Басмаческая банда Бек-Болота на рассвете напала на аул. Убили несколько человек, попавших под руку. Угнали весь скот и скрылись в пустыне.
Наш дивизион выступил на розыски этой банды и в результате упорных поисков мы напали на басмаческий след. Наша разведка обнаружила вражеский стан, и дивизион неожиданно атаковал басмачей.
Бой длился несколько часов. Банда была разбита, только отдельные всадники сумели уйти от нашей погони.
При осмотре местности бойцы обнаружили в зарослях саксаула притаившихся детей: мальчика и девочку. Мальчику было тринадцать, а девочке примерно одиннадцать лет. Их привели к нам. Командиры были в сборе.
Дети — оборванные, истощенные, голодные; одни кости и кожа. На них нельзя было смотреть без сострадания. Мы усадили их у костра, стали угощать галетами, говяжьей тушонкой. Они с жадностью набросились на еду, все еще с недоверием поглядывая на нас. Какая злая судьба забросила их в пустыню?
Быстро управившись с едой, они стали подбирать крошки. Накормить их сразу было опасно. Через минуту дети спокойно сидели у костра, вероятно, поняли, что перед ними не враги, а защитники.
Я погладил мальчика по голове и спросил, как его зовут.
— Курман, — ответил он, с удивлением глядя на меня. "Разве вы знаете наш язык?" — говорил его взгляд.
— А девочку как звать и кто она тебе?
— Девочка — моя сестра, ее зовут Сайрам.
— Где ваш отец и как его звать?
— Моего отца звать Уста, его убили басмачи месяц назад. — Мальчик опустил глаза и, закрыв лицо руками, заплакал. Сестренка тоже зарыдала, уткнувшись головой в плечо брата. Я узнал печальную историю…
Отец двух детей Уста до Октябрьской революции был батраком и работал у бая кузнецом и пастухом. Он все умел делать: кольца, серьги, браслеты. Его называли мастером — золотые руки.
До сорока лет он не (мог жениться, не имел средств на выкуп невесты: так было при старой жизни. После революции народ освободился от баев. Кузнец женился на хорошей женщине. Она тоже была из бедняцкой семьи, работящая, рукодельница. Построили дом, завели хозяйство и стали жить по-новому.
Вскоре у них родился сын, а через два года — дочка. Назвали ее Сайрам. Уста радовался этому маленькому существу. Говорил жене шутя:
— У меня сын, у тебя дочь. Нам обоим хорошо.
Он был шутник и весельчак, детей своих любил и баловал.
Жена кузнеца, играя с дочерью, говорила мужу:
— Наша дочь непременно будет доктором.
Но их счастье длилось недолго. Жена скоропостижно умерла, оставив мужу двоих детей. Он, сохраняя память о ней, не собирался вторично жениться. Так и жил одиноко.
Уста, тяжело переживая смерть жены, еще сильнее привязался к детям. Эта любовь облегчала его горе. Дети в свою очередь, понимая переживания отца, старались помочь ему. Уста заботился о них, и они были всегда опрятные, вежливые со старшими. В доме всегда было чисто прибрано. Курман и Сайрам знали свои обязанности, учились тоже хорошо.
Не успело еще остыть горе после смерти жены, как напали басмачи. Забрали весь скот, а Уста самого вывели ю двор, взяли кузнечные инструменты. Басмачам, видимо, нужен был мастер, который мог бы чинить оружие, точить клинки. Он сопротивлялся, рвался к детям.
— Все равно убегу, детей своих не оставлю!
— Заберите с ним и его детей. Трудно будет тогда ему от нас убежать! — приказал курбаши.
Посадили его и детей на коня, окружили со всех сторон и увезли из села. Дом кузнеца сожгли, как и много домов в ту ночь.
И Уста с детьми находился в плену у басмачей.
Сайрам и Курман спрашивали отца шепотом, когда освободят их бандиты.
— Молчите, дети, чтобы они не услышали. Скоро, скоро кызыл-аскеры приедут, выручат нас, и мы вернемся в родные места.
Уста всегда находился под наблюдением. Басмачи говорили, что его душа в их руках. Они ругали его, упрекали, что он не хочет на них работать, плохо ремонтирует оружие; медленно и некачественно.
Уста думал: "Если бы не было со мной детей, давно бы сбежал". Он не терял надежду на скорое освобождение и обдумывал план побега, ждал удобного случая. Так проходили дни за днями.
Однажды басмачи вернулись из очередного набега с богатой добычей, пригнали много баранов. Досыта наевшись жирного мяса, разморенные дневным зноем, они крепко уснули. Уста ночью осторожно оседлал коня, посадил девочку впереди себя, мальчика — сзади и выехал никем не замеченный из стана басмачей. Но через некоторое время один из басмачей, обнаружив отсутствие Уста, поднял тревогу. Курбаши приказал во что бы то ни стало догнать беглеца и расправиться с ним. В погоню кинулось несколько десятков бандитов.
Уста, проехав порядочное расстояние, остановился в небольшой лощине. Покормил детей и решил проверить, нет ли погони. Он вышел на бугор и увидел всадников. И они заметили его…
Уста сел на коня, посадил детей и поскакал во весь опор. Но вскоре он понял, что ему не уйти от бандитов.
Дети расплакались, Уста их успокаивал:
— Не плачьте, дети мои, все равно красноармейцы придут и освободят нас, а их уничтожат.
Уставший конь не мог идти дальше. С шумом и криками окружили их басмачи.
— Ах ты, собака! Сбежал сообщить красным аскерам? — кричали они.
Уста с ненавистью смотрел на них, бережно придерживая девочку.
Бандиты, словно звери, не обращая внимания на слезы детей, отшвырнули их в сторону и стали терзать Усга. Свалив его на землю, главарь шайки выхватил кривой нож…
Шакалы! Оставьте хоть живыми Детей. Дайте последний раз посмотреть на них, — со слезами, на глазах умолял Уста.
— На том свете посмотришь на них, — и басмач занес нож, — Вот тебе!..
Курмана и Сайрам схватили за шиворот, положили поперек седла и помчались в бандитский стан…
Главарь басмачей нервничал в ожидании своих головорезов, поехавших на поиски Уста. Но вот они, наконец, покатались, подъехали к главарю и бросили к его ногам детей кузнеца.
— С волком мы покончили, а двух волчат привезли вам.
Курбаши был рад, что Уста не удалось сбежать. Он похвалил своих бандитов.
Дети в пыли и слезах лежали перед ним.
— Пусть останутся в живых эти волчата, — приказал он. — Мы их по-своему воспитаем.
Курман и Сайрам, находясь в лагере басмачей, старались не попадаться на глаза курбаши.
Испуганная Сайрам часто плакала, по ночам вскакивала, бросалась бежать в пустыню. Курман успокаивал ее. "Скоро придут кызыл-аскеры и освободят нас. Вот посмотришь".
— Если освободят, где мы будем жить? — спрашивала сестренка. — Дом наш сожгли. Коровы тоже нет.
Да ты не беспокойся, все нам дадут. Помнишь, папа рассказывал, как Советская власть помогает бедным. И нам помогут. Учиться будем снова. Нам бы только дождаться КЫЗЫЛ-аскеров. А ты не плачь, а го могут и нас с гобой убить.
— Я сегодня видела во сне папу и маму, но рассказать не могу, — все чаще вспоминала Сайрам.
— Сайрам, мама говорила, что когда ты вырастешь, будешь доктором. А я обязательно буду командиром, как в той книжке, помнишь, какую я тебе читал дома? — отвлекал сестренку от грустных дум Курман.
И вдруг как-то под вечер начался переполох среди басмачей: показались красноармейцы. Басмачи в панике метались, беспорядочно отстреливаясь.
Курман схватил за руку сестренку и потащил ее в заросли саксаула. Они спрятались в небольшой лощине. Почти рядом слышались топот коней, стрельба. Басмачи перебегали с места на место, видимо, отходили. Несколько всадников сунулось тоже в заросли, но, увидев приближение красноармейцев, поскакали дальше. Сайрам заткнула уши пальцами, чтобы не слышать стрельбу. Курман кричал ей:
— Я же тебе говорил? Это аскеры пришли, ведь я правду сказал. Только бы нас за бандитов не приняли. Сайрам, посмотри, посмотри! Бандит, который папу зарезал, с лошади падает. Убили его!
Сестренка от страха боялась даже шевельнуться.
Потом все же осмелилась поднять голову.
Стрельба закончилась, и дети притихли в ожидании. Что будет дальше?..
Курман и Сайрам приютили бойцы. Каждый старался приласкать и побаловать их чем-нибудь. Нашлись и мастера — сшили детям одежду. Они с каждым днем поправлялись, крепли прямо на глазах. Командира дивизиона дети называли отцом.
Дети стали спокойными. Только Сайрам иногда вскрикивала во сне, звала отца или мать. Курман осторожно поворачивал ее на другой бок, и она засыпала безмятежным сном.
Так они до конца операции ездили с нами. А когда вернулись в город, для них специально оборудовали комнату. Курману сшили полную военную форму, ружейный мастер смастерил небольшой клинок и шпоры. Когда он проходил по улице, все ребята с завистью смотрели на него. Сайрам была одета в национальный костюм, она росла красивой девочкой. И учились они очень хорошо, были способными и прилежными учениками…
В дивизионе я прослужил до 1934 года. Курману тогда было 15 лет, а Сайрам 13. Вскоре меня перевели в другое место…
Однажды, перед Великой Отечественной войной, на одной железнодорожной станции ко мне подошел молодой стройный лейтенант и назвал меня.
— Я спросил, откуда известна ему моя фамилия?
— Я знаю вас по пустыне. Помните, я и моя сестра были воспитанниками дивизиона?
Я не верил своим глазам. Передо мной стоял красивый, смуглый, подтянутый лейтенант. Я вспомнил картины боев с басмачами, пески и двух перепуганных детишек.
— Неужели Курман?
— Так точно, — улыбнулся он.
Я крепко обнял его.
— А где твоя сестра?
— Она окончила среднюю школу и поступила в мединститут. Учится хорошо, жаль, что родителей нет. Мать так мечтала увидеть Сайрам врачом… Если бы вы знали, как я благодарен всему дивизиону. Коммунистической партии! Они сделали нас настоящими людьми.
Загудел паровоз.
— Ну, Курман, извини, мне пора. Может быть, встретимся еще.
Поезд тронулся. Я стоял в тамбуре и долго, пока не отъехали далеко, смотрел на Курмана, все еще махавшего мне рукой…
Вскоре началась Отечественная война. Лейтенант Курман с первых дней войны был на передовой. Получил несколько ранений, но после выздоровления снова возвращался в строй.
Время шло… Война подходила к концу. Курман прошел огненный путь до самого Берлина. На его груди сверкали ордена и медали.
Сайрам в тяжелых условиях военного времени работала в эвакогоспиталях и училась. В 1944 году она закончила мединститут и стала врачом-хирургом и тут же попросилась на фронт.
Сайрам работала в полевом госпитале под Берлином. Она не жалела сил и энергии, находила для каждого раненого ласковое слово, проявляла материнскую заботу.
Однажды, войдя в палату, она узнала среди раненых своего брата Курмана. Он очень изменился. Теперь это был не худощавый паренек, а возмужавший бывалый воин.
Сайрам переживала из-за раны брата, но слезы радости бежали по ее щекам: они теперь снова были вместе…
Когда враг капитулировал и Берлин был взят нашими войсками, выздоровевший Курман с Сайрам пошли к рейхстагу, над которым развевалось знамя победы.
Чуть погрустневшие шли они по улицам повергнутой и разрушенной вражеской столицы, и перед их глазами проходили картины жестокой войны. "Нет, никогда бы гитлеровские полчища не покорили Советскую страну! Никогда бы не встал на колени наш великий народ! Напрасно мечтал бесноватый фюрер сделать советских людей рабами немецких князей и баронов!" — думали они в этот момент.
Над разбитым рейхстагом величаво колыхалось красное знамя. Брат и сестра смотрели на него взволнованные и гордые. Стояли долго, и легкий ветерок ласкал их разгоряченные лица. Им казалось, что он прилетел издалека, из родных мест.
Наконец сестра сказала:
— Я еще больше рада за нашу победу! Такого врага победил наш народ! Неужели конец войне?! Даже не верится…
— Да, войне конец, Сайрам! — твердо ответил брат. — А мне сейчас вспомнилась пустыня и незабываемая трагедия в песках, когда басмачи зарезали нашего любимого отца. Все враги похожи друг на друга. У них у всех одинаковое нутро… Я только очень верю сейчас, особенно в эти непривычно тихие минуты, что войны больше никогда не будет! Не могут люди забыть всех ужасов и страданий, всей пролитой крови!
— Да… — мечтательно подтвердила сестра. — Но сколько теперь впереди работы! Ведь надо восстановигь половину света!
— Сделаем и это! — брат взял сестру за руку. — Пойдем, Сайрам, вечером отправка. Надо собраться.
Они пошли по разбитым улицам Берлина…
…Я уклонился от основной темы и рассказал читателям о дальнейшей судьбе детей Уста, усыновленных и воспитанных нашим дивизионом.
Вернемся к последней главе воспоминаний.