Пленники Аксиса

Глава 2

Убивать легко. Стоит только начать — и довольно быстро это становится делом обыденным. На такой вот невесёлой мысли я поймал себя, подбираясь уже к третьей за сегодня жертве.

А уж охотиться, используя серый мир, и вовсе проще простого. Главное — суметь выследить добычу и подобраться на расстояние прямой видимости. Дальше уже можно нырять на изнанку, спокойно подходить к ней вплотную и бить из пустоты.

Правда, я успел заметить, что некоторые животные всё же каким-то образом чуяли моё приближение — настораживались, поднимали головы, озираясь. Возможно, и с людьми так. Какое-то смутное шестое чувство, схожее с тем, когда затылком ощущаешь на себе чей-то пристальный взгляд.

Что ж, надо взять на заметку. Ещё один факт в копилку знаний о моей новой реальности.

Зверь, которого я окрестил вараном, дёрнулся, неожиданно получив полметра острой зачарованной стали в загривок. Из глотки его вырвался короткий, быстро стихший хрип, тело забилось в предсмертных конвульсиях, так что я наступил на него, прижимая к земле.

Бил я без затей, вертикально сверху, беря чуть левее хребта. Клинок, пронзив уродливую горбатую спину, дошёл прямиком до сердца, призрачное биение которого я тоже научился различать при взгляде с изнанки. Точнее это был занятный симбиоз моего дара и той функции боевого ядра Жнеца, что подсвечивала через линзы наиболее уязвимые места любого противника.

Подождав, пока зверь перестанет трепыхаться, я выдернул клинок. Кровь на нем слегка дымилась — как и большинство обитателей местных пустошей, уродец был подпорчен игнисом, но не настолько, чтобы свойство Губителя Скверны срабатывало в полную силу.

Это хорошо. Значит, мясо съедобно.

Строго говоря, это и не варан вовсе, но я уже привык называть их так. Разделывая предыдущих бедолаг, я понял, что ящериц они напоминают лишь внешне, да и то издалека. По факту эта штука теплокровная и всеядная, а бугристая жесткая шкура, похожая на кожу рептилии — явно следствие мутаций. Кое-где на ней ещё видны остатки шерсти.

Наученный горьким опытом, разделал я добычу прямо на месте. В первый раз притащил на стоянку целиком, так потом пришлось перебираться в другое место — потроха и прочие остатки туши мало того, что зверски воняли, так ещё и привлекли кучу местных крыс.

Разделывать тушу без ножа и охотничьих навыков — сомнительное удовольствие. Но спасало то, что меч был чертовски острый. Обезглавив и выпотрошив тело, я оттащил его чуть подальше и разрубил на несколько частей. С собой захватил задние ноги и пару длинных кусков мяса со спины — самое съедобное. Или, точнее сказать, удобоваримое. Готовить пищу, не имея в распоряжении ни котелка, ни треноги, ни прочих приспособлений — тоже так себе развлечение. Но мы с Энки наловчились запекать мясо небольшими кусками, предварительно вымачивая в вине.

С вином, к слову, перебоев не было. Выуживание из пустоты бутылок с выпивкой — одно из немногочисленных умений, которые Энки сохранил после той заварухи в Калидонском лесу. Поначалу я ворчал, что так немудрено и спиться. Но амальгама не давала мне пьянеть, а от похмелья и вовсе избавляла полностью — к этанолу и продуктам его распада Ама относилась как к любым другим токсинам и старалась побыстрее нейтрализовать их.

С тех пор, как нас вышвырнуло на тракт в окрестностях Долины Багровой пасти, прошло около двух суток. Если бы мы всё это время двигались на юг, то давно бы уже добрались до Крысиного замка — главной и чуть ли не единственной переправы через каньон Наксос. Но я специально не торопился. Да и от самой дороги мы решили держаться подальше, сделав по дороге к замку здоровенный крюк.

От первоначальной идеи — прибиться к одному из проходящих по тракту обозов или хотя бы разжиться у караванщиков едой, питьём или одеждой — пришлось отказаться. Охрана первого же каравана нас чуть не пристрелила. Погонщики второго лишь обругали издали, но отбили всякое желание приближаться.

Скорее всего, из-за потрёпанного внешнего вида нас принимали за номадов — местных оборванцев-кочевников, от которых оседлые арраны не привыкли ждать ничего хорошего. Да и в целом, кажется, бескорыстно помогать ближнему здесь не очень-то принято.

Мы плюнули на всё и ушли в пустоши. Ама всё настойчивее предупреждала меня, что организм мой находится на грани истощения из-за голода и ран. Я это и сам чувствовал — стимуляторы уже не помогали. Но деваться было некуда — мы углублялись всё дальше в пустоши в поисках воды и еды.

Питьевая вода здесь была редкостью, так что обходились вином Энки. А первую зверушку, годную в пищу, мне удалось выследить и добыть только к вечеру. Тот самый варан размером с собаку — этих тварей в окрестностях водилось довольно много. Куда меньше, чем крыс, конечно — те-то местами кишели так, что живо напоминали мне ту стаю, от которой мне пришлось убегать в объятом пожарами Ривине.

Крысы, теоретически, тоже были съедобны, но я ещё не настолько отчаялся. А вот первого варана, кое-как обжарив на костре, умял практически в одиночку. Желудок урчал так, будто на его месте образовался кухонный измельчитель, мгновенно перемалывающий еду.

Мясо, вино и обнадеживающие сообщения от Амы, что организм получил достаточно белков для восстановления, подействовали на меня усыпляюще. Я и сам не помнил, как вырубился, но проспал в тот раз, похоже, часов двенадцать. Не помешало ни опасное окружение, ни ночная прохлада, ни то, что матрасом мне служили голые камни.

Зато, проснувшись, почувствовал, будто заново родился. Дело было даже не в физическом восстановлении, а скорее в том, что мне удалось нащупать некий внутренний баланс.

Стоило мне понять и принять, что играть придётся вдолгую — все изменилось. Я перестал метаться, эмоции отошли на второй план. Я превратился в хищника, терпеливо выслеживающего свою добычу. Шахматиста, анализирующего ситуацию на доске и просчитывающего последствия на несколько ходов вперед. В голове начали выстраиваться поэтапные планы действий и списки задач, которые нужно было решить для продвижения к цели. Это меня радовало, потому что это — моя стихия.

То, что я на несколько дней выпал из поля зрения остальных игроков — даже к лучшему. Я до сих пор не уверен, что разобрался, кому можно доверять, кому нельзя, и что нужно каждому из участников этого многостороннего конфликта. Моё исчезновение, я думаю, всем спутало карты. Что ж, надо использовать эту ситуацию, чтобы усилиться.

Пожалуй, впервые с тех пор, как меня вырвали из моего мира, я полностью вернул над собой контроль.

Цели, стоящие передо мной, тоже наконец-то оформились, выкристаллизовались так, что я видел их перед собой ясно и чётко. С помощью интерфейса амальгамы я даже начал визуализировать их, чертя привычные схемы и ментальные карты.

Всё сводилось к тому, что я планирую войну. Иного пути я не видел. Чтобы вернуть дочь, чтобы остановить Жатвы, чтобы помочь другим землянам, попавшим на Аксис, чтобы обустроить здесь спокойную и безопасную жизнь — придётся драться. Si vis pacem — para bellum, всё как завещал старина Флавий Вегеций.

Правда, враги на моём пути стоят такие, что битва эта пока выглядит совершенно нереальной. Весовые категории, мягко говоря, разные. Причём истинной силы главного противника — Культа Красной руки — я ещё толком не представляю. Но то, что его эмиссары чуть не пленили Энки, говорит о многом.

С Энки мы постоянно беседовали. Вопросов у меня оставалось предостаточно. И, что радовало — он не увиливал от ответов. Наоборот, охотно рассуждал на поднимаемые мной темы, потому что тоже хотел во всём разобраться.

Ему передышка и наше вынужденное скитание по пустошам в одиночестве тоже пошли на пользу. К нему вернулось его прежнее насмешливо-снисходительное настроение, но при этом общаться с ним стало куда проще, чем раньше — из-за того, что перестала так давить его инфернальная аура.

Смертным он, конечно, не стал — своим вторым зрением я видел потоки энергий в его теле, и они совсем не были похожи на человеческие. Это был причудливый рисунок из переплетающихся между собой структур, состоящих из игниса и радиума, которые, хоть и соприкасались друг с другом, но не смешивались.

О природе демонов Лабиринта мы тоже говорили. Меня, в первую очередь, заинтересовал вопрос, почему Губителю Скверны удалось причинить вред оболочке Энки. И почему при этом сработало свойство меча, и кровь его загорелась, как у обычной порченной игнисом твари. Получив ответ на этот вопрос, я много понял и насчёт всего остального.

— Поцелуй Матери… — мрачно проговорил Энки.

Отблески костра плясали в его разноцветных глазах так, будто где-то в глубине зрачков горели два крошечных факела.

— Я, конечно, слышал об этом заклятье, но никогда не видел его в действии. Чтобы соткать его, нужны ингредиенты, встречающиеся только во внутренних областях Лабиринта, недюжинный талант и… смелость. Особенно если ткать именно такую версию — заключенную в ядовитую паучиху из Безмолвного леса. С одной стороны, удобно — применить его сможет кто угодно. Достаточно просто выпустить паучиху на цель. Но если хоть немного ошибиться при подготовке…

— И как оно действует?

— Ты видел сам. Оно вселяет ужас, лишает воли и сил. Идеальный способ пленить кого угодно. Если же вовремя не остановиться и отдать жертву паукам — то в коконе останется лишь высушенная мумия.

— И оно действует даже на таких, как ты? Я думал, в Лабиринте вы неуязвимы. Да и вообще что-то вроде богов.

Энки усмехнулся.

— Конечно, нам бы хотелось, чтобы смертные, попадающие в Лабиринт, так думали. Поэтому мы всеми силами стараемся убедить их в этом.

— А на самом деле?

— Мы не боги. По крайней мере, не в том значении, которое придают этому слову смертные. По большому счёту, мы — рабы Лабиринта, предназначенные для выполнения конкретной работы.

— Это я уже давно понял. Но если вы уязвимы, то что произойдёт, если кого-то из вас убить?

— На его смену просто придёт другая ипостась. Она может выглядеть иначе, обладать другими чертами характера, однако будет иметь с предшественниками общую память. И выполнять дальше то, что ей предначертано. В том числе поэтому у нас столько имён.

— И что, часто происходят такие… перерождения?

— Случается, — уклончиво ответил Энки. — У нас ведь тоже есть эмоции, стремления, желания. Трудно прожить сотни лет, не нажив себе врагов. И рано или поздно это кончается открытым конфликтом. А еще частенько у очередного Ныряльщика возникает мысль бросить вызов тем, кто до этого держал его в страхе. Убить бога. Что может быть заманчивее?

— Да уж… Но я не ожидал, что бога можно будет убить простеньким мечом, который я добыл на одном из серых Осколков.

— Череда совпадений, — пожал плечами Энки. — Да, сам по себе меч очень простой, из обычной стали. Но вот заклятие Пробуждения на нём ты активировал, используя кровь зараженных игнисом чудовищ, причем довольно сильных. Это сыграло свою роль. Ну, а я, когда ты решил атаковать меня, был ослаблен Поцелуем Матери. Плоть аватара была лишена защиты, и…

— Но почему твоя кровь загорелась? Причём куда сильнее, чем у обычных монстров. В ней так много игниса?

— Почему тебя это так удивляет? Даже сама Великая Матерь и Аранос-Создатель родились из Заарума. Так что энергия первородного хаоса присуща всем их творениям.

— И как она сочетается с радиумом?

— С трудом, — усмехнулся он. — Эта извечная борьба хаоса и созидания, света и тьмы. При этом одного без другого просто не бывает. Смертные воспринимают игнис, как абсолютное зло, разрушение, смерть. Их можно понять. Достаточно посмотреть, что происходит с Аксисом. Но на деле игнис — это неотъемлемая часть мироздания. Он отвечает не только за энтропию, но и, например, за элементы случайности.

— «И гений, парадоксов друг, и случай, бог-изобретатель…», — пробормотал я стихотворные строчки, неизвестно откуда всплывшие из памяти. Какие-то смутные детские воспоминания из прошлой жизни. Не то из рекламного ролика, не то из заставки какой-то телепередачи.

Бывшему Козлоногому они пришлись по душе — он одобрительно и даже с некоторым удивлением кивнул, одновременно отсалютовав мне початой бутылкой.

— Именно!

— Ну, а что по поводу твоей силы? Насколько ты вообще пострадал от ранения, и сможешь ли восстановиться? Ты не ответил на эти вопросы сразу. Может, просто не до конца доверяешь мне?

— Я действительно не знаю, Ян. Дело даже не в ранении как таковом. Оно лишь ослабило мою оболочку, но не повредило сути. Хуже другое. Оказавшись здесь, на Аксисе, я почти утерял связь с Лабиринтом. А именно он питает меня.

— Но ты ведь и раньше совершал вылазки в миры смертных? И на Аксисе мы с тобой уже встречались…

— Мы встречались в Долине Багровой пасти, — напомнил Энки. — Это особое место. Из-за десятков проведенных Жатв ткань мироздания там напоминает решето. Там, по-моему, даже Эреш смогла бы появиться во плоти, если бы ей на это хватило духа.

— Ментально она до меня дотягивалась, — вспомнил я. — Правда, не в основном слое реальности. Но я слышал её голос, когда нырял на изнанку. А однажды она и вовсе утянула меня к себе.

— Знаю. Это был единственный способ инициировать тебя. Твой врожденный дар Ныряльщика не совсем полноценен, так что ты бы не смог сам добраться до Эреш. Она помогла тебе, но это стоило ей огромного напряжения. Здесь, на удалении от Пасти, ты можешь нырять на Изнанку безбоязненно — вряд ли она до тебя дотянется.

Я вздохнул, снова невольно погружаясь в мрачные раздумья насчёт Хозяйки перекрёстков.

Энки я ничего не стал говорить — мы и так уже обсуждали с ним эту тему не раз, и ничего нового он мне бы не сказал. Но сам я всё никак не мог успокоиться.

У Энки не было стопроцентных доказательств предательства Эреш. Но, исходя из того, что мы знали, всё говорило о том, что именно она навела на меня культистов Красной руки. А скорее всего, не только на меня, но и на Алису.

Я пришёл к выводу, что изначально Лиска, как я и думал, попала в руки кому-то из Жнецов. Вряд ли культисты участвовали в Жатве или вообще появлялись в долине. Если судить по тому лазутчику, которого я едва не поймал возле тракта, людей Красной руки можно засечь по следу игниса в их крови. Так что они наверняка стараются не попадаться на глаза Жнецам и другим носителям амальгамы.

Выходит, Красная рука перехватила Лиску уже позже — скорее всего, прямо тут, на тракте, когда изначальные похитители попытались вывезти мою дочь в обжитые области Аксиса. Этот участок от Пасти до Крысиного замка — идеальное место для засады.

Но откуда они узнали о моей дочери? Кто вообще о ней знал?

Эреш и Энки. Дом Мэй. И Ординаторы.

В то, что Акамант Мэй связан с культистами, верилось слабо, и эту версию я не рассматривал всерьёз. Акамант, как никто другой, заинтересован в том, чтобы я выжил — я ведь ему пообещал амальгаму.

Ординаторы… Они обладают такой властью и возможностями, что им попросту ни к чему играть со мной в такие игры. Я, конечно, с присущей мне подозрительностью не сбрасывал со счетов версию, что Лиска изначально может быть у них, и они просто скрывают это. Но зачем им, например, подсылать лазутчика для того, чтобы следить за мной? Они и так способны отслеживать всех носителей амальгамы. И они тоже не заинтересованы в моей смерти — я ведь для них ключ, способный открыть двери ко многим сокровищам древних.

Лиска, по сути, тоже является таким ключом. Правда, в ней гены Аракетов разбавлены и не активированы амальгамой. Думаю, кельтарры захватили её на всякий случай — вдруг доступ к технологиям древних им всё-таки понадобится. Ребёнка ведь легко контролировать. А вот я для них однозначно опасен, так что меня — в расход.

Убить меня на Аксисе, учитывая мой дар, не так просто. А вот если заманить в Лабиринт, где я не могу использовать ни дар, ни артефакты Аракетов…

И это обстоятельство тоже указывает на Хозяйку перекрёстков. Единственная причина, по которой она помогала мне в прохождении испытаний — это то, что она хотела сдать Красной руке ещё и Козлоногого. А для этого нужно было, чтобы я дошёл до Храма упавшей звезды — Осколка, в котором Энки обязан был явиться.

Кажется, именно она и навела меня на мысль сделать этот Осколок конечной целью партии.

Остаётся, конечно, еще одна версия — которую мне пыталась втюхать сама Эреш. Что культисты пользуются силой ясновидящей по имени Ассандра. Но тогда что-то она какая-то совсем уж всесильная получается, раз способна чётко выслеживать меня и в Лабиринте, и на Аксисе.

В общем, вероятность того, что Эреш на стороне Красной руки, довольно высока. Мало того — когда я не вернулся с Осколка, она наверняка поняла, что под подозрением. А если она пристально следила за моими похождениями в Калидонском лесу и слышала наш разговор с Энки — то точно это знает.

Выходит, возвращаться к ней сейчас попросту опасно. И меня бы это не особо волновало, если бы мне не пришлось оставить у неё Свет Зари и Испепелитель. Не в том я положении, чтобы разбрасываться оружием Аракетов.

Но этот вопрос пока придётся закрыть. Предстать лицом к лицу с Эреш я готов буду, только если буду уверен, что она не представляет для меня угрозы. А это возможно только в двух случаях. Либо у меня появятся железобетонные доказательства того, что она никак не связана с кельтаррами. Либо я наберусь такого могущества, что смогу разговаривать с ней как минимум на равных.

И я склонялся к тому, что второй вариант куда предпочтительнее.

К Крысиному замку мы вышли под вечер, в быстро сгущающихся сумерках. Мы по-прежнему держались на изрядном удалении от дороги, так что поначалу дошли до самого каньона, а потом двинулись вдоль него, рассчитывая выйти к мосту уже ночью, не привлекая лишнего внимания.

Однако до моста еще было пару километров, когда мы вышли на окраину огромного и, судя по всему, стихийно разросшегося лагеря. Даже целой грозди таких лагерей. Забравшись на одну из скал метров двадцати в высоту, я огляделся.

Это было похоже на огромную автомобильную пробку — добрый десяток обозов застрял на подъезде к замку. Причем караванщики явно устроились здесь надолго — разбили палатки, выстраивали повозки в круг, огораживая территорию.

— Здесь всегда так? — спросил я, спустившись.

— Откуда же мне знать, — пожал плечами Энки.

— Ладно. Попробуем расспросить кого-нибудь из местных.

— Давай. Вон, как раз парочка направляется в нашу сторону.

Нас действительно окликнули. Обернувшись, я увидел двоих вооруженных верзил совершенно разбойничьего вида. Этакие басмачи — бородатые, пыльные после долгой дороги, в просторных мешковатых одеждах и с тюрбанами на головах. Разве что карикатурно разные по телосложению: один — тощий и длинный, второй — сутулый, едва доходит ему до плеча, и хоть и не особо жирный, но с отчетливо выраженным пузиком, обтянутым широким тряпичным поясом, как бандажом.

У обоих на поясах — внушительного вида тесаки, а тот, что повыше, с ходу навел на нас ствол массивного огнестрела, похожего на обрез охотничьего ружья, но со стволом раза в два толще.

— А ну, стоять! — выкрикнул он. — И руки покажите! Так, чтобы я их видел.

Второй, не сводя с нас взгляда, схватился за рукоять сабли, но пока не вынимал её из ножен.

Энки первым задрал лапки вверх. Впрочем, без малейшего испуга — кажется, происходящее его даже забавляло.

— Какие дружелюбные ребята, — усмехнулся он, оборачиваясь ко мне. — А у тебя, кстати, был какой-нибудь план на подобный случай?

Я вздохнул.