Плохие намерения

36. Кейден

Джек едва стоял на ногах. Он был не в форме, его образ жизни давал о себе знать, но ненависть придавала ему силы, которых он не заслуживал.

Он сделал ложный выпад вправо, но я предвидел его. Маркус ушел, унося Лили на плече к своему байку. Я был слишком зациклен на ней, но теперь, когда она уехала, я мог сосредоточиться на Джеке и сведении личных счетов.

Предугадав его намерение, я ударил ногой в сторону поднимающегося ножа, и лезвие вылетело у него из руки, исчезнув где-то в траве. Он стал дико оглядываться, безуспешно пытаясь найти его.

— Похоже, теперь это равный бой, не так ли, дядя Джек? Наконец-то ты можешь померяться силами с кем-то своего размера, — сказал я ему. Боль в боку смутно отдавалась в отдаленной части моего сознания. Я не мог думать о ней и отвлекаться. Это противостояние назревало десять лет.

Я не мог поверить, что он похитил Лили. Лили. Милую, умную Лили. В конечном счете, оказалось, что дядя Джек знал меня лучше, чем я думал. Он сразу увидел единственную, кто меня привлек, и использовал ее, как только представился шанс. Когда я думал о том, что она провела в его лапах весь вечер, я чувствовал, как ярость, — нарастающая, бесконечная тьма — затуманивает мой разум. Какое отношение ко всему этому имел Джош, я узнаю в ближайшее время. Прямо сейчас я был просто рад, что Лили не оставалась с Джеком наедине.

Джек замахнулся на меня, и я поднырнул под него, а затем резко выпрямился и выбил у него почву из-под ног. Я оттолкнул его назад, и мы врезались в сломанный забор, который служил защитным ограждением для детей из трейлерного парка.

Я тяжело приземлился на Джека, придавив его своим весом. Он ударил рукой по моему раненому боку, когда мы перевернулись. Волны разбивались подо мной. Надвигалась буря, и в воздухе шипело электричество.

Возможно, эта буря назревала с того дня, как я устроил пожар на кухне приемных родителей. С дня, когда я надеялся, что пожарные заберут меня и больше не вернут к Катлерам. Тогда я не знал, что они валялись в отключке в своей кровати и даже не пошевелились, когда пламя охватило дом.

— Доволен собой, парень? Мучить людей — это ведь то, что ты делаешь?

— Заткнись нахрен, или я действительно убью тебя, — прорычал я, дважды ударив его кулаком в лицо, прежде чем он успел попасть мне в бок. Я откатился в сторону, от боли меня затошнило.

— Это то, что у тебя получается лучше всего, не так ли, Кейден? То, для чего ты был рожден. Так же, как и я, ты питаешься слабыми и становишься сильнее.

— Я совсем не такой, как ты, — выдохнул я.

— Ты гребаный лжец. Ты и есть я, — прошипел Джек, умудрившись отодвинуться от меня, пока я держался за бок.

Я перекатился на колени, а он, пошатываясь, поднялся на ноги, оказавшись вне пределов досягаемости.

— Ты родился сломанным, таким и умрешь. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься, и эта девушка не исключение… Ты раковая опухоль, яд… червь.

Я двинулся, не задумываясь, слово послужило спусковым крючком, который я никогда не мог контролировать. С ревом я сократил расстояние между нами и толкнул Джека, приложив всю силу, которую я бы использовал, чтобы отправить защитника в борта на льду.

Но здесь не было защитных бортов, чтобы остановить его, когда он полетел назад. Вообще ничего.

Его лицо выражало крайнее удивление, когда он полетел с обрыва. Время словно замедлилось, и я знал, что никогда не забуду его последний взгляд. Я рванул вперед, повинуясь инстинктам, о которых и не подозревал. Схватил его за руку, предотвращая падение.

Он выскальзывал из моей хватки. Его рука была потной.

— Помогите нам! Вытащите нас! — крикнул я друзьям, и они тут же оказались рядом.

Мы упали спиной на траву, и Джек отполз от нас, кашляя. Беккет не спускал с него глаз, пока я медленно поднимался на ноги.

Ты гребаный лжец. Ты и есть я. Слова Джека снова и снова звучали в моей голове. Нет. Наконец ответил я. Я не он.

— Что ж, это было разочаровывающе, — сказал мужчина, выступая из темноты.

Он представился Николаем. Он приблизился, и мне потребовались все силы, чтобы не занять оборонительную позицию. Зло видит зло, а этот парень был опасен, как никто из тех, кого я когда-либо встречал раньше.

Джек свернулся калачиком на земле, застонав от боли.

— Кто ты вообще такой, мать твою? — прошипел он незнакомцу.

— Просто обеспокоенный гражданин и владелец местного бизнеса. Я наслышан о тебе, Джек из Миднайт Фоллс, пятно на доброй репутации этого района. Видишь ли, теперь я живу здесь, моя жена живет здесь… мой сын живет здесь. Я не могу допустить, чтобы такие ублюдки, как ты, создавали плохую репутацию этому району. И я очень не люблю конкуренцию. У меня есть простое решение для конкуренции. Хочешь услышать? — Он резко наклонился вниз и схватил Джека во внезапном порыве яростной силы; зрелище внушало благоговейный трепет.

Он поднял его за шею. На его руке темными чернилами было выведено слово на кириллице.

— Кто ты? — снова пробормотал Джек, явно пытаясь осознать тот факт, что он проиграл, возможно, впервые в жизни.

— Я — Palach, и сейчас я поделюсь с тобой своим методом борьбы с конкурентами. Ты готов? Слушай, ты нигде больше не получишь такой практический опыт. — Николая, Palacha, похоже, забавляла вся эта сцена.

Джек кивнул, наконец осознав, в каком дерьме он оказался.

Николай улыбнулся, и моя кровь похолодела, а затем его руки резко вытянулись вперед, отбрасывая Джека назад, в темноту и небытие за сломанным забором. Мир, казалось, замер на долгое мгновение, пока Джек застыл в воздухе. Его глаза встретились с моими, и выражение удивления навсегда запечатлелось в моей памяти.

А потом он полетел, размахивая руками, в чернильную тьму, туда, где ночь встречалась с черным морем.

Воздух пронзил короткий крик и внезапно оборвался.

Я побежал к краю обрыва, охваченный паникой. Остановился на осыпающемся краю и посмотрел вниз.

Там не было ничего, кроме бушующих темных вод, разбивающихся о полуночные скалы.

Дядя Джек умер.

— С ним покончено, Кейд, не упади следом, — донесся до меня командный голос Беккета, и затем он оказался рядом, оттаскивая меня назад.

Ужас от событий этого вечера захлестнул меня, и боль от ранения внезапно дала о себе знать. Я отшатнулся в сторону, и Ашер оказался рядом.

Мы перевели шокированные взгляды на Николая, который стряхивал травинку с манжеты, выглядя совершенно беззаботным.

— Ну, мальчики, какова история? — В его ленивом тоне не было и намека на беспокойство о том, что мы можем обратиться в полицию. Он был абсолютно уверен в себе.

— Обрыв небезопасен, а ограждение сломано… что очень рискованно. Упасть мог кто угодно, — холодно сказал Ашер через мгновение.

— Не могу поверить, что для того, чтобы обратить внимание на эту угрозу безопасности, понадобилась, чтобы местный житель поскользнулся и разбился насмерть. Такая трагедия. — Голос Беккета был решительным. Уверенным.

Я перевел взгляд с одного на другого.

Николай усмехнулся.

— Maladetz. Я впечатлен. — Он кивнул в сторону лежащего без сознания Джоша. — Не хочешь сбросить и его, пока мы здесь?

— Нет. Его нет.… Только Джека. Джек заслужил это, — быстро добавил я.

Николай кивнул, а затем мотнул головой в мою сторону.

— Пойдем со мной, парень.

Я подчинился, потому что никогда не встречал никого, кто отказался бы от просьбы этого человека. Мы направились прочь от края.

Я шел с трудом. Место, куда Джек ударил меня ножом, болело, но порезы на предплечье, которые я нанес себе сам, были еще хуже. Николай бросил взгляд на мою руку.

— Ты в порядке?

У меня вырвался сухой смешок.

— Даже отдаленно нет.

— Ты будешь. Знаешь, я вижу в тебе много от себя, парень. Испорченный, злой, агрессивный. Я знаю, что живет внутри тебя. Я знаю, как оно рычит.

Мы остановились в нескольких шагах от края обрыва, и я изо всех сил старался не смотреть вниз и не представлять себе разбитое тело Джека где-то там.

— Сейчас тебе нужно решить, позволишь ли ты ему управлять тобой или приручишь его.

— Я хочу приручить его, но не знаю как, — немедленно ответил я.

Николай смотрел на темное море. Он только что отнял жизнь. Я никогда не встречал человека, который был бы так спокоен по любому поводу.

— Нельзя приручить то, чего боишься. Взять, к примеру, укротителей львов — они показывают страх и тут же становятся завтраком. Тебе нужно посмотреть этому зверю в глаза и овладеть своим страхом.

— Ты советуешь мне посмотреть в лицо своими страхами? Не хочу тебя расстраивать, но, по-моему, этот слоган уже занят торговой маркой.

Николай повернулся ко мне с одобрительной ухмылкой.

— Юмор — это хорошо. Встретиться лицом к лицу со своими демонами — это хорошо. Они не смогут управлять тобой, если ты им не позволишь. Где-то там есть девушка, которая заслуживает целого мужчину, а не оболочку.

Лили. Лили дважды пострадала из-за меня.

— Она заслуживает большего, чем я, даже если бы я был цельным.

Николай кивнул, соглашаясь со мной.

— Может, и так, но она хочет тебя. Поверь, я знаю женщин, которые питают слабость к монстрам. Для нее уже слишком поздно. — Он сунул руку в карман и достал черную визитную карточку, которую показывал ранее. — Единственное, что ты можешь сейчас сделать, — это стать лучшим монстром. Ты молод. У тебя есть время.

Я тяжело сглотнул, когда он протянул мне визитку.

— Кто ты?

— Муж твоей учительницы рисования и новый житель Хэйд-Харбора, — беспечно ответил Николай.

— Я имею в виду, кто ты на самом деле?

Он ухмыльнулся.

— Такой же монстр. — Он постучал пальцем по визитке в моей руке. — Если тебе что-то понадобится, приходи ко мне. Увидимся в городе, парень. Не приставай к моей жене, если хочешь прожить долгую жизнь.

Он махнул, а затем повернулся и пошел прочь. Я уставился на визитную карточку. Она была матово-черной, с черными буквами, видимыми только при правильном повороте, с глянцевым отблеском на слове и цифрами под ним.

Palach.

Я вернулся к друзьям.

— Я не хочу, чтобы вам пришлось лгать ради меня, — начал я, но замолчал, когда Беккет фыркнул.

— Какая ложь? Парень упал с края обрыва. Чертовски жаль, но, слава Богу, это был не кто-то другой, не ребенок или типа того, — сказал он и многозначительно дернул подбородком в сторону бессознательного Джоша.

— Что мы будем делать с Сэмюэлсом?

Беккет нахмурился.

— Оставим его здесь. Он сам заварил кашу, пусть теперь расхлебывает. Нам нужно осмотреть твой бок.

— Если я попаду в больницу, то не смогу участвовать в игре, на которую приедут скауты, — сказал я, когда мы шли к байкам. Мой оказался на удивление неповрежденным, учитывая, что я использовал его как бульдозер.

— Не волнуйся, Маркус все предусмотрел. Давайте убираться отсюда, пока нас кто-нибудь не увидел, — сказал Ашер и опустил визор.

— Ты сможешь ехать? — спросил Бекетт, помогая мне поднять мотоцикл.

Бок чертовски болел, и кровь шла довольно сильно, но ехать в больницу было нельзя, и я не мог оставить свой байк здесь, чтобы не возникали вопросы. Мой мозг был странно затуманен. Я был почти уверен, что это шок. Уехать отсюда, пока его действие не прошло, вероятно, было хорошей идеей.

— Все в порядке, я справлюсь. Поехали.

Мы припарковались за ветеринарной клиникой в Хэйд-Харборе. Я затянул ремень вокруг раны, чтобы замедлить кровотечение, но когда слез с мотоцикла, то почувствовал облегчение.

— Зачем мы здесь? — поинтересовался я, глядя на заднюю дверь и темную вывеску над ней с милыми кошкой и собакой. — Тут никого нет.

— Неправда, — пробормотал Ашер и постучал в темную дверь.

Она открылась, и в проеме показалось облегченное лицо Маркуса.

— Слава богу, вы здесь. Я уже начал беспокоиться, что с обрыва упал не тот парень. — Увидев мое мрачное выражение лица, он пожал плечами. — Эй, я тоже Ледяной Бог. Нет нужды скрывать от меня хорошие новости. Этот урод получил по заслугам.

Мы вошли в небольшую приемную, и в нос ударил резкий запах чистящих средств и каких-то лекарств.

Очевидно, что теперь я был связан с этими парнями огромной тайной. Я никогда не испытывал такого страха и такого облегчения одновременно. Дядя Джек был мертв. Ушел навсегда. Факт, который я пока не осознал до конца.

— Почему мы здесь? — я планировал подлатать себя в ванной у Уильямсов. Это был бы не первый случай, когда горячая вода, спирт и скотч помогли бы мне залечить колотую рану.

— Потому что тебя нужно привести в порядок, а поездка в больницу, очевидно, не вариант, — донесся до меня мягкий женский голос.

Это была она.

Лили. Она все еще была здесь, с нами. Со мной. Несмотря ни на что.

Ее сладкий голос был как бальзам для моей истерзанной души. Я повернулся на звук, как будто она привязала нить к моему сердцу, и я не мог оставаться вдали. Я никогда не был так напуган, как в тот момент, когда увидела сообщение от нее или когда Джек удерживал её. Я думал, что за свою жизнь узнал, что такое страх, но теперь понимал, что никогда не испытывал его по-настоящему, пока не увидел Лили в опасности. Это был страх. Настоящий.

Она пересекла комнату, направляясь ко мне, и я приготовился. Я чувствовал, что то, что она сделает дальше, может сломать меня. Совершенно ясно, что я ошибался во всем, как она и предупреждала меня. Я не послушал. Я отреагировал слишком остро. Я не поверил ей. Я опозорил ее перед всеми. Теперь она ненавидела меня, и вполне заслуженно.

Однако Лили вновь повела себя совсем не так, как следовало бы. Ее тонкие руки обхватили меня, и я растворился в ее объятиях, подавшись вперед. Реальность всего произошедшего грозила захлестнуть меня, но, держась за Лили, как за несокрушимую скалу в море, я знал, что смогу это пережить. Сила, присущая только ей.

— Ты в порядке? — Я сразу же спросил ее. — Он причинил тебе боль?

Она покачала головой, прижавшись к моей груди, и запах ее волос окутал меня. Она пахла так, как, по моим представлениям, должен был пахнуть дом, если бы я по-настоящему знал его.

— Это я должна спросить тебя об этом. — Лили отстранилась, ее глаза исследовали мое тело на предмет повреждений, на лбу пролегла глубокая складка. — Пойдем, — пробормотала она, поднимая мою поврежденную руку.

Кровь уже перестала идти, но буква, которую я вырезал, сочилась темной кровью.

— Все в порядке. Не так уж и больно, — солгал я. Ничего не болело после того, как я увидел, что она в безопасности. После того как она обняла меня, как будто видеть меня целым и относительно невредимым было для нее самым важным во всем мире. Если бы она подарила мне улыбку, боль исчезла бы навсегда, я был уверен в этом.

Она провела меня в небольшую смотровую.

— Вот, встань сюда и сними футболку. — Она указала на застеленный бумагой стол. — Садись.

Я подчинился, расстегивая ремень, которым затянул рану на боку, и отдирая футболку от липкой крови.

Лили зашипела, ее глаза сузились при виде этого зрелища. Я снял футболку и бросил ее на пол. Теперь, когда я был здесь, сидел с Лили, видел, что она в безопасности, адреналин выветрился, и мой бок болел как проклятый. Рука тоже горела, но я даже не хотел смотреть на нее и видеть ущерб, нанесенный моими порезами. По крайней мере, я написал только одну букву.

— Сначала я должна промыть рану, чтобы понять, насколько всё плохо. Возможно, тебе все же придется обратиться в больницу, — мягко предупредила она.

Я кивнул, хотя знал, что отправиться в больницу — это практически то же самое, что отказаться от своей позиции в следующей игре. В игре, на которой будут скауты УХХ. Я не мог этого допустить.

Лили прикусила губу, оценивая повреждения, а я наблюдал за ней. Она обмакнула ватные диски в спиртовой раствор и вытерла излишки крови, подбираясь все ближе и ближе к ране, начав с моей руки.

— Сейчас будет особенно больно, — прошептала она, ее глаза на секунду встретились с моими.

— Все в порядке. Я заслужил это, — пробормотал я в ответ.

Она сглотнула, ее тонкое горло дернулась от этого движения.

— Нет. Не заслужил. Никто не заслуживает этого.

Затем она вылила антисептик на рану.

Я стиснул зубы и зашипел. Чертовски жгло, но я не был новичком в боли. Со мной все было в порядке. Я уже мог сказать, что справлюсь с этим и без больницы.

Что-то легло на мою руку, я открыл глаза, чтобы увидеть, как маленькая ладонь Лили сжимает мою с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. Ее лицо осунулось. Она страдала от причинения боли кому-то другому. Вот каким ангелом была эта девушка.

— Всё хорошо, уже всё, всё закончилось, — бормотала она снова и снова.

Мне было интересно, говорит ли она это мне или себе. Ее сладкое утешение заставило жжение от антисептика исчезнуть.

Она выдохнула, пытаясь убрать рыжую прядь, упавшую ей на глаз. Я потянулся, прежде чем смог остановить себя, и заправил прядь ей за ухо.

— Ты действительно в порядке? — спросила она. Теперь, когда она промыла рану, порез был отчетливо виден. По форме он напоминал кривую линию. Я не вырезал «Ч». Джек никак не мог заставить меня, не приблизившись, чтобы проверить, и в таком случае я уже планировал зарезать ублюдка его же ножом.

Нет, я знал, что больше никогда не напишу это проклятое слово на своем теле. Я решил, что раз мне нужно что-то написать, то пусть это будет то, чего я хочу. К счастью, я резал недостаточно долго, чтобы Лили смогла различить букву «Л», начало ее имени. Она и так была достаточно напугана сегодня вечером.

Я пожал плечами.

— Я парень, который только что вырезал букву на собственной руке. Я действительно не знаю, как на это ответить. А ты?

У нее вырвался грубый смешок.

— Ничего в сегодняшнем дне не в порядке.

Чувство вины ударило меня под дых. Она попала в эту ситуацию из-за меня. Ее жизнь стала хуже с тех пор, как в ней появился я. Может, она и была для меня ангелом, внезапным даром благодати, о котором я даже не подозревал, но я для неё был проклятием.

— Я знаю. Мне так жаль. Ты не должна была быть там или попадать в поле зрения этого мудака. Это моя вина.

Она прерывисто выдохнула и ответила дрожащим голосом.

— Тогда это моя вина, что у тебя такая рука. Если бы не я, ты бы никогда не поехал туда и не порезал бы себя. Мне жаль. — Она подняла на меня свои зеленые, полные слез глаза. — Очень жаль.

— Перестань. Ты не виновата в подлости такого человека, как дядя Джек.

— Никто из нас не виноват, — быстро ответила она.

Я медленно кивнул, соглашаясь с ней, хотя в глубине души понимал, что в том, что Лили оказалась там, была моя вина.

— Джош Сэмюэлс, — начал я.

Ее глаза сузились.

— Ничего не случится с Джошем. — Голос Лили был тверд. — Ничего. Слишком много насилия уже произошло. Это должно когда-то закончится, и закончится прямо сейчас.

Я подумал о словах Николая Чернова, о том, что нужно укротить зверя внутри, даже если он жаждет крови. Я мог бы пойти и расправиться с Джошем. Он тоже втянул Лили во все это. Но тогда насилие продолжится. Я мог лишь догадываться, что Джош ввязался в это дело в первую очередь из-за меня. Потому что я сломал ему гребаный нос, не имея на то никаких причин, кроме мелкой ревности и собственничества. Потому что тьма внутри не приносила облегчения, а что значил еще один дерьмовый акт насилия после той жизни, которую я вел? Карма, безусловно, была той еще сукой.

— Хорошо, — услышал я свой голос.

Лили моргнула, удивленная моим легким согласием.

— Хорошо?

— Хорошо. Ты права. Все закончится сейчас. Если ты просишь меня не разбираться с Джошем, я не буду.

Она изучала меня какое-то мгновение, а потом складка между ее бровями разгладилась, и она улыбнулась. Это было похоже на благословение. После всего, что ей пришлось пережить сегодня, она все еще делала выбор в пользу добра и поступала правильно, даже по отношению к людям, которые, возможно, этого не заслуживали.

Лили, могла быть подавлена, но она не была побеждена. Где-то под ее внешностью круглой отличницы скрывался стальной хребет. Она была дикой, своевольной и гораздо более храброй, чем все, кого я знал.

— Если бы я увидел твое сообщение раньше, я приехал бы быстрее. Я сел на байк, как только прочитал его. — Мне нужно было, чтобы она знала это. — Я знаю, что на самом деле у тебя нет причин мне верить, но парни могут подтвердить.

Она продолжала вытирать лишнюю кровь из раны на моей руке, смазывая ее антисептиком, а затем наложила чистый сухой бинт.

Лили хранила молчание, обходя меня сбоку. Рана была неглубокой из-за неудачного наклона, но все равно было больно, и ее нужно было промыть.

Она смотрела на мой бок, нажимая ватным диском, чтобы достать спиртом как можно глубже и удалить любую потенциальную инфекцию, когда наконец заговорила.

— Почему тебя волнует, верю я тебе или нет? Я для тебя не существую, помнишь?

Напоминание о грубых, непростительных вещах, которые я наговорил ей в пылу своего гнева, стало пощечиной.

— Лили, — начал я и дернулся, когда она приложила палец к моим губам. Ее кожа была такой мягкой, что мне захотелось поцеловать ее.

— Не надо. Я просто дразнила тебя. После сегодняшнего вечера… давай просто оставим прошлое в прошлом. Сейчас это не имеет значения.

— Как ты можешь так говорить после того, что я сделал?

— То, что ты сделал, было ужасно, мы оба это знаем… но это заставило меня взглянуть в лицо некоторым суровым истинам, и сейчас я не жалею об этом.

Я наклонился, чтобы посмотреть на нее. Она не отводила взгляда с раны, протирая ее ватными дисками, смоченными в чистящем растворе.

— Серьезно? — Я был удивлен.

Она кивнула.

— У меня был лучший разговор с родителями за всю мою жизнь, и в конце концов он произошел благодаря тебе.

Я облегченно усмехнулся.

— Полагаю, мне следует сказать «не за что».

Она надавила диском на рану чуть сильнее, ее зеленые глаза встретились с моими.

— Не перегибай.

У меня вырвался смешок. Как я мог смеяться, когда последние несколько часов были одними из худших в моей жизни? Я понятия не имел. Знал только, что чувствовал себя лучше, чем когда-либо, сидя здесь с Лили, пока её улыбка украшала мое недостойное лицо.

— Благодаря тебе я смогла честно рассказать родителям о своих желаниях.

— Ты о переезде в Калифорнию? — не удержался я от вопроса.

Она промычала что-то в знак согласия, и я хотел надавить на нее еще, но она не дала мне шанса.

— Думаю, мы здесь закончили, ну, насколько это вообще возможно.

Она подобрала окровавленные ватные диски и положила их в металлическую миску, а затем обошла меня сзади, чтобы выбросить их в мусорное ведро.

Я слышал, как она прошла до мусорного бака, а затем полпути обратно, прежде чем шаги внезапно прекратились.

Точно. Я так отвлекся, что снял футболку, даже не подумав о спине.

Слово, которое оставили мне Катлеры, чтобы я никогда не забыл о них. Не то чтобы это было секретом для Лили.

Она молчала, не двигаясь.

Я взглянул на нее через плечо.

— Все в порядке. Ты ведь уже видела его, верно?

— Нет. Я же говорила тебе… я никогда по-настоящему не видела твой шрам, — тихо сказала она.

Черт. Я сгорбился, внезапно почувствовав себя уязвимым. Неужели она не рассмотрела его тогда? Теперь ее реакция стала самой важной вещью в моей жизни.

Было так тихо, что я был уверен, что она слышит, как колотится мое сердце.

А затем прикосновение, такое легкое, что я засомневался, не почудилось ли мне. Словно касание ангела, ее палец провел по слову.

ЧЕРВЬ

Она очертила каждую букву, и я позволил ей. В конце концов, я был у нее в долгу. Я поделился ее секретами со всем миром; было только справедливо открыть ей свои.

— Они были моей первой приемной семьей, которые взяли меня после смерти мамы. Те, что погибли в пожаре. — Я сделал долгий, успокаивающий вдох. — Пожаре, который устроил я.

Тишина была оглушительной. Я мог бы чувствовать себя неловко прямо сейчас. Находиться на виду должно было быть мучительно, но все было наоборот. Казалось, что с меня свалился тяжелый груз, когда я признался в своих грехах перед единственным судьей, который имел для меня значение.

— Когда тебе было восемь, — наконец сказала Лили.

Я кивнул, и мое сердце сжалось от сострадания в ее голосе.

— Когда мне было восемь, да. Я убил двух человек.

— Не думаю, что назвала бы их людьми. — Ее голос был твердым, когда она обогнула меня, ее рука оторвалась от слова и появилась передо мной. Зеленые глаза блестели, а идеальные ресницы склеились. Ее щеки были мокрыми.

Она плакала.

Плакала по мне.

— Это не твоя вина, Кейден. Они получили то, что заслужили, — прошептала она, и по ее щеке скатилась длинная слеза.

Я потянулся, смахивая соль большим пальцем. Теперь она была совсем близко, ее стройное тело уютно устроилось между моих бедер. Так близко, что я чувствовал божественный аромат ее кожи, даже сквозь антисептик и кровь.

— Не плачь по мне. Я не заслуживаю твоих слез, и мы оба это знаем. — Мой голос был хриплым шепотом.

Она покачала головой.

— Может, ты нет, но тот восьмилетний мальчик заслуживает.

Я обхватил ладонями ее лицо, чувствуя острую необходимость поцеловать ее. Смахнул слезы с ее кожи, описывая нежные круги по щекам.

— Он ушел. Не беспокойся о нем, — заверил я ее.

Она снова покачала головой и положила руку на мою обнаженную грудь, прямо над сердцем.

— Не ушел. Он здесь… будь к нему добрее, ладно?

Я не мог больше ждать ни секунды. Ее было слишком много, и она видела меня слишком ясно. Я наклонился и прижался губами к ее губам — целомудренный поцелуй, учитывая все, что мы делали вместе, — но это было так интимно, как я никогда не испытывал раньше. Никто из тех, кто когда-либо по-настоящему видел меня, никогда не хотел меня. Никто, кроме нее.

Она отстранилась, когда поцелуй стал глубже.

— Мне нужно перевязать тебе бок. Тебе повезло, нож вошел не слишком глубоко.

Лили отошла, и потеря ее мягкости была подобна физическому удару.

Она взяла со стойки еще одну миску и поднесла ее ко мне. Внутри лежали марля и скотч.

— У тебя хорошо получается, — заметил я, пока она перевязывала мой бок.

Она пожала плечами.

— Я работаю здесь уже много лет и хорошо запомнила основы… ну, основы работы с животными, но все же.

— Ты называешь меня животным? — поддразнил я ее, но она вздрогнула, и я понял, что она вспомнила слово на моей спине, которое вырезалось из раза в раз на теле испуганного мальчика.

— Ты поэтому так расстроился… когда я назвала тебя паразитоидом? — тихо спросила она.

Я кивнул.

— Думаю, это попало слишком близко к цели, хотя ты не могла знать.

— Если бы я просто назвала тебя придурком, как нормальный человек… возможно, между нами все было бы по-другому. Мы были бы просто незнакомцами друг для друга. Людьми, живущими по соседству… наши миры пересеклись бы, но никогда не столкнулись.

Она похлопала по аккуратной сухой повязке, которую наложила на мою рану.

Я схватил ее за запястье, прежде чем она успела отвернуться.

— Нет, ты ошибаешься. Нам с тобой было суждено стать не просто незнакомцами. Мы всегда должны были стать чем-то большим. Мы были рождены, чтобы столкнуться.

Она уставилась на меня, ее зеленые глаза были такими же яркими, как всегда. Я хотел забрести в этот милый, спокойный лес и жить там вечно. Затем она зевнула, и я понял, насколько она, должно быть, устала.

Я кивнул и встал, бок теперь лишь немного побаливал.

— Пойдем, Веснушка. Я отвезу тебя домой.