Пленники Аксиса

Глава 8

Разговор с Гарримаром не особо клеился, что и неудивительно. Сомневаюсь, что и при более благоприятных условиях нам удалось бы быстро найти общий язык. Для меня это огромное волосатое чудовище было воплощением Великого Дома Гракх — жестоких, агрессивных неоварваров, в облике и обычаях которых отчётливо просматривалось нечто звериное. Само слово «гракх» в арранском языке было нарицательным, синонимом к словам «налётчик», «грабитель», «разоритель». Этакие орки, привыкшие всё брать силой, а потому и уважающие только силу.

За последние пару столетий эти дикари вроде бы остепенились, научились сосуществовать со своими заклятыми врагами — ортосами. Не без помощи Ординаторов, конечно. Но Гарримар, кажется, олицетворял гракхов старой школы — по-настоящему диких и кровожадных. Судя по седине в гриве, ему и лет-то уже немало.

На мой вопрос, как он оказался в этой клетке, Зверь фыркнул и опустил голову. Я подумал было, что он и вовсе откажется разговаривать. Однако, чуть помедлив, он глухо прохрипел:

— Я знал, что этим всё и кончится… Две злые отощавшие волчицы кружат вокруг меня уже многие годы. Одну зовут Смерть, вторую — Безумие. Рано или поздно одна из них вцепилась бы мне в глотку. Правда, я всё же надеялся, что смерть окажется расторопнее.

— Ты мог и сам сделать выбор. Думаю, если бы ты вышиб себе мозги, многие были бы только благодарны, — проворчал я.

— О, да, я нажил множество врагов, — усмехнулся гигант. — Но такой подарок я бы им никогда не преподнёс.

— Из упрямства? Или всё же смерти ты боишься больше, чем позора?

Он поднял на меня тяжёлый взгляд и презрительно скривил губы, обнажая слишком крупные для человека клыки.

— Да что ты знаешь об этом, чужак? Истинный гракх не боится смерти. Он идёт в бой так, будто уже умер. И потому он по-настоящему свободен. Битва — это счастье гракха, потому что любой её исход сладок.

— Даже поражение?

— Поражение означает славную смерть. Принять её от рук достойного противника — это честь.

— Ну, а плен?

— Это лишь преграда на пути. Из любого плена можно вырваться.

— Ты и отсюда надеешься сбежать?

— В этом нет нужды. Меня везут в Орхамас, на суд Совета прайдов. Там всё и решится. Старейшины не забудут о моих прежних подвигах. Ну, а если нет… То, надеюсь, даруют достойную смерть.

— На суд? И что ты натворил?

Он снова отвернулся. Я пока решил не настаивать. И так, кажется, гулкий хриплый голос Гарримара, доносящийся из клетки, привлёк внимание охраны. Один из сторожей даже приоткрыл смотровое окошко на крыше фургона. Я снова скрылся на изнанке и вынырнул лишь спустя минуту. И тут же наткнулся на внимательный взгляд исподлобья — Зверь безошибочно засёк меня в полутьме.

— Ты всё ещё здесь? — проворчал он.

— Я жутко любопытен. А ты всё ещё не ответил, за что оказался в клетке.

Зверь угрюмо хмыкнул и замолчал. Но ненадолго. Похоже, посидев в тесной железной коробке, даже он соскучится по общению.

— Я почти не помню. Может, это даже к лучшему… Я уже плохо разбираю, где в моих воспоминаниях кошмары, а где то, что реально было.

Он вдруг встрепенулся, подался в мою сторону, звякнув тяжелыми цепями.

— Послушай… Сделаешь кое-что для меня? Одна небольшая просьба.

Я недоверчиво усмехнулся.

— Вообще-то ты меня убить пытался — там, в Пасти. С какой стати мне тебе помогать?

Он снова поник.

— Да, я понимаю… И отплатить мне тебе за услугу нечем. Но, правда, и просьба-то моя тебе ничего не будет стоить. Нужно просто проверить кое-что. А взамен… Да проси, чего хочешь.

— Что разузнать-то?

Глядя куда-то в пол, он тихо, сбивчиво зашептал, то сжимая, то разжимая огромные ладони.

— В этих моих видениях я… Кажется, я… Р-р-р-р, если это так, я…

— Да говори толком! Что нужно проверить?

—По дороге я слышал женские голоса. И узнал знакомые. Моих жён тоже передали Волкобою. По крайней мере, некоторых.

— И что?

— Отыщи их. Найди среди них черноволосую, с глазами цвета меди. Её зовут Захна. Или хотя бы узнай, жива ли она.

— А если так? Что-то спросить у неё?

— Она почти не говорит по-аррански. Да и вообще почти всё время молчит. Она… не такая, как все. Просто убедись, что она жива. Что я… не причинил ей вреда.

В голосе его прозвучали совершенно немыслимые для этого существа нотки. Затаенный страх, печаль, беспокойство и… теплота. Если не сказать «нежность». Женщина, о которой он говорил, явно была ему небезразлична. И это совершенно не вязалось с тем мнением, которое сложилось у меня о Гарримаре, да и обо всех гракхах. По рассказам той же Хестии, воины гракхов относятся к своим наложницам, как к вещам, к добыче. Но, видимо, находятся и исключения.

Я не стал иронизировать по этому поводу. Лишь кивнул в ответ на пристальный вопросительный взгляд.

— Я попробую. А взамен… Ты расскажешь мне всё об этом камне, — я указал на тёмный кристалл в его груди. — Откуда он у тебя, как действует, как ты вживил его в своё тело. В общем, всё.

Зверь нахмурился, снова обнажив клыки.

— Это давняя история, и о ней я не рассказываю никому. Зачем это тебе?

— Я ведь уже сказал. Я очень любопытный. Это ведь из-за камня ты впал в безумие?

— Почти угадал, — нехотя признался Зверь. — Буйство и правда сложно остановить, оно с годами становится всё сильнее. И потому я стараюсь как можно реже его использовать. Но я пропустил удар с другой стороны. Там, где оказался бессилен.

— Это откуда же?

Он молча смотрел на меня исподлобья и, судя по шумному сопению, уже начал терять терпение.

— Что ж, и об этом ты мне тоже расскажешь, — подытожил я. — Всё справедливо. Информация в обмен на информацию.

— И откуда мне знать, что ты не обманешь?

Я пожал плечами.

— Придётся поверить. Но если твоя Захна жива, я принесу тебе доказательства.

Зверь медлил, по-прежнему буравя меня взглядом. Но, наконец, кивнул.

— Я буду ждать, чужак.

— Меня зовут Ян.

Он отвернулся, насколько позволяли цепи, и сгорбился, пряча лицо.

Я нырнул в серый мир и прежним путём выбрался из подземелья. Поплутал по закоулкам замка, отыскивая подходящее место для того, чтобы вынырнуть обратно. Ещё больше времени ушло на то, чтобы отыскать Энки. Демону оказалось скучно дожидаться меня на том месте, где я его оставил, и он отправился шататься по двору, суя нос всюду, где только можно.

Обнаружил я его у северных ворот. Там он, с хрустом грызя какой-то продолговатый фрукт, наблюдал за тем, как двое стражников выволакивают на мост отчаянно упирающуюся оборванку. Та поливала бедняг потоками ругательств, в промежутках между которыми сыпала туманными угрозами.

— Ну, ничего, подождите! Скоро! Рахамман придёт! Буря уже начинается!

— Да это ведь та самая сумасшедшая, что забегала в «Старые кости», — пробормотал я, становясь рядом с Энки.

— Угу, — кивнул он с набитым ртом. — Увы, я не смог с ней побеседовать, как следует. Эти доблестные воины опередили меня. Хотя кое-что я успел услышать.

— И что же? Что за Рахамман, о котором она талдычит?

— Она строит из себя пророчицу. Хотя я не чую в ней ни капли одарённости, так что, скорее всего, это просто болтовня. Грозит нашествием новой орды из Старых городов, которая сметёт и раздавит анклавы. И ведёт ту орду некий Рахамман Красная буря.

— Хмм…

— Я поспрашивал у местных. Эта замарашка не одинока. Сюда частенько забредают номады с севера. И некоторые из них говорят о новом вожаке, который объединяет банды. И приписывают ему какие-то неправдоподобные подвиги.

— И что же, местные не придают этому значения?

Энки пожал плечами.

— Здесь постоянно живут под угрозой нападений дикарей. И время от времени они действительно приходят.

— И даже нападают на анклавы?

— Этого давненько не было. Собственно, с момента вторжения Калатура Прорицателя, основателя Великого Дома Гракх. По сути, гракхи — это ведь бывшие номады.

— Ну, раз что-то подобное уже произошло один раз, то может и повториться?

Демон снова беспечно пожал плечами.

— Может быть. Но местные этому, похоже, не особо верят. Как говорят стражники, слухи о Рахаммане ходят уже около года. Но до сих пор нет никаких доказательств, что он существует. Хотя…

Он, поморщившись, взглянул на небо, с которого на нас посыпались редкие холодные капли.

— В чём-то эта оборванка права. Кажется, буря и правда начинается.

Пока я был под землей, небо над Крысиным замком заволокло тучами. Откуда-то с севера доносились раскаты грома — пока отделенного. Но, судя по тому, как полощутся штандарты на сторожевых башнях, ветер крепчает с каждой минутой. И дует он как раз со стороны пустошей, ведущих в Старые города.

Скандальную оборванку, наконец, буквально вышвырнули за стены, раскачав за руки и за ноги. Ворота в замок были приоткрыты, оставляя щель, достаточную для прохода пеших.

Во дворе с наступлением темноты стало заметно тише. Торговля прекратилась, люди в ожидании скорого дождя прятались, кто где — под пологами фургонов, под навесами конюшен, в подземных ярусах крепости.

Мы тоже поспешили в укрытие. Тем более что полночь была уже близко, так что можно было уже выдвигаться в сторону Ямы. Мы двинулись к главному входу в подземелья замка, который располагался у восточной стены и напоминал зев огромного камина, обложенного глыбами грубо отёсанного камня.

Дождь хлынул, едва мы успели скрыться. Водяная взвесь, подхватываемая порывами ветра, шумно хлестала в стены, будто мокрыми тряпками. Снова громыхнул гром — на этот раз, кажется, гораздо ближе.

— Хорошо, что мы остались в крепости, — выглядывая наружу и поправляя воротник своего плаща, сказал Энки. — В такую погоду в пустошах, наверное, совсем невесело.

— Угу, — мрачно отозвался я. — Возможно, придётся задержаться.

Планы наши и правда быстро менялись под воздействием обстоятельств. Поначалу-то мы собирались просто разжиться провизией и снаряжением для похода по пустошам, и тут же отправиться вдоль каньона на север, по следу похитителей Лиски. Но за эти полдня в Крысином замке на нас посыпалась масса непредвиденных хлопот и неожиданных встреч. Шаль, Хестия, теперь ещё и Зверь… И все они оказались пленниками. Такие разные судьбы, такие разные стремления — а итог один. Все собрались в одном месте в одно время. И в кандалах.

В этом можно было углядеть своеобразный символизм и знак судьбы. Поскитавшись пару дней по пустошам в компании Козлоногого, я невольно понабрался у него этой эзотерики. Главным образом из-за его рассказов о Майе, Великой ткачихе.

По большому счёту, в этих его рассказах не было каких-то великих откровений, но я стал немного лучше понимать картину мира. По крайней мере, в той трактовке, что предлагал Энки.

После объяснений Эреш я воспринимал Великую ткачиху, как создательницу и хозяйку Лабиринта — той огромной сложной структуры, что пронизывает и соединяет множество параллельных миров и их осколков. Однако Энки уточнил, что Лабиринт — это лишь творение Майи, но не в нём заключается её главная сила. Если попытаться сформулировать максимально кратко, то Ткачиха — это богиня судьбы. И её паутина состоит из миллиардов и миллиардов нитей-взаимосвязей, протянутых между всеми живыми существами. И даже больше — между всеми сущностями, обитающими в мироздании.

У меня в ходе этих бесед в памяти постепенно всплывали аналоги из земной культуры и мифологии. Само имя Майя было знакомым. Кажется, это богиня из индуистского пантеона. Или греческого? Плюс на ум приходили древнегреческие Мойры или их аналоги из римской мифологии… Славянская богиня Мокошь… Христианские еретики-катары, называющие себя Братством ткачей… Вспомнился даже голливудский боевик «Особо опасен» — про гильдию ассасинов, выбирающих жертв по знакам на ткани.

В общем, где бы речь ни заходила о судьбе, о предопределенности, о существовании разных слоев реальности — то и дело всплывает образ ткачихи. И это, видимо, не просто совпадение.

Энки говорил о том, что нити судьбы, которые плетёт Великая ткачиха — это вполне реальные и осязаемые взаимосвязи, которые в итоге и определяют жизнь каждого существа и судьбы целых народов и миров. Они очень прочны и пронизывают всё мироздание. Ни время, ни расстояние, ни границы между параллельными мирами для них не имеют значения. Если проводить параллели с классической физикой, то это — что-то вроде гравитации. У людей нет возможностей напрямую повлиять на это явление, «пощупать» его. Но существование гравитации бесспорно, потому что мы везде видим её воздействие.

Впрочем, есть ведь ясновидящие. Это как раз те, кто в той или иной степени обладает даром видеть нити, сплетенные Великой ткачихой. Поэтому они могут рассказать о прошлом человека, о его связях с другими людьми и даже о его будущем. Или, охватывая взглядом не нити, а некую часть полотна, делать более масштабные предсказания о судьбах мира.

Есть и те, кто всё же воздействует на эти нити. Всяческое темное колдовство типа порчи, сглаза, приворота, проклятий — это, по сути, попытки повернуть, скрестить или разорвать те или иные нити.

Собственно, и сила самого Энки основана на этом же. Только он не разрушает нити, а скорее использует их энергию, создавая новые перемычки за счёт своих сделок со смертными. А еще, как он выразился, «черпая силы из натяжения струн». Правда, я не уверен, что правильно его понял. В ходе своих объяснений он постепенно вдавался в такие дебри, что ему становилось трудно что-либо объяснить — попросту не было подходящих терминов ни на арранском языке, ни на русском.

А еще мы много спорили по этому поводу. Главным предметом этих споров был вопрос свободы выбора. Я категорически отказывался верить, что жизнь любого человека — и моя тоже — предопределена судьбой от начала и до конца. И настаивал, что многое зависит от выбора, который человек делает практически ежедневно. И каждый такой выбор, даже самый мелкий, может кардинально влиять на всю дальнейшую судьбу за счёт «эффекта бабочки».

Энки мои доводы воспринимал с загадочной усмешкой и, в конце концов, сдался. Хотя, может, ему просто надоело спорить.

В общем, возвращаясь к теме случайных встреч… Может, они не так и случайны? И может, не стоит отмахиваться от знаков, которые подаёт Великая ткачиха.

Итак — Шаль. Хестия. Зверь. По большому счёту, судьба ни одного из них меня напрямую не касалась. Но если так рассуждать, то в этом мире у меня вообще только один человек, который по-настоящему для меня важен — это Алиса. Все остальные — это лишь новые связи, новые узелки и повороты в кружеве судьбы. И куда они меня приведут, пока непонятно.

Но надо попробовать извлечь из этих встреч максимальную пользу. Я теперь старался действовать именно в этом ключе. Мне ведь нужны ресурсы, нужна информация об этом мире, нужны союзники. И от каждого из этих пленников Аксиса есть шанс что-то получить.

И на пути у меня стоит этот мрачный живодёр — Айвр. Хотя, может, даже и к лучшему, что все нити проходят через него. Есть шанс решить все проблемы разом. Распутать этот узел, а если не получится — то просто разрубить.

В общем, после встречи с Гарримаром я только ещё больше утвердился в том, что стоит посетить местные подпольные бои в Яме. И там, наконец, потолковать с Волкобоем.

Энки, несмотря на мои уговоры, всё-таки вызывался пойти со мной.

— Мне приятно, что ты беспокоишься о моей безопасности. Но, думаю, я сумею за себя постоять, — заверил меня демон. — К тому же я и так слонялся без дела, пока ты проверял склады. И в этой дыре совершенно нечем заняться!

Изнутри ведущие под землю ходы напоминали штреки рудника. Которыми когда-то и являлись. Похоже, большую часть камней для крепостных стен, окружавших остров, добывали прямо здесь. Заодно строители расширили, соединили и приспособили для хозяйственных нужд многочисленные пещеры, которыми скала была изъедена, как старое бревно короедами.

Прежде чем нам удалось отыскать «Оловянный котелок», пришлось изрядно поплутать по этим катакомбам. Упомянутое телохранителем Волкобоя заведение располагалось на самом дне. Причем во всех смыслах. Чем ниже мы спускались, тем больше подземелья напоминали убежище для всякого сброда. Стражники сюда, кажется, почти не заглядывали, зато всякие подозрительные личности шастали целыми шайками.

Заодно во время путешествия я оценил истинные размеры Крысиного замка. Строения, располагавшиеся на поверхности, были лишь верхушкой айсберга. Подземные уровни были в несколько раз больше и уходили глубоко вниз, пронизывая скалу, на которой была выстроена крепость, пожалуй, где-то до половины. Я насчитал больше десятка подземных этажей, и некоторые из них были довольно просторными, с высокими потолками — скорее всего те, что были сооружены на основе естественных пещер.

Горная порода здесь была довольно крепкая, так что обрушения можно было не опасаться. Местами в стенах угадывались слои афтарда — я уже научился опознавать его по характерному зеленому оттенку и неровной ноздреватой поверхности. На нижних этажах его попадалось всё больше.

«Оловянный котелок» оказался низкопробным кабаком, обустроенным прямо в выработке старого рудника. Афтард плохо поддаётся обработке, поэтому здесь даже стены и потолок толком не выровняли, только укрепили деревянными столбами с крестообразными подпорками. Воздух здесь был затхлый и сырой, а из закоулка рядом с входом доносился отчётливый запах нечистот — видимо, там находилось отхожее место для посетителей.

На входе нам навстречу вынырнул тощий вихрастый мальчишка-подавальщик, тащивший поднос с горкой грязной глиняной посуды откуда-то из глубины зала.

— Чего изволите? Отужинать? Мест мало, но сейчас попробую отыскать…

Что удивительно, зал и правда был битком. Наверное, сказывалась общая перенаселенность замка из-за затора на тракте. Правда, есть здесь что-нибудь я бы не рискнул. И, кажется, даже Энки был от такой идеи не в восторге.

— Позови-ка хозяина на пару слов, — сказал я.

Мальчишка съежился, будто ему за шиворот сыпанули горсть песка.

— Вы уверены, доминус? Он жуть как не любит, когда его отвлекают.

— Ничего, потерпит. Только быстро. Мы торопимся.

Ждать всё же пришлось довольно долго — не меньше четверти часа. За это время я дважды ловил мальчишку, снующего из кухни в зал, и напоминал о своей просьбе. Тот каждый раз вжимал голову в плечи, будто в ожидании подзатыльника, и виновато объяснял, что хозяин отлучился, но скоро будет.

Наконец, появился и сам Банхин. Или Хряк, как его называл телохранитель Айвра.

Прозвище настолько ему подходило, что наверняка его только так и звали. По крайней мере, за глаза. Потому что в глаза этому сварливому жирному борову вряд ли многие осмеливались дерзить.

Ростом он был лишь чуть пониже меня, зато весом за полтора центнера. Причем под слоем жира проглядывали довольно внушительные мускулы — в молодости Банхин явно был тем ещё богатырём, но потом заплыл и стал грузным, как бегемот. Физиономия его — с непропорционально большими остроконечными ушами, широкими ноздрями и приплюснутым лбом под бритым яйцеобразным черепом — была не просто отталкивающей, но даже немного пугающей. Наверное, потому, что Хряк был не совсем человеком. Либо какой-то мутант, либо потомок гелота из Пасти. Туда ведь за последние столетия попадали представители самых разных миров.

Хозяин «Котелка» пристально осмотрел нас и шумно потянул носом. Не удивлюсь, если он нас таким образом обнюхал. Впрочем, разговаривал вполне вежливо, хоть и не пытался делать угодливое лицо. Хотя сомневаюсь, что у него это получилось бы даже при желании.

— Чего изволите?

— Особого красного вина из ваших погребов, — взял на себя инициативу Энки. — Наслышан о нём, но хочется попробовать самому.

Хряк, шумно почесав затылок, понимающе кивнул.

— Откуда узнали?

— Рассказал кое-кто в «Старых костях».

— Ясно. Вход — десять таланов с каждого. И, поскольку вы новенькие — еще десятка сверху. Ставки — тоже от десяти. За ставками обращайтесь к Руфусу и его помощникам.

— Ммм, старый знакомый, — усмехнулся Энки.

— Да, его тут каждая крыса знает. Пойдёмте, покажу дорогу.

Энки галантно развернулся, позволяя толстяку протиснуться мимо него в узком проходе между стеной и одним из обеденных столов. Хряк провел нас в полутёмный угол зала, где располагалась отсечённая грязной занавеской комната, так же, как и основной зал, вырубленная прямо в скале. Здесь стояло ещё пару столов, но пустых, а в дальней стене обнаружилась тяжелая окованная железом дверь, рядом с которой дежурил мрачного вида бугай с чёрной повязкой на глазу.

Прежде чем пропустить нас за дверь, Хряк взял свои тридцать серебренников и кивнул охраннику. Тот, отодвинув здоровенный засов, растворил перед нами дверь.

Ступеньки, ведущие вниз, начинались прямо за дверью. Энки споткнулся и едва не покатился вниз кубарем, но я успел подхватит его под локоть. Демон всё ещё не приноровился к новой форме стоп, поэтому временами с ним случались подобные казусы.

Впрочем, тут наверняка многие набивали шишки. Лестница была узкая — едва хватало, чтобы разминуться двоим, низкий неровный потолок будто специально был сконструирован так, чтобы по дороге посетитель гарантированно стукнулся лбом. К тому же ещё и свет горел только наверху, у двери, и пробивался снизу, обозначая конец этого короткого наклонного туннеля.

Внизу несли вахту ещё двое вышибал. Насколько я успел заметить, Яма охранялась куда лучше, чем сам «Котелок». Или же этих здоровяков обеспечивал не Хряк, а другие устроители боёв. Сомневаюсь, что он всем здесь рулит в одиночку. Скорее просто предоставляет помещение.

Помещение это, к слову, оказалось куда просторнее, чем я ожидал. Это тоже явно были горные выработки — всё та же каменоломня, из которой добывали афтард для строительства крепости. Название «Яма» этому месту подходило на все сто. Это был вертикальный колодец, сужающийся к низу за счет спиралевидного спуска, опоясывающего его стенки в два витка. Видимо, это были уже нижние уровни каменоломни, на которых выработка прекратилась. Потом эту шахту приспособили под импровизированную арену. Идущая по стенкам колодца дорожка, предназначенная для подъема камней, превратилась во что-то вроде театральных лож, нависающих над небольшой круглой ареной, обложенной трехметровой стеной из обломков породы.

Света в Яме было мало. По сути, два больших островка — возле выхода и на самой арене на дне колодца. Причем использовались радиумные светильники, а не факелы. Скорее всего, чтобы не жечь зазря кислород — с вентиляцией тут было туго. Вся пещера представляла собой глухой каменный мешок, и другого выхода, кроме того, через который мы сюда попали, я пока не видел.

И это немного напрягало. У меня нет боязни замкнутых пространств, к тому же дар Ныряльщика позволяет мне проходить сквозь стены. Но тут я чувствовал себя в западне. Афтард — порода твёрдая, плотная, устойчивая даже к прямому воздействию игниса, поэтому так и ценится в этих краях. И, как я выяснил ещё в крепостях Дозора, этот камень непроницаем даже в сером мире.

Зрителей собралась целая толпа — они переговаривались, что-то оживленно обсуждали, и этот шум, подхватываемый гулким эхом, не затихал ни на секунду. В верхней части Ямы было особенно многолюдно, причем публика здесь собралась самая что ни на есть простая. По виду — обычные караванщики, солдатня да обслуга из гарнизона замка. Даже удивительно, как некоторым из них удалось наскрести десять таланов на вход. Или это с нас содрали втридорога?

На ярусах ниже, ближе к арене, было свободнее, и зрители там были уже куда солиднее. Держались они небольшим группками, и каждого сопровождал мордоворот-телохранитель, а то и несколько.

Мы с Энки не стали толкаться на местах для бедноты и спустились чуть ниже. Демон, снова войдя в роль странствующего аристократа, вышагивал гоголем, поглядывая на всех свысока. Я же, озираясь с мрачным видом, следовал за ним, отыгрывая телохранителя. Даже щит снял со спины и снарядил на левую руку, чтобы выглядеть внушительнее.

К самой арене не прорвались — наглеть не стали. Но где-то на средних местах смотрелись вполне гармонично. К тому же отсюда нам было хорошо видно не только саму арену, но и привилегированных зрителей. В мерцающем свете радиумных фонарей внизу я разглядел знакомую огненно-рыжую шевелюру Руфуса. Он занимал особое место над самой ареной, и, похоже, выполнял функцию распорядителя боёв. Рядом с ним темнел кругляш ржавого железного гонга.

— Немного терпения, доминусы! — выкрикнул он, брякнув в гонг. Акустика Ямы позволяла ему обходиться без громкоговорителя. — Полночь ещё только миновала, так что дадим время тем, кто не успел подойти к самому началу. И, чтобы не скучать — пусть наши бойцы немного разомнутся!

Подержав театральную паузу, он с апломбом, не вяжущимся с убогой обстановкой пещеры, объявил:

— Встречайте первого бойца. Многие из вас его уже видели, и не раз… Одичалый!

В стене, окружающей арену, на время приоткрылся небольшой проход, в которой буквально вышвырнули в круг сутулого, почти обнаженного оборванца в странном головном уборе, напоминавшем собачий намордник, опутывающий его голову сеткой кожаных ремней, соединенных железными кольцами.

— Человек он или зверь? — продолжил, перекрикивая толпу, Руфус. — Сейчас уже сложно сказать. Но свиреп и одержим жаждой убийства. И это то, что нужно!

Двигался оборванец странно — как-то дёргано, будто пугаясь громких звуков. Зрители сверху подбадривали его окриками, и он затравленно озирался на них, скаля кривые крупные зубы, больше похожие на лошадиные, чем на человеческие.

Да и вообще, чем больше я приглядывался к нему, тем больше отталкивающих, нечеловеческих черт подмечал. Скорее всего, это был номад из пустошей, опустившийся до полуживотного состояния из-за Красной порчи. Горбатый, с длинными, почти до пола, руками и непропорционально длинными когтистыми пальцами. На спине мутанта сквозь кожу отчетливо проступали разросшиеся позвонки, по меньшей мере вдвое крупнее нормы.

Я был не единственным, кто внимательно разглядывал уродца — многие посетители подались ближе к перилам, некоторые даже вооружились чем-то вроде театральных биноклей. Судя по доносившимся до меня обрывкам фраз, среди зрителей были не просто любители кровавых зрелищ, но и работорговцы. Телохранитель Волкобоя не обманул — некоторые местные бойцы и правда имели шанс вырваться на большие арены в анклавах.

Одичалый был не вооружен, но, похоже, и без этого достаточно опасен. К тому же пока Руфус объявил лишь тренировочный, разминочный бой. Против уродца выпустили чешуйчатую хвостатую тварь — явно родственницу «варанов», на которых я недавно охотился во время путешествия по окрестностям замка.

Животину не то предварительно раззадорили, не то просто держали голодом несколько дней. В естественных условиях они не слишком агрессивные, но эта сходу набросилась на Одичалого, вереща, как резаная. Впрочем, тот и сам рычал и шипел не хуже, а когда они сошлись, покатившись клубком по бурому песку арены, то выглядели как два сцепившихся в схватке хищника.

Зрелище было, мягко говоря, на любителя. Я сам долгое время увлекался боевыми единоборствами, так что любил наблюдать за красивыми схватками, и глаз у меня в этом был намётанный. Однако сейчас в Яме разворачивалась банальная драка. Жестокая, животная грызня, вызывающая не интерес, а смесь брезгливости с инстинктивным беспокойством. Так бывает, когда становишься свидетелем уличной поножовщины.

Но местной публике нравилось, особенно с верхнего яруса.

Бой обещал быть затяжным — мутант довольно ловко уворачивался от укусов варана, но и сам без оружия ничего толком не мог сделать. Когти его не могли разорвать прочную шкуру, покрытую измененным волосяным покровом, похожим на чешую. Временами Одичалый пытался вцепиться в противника зубами, окончательно уподобляясь животному. Дерущиеся рычали, хрипели, визжали, и не всегда можно было достоверно определить, кто какой звук производил. Впрочем, и зрители не отставали — гвалт в пещере поднялся такой, что переговариваться можно было, только буквально выкрикивая что-то друг другу в ухо.

Энки вдруг толкнул меня локтем в бок, указывая куда-то наверх. Я разглядел в толпе Айвра, пробирающегося от входа ближе к арене. Точнее, сначала — двух его телохранителей, идущих впереди и расчищающих путь. Ещё с полдюжины следовало рядом с работорговцем, вооруженные до зубов.

Ого. Не думал, что Волкобой так печётся о своей безопасности. К тому же, он ведь и сам кого хочешь прирежет и не поморщится.

Когда их группа поравнялась с нами, Энки, приподнимаясь на цыпочках, замахал рукой, пытаясь привлечь внимание Айвра. Удалось это не сразу. Мне даже пришлось выдвинуться вперед и преградить дорогу телохранителям.

Волкобой, наконец, нас заметил и подал знак своим людям пропустить нас ближе к нему. Дальше мы двигались в одной группе, рассекая толпу зрителей, как ледокол. Спустились к самой арене — здесь для работорговца, похоже, подготовили отдельную ложу, прямо рядом с выступом, на котором расположился Руфус. Похоже, слухи не врали — Айвр был весьма известен и уважаем в своих кругах.

Рыжеволосый тоже заметил появление почётного гостя и даже покинул свой пост, чтобы поприветствовать его. О чём они говорили, мне не удалось расслышать из-за шума толпы. На арене как раз наметился неожиданный перелом в битве. Одичалый, оседлав бедного варана, сумел прижать его к земле и обездвижить, и теперь с исступленным кровожадным усердием пытался свернуть тому шею. Тварь отчаянно выгибалась и дёргалась, пытаясь вырваться, но мутант оказался сильнее.

Ещё немного — и Одичалый торжествующей заорал, мутузя кулаками уже едва трепыхающуюся жертву. И тут же впился зубами в шею животному — с нижней стороны, где шкура была потоньше. Ему удалось прокусить ее и выдрать кусок кожи. Кровь брызнула на песок арены, а сам Одичалый, урча и рыча, припал к ране.

Я брезгливо отвернулся, сосредотачивая внимание на Волкобое. Тот уселся на широкое деревянное кресло, установленное на помосте, позволяющем лучше видеть арену. Руфус с заискивающим выражением на физиономии что-то говорил ему на ухо, указывая на арену. Сложно сказать, как реагировал работорговец — мимика на его обезображенном шрамами лице была примерно как у обгоревшего пня. Отвечал он коротко, кривя рот, будто выплевывая слова по одному. При этом взгляд его из-под полуопущенных, будто от усталости, век скользил из стороны в сторону. В том числе мазнув и по нам с Энки.

Почему он назначил встречу именно здесь, в таком шумном и многолюдном месте — не совсем понятно. Если действительно готов обсудить продажу Шаля — то обстановка, мягко говоря, неподходящая…

Тем временем несколько крепких молодцов, действуя дубинками и специальными приспособлениями, похожими на копья с кожаными лямками на концах, оттащили Одичалого от добычи. Дохлого варана убрали с арены, самого мутанта оттеснили к выходу, но пока не спрятали. Похоже, собирались использовать его и в следующем бою. Уродец злобно верещал, мотая из стороны в сторону окровавленной мордой. Один из рабочих арены что-то орал ему, пытаясь успокоить. Видимо, какие-то остатки разума у этого существа всё же сохранились.

С противоположной стороны арены вывели Хестию. Тоже безоружную, и тоже держась от неё на почтительном расстоянии.

Энки, увидев разбойницу, протиснулся ближе к перилам и следил за ней неотрывно, временами что-то бормоча себе под нос и даже жестикулируя. Смотрелось это странновато, но, впрочем, меня эти его закидоны уже давно не удивляли. Я сам тоже подошёл к перилам и встал рядом с демоном, глядя на старую знакомую.

Как и тогда, на площади, Хестия была в каких-то лохмотьях, босая, взъерошенная. На руках и лице её темнели многочисленные синяки и ссадины. Особенно выделялись багровые полосы на лодыжках и на запястьях — явно от верёвок. Но несмотря на потрёпанный вид, стояла она твёрдо, мрачно смотря на всех исподлобья, как настороженная волчица.

— А вот и ещё одна наша знакомая! — объявил Руфус, возвращаясь на своё место. — Знаменитая Потрошительница!

Толпа взревела, заулюлюкала. Особенно много шума доносилась с верхних ярусов, но, впрочем, и толстосумы тоже заметно оживились.

— Вчера ночью некоторые из вас уже могли видеть её на нашей арене, — продолжил Руфус. — И сегодня она тоже порадует вас хорошим зрелищем. Это её последнее выступление. Сегодня ночью окончательно решится её судьба. И для начала, как видите, мы сведём её с Одичалым. Как вам такая идея?

Зрители взорвались новой волной возгласов — восторженных, возмущенных, глумливых. Сама Хестия воспринимала разразившуюся вокруг неё шумиху демонстративно равнодушно, даже не глядя наверх. Разве что кривилась и усмехалась, расслышав некоторые выкрики.

— Мои помощники принимают ставки. Торопитесь, осталось совсем немного! — болтал тем временем Руфус, продолжая подогревать толпу. — Успейте до удара гонга. Ну, а ещё…

Он подошёл к самому краю выступа, чуть нависающего над ареной, и протянул вперед руку, показывая зрителям небольшой кривой кинжал, похожий на птичий коготь.

— Сегодня по просьбе одного из наших уважаемых гостей мы добавим красок в наши бои. Алых красок. Да-да, вы всё верно поняли! Драки насмерть! И первая из них — прямо сейчас!

Звук ржавого гонга почти утонул в криках толпы. И одновременно с его ударом Руфус метнул кинжал вниз, вонзая его в песок в центре арены.