой товарищ? — кокетливо спросила Лилия, закусывая локон в уголках губ. Она бегло оглядела фигуру незнакомого ей парня.

— Мой брат, двоюродный, оf course, — хохотнул Джордж, демонстрируя белоснежную улыбку хищника.

— Может, он присоединится к нашему танцу страсти?

— Would you mind? — обратился американец к спутнику.

— Я не собираюсь участвовать в вашем разврате, — твердо заявил Альентес.

— Такой молоденький, а такая ханжа, — Лилия скривила свой аккуратный ротик.

Джордж открыл дверь и с легкостью запрыгнул в машину на переднее, что естественно, сиденье.

— Его дурно воспитали, — проговорил он, навешиваясь над шеей девушки.

— Эй, парень, давай к нам, — Лилия махнула рукой, зазывая монаха, ее ничуть не смутило поведение Гленорвана.

Альентес послушно опустился на заднее сидение. Он впервые в жизни наблюдал воочию, как соблазняют женщин, точнее, как мастерски делает это Джордж. Хотя, если разобраться, Лилию не сложно было совратить, ведь она сама жаждала паденья. Она как ночной мотылек летела на обжигающее пламя притворного душевного огня, источаемого Гленорваном. И не то, чтобы Альентесу не нравилось, нет, он всего лишь считал, что Джордж со стороны выглядит убого, пытаясь завлечь в свои сладкие сети недостойное его внимания существо.

— Он на меня злобно смотрит, — насмешливо произнесла Лилия, кидая на Альентеса лукавый взгляд в зеркало переднего вида.

— Don't pay attention, — не менее насмешливо отозвался Джордж, поглаживая даму по коленке в сетчатом чулке, — Мой братик ужасно ревнует. К тому же он еще не знал женщин.

— Да?! — оживилась Лилия, — Такой взрослый девственник, так редко встретишь нынче. Я люблю открывать людям новые горизонты.

— Неужели? По тебе не скажешь, что ты любительница молодой поросли.

— Они так наивны…

— Может, просветишь моего брата, — рука Джорджа резко скользнула девушке под юбку.

Она залилась смехом, сжимая руль.

— Гленорван, — тихо, но строго произнес Альентес, — Прекрати делать, что делаешь. Мне подачки не нужны. Ты мне сейчас напомнил свою мать, пытающуюся всеми способами устроить твою судьбу. У вас это явно наследственное.

Джордж обернулся на монаха и в упор посмотрел на него пристальным взглядом. Голубые глаза словно скопировали все потаенные мысли парня.

— Как знаешь, — хмыкнул американец, — Я хотел помочь тебе, но ты оказался слишком смышленым.

— Сможешь меня наказать за мою провинность.

— Уволь, я обойдусь. У меня есть дела поважнее, — рука Джорджа так и плясала под платьем Лилии, она же силилась не потерять управление, хоть и отдавалась почти целиком теплым волнам удовольствия.

С горем пополам, пропуская светофоры и подрезая другие авто, чудом избежав встречи с московскими вечно голодными ГИББД-шниками, троица таки добралась до отеля, где проживал Гленорван и по велению судьбы теперь и Альентес.

Лилия уже не отлипала от Джорджа, они так и зашли в отель четырехногим чудовищем. Гленорван в долгу не оставался, он щедро отвечал девушке на ласковые прикосновения столь же страстными щипками и поглаживаниями.

Потом чудовище из слившихся людей переместилось в номер. Альентес шел следом, не отставая, но и не смотря на своих спутников. В номере, прямо на полу, чудовище окончательно слилось воедино и стало выполнять сложные и в тоже время быстрые телодвижения, издавая при этом сладострастные возгласы. То и дело в разные стороны летели детали повседневного гардероба обоих полов. Альентеса даже чуть не задело блузкой Лилии, но он отскочил, брезгливо поморщившись. Когда же он, наконец, понял, что происходящее действо стало слишком интимным и откровенным, он бросил на ритмично содрогающееся чудовище презрительный взгляд и вышел вон, смачно захлопнув за собой дверь.

Через четверть часа Лилия заплетающейся и неуверенной походкой подошла к двери и распахнула ее. Она хотела прицепить табличку Don't disturb.

— Вау! — нечаянно выпалила она, удивленная неожиданным видом. Перед ее взором предстал Альентес, сидящий на корточках рядом с дверью.

— Деточка. И ты все слышал? — рассмеялась Лилия, облокотившись на дверной косяк всем телом, так, что через вырез на рубашке Гленорвана, которую она небрежно накинула, открылся зрительный доступ к обнаженной груди.

Альентес перевел свой взгляд с девушки на противоположную стену.

— Ты не хочешь смотреть на меня? — Лилия вызывающе соблазнительно провела руками по бедрам.

— А надо? — отозвался парень, не меняющий направления взгляда, — Тебе же должно быть достаточно.

— Откуда ты знаешь?

— Судя по звукам, что вырывались из номера, я все-таки прав.

— Стоило присоединиться к нам, негоже такому юному и полному энергии мальчишке скучать в одиночестве.

— Излишне.

— Ну, почему же? — Лилия наклонилась к Альентсу и провела кончиками пальцев по его щеке. Парень вздрогнул и вскочил на ноги. В его глазах застыло ожидание неминуемого подвоха.

— Не надо так нервничать, я не кусаюсь, — Лилия подошла ближе и принялась обтираться телом об смущенного монаха.

Ее руки скользнули по его груди к низу живота.

— Что? Никакой реакции? — осведомился, вышедший в коридор Гленорван.

— Нет, он остался равнодушен, — насмешливо бросила женщина, отдергивая от парня руки.

Альентес отвернулся от парочки, его глаза застыли на узорчатой ковровой дорожке.

— Ну же, Альентес, подай нам знак, — вставил Джордж. Его палец прошел дугой по груди монаха. На этот раз парень отреагировал, его щеки вспыхнули, а тело пробила дрожь. Он закусил губу.

— Ого, — протянула Лилия, — Какая бурная реакция на одно прикосновение! Ты его возбуждаешь гораздо сильнее меня.

— Я в курсе, мой брат ужасно воспитан.

— Ты говорил, а я думала, что ты просто подтруниваешь над ним.

— Нет.

Джордж взял Альентеса за запястья обеих рук и, подняв их над головой монаха, прижал к стене.

— Lily, ты ведь хочешь поразвлекаться? Действуй. Попробуй сломать программу.

— Конечно, хочу, — облизнулась девушка, и снова навалилась на Альентеса, давая волю своим ненасытным тонким пальчикам.

Парень закрыл глаза, сводя брови в линию неприятного ожидания.

— Ноль, чистый ноль, — разочарованно заключила Лилия, отходя от своей жертвы, — Меня еще никто так не обижал. Эдакая пощечина по моей репутации соблазнительницы.

— Брось, darling, ты неотразима. Это мой брат неправильный.

— Я заметила.

— В таком случае, позволь мне загладить вину семьи вместо брата?

— Ха-ха, — довольная Лилия растеклась сладкой улыбкой, — Я позволяю. Пойдем в номер?

— You are welcome? — Джордж учтиво приоткрыл перед девушкой дверь.

Она скользнула внутрь.

— А я? — тихо спросил Альентес, не поднимая глаз на своего «хозяина».

— А ты здесь лишний, — высокомерно выпалил Джордж, — Жаль, что не получается сделать из тебя нормального человека. Становится скучно…

— Ты прогоняешь меня?

— В данный момент времени, да.

— Джордж, я люблю тебя.

— Да заткнись ты, — Гленорван сдвинул брови, — Мне не нужна твоя развращенная и болезненная привязанность. Они напрягают, мне надоело с тобой возиться, ты хуже пиявки, честное слово.

Джордж был раздражен. Трудно сказать, чем именно, то ли действительно он устал от навязчивого и постоянного присутствия монаха, то ли его огорчало, что тот не реагирует на все попытки американца вдохнуть в него жизнь.

— Так накажи меня, вели исчезнуть раз и навсегда, — твердо проговорил Альентес, смотря на собеседника исподлобья.

— К чему… Ты забавный, ты меня развлекаешь, — нарочито без эмоций кинул Джордж, — Ты ведь сам говоришь, что ничего не стоишь. Пустое место, куда можно и следует плевать. Отстойник для грязи. Тебя ведь следует использовать именно для таких целей. Вот смотрю на твое лицо и так, и подбивает меня сделать тебе какую-нибудь гадость.

— Так сделай… — пожал плечами Альентес.

— Мне и трогать тебя противно. Ты ведь не Лилия, и вообще не можешь называться полноценным человеком.

Монах не ответил.

— Что? Все еще считаешь, что я добр к тебе? — холодно осведомился Джордж, искоса смотря на парня своими чарующими голубыми глазами, — Неужели и слова любви повторишь?

— Я никогда не отказываюсь так легко от своих слов, — кивнул Альентес.

— Дороги как навязчивые идеи?

— Возможно.

— И тебя все устраивает? Ты стерпишь мои оскорбления?

— Да… Хозяин.

— А если я прикажу переспать с Лилией?

— Я не смогу… Даже при твоем и своем огромном желании.

— А ты смоги! — жестко надавил голосом американец.

— Никак, не получится, я просто не могу… Физически. Невозможно…

— Ущербный калека, ты так многого лишаешься, — надменно рассмеялся Джордж.

— Я понимаю и осознаю свое положение, но я уже давно смирился.

— Ты как червяк, так же безволен и бескостен. Бесполезное существо, с жалкими потугами проявить свое собственное «Я».

— Ты прав…

— Неужели не хочется оспорить?

— Нет.

— Что и требовалось доказать.

— Наверное…

— Ты привык быть девкой, позорно выполнять роль самки. Вот твое место. Как низко! Никакой воли или самолюбия. Ведь ты даже готов отдаться любому, кто попросит. Как дешевая портовая шлюха.

— Попроси, Гленорван. Ты увидишь всю степень моего падения.

Оба собеседника излучали холодное равнодушие и бесчувственность. Ни одна эмоция не проступила на их лицах, скованных напускной суровостью.

— Ты оглох? — презрительно бросил Джордж, — Ты вызываешь у меня отвращение, рвотный рефлекс.

— Поэтому называл святым?

— Да меня тошнит от религиозных примочек.

— Я так и думал.

— No! Ты не способен. Твой мозг работает только, если получает команды извне.

— Конечно. Я инструмент.

— Многоразовый и многофункциональный. Правда, твое тело уже порядком износилось. Но это издержки производства.

— Все заканчивается…

— Какая шаблонная и избитая фраза, — презрительно усмехнулся Джордж.

— Ты ведь сказал, что я лишь инструмент, программа. А как иначе может изъясняться механика?

— Лучше заткнись и уходи. Не хочу сейчас тебя видеть. Мне хочется дотронуться до прекрасного, а ты просто отвратителен, особенно, если вспомнить, чем и как тебе приходилось расплачиваться за сытую жизнь в монастыре.

Альентес развернулся и пошел вдоль коридора.

— Эй, — окликнул его американец.

Парень развернулся, в его глазах вспыхнула едва уловимая и столь хрупкая надежда, которая, столкнувшись с каменным лицом Джорджа, тут же потухла и испарилась в вишневой бездне глаз Альентеса.

Гленорван швырнул в него кошелек.

— Возьми, придумай себе долгоиграющее занятие. Приказ! — кинул он и скрылся за дверью номера.

Погрузившись в круговорот земных страстей, Гленорван не скоро ощутил усталость. Но, когда все-таки это случилось, он поспешил выпроводить удовлетворенную на год вперед Лилию, и, приняв контрастный душ, улегся спать.

Все дышало расслабленной негой. Но Джордж почему-то нервничал. Его беспокоил Альентес, точнее их недавний разговор, который вышел весьма грубым и в целом, не отражал истинного взгляда Гленорвана на монаха. Наоборот, беззащитность и покорность Альентеса вызывали если не уважение, то желание защитить и уберечь уж точно разжигали.

— И что я нервничаю?! — пробурчал Гленорван себе под нос, кутаясь в одеяло, — Обычный монах, к тому же враг, какое мне до него дело? Я ведь по сути все верно ему сказал. Так они и есть… Монах для меня не может ничего значить. Это было бы слишком глупо. До смешного абсурдно!

Уняв свою совесть аутотренингом, Джордж погрузился в сладкую иллюзию долгожданного сна.

Сон действительно оказался приятным. Изнеженному женским теплом и лаской телу Гленорвана снова снились обжигающие объятия молодой женщины. На этот раз мулатки. Вскоре девушка трансформировалась сначала в азиатку, а после в цыганку, благо эфирное пространство сна позволяет происходить подобным метаморфозам. Джордж заулыбался.

Он лежал неподвижно на шелковистой траве, а девушка сидела сверху, двигая бедрами. Возбуждение возрастало и казалось настолько реальным, что Джордж во сне стал сомневаться, что он спит.

Волны удовольствия нарастали с новой силой, девушка приобретала более угловатые очертания, а свет солнца мерк. Гленорван понял, что он уже просыпается. Словно разряд тока ударили тревожные мысли, и американец распахнул глаза.

Реальность оказалась мрачным подобием яркого сна.

Верхом на спящем, до описываемого события, Джордже восседал Альентес. Единственное, что успокаивало американца, монах был в одежде, правда рубашка болталась, распахнутая на все пуговицы. На оголенной груди Альентеса, слева, где под слоем мышц и костей прячется сердце, черным пятном пульсировала свежая наколка. Даже в темноте глаз мог различить, как покраснела кожа от травмирующего рисунка. Но сам рисунок шокировал куда сильнее. Сердце величиной в аналог, с дотошно выписанными деталями органа, чернело на своем законном месте, словно рентгеновский снимок. Огромная змея, спускающая локоны своего хвоста далеко вниз, оплетала сердце в смертельном захвате. Ее острые зубы вгрызались в плоть нарисованного органа, вырывая из него куски. По раздвоенному языку змея стекала реалистичная кровь. Краски — мерцающие пятна боли, они бросались в глаза во вторую очередь. Черный змей и багровое сердце — страшное клеймо, которое избрал для себя Альентес.

— Стой, — Джордж взял монаха за плечи и остановил его несуразные подрыгивания.

— А ты твердый, — отстранено изрек монах.

— Мне снился эротический сон, — усмехнулся Джордж, — Но ты все испортил.

— А… да…

— Ты себе tattoo сделал? С какой стати?

— Просто, символизм, — в сомнамбулической манере продолжал отвечать Альентес.

— Напыщенно, — поморщился Гленорван, — Лучше слезь с меня.

— Тебе ведь приятно…

— Но не ты этому виновник.

— Ясно…

— Стало быть, змей это я, — американец провел пальцем по шершавой поверхности рисунка.

— Да, выедаешь мое сердце…

— И на что ты так неразумно потратился, — я иронией протянул Гленорван.

— Ты же сам сказал… Найти дело, которое бы заняло много часов. Я послушно выполнил твою волю.

— Да уж. Здоровый рисунок, на половину груди, а хвост вообще чуть ли не до ремня штанов доходит. И не жалко?

— Чего…

— Действительно, я порой задаю наивные вопросы, — снисходительно произнес американец, — Ты запросто распрощался с глазом, что тебе до кожи-то.

— Да… Джордж, ты ведь теперь не возражаешь… Давай?

— Что тебе вновь приспичило?

— Ты знаешь. Я не могу понять твоего отношения к себе. У меня в жизни такого еще никогда не было… Не укладывается в мой привычный сценарий взаимоотношений. Я должно все вернуть в нормальное русло.

— Чего там себе под нос лопочешь?

— Ты нарушаешь порядок… Отнесись ко мне как к вещи… Воспользуйся мной, иначе я окончательно запутаюсь и соду с ума.

Альентес схватился за голову и, впиваясь ногтями в волосы, с силой рванул их на себя. Прическа растрепалась.

— Ну, это тебе не грозит, — осторожно отозвался Гленорван, — Дважды разум не теряют.

— Я прошу… В темноте, без света, ты не почувствуешь разницы… Ты даже можешь представить вместо меня любую женщину планеты.

— А, ты все о своем, о наболевшем, — подытожил Джордж.

— Я… Ты должен…

— Да, ну?!

— Я же чувствую, ты не возражаешь.

— Ты хоть осознаешь, что тебе сейчас нельзя? Сегодня, по сути, первый вечер, когда тебя не лихорадит от жара. Процесс заживления только-только наладился.

— Неважно… Я неважен. Так надо.

— Ты готов на все? Даже, зная, к примеру, что я тебя не пожалею и не стану стремиться к аккуратности?

— Да.

— Тебя не пугает боль и последствия? Я же говорил абсолютно серьезно про изношенный организм, такими темпами ты долго не протянешь. Эй!?

Американец трухнул парня.

— Мне все равно. Просто сделай это со мной! — твердым голосом отозвался монах.

— Ладно, — Джордж злился и вложил в слова все свое раздражение, — Если ты так жаждешь, будь по-твоему, но с себя я снимаю всю ответственность.

Он скинул с себя Альентеса, опрокидывая его на спину, а сам завис сверху, навешиваясь над телом монаха. Его пальцы резко распахнули рубашку парня, и, казалось, Джордж на самом деле настроен решительно. Но, голубые глаза, скользнув по фигуре распластанного Альентеса, отразили иронию. Джордж остановился и расхохотался. Рубашка снова запахнулась небрежным мановением сильных рук американца.

— Знаешь, — Гленорван откашлялся после пронзительного приступа смеха, — Я могу увидеть на твоей груди все что угодно, но только не то, что заставит меня захотеть тебя. Если угодно я представлю известную улыбку самой Джоконды. Но все равно, как бы я не старался, даже она не способна вселить в меня вожделение к другому мужчине. Извини, придется мне тебя разочаровать. Ванная сам знаешь где!

Джордж устало откинулся на кровать.

— Не требуется, — с задержкой отозвался Альентес. Он все еще находился в своем сонном и заторможенном состоянии.

— Эй, — Гленорван, конечно же, подметил необычное поведение монаха. Он решил понять в чем дело, поэтому наклонился к лицу Альентеса.

Парень не отреагировал.

— Посмотри-ка на меня! — продолжал Джордж.

Вишневые глаза скользнули на лицо американца.

— Хм, что ты принял? Твои зрачки расширены и заторможенность реакций на лицо. Чем ты себя накачал?

— Не знаю, в салоне, где мне делали тату, сказали, что так я не почувствую боли.

— И ты принял?

— Да.

— Что ты принял?

— Не знаю…

— Ну, хоть как оно выглядело. Укол? Таблетка? Марка?

— Таблетка…

— Ясно. Сколько стоила работа мастера?

— Не знаю…

— Как ты расплатился?

— Я дал им кошелек, сказал, чтобы они взяли, сколько надо. Я не совсем тогда соображал и не мог сам рассчитать. Они не вернули бумажник…

— Тебя развели, — констатировал Джордж.

— Хм, стоило ожидать… Жаль бумажник.

— Да и черт с ним!

— Я подвел тебя?

— Забудь. Я не храню визитки и документы in my walet. На деньги наплевать, там были копейки.

— Я такой глупый…

— Что есть, то есть, — заулыбался Джордж, — Но давай оставим все разговоры до завтра, а сегодня просто отдохнем. Нам надо выспаться.

— Да.

Гленорван, еще не дожидаясь согласия монаха, взял его пижаму с близстоящего стула, а получив незамысловатое «да», он мастерски принялся переодевать Альентеса в клетчатый костюм морфея.

— Готово, — ознаменовал завершение дела, Джордж, — Теперь давай спать.

Альентес схватил руку Гленорвана и прижался к ней, закрывая свои уставшие и подернутые властью лекарства глаза.

Джордж вздохнул.

— Спокойной ночи, Чио-Чио, — прошептал он, целую монаха в лоб, — Прости меня за сегодняшние слова. Я так не думаю. Просто весьма обидно сознавать, что ты не в силах помочь важному для тебя человеку.

Гленорван прекрасно знал, что Альентес его уже не слышит, поэтому он так спокойно открыл истинные чувства. В любой другой ситуации, это было бы невозможно. Как бы там ни было, но только когда странный и чудной парень оказался подле Джорджа, американец сразу испытал чувство облегчения и спокойствия, простейшие эмоции сродни тем, что испытывают родители, когда их ненаглядные чада возвращаются после ночной гулянки домой.